НА ГРЕШНУЮ ЗЕМЛЮ…
— Ваше превосходительство, мы можем быть свободны? Устал я, силов никаких нет…
Он ещё раз оглянулся.
— Д-да-да, конечно, ваша светлость. Вы можете быть свободны.
Я встал и чего-то покачнулся. Скорее, от психологической усталости, чем от физической. Столько сил выпила эта «Кайдзя»…
— Пойдём, Илья. — Айко подставила мне плечо.
Пока шёл по этим узким коридорам, всё пытался унять дрожь. Оно всегда так — отходняки боевые. В горячке боя ничего не чувствуешь, действуешь. А потом накрывает. Вышли на палубу. А там уже суета всякая. Солдатики русские носятся. Короткие колонны пленных японцев конвоируют, ящики какие-то таскают. Короче, все делом заняты. И мы тут красивые нарисовались, по сторонам пялимся.
Судя по всему, именно наша праздность и не понравилась какому-то чистому и лощеному полковнику с довольно-таки надменной рожей. Он высокомерно взирал на всеобщую суету, похлопывая по сапогу почему-то кавалеристским стеком. А тут — мы. Ладно, я перекинулся — форма чистая. Была, пока я помощью Айко не воспользовался. А уж она-то по уши расписная! Честно говоря, по-моему, ей просто нравилось эпатировать встречную публику. Ну и сочетание белого и кроваво-красного цветов тоже. А вот полковник, нас завидев, натурально взбеленился:
— Кто такие⁈ Почему находитесь на захваченном шагоходе? Почему в таком расхристанном виде? Отвечать!
Чего-то это меня так выбесило, прям сильно!
— Ты б угомонился твоё высокоблагородие! Это вообще-то мой шагоход! Пока я документы по передаче не подписал! Это раз! Второе! Ты как к герцогу обращаешься? Отвечать!
Стоит, рот раззявил, глазами хлопает.
На нас уже стали оглядываться, останавливаться. Айко, обрадовавшись зрителям, принялась заламывать руки и артистично дёргать меня за рукав:
— Успокойтесь Ваша светлость! Господин не знает, кто вы! Простите дурака! — На этих словах полковник опять дёрнулся.
А мы развернулись и пошли к краю борта.
— Есть идеи, как вниз спускаться? А то чего-то нет желания опять на когтях…
Ничего не ответила мне лиса. Ага, прям как в сказке. Она просто подцепила мена за портупею со своей силой нечеловеческой — и прыгнула вниз! Я аж рефлекторно руки-ноги поджал — ждал, что камнем вниз полетим, со свистом. Ан нет! Спланировали плавненько, как пушинка одуванчика. Или как у японцев положено? Как лепесток сакуры?
Плавно, в общем, летим.
Картина феерическая. Парашютом надо мной — лиса, распушив хвосты, а я значицца, болтаюсь в её лапах. Хорошо, что я в момент не перекинулся со страху! Вряд ли она меня в облике удержала бы. Хотя, кто её, шкоду, знает?
Не успел ногами земли коснуться — мысль, как обухом по голове: как там наши? Сразу в медведя обернулся:
— Прыгай!
Лиса уже привычно оказалась у меня на шее, и мы побежали к месту последней схватки «Святогора». Добежав, я даже не сразу смог протиснуться, собственно, к месту боя, так всё битым железом было завалено. А потом этот вал чуть дрогнул и, расталкивая металлолом, вышел «Детина».
— Илья, ты⁈ — радостно загудел динамик. — Живой! Да ещё с лисой!
— Ага. А мои⁈ «Пантера»?..
— Живы твои! Все живы. Не тут оне! — «Детина» показал правой пушкой направление.
— Спасибо! — Я помчал, куда показали.
— Да не за что! — пробасило следом.
ВЫЖИВШИЕ
На окраине поля генерального сражения стоял куцый строй условно неповреждённых шагоходов. Как же мало нас осталось! А вот и «Пантера»! А вон и Хаген у машины, треплется о чём-то с другими казаками. Он словно взгляд мой почувствовал — обернулся и увидел бегущих меня и Айко! И засиял глазами:
— Ура Коршуну! Ур-р-р-ра!!! — и шлем в воздух подбросил, ирод!
И все принялись орать: «Ура!» — и даже попытались меня подбросить вверх. Но тут уже не сдюжили. А перекидываться в человека я побоялся — затискают! Зато Айко свою дозу обнимашек получила сполна. Кажный выживший посчитал своим долгом подойти и обнять лису. И, конечно, слов добрых наговорить. Восторгов там всяких, благодарностей.
