КОМ-6 (Казачий Особый Механизированный, часть 6)

09. В ЖЕСТКИХ УСЛОВИЯХ

ВОЗВРАЩАЕМСЯ НА БАЗУ

— Так! — командирским голосом заявил я и ткнул в лису пальцем: — Ты — живо в шагоход! Сидеть не шелохнувшись, как мышь под веником, иначе снова в трос обмотаем!

Мы загрузились, и Айко забилась в уголок, оглядываясь и сверкая глазками. Больше всего я боялся, что она за что-нибудь из любопытства дёрнет или гайку какую открутит. Наша бедная машинка и так на ладан дышит — хоть бы благополучно до базы доковылять!

— Хаген! Для начала — возвращаемся в ущелье.

— «Гостинцы» собрать? — сообразил Пушкин.

— Конечно! Что им зазря пропадать? Да и пара примечательных рыжих хвостов там должна валяться.

— Бесполезно, — подала голос Айко. — Оторвал — обратно не приставишь.

И даже обиды в тон подпустила, гляди-ка! Уж не думает ли она, что я сейчас извиняться буду⁈ Три раза!

Я глянул на неё сердито:

— Воротник на шубу жене справлю! У всех из простых лис, а у моей из волшебной будет. Поехали!

Мы шагали, нехарактерно скрипя суставами и припадая на правый бок. Я одним глазом старался за лисой всё равно следить. Мало ли, что я ей сказал — а ну как не утерпит?

Как же меня достали сваливающиеся на голову вот эти сюрпризы!Куда теперь сию великовозрастную девчонку девать? Натурально ведь девчонка — и на вид, и по поведению! Единственное, что про хвост она обмолвилась. Пятьдесят лет! Почешешь тут в затылке.

Я думаю, на каждый следующий хвост времени больше уходит. Она ж в мастерстве сильно вырастать должна.

И сколь, ты думаешь, ей годков?

Сто пятьдесят, поди.

Я мысленно присвистнул. Хотя… если кицунэ может тыщу лет прожить — вот и считай, всё в десять раз растягивается. Аккурат эта девчонка на пятнадцать лет и смахивает. И внешностью, и мозгами.

Избалована безмерно.

Полагать надо, никто ей укорота дать не мог. Творила, что хотела. Да ещё и с жизнями считаться не привыкла, всё ей будто игрушки. Как воспитывать будем, ума не приложу…

На Святогора вся надежда.

Да уж.

«Гостинцы» по ущелью мы, конечно, собрали. И хвосты обрубленные нашли — необычно длинные по сравнению с привычными лисьими, чуть не метровые. Айко при виде их снова скуксилась и начала причитать по-японски, так что Хаген живо спрятал их в короб с чистой ветошью, чтоб глаза не мозолили. Айко подулась маленько, а потом снова оживилась, побежала на что-то смотреть, чуть не влетела в растяжку (чуть не получила за это от меня по шее). Потом она «для порядка» захлопнула люк «Пантеры» и умудрилась его заблокировать. Как??? — никто не понял! Вот мы накорячились, пока привели его в рабочий вид, как те ребятки из неприличного анекдота про шагоход и добрую фею.

Айко всё это время сидела на определённом ей камушке (с запретом двигаться куда бы то ни было) и дулась.

Потом мы домчались до базы сводного Дальневосточного механизированного казачьего отряда и явились к атаману.

Айко мы поначалу во дворе оставили.

— Сиди и не вздумай чего учудить! — строго предупредил я. — Неизвестно ещё, что начальство про тебя скажет. Начнёшь гадости творить — враз ещё пару хвостов отсекут!

Этой угрозы оказалось достаточно, чтоб лиса тихонечко села на лавку, вжавшись в угол и всеми силами изображая приличное поведение. А мы пошли на доклад.

Я думал, у атамана от изумления глаз выпадет, но оказалось, что Святогор уже предупредил, и батька наш был, так сказать, во всеоружии.

— Молодцы, молодцы! Орлы! Хвалю! — Никита Тимофеевич в приподнятом настроении прохаживался по штабной палатке. — Оно понятно, что действовали вы не одни, в связке с иными подразделениями. Однако! — Он посмотрел на нас значительно. — Без казачьего механизированного не обошлось, так? Так! Считаем: боевую единицу в виде лисы-пятихвостки нейтрализовали — раз! Мамашу ейную вовсе вывели из уравнения на неопределённое количество лет — два! Это ж меняет все расклады!

