Глава 14

…Внимательно рассматривая передний край немцев в командирский бинокль, я пытаюсь понять (а все чаще угадать), где же находятся огневые точки врага. Где укрылись пулеметные расчеты? Где спрятаны невысокие противотанковые пушечки со столь малым силуэтом, что их можно замаскировать в высокой траве? И где немцы могли расположить сдвоенные окопы минометчиков?

А то, может, смогу разглядеть и капонир чешского панцера Т-38 «Прага»? Недавно вот вдруг вспомнил «родовое» название этого танка…

Неожиданно для нас немцы ослабили давление на передний край и прекратили попытки прорвать оборону советских частей. В целом, это понятно — когда экипажи тех же Т-26 принялись массово зарываться в землю, пряча машины в танковых капонирах, немцы начали нести большие потери бронетехники. Наши «коробочки» довольно успешно цементировали позиции пехоты — в какой-то мере предвосхитив тактику применения БМП… В обороне даже остатки повыбитых танковых бригад стали воевать куда эффективнее — во многом потому, что в обороне наконец-то была налажена логистика поставок топлива и боеприпасов. Наконец, потери боевых машин регулярно восполняют маршевые танковые роты, прибывшие из резерва.

А встречный бой с чешскими панцерами обернулся неожиданным успехом моих танкистов; спорное решение разделить батальон на роты и атаковать противника на охвате с флангов, в конечном итоге принесло мне победу.

Победу… Какое горькое звучание у этого слова, когда вспоминаешь, сколько правильных русских мужиков (включая и белорусов, и малороссов) сгорело в «коробочках». И это нам еще повезло — столкнувшись с немцами, я догадался запросить авиационное прикрытие через штаб бригады. И когда появилась эскадрилья «лаптежников», их успели вовремя отогнать два звена наших ястребков… Кроме того, очереди крупнокалиберных ДШК стали крайне неприятным сюрпризом для попытавшихся спикировать немцев!

Также крепко выручила нас догадливость Акименко — комбат успел вовремя сориентироваться, и не дал сосредоточить танки в одном месте. А то ведь экипажи попробовали было чутка помародерить, хотя трофеев было совсем скудно… В сгоревших панцерах не осталось ни запасов консервов, ни наручных часов, ни германских пистолетов-пулеметов — а покинутых экипажами, сравнительно целых «чехов» было раз-два, и обчелся… Впрочем, незнакомая нашим танкистам техника сама по себе вызвала интерес людей, столпившихся вокруг подбитых Т-38.

А я как назло, не мог прийти в себя после драки — отпустило напряжение первого настоящего танкового боя, полноценным участником которого я невольно стал. Вроде бы действовал неплохо, пытался относительно грамотно командовать — и даже выручил экипаж с дымовыми шашками, вовремя сориентировавшись под обстрелом… Но в целом все происходило словно бы и не со мной, и на все происходящее я смотрел словно бы со стороны — временами теряя связь с реальностью. Стресс, адреналин — и отсутствие внятной боевой деятельности, способной помочь справиться со страхом. В этом плане, как ни странно, мехводу за рычагами или наводчику у панорамы реально проще — они действительно ведут бой!

Не то, что я…

В общем, пока я приходил в себя в танке, экипаж возился с перебитой гусеницей, меняя поврежденные траки — а прочие танкисты столпились у подбитых панцеров. Но я честно думал, что все уже позади… Выручил всех нас комбат — криком и матюками разогнав экипажи по машинам и заставив отогнать танки назад. Но все равно немного опоздали мы — пара «бэтэшек» накрылись, попав под внезапно рухнувшие нам на головы гаубичные снаряды… А после как раз и налетели «юнкерсы», что успешно отогнали наши «ишачки».