А потом случилось дивное. Она словно окуталась белым светом, взлетела над землёй метра на два, а когда свечение потухло — плавно опустилась.
— Это чего сейчас было? — Я снял облик и вгляделся в лису. — Тревожиться уже пора или можно обождать?
Айко, не веря в происходящее, завертелась юлой и запищала:
— Ого! Илья! Илья, у меня хвост вернулся! Мой четвёртый хвостик!!! Я теперь снова четырёххвостая ногицунэ! Как быстро-быстро! Мамочки! Не может быть!!! — Снова как пулемёт трещит. Вроде как повзрослеть должна маленько, как она там сама говорила, а что-то не заметно.
— Да успокойся ты, егоза! Рад за тебя, но дай хоть друзей спокойно обнять!
Оставив её прыгать на месте от радости, я повернулся к Хагену.
— Князья живы? И где наши?
— Наши с «Пантеры» в госпиталь пошли. Саню и Антона тоже посекло, с другими сравнить — царапины. Но обработать надо. Так я здесь, велено ждать было, а они своим ходом пошли. Антону, наверное, даже шить придётся. Здорово ему щёку распластало.
— Как⁈ — Айко протолкалась к нам сквозь строй благодарных казаков и закрутила носом, быстро переводя взгляд с меня на Хагена и обратно. — Зачем шить⁈ Я же могу лечить! Такие раны я могу быстро! Я умею! Где они?
Хаген махнул рукой:
— Вон там, видишь, большие палатки белые?
— Ага! Я мигом! — и понеслась в указанном направлении, только хвосты мелькнули.
— С остальными нашими что?
Он помрачнел.
— Насчёт Ивана, Серго и Пети тебе лиса рассказывала?
— В общих чертах. Что сделала всё возможное.
Хаген покивал, поджав губы.
— Я когда в кабину к «Святогору» залез…
— Первые добрались?
— Мы — да. Но тоже задача вышла… Люки перекосило, я через пролом… А Серго защиту держит, совсем уж не соображая, на инстинктах.
— Ядрёна колупайка…
— Именно что она! Хорошо, он отключаться начал. Как щит мигнул, я и проскочил.
— А если б он тебя пополам порезал, как тот портал⁈
— Некогда было раздумывать, Илья Алексеевич. А у меня с собой аптечка была. — Он помолчал. — Но, честно скажу, были бы стандартные лечилки, а не Евдокии Максимовны, не удержали бы мы парней до прихода Айко. И так всё уходило, как… Я даже не знаю…
— Да как вода сквозь песок! — воскликнул подошедший Федя. — Счастье наше, что лиса с нами оказалась! Вообще молодец девка. Если б не она — не дождались бы князья никакого телепорта. Удержала она их на грани, считай, по ниточке рядом со смертью прошли.
— Будут живы-то⁈ — отчаянно вопросил я. — Хватит меня пугать уже! По кра-а-аю!.. Рядом со сме-е-ертью! Куда отправили-то⁈
— Как самых тяжёлых — в госпиталь императрицы. Там, — Федя нахмурился, — помимо ран обычных магическое истощение крайнее, так что, сказали, быстро назад никак не получится. Дай Бог, чтобы уровни магические восстановились. Да вопрос ещё, обойдётся ли без инвалидности.
Страшноватую я, честно говоря, представил себе картинку…
— Вы нормально можете мне объяснить: какие повреждения, что? Я вам не красна девица, чтоб юлить да иносказаниями маяться!
— Ивану оторвало ногу, — с нордической прямотой брякнул Хаген. — Правую. Ниже колена точно ничего нет, выше — крошево. Я сам жгут накладывал. Сильнейшая кровопотеря. По магическим травмам я не специалист, но, похоже, он был на нуле. Серго… Он в звериной форме был. С половины черепа скальп снесло. Я не знаю, как он в таком состоянии щит держал. А у Петра, кажется, тяжёлая контузия. Очень тяжёлая. Это я сам слышал, как императрица сказала: «Этого в первую очередь, очень плох».