— Никита Тимофеевич, чё с этой девкой-то делать? — осторожно спросил я.

— С какой девкой? — не понял атаман.

— Да с лисой этой! Айко!

— А вы её с собой, что ль, приволокли?

— А куда ж было её девать⁈ — развёл руками я. — Не там же бросить?

— Хм, действительно… Ну-ка, зови!

Айко вошла в палатку чинно, как первоклассница, только что без букета. Улыбалась аки солнышко, пока атаман оглядывал её пристальным суровым взглядом. Шейка тоненькая из воротника торчит, трогательная. Волосёнки торчком.

На жалость давит.

А то я не вижу!

— Вот что, — строго сказал атаман, — примешься шалить — живо спроважу тебя в губернскую магическую тюрьму. Будешь в магостатической зоне сидеть. Поняла?

Айко перестала улыбаться и смиренно, как это принято у японцев, поклонилась:

— Да, господин, — и ладошки этак лодочкой.

— В конце недели высокая комиссия приедет, — кивнул мне атаман, — по душу Фридриха твоего с Эльзой. Вот заодно и по этой барышне вопрос поставим. А пока шагайте в расположение. На предмет ремонта «Пантеры» завтра будем решать. Технари соберутся.

Ну, завтра так завтра.

Пришли мы к месту нашей стоянки, где у нас большая армейская палатка стояла. Так-то она на восемь коек, и поначалу мы в ней очень просторно располагались. Потом пришлось угол Фридриху с Эльзой выделить, и по ночам они там в абсолютной тишине еле слышно скрипели походной кроватью. Орднунг, мать их, немецкий. Ну ничё, поди, пока нас не было, отвели маленько душу. Теперь вот придётся для Айко закуток выгораживать. Невместно же ей с четырьмя мужчинами в одной комнате спать укладываться и всё такое. Вот же мало головной боли было…

Друг на друга Фридрих и Айко вытаращились, ровно дети малые:

— О майн готт! Это есть тот самый лиса! — возопил опальный принц. Видать, учил русские слова, молодец.

— Ух ты! Это же тот немецкий сёгун, который сбежал! — запищала Айко. — А где твоя огромная железная штука⁈ А можно на ней…

— А ну стоп! — рявкнул я. — Не военная часть, а цыганский табор на выезде! Не верещать! Глупых вопросов не задавать! Ты, — я ткнул пальцем во Фридриха, — взял словарь и учишь русский, десять страниц, чтоб от сих до сих! Нет, двадцать! Через три дня проверю. А ты, — я уставился на лису сверху вниз, — пойдёшь с Эльзой, она поможет тебе устроиться. Твоя задача: помогать на кухне. Чистоту, порядок блюсти! Марш-марш, чтоб я вас не видел и не слышал!

Сколько можно, в самом деле? Нянька я, что ли? Дайте хоть выспаться нормально!

ВОПРОСЫ ТЕХНИЧЕСКИЕ

С технарями пришлось разругаться в хлам.

— Послушайте, Илья Алексеич, — совершенно по-еврейски смотрел на меня старший техник (опять, кстати, Семёныч), — это ведь уже не шагоход, это одно название. Сами посудите: правый манипулятор вырван с мясом, система наведения повреждена до невосстановимого состояния, двигатель неоднократно пробит, магический контур нарушен! И это я молчу о множественных повреждениях обшивки.

— И тем не менее, машина дошла сюда своими ногами!

— Списываю это на ваше невероятное везение, потому что иначе как чудом я сию ситуацию обозначить не могу! Зачем вам такая морока? Спишите вы его в утиль, получите денежную компенсацию.

— Ловок ты, братец! На чём же я воевать буду⁈

— Да как все — на казённом! Дадут вашему экипажу «Святогора». Пожалте, три машины в весьма недурном состоянии в наличии.

— Э-э-э, нет, брат! Шалишь! Ушёл на войну, значит, на своей машине — а вернусь ни с чем? И компенсациями копеечными передо мной не маши! Положено по контракту восстановить — вот и восстанавливай! Нешто трофейных «Пантерок» нет? Не с чего запчасти снять?

Семёныч поморщился:

— Так ведь они все где?

— Где?

— На центральной рембазе! Туда сколько ехать! Да пока в том поле разберёшься — свалено навалом, «Пантер»-то в частях почти нету, некогда с ими разбираться…

— Значит, сами поедем! А машину чтоб не вздумали мне браковать!

