Комбриг. Путь к славе

Глава 16

Сотников сдавленно охнул, увидев, что светлячок трассера уткнулся старшине в плечо; он услышал негромкий вскрик — и трясущимися от волнения пальцами отстегнул «колотушку» с пояса, готовясь ее бросать.

До окопа боевого охранения казак гранату бы не добросил — ее бы никто не добросил на семьдесят метров… И вряд ли дальний взрыв одной-двух «колотушек» отвлекли бы пулеметчиков от цели.

Но выполняя инструкции комбрига, по вспышкам пламени на раструбе МГ-34 открыли огонь сразу два станковых «Максима». Расчеты тяжелых пулеметов тащили их вслед казакам передовой группы — и остановились, преодолев половину пути до германских траншей. До окопа боевого охранения, неосторожно вынесенного немцами сильно вперед, оставалось не более двухсот метров — и густые пучки трассеров быстро нащупали врага…

К концу 30-х годов станковый «Максим» сильно устарел — особенно в сравнение с «единым» германским машиненгевером МГ-34; у последнего на станке оптика, и темп стрельбы раза в полтора больший, чем у героя Первой Мировой и Гражданской. Громоздкий щиток и значительный вес советского станкача сильно ограничивают его мобильность, превращая в хорошо заметную мишень.

Но в тоже время значительный вес устойчивого пулемета дает ему хорошую кучность боя и прицельность в руках умелого расчета — а кожух водяного охлаждения позволяет вести огонь длинными очередями, без необходимости смены ствола… Оба «Максима» ударили внезапно для немцев — и быстро нащупали германский расчет короткими, пристрелочными очередями; затем врезали длинными.

Немцы, впрочем, отбивались до последнего — ответный огонь достал большевиков с их старым, громоздким «машиненгевером». Несколько пуль ударили в щиток, заставив пулеметчика отпустить гашетку; также лязгнуло по массивному стволу, повредив ребристый кожух… Но второй номер германского расчета уже запрокинулся назад с обезображенным русскими пулями лицом. Запрокинулся на живот и раненый в спину подносчик, попытавшийся было выбраться из окопа… Ему не хватало воздуха в пробитых пулями легких — и обреченный немец лишь молча, судорожно загребал землю растопыренной пятерней.

В следующую секунду тяжелый удар догнал сам станок, брызнули осколки оптики — а первый номер испуганно вжался спиной в стенку окопа, еще не поняв, почему же так сильно печет в правой руке.

А ведь жжение с каждой секундой становится все острее…

— Товарищ старшина, как вы⁈

— Нормально, Сотников, нормально…

Алексеенко ответил казаку сквозь стиснутые зубы; задело вроде по касательной, но кажется, зацепило ключицу — у самого сустава. От боли захотелось взвыть! Но будучи раненым старшина осознал, что теперь все решают считанные секунды — и единственный шанс выжить, это добежать до германских траншей и связать немцев боем… В поле, если врага сходу не задавить, немцы однозначно добьют отступающих — или просто залегших казаков. Запустят в воздух большие осветительные «люстры» — и в их свете догонят отступающих пулеметными очередями да беглым огнем минометов.

— Давай братец, вперед… Вперед, казаки, вперед!

За спиной уже взревели моторы Т-26. Понимая, что начавшаяся перестрелка всполошит немцев и фактор внезапности вот-вот будет утерян, танкисты спешили выжать из ситуации максимум. То есть преодолеть до немецких траншей наибольшее расстояние прежде, чем германские ПТО откроют огонь… Так что старшина упрямо побежал вперед, увлекая за собой казаков.

Побежал в надежде, что им удастся покрыть оставшиеся метров двести пятьдесят открытого пространства одним стремительным рывком…

Не получилось.

Казаки пробежали метров сто пятьдесят самое большое. А потом гулко замолотили германские пулеметы — и в воздух взмыли осветительные мины-«люстры», высвечивая кубанцев.

— Падай!

Алексеенко среагировал первым, с разбега рухнув на живот. Бежавший рядом Сотников сделал еще шаг, по инерции продолжая движение — но, подцепив Тимофея за щиколотку, старшина свалил его наземь… Пулеметная очередь прошла над головой парня, но сзади тут же послышался глухой шлепок пули о человеческую плоть — до боли знакомый ветерану боев с басмачами.