Батальон отступил к ближайшим посадкам, оставив у дороги все тех же разведчиков; чуть оклемавшись, я приказал рассосредоточить и замаскировать танки в сени деревьев, спешно закопав их в землю… Батальон потерял шестнадцать «бэтэшек», уничтожив двадцать три «чеха»; еще две или три машины немцы успели отбуксировать при отступлении. Я был уверен, что мы столкнулись лишь с кампфгруппой очередной танковой дивизии панцерваффе — достаточно сильной камфгруппой батальонного состава… На самом же деле кампфгруппа в составе роты Т-38 действовала чуть севернее — а мы дрались с основными силами танкового батальона, единственного во всей «легкой» дивизии. Но тогда я об этом не знал, а спешно занимал позиции для следующей засады, силясь как можно скорее собрать под рукой всю бригаду…

Полное развертывание, впрочем, мы закончили лишь к вечеру — а наутро штаб приказал занять оборону на участке фронта протяженностью в два десятка километров. По факту мы встали редкой цепочкой танков, что немцы смогли бы без труда прорвать, поставь они перед собой такую цель — но немцы отступили, заняв выгодные оборонительные рубежи чуть западнее нас… И еще под конец дня бригада получила новый приказ — двигаться вперед, догонять фрицев, не позволяя им зарыться в землю, выстроить прочную, эшелонированную оборону.

Вот только этот приказ сильно запоздал — мы уперлись в уже подготовленную немецкую оборону. Хорошо ещё, разведка вовремя обнаружила замаскированные траншеи — что я сейчас изучаю из небольшого леска, растущего километра за полтора от немцев.

Итак, какие у меня варианты? Если бы за счёт визуального наблюдения удалось бы обнаружить огневые точки врага — то отработать по ним из полковых миномётов и четырехорудийной батареи 122-миллиметровых гаубиц, что щедро подбросило мне командование. Снарядов к ним, конечно, не так много — но уж на одну хорошую арподготовку хватит…

А после пустить вперёд батальон танков, перевернутым клином — как это делают немцы! Концентрируя на узком участке фронта такое число стволов, что никакая оборона не устоит… Можно даже и не выявлять огневых точек, а просто обрушить вал тяжёлых снарядов на передний край в точке прорыва, выпустить боезапас — и порядок.

Проблема только в том, что у немцев за передовыми позициями виднеется высота — примерно за полкилометра от линии траншей. Вроде пологий такой холм, не шибко и высокий. Можно даже подумать про искусственное происхождение последнего — скифский курган? Почему нет?

Проблема в том, что высота эта господствует над местностью — и даже такой профан в военном деле как я понимает, что немцы разместили на ней что-то потяжелее, чем лёгкие 37-мм пушки и батальонные миномёты. Практически наверняка там стоят тяжёлые полевые орудия или гаубицы — а может, и тяжёлые зенитки «восемь-восемь». Их огонь сорвет танковую атаку, похоронив большую часть лёгких машин — следовательно, высоту нужно обработать в первую очередь…

Другой момент — скорострельные МГ-34. Со станков, оснащенных оптическими прицелами, германские «косы» устроят атакующей пехоте форменную бойню… По крайней мере, если красноармейцы будут наступать согласно устава, в стрелковых цепях — что было актуально в годы последней русско-турецкой, при «Белом генерале» Скобелеве. Он вроде как первым ввёл это тактическое ноу-хау… Но сейчас не 19 век и даже не Первая Мировая — а наступать короткими перебежками, под прикрытием пулеметов, мои казаки точно не умеют.

Хотя…

— Товарищ Тихонов, приветствую.

Командир казачьего кавалерийского полка майор Тихонов, высокий и худощавый кубанец с редким именем Евстафий (Евстафий Павлович) пожал протянутую ему руку, внимательно посмотрев на меня умными серыми глазами. Я вызвал его на передок, все в тот же лесок, откуда наблюдал за немцами; мы успели познакомиться, когда майор ещё только прибыл в бригаду, но пообщаться толком не удалось.

— Здравия желаю, товарищ комбриг.

— Не стоит козырять, Евстафий, не перед строем. Скажи лучше такой вопрос — есть ли в твоём полку пластуны? Имею в виду, настоящие — из тех, кто воевал ещё в Германскую в пластунских бригадах и реально может через нейтралку перемахнуть бесшумно и часовых снять?