То есть, хуже, чем Иван с оторванной ногой, япона мать…
— Илюх, — неуверенно прогудел Федя, — ты это… Не казнись… Живы! Даст Бог — выправятся! И вообще! — Он решительно рубанул рукой воздух: — Все мы бойцы! Они сражались геройски! И твои тоже — можешь гордиться! «Пантера» нам здорово помогла. А Пушкин ваш — вообще снайпер. Я, значит, когда боезапас закончился, в рукопашную полез. И только замахиваюсь — бац! У вражьего «Сенджо» во лбу дыра! И когда «Святогор» княжий окружили, пытался пробиться — барон твой так отмудохал пару СБШ, моё почтение. И это учитывая, что «Пантерка» — не контактник! Буду на ваш экипаж наградные листы писать! — неожиданно закончил он. Потом постоял, постоял и добавил: — А то, что вы с лисой эту хреновину, — он кивнул на неподвижный «Кайдзю», — остановили — вообще выше разумения. Это уже не моя епархия. Пусть атаман разбирается.
Внезапно накатила новая волна усталости, аж ноги подгибаться начали.
— А чего мы тут стоим? Пошли в часть, помолясь?
— Кажется, я видел штабных со списками, — Хаген оглянулся. — Точно! Вон, «Детины» пошли.
— Мы пересчёта ждали, что ли?
— А ты как думал? — Федя опять недобро посмотрел на «Кайдзю». — Потери — страшные. Кто ж ожидал-то? — Он смурно кивнул на японскую громадину: — Ты их там всех порвал?
— Не-е, ты что? Там же такая уйма народу!
— Ж-жаль!
И так он это сказал, что мне оправдаться захотелось, что ли…
— Чтоб точнее: верхнепалубные расчёты — все. И в тех коридорах, по которым мы до командной рубки прорубались, никого живого не осталось. А когда сдались уж — извини, по конвенции положено сдавшихся принять.
Фёдор сурово оглядел поле, покрытое обломками машин. Сколько тут русских? Ох много… Лицо его сделалось жёстким:
— А я б не жалел! — отрезал он и пошёл к своему «Архангелу».
СПАТЬ. РЕШИТЕЛЬНО — СПАТЬ!
Я повернулся к Хагену.
— Пошли, лису да Саню с Антохой подождём — и в расположение…
Давай залезать в шагоход, а у самого руки трясутся, как курей крал. Вот устал-то… Хаген уселся за рычаги, но даже «Пантера» шагала словно замученная. Мы неторопливо дошли до палаток полевого госпиталя. Присели в бивуачное положение. Я вылез на верхнюю площадку башни, сидел, ноги свеся. Даже не болтал, настолько сил не было. Потом вылез Хаген.
— Какие мысли, Илья Алексеич? Что думаешь делать с трофеем? Себе забрать?
— Да ты что, сдурел? Нахрена мне эта дурища⁈ Мы с тобой «Кайзер» отдали, а он во сколько раз меньше будет? Хаген, да тут только экипажа полдеревни придётся сговаривать служить. А дизель? Мне к Карлуку ветку железнодорожную придется тянуть, чтоб цистерны паровозом тягать! Или на Ангаре, в порту, его парковать? Не-е, нам такое не надо! А вот «Архангелов» пару прикупить в придачу к «Пантере» — это можно. Только нужно ли? Думать будем, прикидывать.
Через полчаса из палаток вышли лиса, Саня и Антоха. Увидели меня — засияли, как начищенные империалы. Приятно.
Все наперебой бросились делиться новостями, в том числе и про Ивана сотоварищи.
— В госпитале только о них и говорят! — восторженно рассказывал Саня. — Соколы — они же в ближнем бою мастера. Так пока вы с лисой против «Кайдзю» воевать побежали, они успели в своей неподражаемой манере поперёк вражьих стройных рядов пронестись и изрядно их понять.
— Навёл Сокол сумятицы, выходит? — усмехнулся я.
— А как же! — с жаром включился Антон. — Вы думаете — почему его целая толпа выцеливала? Там же вокруг него аж кипело прям! А почему, когда его зацепить исхитрились, к нему столько вражин со всех сторон кинулось⁈ Встал он им поперёк печёнок! Вы видели, сколько вокруг него железа навалено? Машине чуть не по пояс! Все обсуждают…
— По последним подсчётам, — вступил Хаген, — княжеский «Святогор» единолично уничтожил четыре японских тяжа, одиннадцать СБШ и два лёгких шагохода. Это на основании скопившихся вокруг него останков, не считая последних, в уничтожении которых принимал участие и наш экипаж тоже.