— Наземь падайте — и по-пластунки вперед!

Старшина закричал отчаянно, дав в крике выход физической боли; казаки стали дружно валиться наземь — а из-за спины вновь зарокотали «Максимы». В довесок к тому, с исходного рубежа звонко хлопнула «сорокапятка»! И хотя ее первая граната рванула чуть левее пулеметного гнезда, да с небольшим недолетом до траншеи — но активно паливший МГ-34 на мгновение замолк…

— Тимоха, давай ползком вперед, готовь гранаты… Мои «колотушки» еще возьми — а я вот, братишка, не смогу теперь по-пластунки, ранен. В окопах… В окопах догоню.

Тимофей, вытаращился на взмокшего от боли и напряжения старшину круглыми от изумления и страха глазами. И кивнул в ответ не сразу — медленно, словно заторможено. Потом, правда, пришел в себя, принял трофейные гранаты — и молча пополз к траншеям, впереди казаков.

…Молодого парня глушил грохот разгорающейся перестрелки; к рокоту пулеметов с обеих сторон добавились выстрелы противотанковых пушек — довольно точно выбивающих станкачи с обеих сторон. Танки не прошли и половины расстояния до траншей — и германские наводчики еще не могут толком разглядеть силуэты советских машин.

Зато минометчикам вполне достаточно света «люстр», чтобы нащупать ползущую цепочку казаков градом мелких 50-миллиметровых мин… Правда, им ответили из полковых минометов — а на господствующей высоте в тылу немцев начали гулко рваться тяжелые гаубичные снаряды!

И во всей этой какофонии выстрелов, взрывов и криков молодой казак упрямо полз вперед, сжимая в руках две гранаты. Пули и осколки покуда щадили его; немецкие пулеметчики словно бы не замечали вырвавшегося вперед русского, увлеченно нащупывая очередями или станковые «Максимы», или цепочку ползущих вперед казаков… Замирающих, как только землю впереди вспарывает строчка пуль! Тимофей же инстинктивно выбирал любые выемки на своем пути, стараясь нырнуть в ложбинку или промоину, укрыться от немцев земляной кочкой — и, наконец, подполз метров на тридцать с небольшим, распластавшись на дне неглубокой ямки.

Дистанция броска гранаты…

Парень лихорадочно скрутил колпачки с рукояток германских гранат — с удивлением отметив, что пальцы уже не трясутся. Рванул запальный шнур первой «колотушки» — и чуть приподнявшись над землей, размашисто швырнул ее в сторону ближайшего пулеметного расчета… Бросок вышел не шибко точным — граната пролетела метров двадцать пять и плюхнулась наземь, не дотянув до бруствера. Но время горения запала у германского трофея весьма солидное — не меньше пяти секунд. «Колотушка» еще не успела рвануть, привлекая внимание фрицев, как в воздух взмыла вторая граната. И эта полетела уже точнее — угодив на дно траншеи всего в паре шагов от станка… Грохнул первый взрыв! А третий номер расчета, преодолевая оцепенения, шагнул к «колотушке» — надеясь отпихнуть ее ногой в сторону.

Но потерянная секунда стала решающей. Граната грохнула уже под ногой зольдата, изрешетив его осколками и отбросив на станок; под тяжестью рухнувшего на него тела станок завалился… Мгновением спустя в сдвоенный окоп пулеметчиков влетела еще одна «колотушка».

— Вперед, братцы, вперед!

Отчаянный крик старшины послышался за спиной Тимофея. Алексеенко первым поднялся на ноги, поднимая на рывок и казаков — покуда германские минометчики не успели засыпать их градом мин… Звонко пальнула в русских 37-миллиметровая противотанковая пушка. Хотя ее фугасная граната не обладает сильным осколочным действием — но, пролетев над головой бойцов, она сбила динамическим ударом двух молодых парней. Ближние к ним казаки испуганно шарахнулись прочь — а позади уже раздался гулкий взрыв…

И все же наступательный порыв отчаявшихся кубанцев немцы не остановили. Замолчал пулемет на ключевом фронтальном участке — а очередные мины рванули уже за спинами бойцов, подгоняя их вперед… Матерый фельдфебель, вооруженный трофейным австрийским МП-34, попытался было организовать оборону зольдат, занимающих траншеи.