Майор криво усмехнулся:

— Все пластуны на горных перевалах туретчины померзли да в боях гражданской сгинули. Уцелевших же нохчи перерезали, когда терские и сунженские станицы выселяли. Когда казаков гнали — словно собак бездомных гнали с родной земли, веками русским людям принадлежавшей…

Меня несколько обескуражил столь резкий ответ — это как сей майор вообще дослужился до командира полка РККА? Да ещё и озвучивал их вышестоящему начальству в лоб, без всяких затей? Но я быстро соориениировался — и уже мгновением спустя вернул ухмылку:

— А комиссара и политруков в полку вообще не предусмотрено? А то бы напомнили тебе про нелюдей вроде Анненкова, Унгерна, атамана Семёнова… В Гражданскую с обеих сторон были «перегибы». Но партия ведь со всем разобралась? Выселения прекратили, казаков и казачьи части вернули в армию? Да и Орджоникидзе нет в живых с 37-го года… Сейчас то мы ведь вместе, так? С одним врагом сражаемся? Так что ли?

Майор только пожал плечами:

— И комиссар, и политруки у нас есть. И я в Гражданскую в РККА служил с самого начала — с немцами, петлюровцами и поляками на Украинском фронте воевал… Часы наградные от командарма Егорова получил, так про него теперь разве вспомнишь? В остальном — а что мне до Анненкова и Семёнова? Они в Сибири буянили, на Тереке их не было.

Стараясь тщатетельно подобрать слова, я постарался ответить аргументированно — и при этом не распаляясь:

— Послушай, товарищ майор… Я с казаками не воевал в ту войну, а вот с немцами в Гражданскую немного довелось. И я так скажу — для гансов мы все русские. Хоть великоросы, хоть малоросы, хоть казаки… Хоть большевики, хоть беспартийные. А русские для бошей — это ведь уже не совсем люди, и явно не равные им европейцы. Ну, а если не совсем люди — то и поступать с нами можно не по людски… В Африке вон, ещё при кайзере немцы целый народ угробили, народ гереро — с женщинами, стариками и детьми. Так вот, мы для них сейчас не более, чем «гереро» — преступно занявшие принадлежащую им землю… Конкуренты за жизненное пространство, понимаешь?

Майор нехотя кивнул — и я, чуть приободрившись, продолжил:

— Теперь смотри. У фрицев две линии обороны, это как минимум. Передний край — траншеи, пулеметы, противотанковые орудия, миномёты. В тылу высота — там тяжёлые орудия… Наверняка уже все подступы пристреляны, у каждого станкача свой сектор боя — и все огневые средства увязаны в единую систему обороны. И бросить вперёд хоть пехоту, хоть танки с десантом — одинаково… Не эффективно. Накроют немцы ещё на подходе.

Тихонов понемногу начал понимать ход моих мыслей — но лишь отрицательно покачал головой:

— Я же говорю тебе, товарищ комбриг, пластунов среди моих казаков нет. Пластуны, если что, это прежде всего кубанцы — а терские казаки издревле конными воевали…

— И в секретах на лошадях горцев сторожили?

— В секретах спешивались. Но как настоящие, природные пластуны взять германское боевое охранение в ножи да закидать огневые точки гранатами ночью — того не сможем, как есть говорю. И разведгруппу, что проникнет в немецкие окопы и приведёт языка, мне собрать не из кого — нет у моих новобранцев нужного боевого опыта.

Мы немного помолчали, каждый думая о своём — отповедь Тихонова меня несколько… огорчила. Если говорить совсем мягко. Но и у меня ведь вариантов совсем немного, верно?

— Значит так, товарищ майор, слушай боевой приказ… Отберешь от каждой сотни человек по пятнадцать-двадцать наиболее толковых станичников, желательно — с боевым опытом. Ну, или хотя бы самых смелых и подготовленных… Саперы подготовят проходы в минных заграждениях, если они есть — и перед рассветом группа так называемых «пластунов» выдвигается вперёд. Именно, что по пластунски, не отрываясь от земли. Вперёд пусть человека три-четыре выдвинутся, головным дозором — и как можно больше с собой гранат возьмут… А как только они закидают окоп боевого охранения гранатами, я подам зелёную ракету — общий сигнал атаки; тогда остальные поднимаются на рывок до траншей. Если что, по проявившим себя дежурным пулеметам отработают сорокапятки, расчёты «Максимов».