— Вот! Вы слышали! — Пушкин, у которого явно появился ещё один кумир, чуть не подпрыгивал. — Только тяжей четыре штуки уработал! Да остальных!!! Это же какое-то невозможно огромное количество! Да в одну каску! Мне вот рассказывал техник из эвакуационной команды, они когда завалы железные разгребали, в японце лёгком боезапас рванул — вот его осколками и посекло, тоже в госпитале лежал, пока его Айко заодно не подлатала. Так он больше всех орёт — типа: «Я сам видел!» Говорит, у «Святогора» княжеского половины опоры не было, и манипулятор со щитом заклинило в одном положении, и всё равно!..
— Да, все свидетели в один голос твердят: так оно и было! — подтвердил Швец. — Чтоб в одного — это подвиг! Прям героический подвиг. Семёныч обещал, что лично голову открутит тому, кто хоть одну запчасть со «Святогора» свинтит. Он его как памятник собирается поставить!
— А чего Семёныч-то в госпитале делал?
— Своих навещает. Ты не думай! Технари с нами на равных в бою участвовали. Ты с лисой убежал — и не видел, как мужички снарядные ящики чуть не на середину поля смогли утащить. И даже пару «Детин» сумели зарядить. Прям там.
— О как! Это да-а!
Пока шлёпали в расположение, лиса залезла на верх, ко мне.
— Илья. Не печалься так. Твои друзья со «Святогора» выживут. Лисы такое чувствуют. — она для убедительности интенсивно закивала, изо всех сил тараща глаза. — И даже не особо покалеченные будут.
— Ну ты врать! Если Ивану ногу оторвало! «Не особо покалеченные будут!» — передразнил я лису.
Айко как-то подобралась и снова перестала казаться девчонкой, приблизила свой нос к моему, глазки заблестели щёлочками:
— Ты реально ничего про меня не знаешь? Про возможности кицуне?
Выглядело и звучало довольно зловеще, но у меня сил на испуги совсем уж не осталось, так что я просто на неё таращился. Не дождавшись от меня особенных реакций, Айко торжественно заявила:
— Я могу вырастить ему ногу заново! Только это долго. — Она приняла нормальный вид и задумалась, выпятив губу. — Год где-то. Или два.
— Ого! А чего ж ты в боевики-то пошла? С такими умениями?
Она рассмеялась совсем уж беспечно:
— Так скучно же. Травки собери, правильно их приготовь. Потом заставь больного правильно их принять, а он капризничает. То лежать не хотят, то наоборот — нужные упражнения делать. А потом все претензии к кому? — Я понимающе кивнул, и Айко легкомысленно взмахнула рукой: — Ну их!
— Надо тебя с маман моей познакомить.
— А кто у тебя мама? — насторожилась она.
— Лучшая по Сибири травница, — с гордостью похвастался я. — Ну и медведица. Белая.
— Ах, как интересно! Очень интересно! Познакомь! Я только за!
— Только это, — урезонил я японку. — Маман сильно сурова ндравом, как бы не суровее папаши твоего!
— Ой! — Айко инстинктивно прикрыла руками афедрон.
— Вот и не ойкай потом!
Так за неспешными разговорами и добрались до части. Ужинали в молчании. Устали сильно, да и пустые столы у соседних палаток радости не добавляли. Судя по всему, боевых выходов теперь сильно прибавится, при такой-то нехватке личного состава. Ладно. Там поглядим.
— Ребяты, я — спать. Утро вечера мудренее. Не будить, не кантовать, при пожаре выносить первым!
Парни усмехнулись нехитрой шутке и остались что-то обсуждать за столом. А я — спа-ать! Еле как сапоги с формой стянул…
Утро началось с вестового. Батяня в таких случаях ворчал — «Каком бычьим!» в смысле — «Как обычно!». Велено было срочно всем командирам уцелевших машин к атаману, в штабную. Быстренько поплескав холодной с ночи водицы в лицо, поспешил выполнять. А то щас как получу на орехи, невзирая на чин и разнообразные геройства.
Еле успел. Палатка была уже полна. У карты нетерпеливо расхаживал атаман и вертел в руках указку.
— Так! Бойцы! Внимание! — Все примолкли. — В связи с катастрофической убылью личного состава на боевые выходы готовьтесь к урезанному графику. Канцелярия щас подсчитает, что да как. Пополнение ожидается через неделю, а пока нужно, братцы, урезать отдых!
Казачки вновь загудели:
— Да оно и так понятно, — проворчал кто-то сзади. — Никита Тимофеевич, отец родной, ты уж обскажи нам, сколько наших…
Атаман помолчал. Да и над всем собранием повисла осязаемая тишина.
— На сегодняшний момент потери — шестнадцать экипажей. И раненых восемь сотен человек.