10. И Я В ЭТОМ ДУРДОМЕ ГЛАВНЫЙ!

ЦИРК С КОНЯМИ

Утро у меня началось с вестового.

— Господин сотник, вас к атаману!

Ага. Ежели с утреца — значит, какая пакость образовалась. Но делать нечего. Приказ начальства, — оно дело такое.

Пришёл. Доложился. А он мне с ходу:

— Значит так, Коршун! Серьёзный к тебе вопрос, — и на стул напротив кивает.

Я присел, руки, как он же, замочком на столе сложил:

— Слушаю, Никита Тимофеевич.

— Вот и слушай. Техники мне всю плешь с твоей «Пантерой» проели. Старший механик прибегал жаловаться, мол, проще новую купить, чем эту рухлядь реанимировать, а Коршун требует!

— Конечно, требую! — не повёлся я на окольный заход. — В документах как сказано? Личная техника на гарантии восстановления. Пусть и восстанавливают. А то ишь, завели мне — на металлолом сдать! Умники!

— Да ты пойми, что «Пантере» твоей почти хана!

— Э-э, нет, Никита Тимофеич! Как положено, так и делать будем. К тому ж я и запчасти уж достал. Зря ли мы с Хагеном три дня по свалке корячились?

— А рабочие часы ты тоже достал? Пойми, зашиваются парни!

— Ну, хотите, я на «Пантеру» в усиление Пушкина со Швецом откомандирую. Это вам не просто техники — это с высшим образованием специалисты, изобретатели с дипломами, не хухры-мухры! Они ж новаторский оружейный кружок при Новосибирском магическом университете вели, со всеми техническими манипуляторами и приборами справляются на раз-два.

Атаман покряхтел.

— И откуда ты на мою голову такой ушлый свалился, Коршун? Герцог Топплерский, германску мать её итить!

— Не виноватый я!

— Да тебя и не винит никто! Так я, ворчу по-стариковски. — Атаман встал, заложил руки за спину и прошёлся по палатке. — Ты у нас наоборот — героический! Вон какие фигуры на пару со Святогором с доски убрали. Сижу вот, голову ломаю, какие медали для тебя и твоего экипажа в наградной лист писать.

— Ну, по чести-то, там Святогор больше орудовал.

— А он другое рассказывал. И его светлость Дашков подтвердил! Так что от геройств не отбрехивайся, лишняя скромность казаку тоже не к лицу. Чай будешь? С баранками!

— Не! Только от стола.

— Ну смотри. — Атаман налил себе чаю из термоса и вернулся за стол. — Ладно. Отправляй своих умельцев. И… может пока «Святогора» свободного возьмёшь? Поставим вас в график ближнего охранения, чтоб с фон Ярровым вдвоём справлялись?

— Ну уж, нет уж! Знаю я вас! Только согласись — и ремонт моей кошечки на год растянется! А у меня и так шалман сплошной с этой лисой.

— Так, может, не мучиться да вызвать отряд из спец-охраны, сдать её в магическую кутузку? На кой она тебе сдалась, нянькаться с ней?

Избавиться от рыжей занозы, конечно, хотелось. Но… и жалко девку, да и так сразу признаваться в собственном бессилии…

— Не. Воспитывать будем.

— Но смотри.

Обратно я плёлся в глубоких раздумьях. Всенепременно шагоход починить надо, а то действительно — рухлядь. Злые ребята эти тенгу. Да и с личным составом как бы этак получше всё организовать, чтоб и волки сыты, и овцы целы? И желательно поменьше напоминать бродячий цирк?

И на подходе понял, что сглазил, ядрёна колупайка! Очередной скандал!

Палатка наша ходуном ходит, вопли, звон, треск! Вокруг на этакий гвалт уже соседи подтягиваются — поглазеть. А что? Развлечений-то мало. Мехводы, техники, даже со столовой вон, смотрю, стоят. Со всех сторон… нет, не бегут — чё бежать-то, несолидно — но целенаправленно в нашу сторону сползаются.

Все пересмеиваются, версии выдвигают: что там у нас на этот раз?

Цирк! Как есть — цирк! И я — директор!

Протолкался сквозь толпу, заскакиваю — мать честная!

Всё разбросано, кровати перевёрнуты, выгородка Фридриховская наполовину ободрана! Лиса зверьком залезла под самый конёк палатки, там, где центральный опорный столб потолок подпирает, и висит, вцепившись в парусину. Под ней скачет полуголый Фридрих и пытается сбить Айко сапогом. Вокруг бегает полуголая же Эльза и пытается его остановить, что-то лопоча на дойч. И за всем этим с отвисшими челюстями наблюдает мой экипаж.