Майор угрюмо бросил в ответ:

— Разведка боем?

— Разведка боем предполагает, что я бросил бы вперёд казачий батальон днем, в пешую атаку. В надежде засветить как можно больше огневых точек немцев… А так у бойцов есть неплохие шансы добежать до траншей и схватиться немцами в ближнем бою. С ещё не пришедшими в себя, сонными немцами — не разобравшимися, что происходит… Если что, танкисты передадут твоим хлопчикам все имеющиеся немецкие автоматы, по револьверу от каждого экипажа, поделятся гранатами.

Майор на этот раз уже ничего не сказал, просто согласно кивнул — и тогда я продолжил:

— В это же время гаубицы отработают по высоте, а в атаку я брошу танки. «Бэтэшки» подгоним на рубеж атаки на тихом ходу со снятыми гусеницами, чтобы траками не гремели — так что есть шанс, что фрицев не всколыхнем. На «коробочки» сажаем десант, как только начнётся бой, они выдвигаются вперёд; половину десанта высаживаем у траншей, вторая половина вместе с танками — в прорыв, к высоте. Её постараются обойти на как можно большей скорости — и выйти фрицам в тыл… К тому же склон с тыльной стороны более пологий, танки смогут пройти.

Немного подумав, я добавил:

— Заодно полковушки отбуксируем к линии немецких траншей — наверняка там есть готовые орудийные капониры. Так что поддержат прорыв навесным огнём по кургану.

Тихонов, также подумав пару минут, согласно кивнул:

— Добро. План толковый… Но ведь сам понимаешь, товарищ комбриг, что не все мины могут снять саперы. Что боевое охранение даже перед рассветом сохранит бдительность — и может вовремя открыть огонь… Что тогда?

Мне осталось неопределенно пожать плечами:

— Да ничего особо не меняется. Твои также поднимаются в атаку — а по проявившим себя огневым точкам отработают не только «сорокапятки», но и танки. Проявят себя чуть раньше — и пойдут в бой уже после того, как передовая группа добежит до окопов… Фронт атаки будет не шибко широким — метров четыреста, пятьсот от силы. И именно здесь мы сосредоточим все «Максимы» пулеметного эскадрона, «сорокапятки» бригады — и твоего полка. Десять снайперски точных орудий, двенадцать станковых пулеметов! Разве мало? К тому же часть «бэтэшек» с самыми опытными наводчиками я также оставлю на исходном рубеже — они будут гасить немецкие огневые точки на флангах группы прорыва.

— Ну, а если танки все же всколыхнут фрицев раньше?

— Тоже не беда. Во-первых, без лязганья гусениц фрицы не поймут, что перед ними танки. Во-вторых, «бэтэшки» мы ещё к полуночи подтянем метров на восемьсот пятьдесят к германским траншеям, чуть окопаемся — так что вряд ли немцы будут ждать атаку раньше, чем рассветет… Ну а так уж, как пойдёт — всего не предусмотришь.

— Понял… Ну, значит, ждём автоматы, револьверы и гранаты.

Майор первым протянул мне руку — и сжав крепкую, мозолистую (не иначе как от рукояти шашки) ладонь, я уточнил:

— Скажи честно, Евстафий — ты как решился-то мне все про казаков выпалить… Не сглаживая, так сказать, углы?

Тихонов только усмехнулся:

— Ну так сам же сказал — не козырять… Комиссара я тут не вижу — а командир бригады, вступающий в бой на танке в первых рядах, вряд ли окажется стукачем. Да и накипело на душе… Так что не обессудь, Пётр Семёнович, ежели какую резкость сказал.

Я вернул улыбку казаку, хлопнув того по плечу:

— Сработаемся.

Загрузка...