Комбриг. Путь к славе

Глава 10

Десять дней…

Десять дней назад Ватутин прибыл в мой госпиталь, сообщив о том, что 24-ю лтбр переводят на границу с Румынией. Тогда начальник штаба Украинского фронта всерьёз предполагал, что бригада станет острием советского наступления в Бессарабию… Реальность, однако, все расставила по своим местам.

И огромную роль в этой реальности сыграл шестнадцатый моторизованный корпус вермахта…

Элитное соединение, состоящее из двух танковых и двух пехотных дивизий, 16-й моторизованный нанёс тяжёлейший удар в слабый стык между группой Белова — и частями РККА, сражающимися подо Львовом. Удар, в общем-то, ожидаемый — и кажется, просчитать его было не так и сложно… Но ни советская авиация, ни спешно пополняемая 5-я танковая бригада Катукова, переведенная на этот участок вместе с 1-й моторизованной стрелковый бригадой и 99-й пехотной дивизией, наступление врага остановить не смогли.

На сей раз у немцев было очень сильное истребительное прикрытие — а Катукову достался участок фронта на открытой местности, протяжённостью в три десятка километров. Танкоопасное направление до начала осенней распутицы, что в этом году задерживается… И вместо танковых засад полковник был изначально вынужден растянуть свои машины тонкой линией, цементируя оборону пехоты.

Что ожидаемо прорвали клинья немецких панцеров — разумеется, после артподготовки тяжёлой артиллерии и мощных авиаудров…

Лишь на рубеже реки Золотая Липа, у живописного городка Бережаны 16-й моторизованный остановил контрудар 10-й «тяжёлой» танковой бригады РККА, вооруженной «средними» Т-28. В Великой Отечественной эти трехбашенные машины уже не смогли проявить себя из-за довольно слабого бронирования (30 миллиметров) и не шибко мощной, короткоствольной пушки-трехдюймовки… Но то Великая Отечественная. А пока защишенность Т-28 не уступает самым современным танкам вермахта — и орудие его вполне способно взять те же тридцать миллиметров лобовой брони «четвёрки» за километр!

Советский контрудар стал неожиданностью для немцев, наступление 16-го корпуса было остановлено… Однако 29 сентября пала Модлинская крепость — и развивая наступление на юге, немцы ввели в прорыв 15-й моторизованный корпус, состоящий «всего-то» из двух легкий дивизий… С учётом такого замеса, Ватутин был вынужден остановить формирование моей бригады — и спешно перенацелить её из-под Каменец-Подольска на северо-запад, под Чортков…

— Товарищ комбриг! Товарищ комбриг, разведка докладывает — впереди немцы!

Глубоко вдохнув сырого, пахнущего прелой листвой и прохладного утром октябрьского воздуха, я приказал радисту Филатову:

— Евгений, вызывай комбата, приказ колонне остановить движение… Уточни у разведки, каковы силы врага?

Стоя по пояс в открытом люке, я обернулся назад — с невольной тревогой окинув взглядом колонну сто первого батальона. В последний, под начало храбро воевавшего во Львове Акименко свели практически все оставшиеся в бригаде новые «бэтэшки» — сорок четыре танка… Да сверху добавили ещё шесть штук БТ-7А, «артиллерийских».

Практически полнокровный батальон…

Очень большие потери мы понесли во Львове — и во время первых, самых сильных бомбежек люфтваффе. Так что сто второй батальон пополнили старыми «бэтэшками» первых серий, со слабой лобовой броней — а сто шестой заново сформировали из старичков Т-26. До полной численности батальоны также не довели — сорок три танка в 102-м, сорок семь танков в 106-м.

Гаубичную артиллерии мне так и не дали — обещали батарею самоходок СУ-5, но прислать их не успели. Как, впрочем, и ЗСУ 29К на базе тяжёлых грузовиков ЯГ-10… Да мне много чего не дали! Например, затребованную мной «тридцатьчетверку» — а точнее её готовый в сентябре 1939-го опытный образец.

А-32, если не ошибаюсь…

И все же Ватутин постарался укомплектовать ударное подразделение несостоявшегося похода в Румынию всем, чем было возможно — те же артиллерийские БТ-7 тому пример. А помимо пяти полуторок с зенитными «максимами» (что я вообще-то забраковал, но ведь что дают!), мне все-таки выделили четыре грузовика с размещенными в кузовах крупнокалиберными пулеметами ДШК… И ещё два «Гочкиса» я всеми правдами и неправдами увел со складов польских трофеев.