Зверь внутри прям на дыбы встал:

— А-атставить бардак!!!

Принц мгновенно замер, вытянувшись во фрунт. Эльза, внезапно поняв в каком она виде, ойкнула и попыталась замотаться в скатерть. Айко свалилась с потолка, шустро отбежала от парочки, перекинулась в человеческий вид и принялась изо всех сил делать вид, что она тут не при чём.

— Доклад!

Фридрих попытался что-то сказать, но его перебил Хаген:

— Господин сотник, во время вашего отсутствия принц Фридрих с супругой… кхм… — он слегка запнулся, и Швец вполголоса подсказал:

— Уединились.

— Да, так. В то же время госпожа Айко начала прыгать в своей выгородке, изображая…

— И ничего не изображая! — возмущённо завопила японка. — Там была мышка!

— В результате своих прыжков Айко запуталась в разделяющей их перегородке, сдёрнула и оборвала полог. Как итог — честь госпожи Эльзы была некоторым образом…

— Ясно. Можешь не продолжать! Ты! — я ткнул пальцем в лису. — На лавку легла! Быстро!

— Это зачем? Не надо! Я больше не буду! — зачастила японка, видя, что я снимаю портупею.

— Отца твоего нет — значит, мне придётся выполнять его работу! Легла задницей кверху! Живо!

— Не надо, я всё поняла, ну пожалуйста! Не надо!

Не обращая внимания на её вопли, я разложил её на лавке и задрал платье. Ну а что? Ей других позорить можно, а теперь пусть сама поест то, чем других угощала!

Выдал ей десять горячих от души!

И тут входное полотнище откинулось, и на пороге нарисовался какой-то хлыщ в гражданском костюме-тройке и золотом пенсне. Почему-то это пенсне мне особенно кинулось в глаза. Сейчас, в окружении царящего хаоса, оно показалось мне совершенно диким и неуместным.

— Простите, сотник Илья Коршунов?.. — начал хлыщ. Из-за его плеча в палатку заглядывали ещё какие-то лица.

Замотанная в скатерть Эльза увидела совсем уж чужих мужчин и побежала прятаться за обрывками занавесок, спотыкаясь о предметы. Айко, обиженно выпятившая губку — в другой угол, путаясь хвостами в задранных подолах. А Фридрих — он всё-таки был принц и цену себе знал. Просто рубаху одёрнул (спасибо, она у него достаточно длинная была) и встал прямее, подбородок повыше задрав. Сразу видно: царских кровей парень, даром что без штанов.

ОТ ЛИЦА ДВОРЯНСКОГО СОБРАНИЯ И ЛИЧНО ПРЕДСЕДАТЕЛЯ…

— Ты ещё кто такой⁈ — рыкнул я, и хлыщ шатнулся назад, но там уже подпирали следующие желающие войти.

— Э-э-э… специальная комиссия Дальневосточного дворянского собрания под руководством председателя губернского собрания, графа Суховского! Я, собственно, секретарь графа. Имеем распоряжение составить отчёт об условиях пребывания младшего принца императорского дома Великой Германской Империи, Фридриха Вильгельма Августа Прусского! — с каждым словом он говорил всё увереннее, а в конце чуть не чеканить начал.

— Имеете — так и подите на улицу! Вы видите — человек не готов вас принять? Там столы есть, посидите.

— Но мы хотели поговорить…

— Вас там, я гляжу, много. Вот меж собой и поговорите. Хаген, проводи человека!

И покуда Хаген вежливо под локоть выставлял секретаря и зубодробительным канцелярским тоном призывал собравшихся на улице разойтись, я зверски выпучил глаза на свой маленький цирк:

— Чего стоим⁈ Живо привести себя и палатку в порядок! Стыдоба! На полчаса вас оставить нельзя!

Спустя пятнадцать минут мы всё же явились пред светлы очи комиссии. За столами сидело человек семь, все выряженные, как на званый ужин.

Принца приехали повидать!

Не говори. Живого! Да ещё немецкого. Лишь бы руками хватать не полезли, от излишней-то ажитации.

Принц тем временем щеголял в простецкой зелёной походной форме безо всяких знаков различия.