Но в сторону унтера, обозначившего себя короткими очередями, полетели еще две гранаты…

Тимофей бросал их уже в спешке — и первая рванула перед бруствером, с недолетом. Но осколки второй достали скривившегося от боли фельдфебеля; кроме того, взрыв оглушил ближнего к унтеру стрелка. Дальше ждать было нечего — немцы наверняка засекли позицию Сотникова; он словно нутром это почуял! Рванув «Наган» из кобуры, казак лихо рванулся вперед — отчаянно, на одной ноте завопив:

— А-а-а-а-а!!!

Последний рывок дался парню за считанные секунды. Тимофей даже не обратил внимания на ударившую вскользь пулю, вырвавшую клок ткани из ватника — и взрыв небольшой мины, хлопнувший рядом с промоиной, где он только что лежал… Нет, кубанец разогнался до хорошего конского галопа — и с разбега прыгнул в окоп!

Правда, не удержался на ногах — и неуклюже завалился спиной на дно траншеи…

Впрочем, эта неловкость и спасла Тимофея. Грохнул близкий выстрел винтовки — а пуля ударила в земляную стенку над самой головой… Германский зольдат мог бы добить упавшего казака уколом штыка — но вместо этого принялся лихорадочно дергать рукоять заевшего вдруг затвора.

На самом деле молодой немец просто очень спешил — и руки его едва слушались от волнения. Все же он справился с неплохим маузеровским карабином, дослав очередной патрон в ствол… Слишком поздно. Также растерявшийся в первые секунды Сотников поднял руку с самовзводным револьвером — и дважды нажал на спуск.

— Шайсе…

Раненый выронил винтарь из рук, со стоном осев на стенку траншеи — а впереди вновь раздался звонкий выстрел легкой немецкой пушки. На этот раз расчет сумел взять точный прицел — и зарядил бронебойную болванку точно в лоб русского панцера, уже вполне различимого в свете «люстры»! Танк резко замер на месте, словно налетел на каменную стенку — а дернувшийся вперед Тимофей вдруг заметил движение слева…

— Швайнехунде!

Обозвав казака свино-собакой, на него бросился камрад подстреленного Сотниковым фрица. Враг бежал вперед, выставив перед собой блестящий, хорошо заточенный штык-нож — забыв о том, что можно и нужно стрелять… Зольдата гнало вперед возбуждение боя, кипящий в крови адреналин — а ведь чтобы пальнуть, нужно замереть на месте и вскинуть приклад к плечу! Лишние секунды, растраченные попусту; не окажись в руке большевика револьвера, все могло бы сложиться иначе… Торопливые выстрелы «Нагана» ударили в упор — и третья пуля остановила немца, когда ему оставался всего шаг!

Всего шаг, чтобы погрузить заточенное острие штык-ножа в податливую человеческую плоть…

Тимофея натурально затрясло; едва сумев подняться на ноги, он с трудом нашарил пальцами последнюю гранату, висящую на поясе — для этого пришлось перехватить револьвер в левую руку. До орудийного капонира было не так и много — чуть менее полсотни шагов. Немцы разнесли свою батарею на довольно широком участке в двести метров — и рядом с Сотниковым оказалось единственное противотанковое орудие… Скрутив с рукояти крышку и рванув запальный шнур, казак широко размахнулся — и силой метнул «колотушку» вперед.

На сей раз бросок вышел не очень точным — граната не долетела до пушки нескольких шагов. Но близкий подрыв «колотушки» всполошил расчет, ранил осколком заряжающего… Рана его была легкой, но болезненной: задело тренированный бицепс правой руки. Впрочем, потеряв пяток секунд, выкормыш «гитлерюгенда» все же загнал бронебойную болванку в казенник…

Но экипаж танка, выбранного артиллеристами в качестве мишени, успел поймать орудие на прицел — и с короткой остановки вложил фугас точно в щиток пушки! Грохнул взрыв, разворотивший тонкий щиток и исполосовавший наводчика осколками — а тяжелый удар пули бросил Тимофея на стенку окопа…