Зато кавалерийский полк мне дали без особых заминок — и с положенными по штату батареями, и полноценным пулеметным эскадроном… Да какой полк! 78-й Терский казачий Невинномысский кавалерийский полк — из настоящих, природных казаков сформированный! Разве что казаки прибыли без миномётов — но четыре штуки полковых «самоваров» мне передали, так что все честно.

Разве что установить их в кузова полуторок нет совершенно никакой возможности. Тесно…

Но самое главное — хотя мне и не дали прототип «тридцатьчетверки», зато выделили трофейную «тройку»! Идеальный кандидат на командирскую машину — просторный внутри, с заложенным по штату разделением обязанностей наводчика и командира. К тому же мне достался именно боевой панцер с рабочим орудием и полным БК к нему… Да ещё полуторный боекомплект имеется про запас.

Причем взятый с боя с неисправной ходовой танк (судя по всему, трофей Белова) наши крепко так подшаманили. Вместо германской радиостанции, работающей в другом диапазоне частот, установили советскую 71-ТК-3 — а тридцать миллиметров лобовой брони кустарно усилили наваренными броневыми плитами. Судя по всему, срезанными с подбитых машин — и установили, где это было вообще возможно… И ведь получилась едва ли не композитная броня, достигающая толщины в шесть сантиметров в лобовой проекции!

И наконец, как изюминку на торте, к командирской башенке панцера наши умельцы как-то умудрились подогнать отечественную зенитную турель П-40! Уж не знаю, усмотрели необходимость в зенитном вооружение трофейного танка наши мастера — или это было пожелание самого Ватутина, беззлобно подколовшего меня за историю с подбитым «лаптежником»…

В любом случае, это был очень ценный подгон. Хотя бы потому, что в душе я ощущал себя совершенно лишним членом экипажа… И пусть разобраться в типах боеприпасов к трофейной пушке было не столь и сложно (как и понять принцип её заряжания) — но разве комбриг может выполнять обязанности заряжающего⁈ Да и к танковой оптике, если вдуматься, мне становиться не по чину.

Хотя тайком, в отсутствие Малютина я и пробовал поиграть маховиками наводки, не отрывая взгляда от телескопического прицела 37-миллиметровой пушки…

Но пострелять из орудия я не решился. Ведь если промажу по цели, то разговоров по бригаде пойдёт… Как же, ветеран Испанской, орденоносец, раненый в танке — а из пушки мажет! Да и не так-то просто самому, без подсказок и необходимого опыта разобраться с танковой оптикой — когда сам я еле-еле осилил шестикратный командирский бинокль, положенный мне по штату… Но к нему хотя бы инструкция прилагалась!

А вот легко разобравшийся с трофеем Малютин тихонько хвалит цейсовский танковый прицел…

Зато пулемёт мне куда как привычнее, проще и доступнее. И турель поставили на командирскую башенку, моё основное «рабочее» место — согласно штатного боевого расписания. И стрелять из пулемета по воздушной цели я пробовал — и даже попал! Пусть из более скорострельного МГ-34 с емкой лентой на две с половиной сотни патронов…

Но немцы ещё не успели обнаружить с воздуха следующую с юго-востока бригаду. Да и батальон больше полагается на две полуторки с ДШК — и две машины с зенитными установками «Максим», прикрывающими казачьи сотни… Кроме того, судя по сообщению разведки, мы вскоре столкнемся с врагом именно на земле — где наши шансы, откровенно говоря, заметно выше.

— Товарищ комбриг, Погонин докладывает: по грунтовке прошли три пушечных бронеавтомобиля и десяток мотоциклов с колясками. Наших разведчиков немцы не обнаружили.

Мама дорогая… Молодцы казачки, надёжно схоронились в зелёнке! Собственно, я послал в разведку несколько небольших дозоров численностью всего в отделение всадников, следующих сильно впереди радийных броневиков. У Погонина, например, имеется лишь пулеметный БА-20 — что он должен был спрятать сильно в стороне от дороги…

И судя по всему, старшина замаскировал свой броневик на совесть, надёжно. В противном случае три автоматических пушки живо бы помножили на ноль мой смешанный дозор… Но кто тогда идёт по дороге, если бросает вперёд столь сильно вооруженную разведку⁈

— Женя, вызывай Акименко.