В изрядно взвинченном настроении я побежал к атаману. Выбил у него запасной МЛШ — «Алёшу», двухместного, с такими я поднатаскался, пока мальчишек в университете петь учил — прихватил Хагена, и понеслись мы на центральную рембазу. Перед отбытием наказал:

— Фридрих! Вернусь, словарь проверю! А ты, вертихвостка, веди себя примерно! Никакого злостного вредительства не учинять. Тише воды, ниже травы чтоб!

— Яволь! — чётко ответил германский принц, а японка только глазками: мырк-мырк. Ох, понять бы мне, что сейчас и начнутся чудеса, да голова сильно пантерой занята была.

В общем, понеслись мы. Провозились три дня — туда-сюда дорога, да пока меж подбитых «Пантерок» нужные запчасти искали, пока снимали, да пока погрузку-доставку оформляли — не на себе же их переть!

Вернулись — а в нашем хозяйстве полный раздрай!

Нет, начну сначала.

Прибегаем мы с Хагеном на «Алёше», поставили его на запасной стоянке, пошли к своим… И на подходе ещё услышали возмущённые вопли Сани Пушкина. Кричал он нечто в духе «да невозможно же!» и «сил моих более нет!» Мы с Хагеном невольно ускорили шаг, переходя на бег.

— Кажется, эта шкодливая лиса допекла наших товарищей, — озабоченно высказался Хаген.

— Вот я ей задам! — посулил я в пространство, прибавляя скорости.

Крики нарастали.

— Что за шум, а драки нет⁈ — возопил я, влетая на площадку перед нашей палаткой.

Картина маслом, между прочим — стол накрыт под навесом, как будто для еды, а все вокруг стоят и голосят, только одна Айко хохочет ехидно, как это лисы умеют. Увидела меня, однако ж, сразу вид приняла приличный и безмятежный, жучка такая!

— Илья Алексеич! — воздел руки к небу Пушкин. — Ну это же невыносимо!

— Безобразие! — гневно присоединился Фердинанд.

— Невозможно терпеть! — поддакнула Эльза.

— Слава Богу, это наконец-то прекратится, — Швец держался спокойней всех, но, похоже, из последних сил.

— Тихо! — призвал всех я. — По порядку. Докладывай ты, Антон. А вы все сядьте, нечего подпрыгивать.

Расселись.

— Всё началось с того, — почти спокойно сказал Швец, — что в утро вашего отъезда Саня несколько опрометчиво заявил, что на каждую хитрую задницу у настоящего исследователя всегда найдётся свой болт с резьбой.

Тут Саня густо покраснел, а кицунэ быстро стрельнула на меня глазом.

— На что госпожа Айко, — продолжал Швец, — сказала: «Ну посмотрим».

— Так и сказала?

— Да.

— И что случилось?

— Сперва как будто ничего, мы поставили чай и принесли с отрядной кухни кашу. Сели есть. И оказалось, что чай солёный. Саня всегда две ложки сахара кладёт, так ему больше всех досталось.

— В сахарницу подсыпала?

— Да. Проверили, заменили сахар.

Айко сидела на лавочке пряменькая, глазки в пол — куколка, а не девочка.

— Ну ладно, дальше что? Не из-за этого же вы орали?

— Так на этом дело не кончилось! Саня свой чай выплеснул, нового из чайника налил — и…

— Снова солёный? — предположил я.

— Ага. В чайнике кипяток. И когда, главное, успела? Только что наливали — просто вода была, а пока он ходил, отвлеклись.

— Мне прямо интересно, что будет дальше.

— За обедом Саня тщательно следил за чайником. Никого к нему не подпускал. И сахарницу проверил. Начинаем пить чай…

— Солёный? — хором спросили мы с Хагеном.

Антон только кивнул:

— В бачке воду посолила. Пришлось выливать, бачок мыть, новую носить.

— Та-а-ак…

— Вечером Саня всё проверил: воду в бачке, сахарницу… Всё равно.

— И как? — я посмотрел на лису.

— Да она нам сама сказала, — ответил за неё Швец. — Она соли заранее в чайник насыпала.

Меня начал разбирать смех.

— На следующее утро мы проверили и чайник тоже. Но она заранее посолила заварник.

Хаген с совершенно непроницаемым лицом издал сдавленный хрюкающий звук. Мне прямо интересно было: что же ещё?