Сотников успел заметить опасность, и даже развернулся к очередному зольдату. Но выстрел врага опередил казака — и левое плечо его взорвалось болью! А непослушные пальцы разжались, выпустив рукоять «Нагана»… Немец же решил, что может добить раненого штыком — и нанес укол длинным, точно выверенным выпадом. Как на учениях… Тимофея спасла развитая в армии подготовка, данная в кружке «Ворошиловских всадников». Он успел уйти от укола отчаянным рывком, с подшагом вправо — и вцепился в ствол карабина, когда немец потянул его назад.

Тренированный, физически развитый противник, впрочем, не сильно-то уступает казаку — а ранение сыграло против Сотникова. Рывок карабина бросил попытавшегося упереться парня вперед, на немца…

— Гнида!

Тимофей едва не потерял равновесие — но все же удержался на ногах, ухватив винтарь обеими руками… А почуяв сопротивление фрица, перенес вес тела на левую ногу — и силовой подсечкой правой выбил ближнюю, «нагруженную» ногу противника! Тут Сотникову пригодился «тутуш»… На ногах казак, впрочем, также не устоял, по инерции рухнув на зольдата — и сразу рванул рукоять штык-ножа.

Ударить, однако, не получилось. Фриц успел перехватить запястье Сотникова, цепко впившись в нее сильными, жесткими пальцами — а свободной рукой потянулся к шее казака… Ощутив стальную хватку германца на горле, Тимофей сперва запаниковал — ведь из-за ранения в плечо левая рука практически перестала слушаться! Как отбиваться?

Впрочем, мгновение растерянности было коротким — резко прогнувшись назад и сорвав с горла душащие его ледяные пальцы, казак все же ударил левой… С ревом ударил по основанию рукояти клинка, сжатого обратным хватом! Удар провалил штык-нож вниз, острие его впилось в плоть заскулившего от страха и боли немца — после чего казак догадался лечь на нож всем телом, погружая его в тело противника.

Смертельно раненый зольдат в ужасе забился под Сотниковым, но сбросить Тимофея с себя он уже не смог…

— Спасибо деда за науку…

Обессилевший казак откинулся на спину, привалившись к стенке траншеи; испуганно осмотревшись, он потянулся к оброненному «Нагану», пытаясь вспомнить, сколько патронов уже израсходовал. Но тут буквально над самой головой грянул протяжный крик:

— УРРРА-А-А-!!!

В траншею начали спрыгивать добежавшие до окопов кубанцы, сгоряча едва не пальнувшие в Сотникова. Спасли только вскинутые над головой руки и отчаянный крик Тимофея:

— Свои!!!

— Уцелел? Говорил же, в окопах догоню!

Также добежавший до траншеи старшина кивнул казаку, натужно и не слишком естественно улыбаясь. Потом разглядел рану на его плече — и опустился на колено перед товарищем, потянувшись за индивидуальным пакетом. Кивком головы Алексеенко показал на заколотого фрица:

— Смотрю, ты здесь крепко повоевал…

— Пришлось.

Тимофей ответил негромко, расслабленно — уверенный в том, что все плохое осталось позади, что бой окончен… На самом деле кубанцам далеко не везде удалось добраться до германских окопов — а где добрались, там вспыхнула напряженная схватка.

Страшен ближний бой! Выстрелы бьют в упор, нанося тяжелые, зачастую смертельные раны; в ход идут штыки, ножи и саперные лопатки. А поднявших руки и пытающихся сдаться безжалостно добивают с обеих сторон… Не смолк и огонь германских ПТО, пусть уже крепко повыбитых ответным огнем. На участке прорыва комбриг решился построить Т-26 третьего батальона перевернутым клином, копируя тактику немцев. Но ведь каждое прямое попадание бронебойных болванок с легкостью рвет тонкую противопульную броню русских «виккерсов», калеча и убивая экипажи…

Переждав первый артиллерийский налет на высоту, расчеты уцелевших германских гаубиц принялись спешно готовить их к бою — а из русского тыла вперед уже пошла вторая волна танков, ведомая самим комбригом.

Нет, бой еще только начинается…