Секунд пятнадцать спустя в наушниках раздался голос комбата:

— Слушаю, ноль десятый.

— Ноль первый… На дороге замечена немецкая разведка, броневики и мотоциклы. Наверняка следом идёт танковая часть. Если мы не зевнем, то успеем выйти к дороге — и вжарить разок другой по бортам германцев.

Кирилл ответил лаконично:

— Понял.

Собравшись с духом — и почуяв при этом, как участилось сердцебиение, я продолжил:

— Предлагаю следующее. Первая рота разворачивается редкой цепочкой по направлению к дороге, дистанция между «коробочками» сто метров. За бэтэшками Попова идут артиллерийские танки — уступом, в шахматном порядке; дистанция от первой линии триста метров. Я пойду с Поповым, во второй линии; остановимся метров за семьсот от дороги — и при появлении противника откроем огонь.

Сделав короткую паузу, я продолжил:

— Вторую и третью роту ведёте вы с Кругликовым. Держитесь на флангах, можете развернуть танки перевернутыми клиньями, как немцы; по возможности прикройтесь «зелёнкой». Дистанция от первой роты — пятьсот метров. В случае огневого контакта попробуйте охватить противника с флангов и выйти к немцам в тыл… Добро?

Это, конечно, странно, что комбриг Красной армии спрашивает одобрения у своего подчиненного. Но я ещё со времен Львова пытаюсь играть вдумчивого такого командира, всегда готового выслушать мнение и даже критику своих комбатов… В той, прошлой жизни я как-то услышал максиму, что хороший начальник — это тот начальник, кто не мешает работать своим подчинённым. Сам я не согласен с ней: считаю, что хороший начальник должен знать работу не хуже подчинённых и уметь организовать рабочий процесс… Но как ни странно, в нашей действительности эта максима нередко бывала справедливой.

Акименко, к моему вящему облегчению, вновь ответил коротко — и в тоже время довольно бодро:

— Выполняем!

Ну, вот и слава Богу…

Расстояние до грунтовки мы покрыли минут за пятнадцать. Первые октябрьские дожди уже оросили землю древней «Червонной Руси» — но раскиснуть местный суглинок не успел и для лёгких «бэтэшек» вполне проходим. Я по-прежнему высовываюсь из открытого люка трофейного танка… И ведь при этом моя «тройка» держится чуть впереди первой линии — на левом крыле танков капитана Петрова.

То есть ближе всего к вероятному противнику…

Но расчёт тут прост и логичен. Во-первых, у меня лучший обзор — и командирский бинокль с шестикратным увеличением, в то время как прицелы на всех танках имеют кратность 2,5х. Во-вторых, трофейный панцер имеет знакомые фрицам очертания — и хотя борта его украсили советские серп и молот, но в целом у меня довольно высокие шансы сойти за своего! Ну, до поры до времени… А там и следующие справа машины могут быть идентифицированы немцами как «свои».

— Чуриков, остановка… Илья, орудие к бою готово?

— Так точно, бронебойный уже заряжен!

Лейтенант Малютин, повышенный в звании за бои во Львове и награжденный солдатской медалью «За отвагу» (крепко уважаемой среди фронтовиков), лечился со мной в одном госпитале — и немного подумав, согласился пойти в мой экипаж. Наверное, свою роль сыграл тот факт, что моё представление на орден «Красной Звезды» ему завернули… Ведь после того, как мы оставили Львов, в штабе армии утвердили наградные листы лишь на комбата Акименко, удержавшего «Кортумову гору», и старшего лейтенанта Чуфарова, первым совершившего танковый таран. Хотя ему расщедрились даже на «Красное Знамя» — все-таки в самоубийственную атаку шёл на неисправном танке, да против пушечных «двоек»… Ну а «завернутого» Малютина я уже на своем уровне утвердил к почетной серебряной медали с изображением танка — и лейтенант сей жест явно оценил.