— В обед мы следили за ней уже все вчетвером. Всё было чисто. Но чай… Ну вы поняли.

— И как в этот раз?

— После завтрака Айко мыла посуду. И ополоснула кружки крепким солёным раствором. Они высохли, ничего не бросалось в глаза. И когда в них попала жидкость…

— Понятно. Полагаю, перед следующей едой вы перемыли все кружки и ложки?

— Правильно. И в этом была наша ошибка. Потому что она насыпала соли на дно жестянки с ложками. Пока они были сухие, ничего не прилипало, а вот сложили мокрые…

— Так! — Саня вскочил, не выдержав всех этих перечислений. — Пойду-ка я к соседям, чайку попью! — и быстрым шагом удалился в сторону ближайшего «Святогора».

— Он так психует, потому что вчера выпросил на кухне горсть рафинада, кускового. Сели сегодня чай пить — а он весь солёный.

— Беспримерная бурда, — сказал вдруг Фердинанд. — Буйствует! Барагозит! Бить баловницу.

Так, похоже, принц наш покуда слова только на букву «б» выучил. Но старается. Даже с падежами вон угадал.

Что с хулиганкой вот делать? Понятно, что обошлось без жертв, и три дня она довольно беззлобно мотала людям нервы. А как угадать, где у неё понятия о допустимых краях?

И есть ли они вообще?

ВОСПИТАТЕЛЬНЫЕ МЕРЫ

Пока я раздумывал о воспитательных мерах, Айко подняла свои бесстыжие глазки и нахально прищурилась на Антона:

— И это пока, заметьте, безо всяких магических усилий. Всего лишь голову включить! — она изящно постучала по своему беленькому лбу тоненьким пальчиком.

И так это было высокомерно сказано, что у меня всякий смех испарился.

— Ах ты, шмакадявка мелкая! — я начал вставать, не зная ещё, как и что предпринять, но таким нахальным манерам я спуску давать точно был не намерен, и тут из воздуха в десяти шагах напротив меня выпал Святогор.

— Здорово, братишки! — буркнул он сразу всем, выдёргивая из штанов кожаный ремень. — Обещал же через три дня. Чуть не забыл!

С этими словами он деловито протиснулся мимо нас, сгрёб Айко за шкирку и потащил за палатки.

— Я не п… — только и успела пискнуть она. Не знаю уж, что она хотела сказать — «не поняла» или «не пойду»? — но на большее времени не хватило. Ремень свистнул, рассекая воздух. Щелч!

— Ай!

С-щ-щелч!

— Пусти!

С-щ-щелч!

— Я не хоч…

С-щ-щелч!

— Мама!

С-щ-щелч!

— За что⁈

С-щ-щелч!

— А-а-а-а-а!

С-щ-щелч!

— Папа!!!

С-щ-щелч!

— Я больше так не буду!!!

— Ну вот. Давно бы так. Смотри мне, не чуди!

Святогор показался из-за палатки, сурово вдевая ремень в шлевки брюк. Следом семенила Айко — губёшки дрожат, на ресницах слёзы. И испуг?

Эльза, кажется, была в шоке. Она подскочила и бросилась к японке, утешая «бедную девочку», увела её в палатку.

Святогор проводил их хмурым взглядом, подошёл к нам, сел за стол.

— Чё смотрите? Знаю я ихнюю породу лисью. Да ещё такую балованную. Не могло того быть, чтоб три дня она утерпела и никому не поднапакостила. Первый раз, поди, в жизни по жопе-то получила. Будет думать теперь. Недолго, правда. Так что я ещё приду, закрепить. Раза два-три так. Потом мозги у ней маленько работать начнут. Ну чё — чаю, что ли, мне налейте? Раз уж сидим.

— Только у нас весь сахар солёный, — извиняющимся тоном сказал Швец. — Так вышло.

Святогор пытливо заглянул ему в лицо:

— Ну вот, что я говорил! Не могут они чтоб не пакостить! — и словно за поддержкой, обернулся ко мне: — А что делать? Будем учить…

Дорогие читатели! Работать совсем без передыху всё-таки тяжеловато. Просим пардону. Со следующей недели попробуем режим: с понедельника по пятницу глава каждый день в период 12.00 — 12.30 (по Москве), суббота-воскресенье — выходной.

Спасибо за понимание.

Вы лучшие!