Тем более, что представилась возможность повоевать на трофейном танке — как никак, дополнительная мотивация. Илья забрал с собой свой последний экипаж, вытащивший командира из подбитой машины — а сообразительного и технически грамотного радиста Филатова подобрал уже я… К слову сказать, Малютину явно не терпится опробовать танковую пушку «тройки» — хотя последняя будет явно послабее «сорокапятки». И хотя изначально я рассчитывал, что вести огонь мы будем только в крайнем случае, в ситуации «самообороны» — но логика предстоящего боя сама толкает нас в драку…

Логика — и незнакомый мне, непривычный азарт драки. Последний неожиданно захватил меня, стоило лишь разглядеть в бинокль германские коробочки с тонкими длинноствольными пушками!

— Вот и отлично… Илья, на двенадцать часов вижу скопление деревьев ближе к дороге, там наверняка залегла наша разведка. А левее на три часа показались немецкие танки. Пока только голова колонны… Расстояние до противника… Тысяча триста метров. На новой оптике расстояние до немцев с моим бьётся?

Последний вопрос задаю с заметным волнением. Командирский бинокль, он ведь не только увеличение даёт, но и позволяет определять расстояние до цели по угломерной шкале… Но для этого нужно знать точные размеры вражеских панцеров, занимающих сколько-то делений угломерной шкалы. В данном случае — чуть менее четырех делений… А если на языке профессиональных военных — то германские танки видны под углом примерно в четыре тысячных.

Вот только я не знаю точно, какова их длина… Навскидку не более пяти метров, и примерно два — два с половиной метра в ширину. Однако, если немецкий панцер короче пяти метров, то по формуле расчёта выходит уже совсем другое расстояние до врага!

Мои опасения оправдались в полной мере — сноровисто довернув башню и всмотревшись в прицел, Малютин коротко поправил:

— Дистанция до врага километр пятьдесят метров, товарищ комбриг. Только эти танки я ещё не видел.

Закусив губу от стыда, я ответил не сразу:

— По очертаниям вроде на Т-26 смахивает… Но это не польские 7ТР. Больно пушки длинные, да и башня другая… А пушки ведь не у одного панцера — на всех машинах колонны! Думаю, это чешский Т-38.

Мне пришлось всерьёз прднапрячь память, чтобы назвать ТТХ машины:

— Если так, то калибр орудия у «чеха» тридцать семь миллиметров, лобовая броня не более двадцати пяти, и борта около пятнадцати… Но за счёт большей длинны их пушка посильнее будет — лоб башни нашей «тройки» и за километр возьмёт.

— За километр точно попасть в лоб башни нужно снайпером быть, товарищ комбриг… А мы, если что, в борт немцев точно уделаем.

— В борт успеем выстрелить один, самое большое два раза. Потом немцы лбом развернуться… И это ты у нас снайпер, Илья. Остальные экипажи так метко бить не смогут… Сам-то уверен, что за километр наверняка попадёшь?

Малютин ответил с некоторой неуверенностью в голосе:

— Должен. Но всё-таки в настоящем бою я из немецкой пушки ещё не бил…

— Понял. Евгений, вызывай ротного.

— Есть!

Спустя несколько секунд я услышал в наушниках голос комроты-один, Тимофея Попова:

— Ноль десятый, слушаю!

— Ноль четвёртый, вижу немцев на грунтовке, колонна танков в несколько десятков машин. Подходим к дороге метров на семьсот; огонь открываем, как только немцы начнут разворачиваться в нашу сторону… Или по твоему выстрелу, если сразу не заметят.

— Понял, ноль десятый.

— С Богом…

Закончив короткий сеанс связи, я обратился к экипажу:

— Ну что братцы, вы все слышали… Во время боя выполняем команды лейтенанта Малютина.

— Есть! — Илья коротко ответил мне, после чего обратился к мехводу, — Чуриков, двигай понемногу вперёд.

Замерший было танк неожиданно резко дёрнулся с места. После госпиталей и переформировки к опасности вновь приходится привыкать, и у мехвода немного играют нервы… Но это ничего — в бою подвести не должен.

Скорее даже наоборот — глядишь, обостренное чувство опасности поможет красноармейцу Акиму Чурикову увести трофейный панцер из-под огня… Играют нервы и у меня — как-то уж очень быстро азарт боя сменился сильным волнением, аж в горле пересохло! Едва слушающимися руками я закрыл обе створки командирской башенки, опустившись на свое сидение… И только после немного успокоился, пришёл в себя. В конце концов, обязанность командира танкового экипажа в бою — своевременно давать наводчику целеуказания.

Так что нечего трястись, коли сам вырвался вперёд. Все равно ведь уже не переиграть…