Эльза комиссию застеснялась. Айко я сам не пустил, учудит ещё чего. Швеца с Пушкиным оставил бдеть за бабами, а Хагена уж взял с собой, для поддержки. Ну и принца, понятное дело. Вышли, стоим. С чего начать, я не то что не знал — просто вся недавняя свистопляска у меня до сих пор в голове метлесила. Молчим.

Комиссия, с некоторой заторможенностью осознав, что принц уже стоит перед ними, повскакала с мест. Произошла некоторая заминка. Приехавшие хотели усадить принца меж собой, но принц (отчётливо напомнив мне Хагена в первые месяцы его со мной общения) усаживаться отказывался, мотивируя дело тем, что не может сидеть, пока его сюзерен (то есть я) стоит.

Говорил он в моменты волнения почти исключительно по-немецки, да быстро так — чисто пулемёт лязгает. Хорошо, Хаген переводил, а то у комиссии своего толмача не оказалось, даже странно. Давай они судить да рядить, как им по-новому пересесть, а я смотрел и всё дедушку Крылова вспоминал: «А вы, друзья, как ни садитесь…» Короче, не походили эти господа на комиссию. Натурально, собрались любопытствующие зеваки на прынца заморского поглазеть.

— А позвольте, господа, поинтересоваться, — вежественно начал я.

Хаген и Фридрих, как я начал говорить, сразу на меня уставились и замолчали, так что и остальным пришлось прислушаться.

— С какой целью вы, собственно, явились?

С языка так и рвалось: «Чего вашему губернатору от нашего принца надо?» Казалось бы — папаша-кайзер слово сказал, сделал всё, что посчитал нужным. Наш государь тоже меня земелькой не просто так пожаловал. Чего ещё? Ан нет, прутся!

— Но как же⁈ — подпрыгнул на лавке один из господ. — Нам необходимо удостовериться, что его высочество получает необходимые…

— Что? — спросил я.

Он суетливо замахал перед собой руками, подбирая слова:

— Ну-у-у… питание, медицинское обслуживание… Каковы условия проживания вообще?

— Вы как будто про коня породистого интересуетесь, — я наконец сел и кивнул своим на свободные места, — присаживайтесь, господа. А вы спрашивайте. Вот он принц. Что хотели? Он так-то понятливый.

Все глаза немедленно впились в Фридриха, а секретарь изготовил тетрадку с ручкой, чтобы всё записывать.

— Ваше высочество, — торжественно начал один из приехавших, — нам хотелось бы знать, как вы устроились в этом временном лагере?

Хаген хотел переводить, но Фридрих показал знаком, что понял, и чинно ответил по-русски:

— Божьим благоволением. Бесподобно. Благодарю.

И замолчал. Поди, больше ничего сходу на букву «б» не подобрал!

Комиссионеры переглянулись.

— А в отношении подробностей?.. — начал секретарь с зависшей над тетрадью ручкой.

Фридрих пожал плечами:

— Большой бивуак. Безлюдье. Бочки. Берёзы. Бурундуки. — Он слегка повёл руками вокруг себя. — Бурление бытия.

Это довольно философическое утверждение вызвало замешательство в рядах. Господа пробовали опрашивать принца так и эдак, но отвечал он всё в том же духе: бабочки, дескать. Благолепие. Борщ.

— Вот, кстати о питании! — оживился самый пухлый товарищ. — Как оно тут?

— Снабжение горячим пайком происходит с отрядной кухни, — чётко ответил Хаген. — Чай кипятится в расположении, на месте.

— Баранки! — довольно добавил Фридрих. — Брусника! Бифштекс! — он многозначительно покивал приезжим господам: — Божественная бурда!

Тут Хаген нахмурился, переспросил и пояснил оторопевшей комиссии:

— Его светлость хотел сказать, что ему очень нравится всё, что готовят местные повара.

— Благодарю! — согласился Фридрих.

Сильно принц прусский хотел влиться в наши русские ряды. Превозмогал из последних сил. Выжимал из накопленного словарного запаса всё возможное. И почему-то не хотел перебираться под другое начало. Подозревал что-то, может быть?

— Как-то всё это слегка сюрреализмом отдаёт, — пробормотал кто-то сбоку. Все переглянулись.

— Что ж, — кивнул своим мыслям пухлый, — а не соблаговолите ли показать нам место проживания его высочества?

Я поднялся:

— Пройдёмте!

Внутри палатки уже было довольно прилично прибрано, и даже на место испорченного полога Антон с Саней прицепили кусок брезента. Хрен порвёшь!

Все стояли у своих коек — и Пушкин, и Швец, и даже Эльза…

— А где эта опять?

— Обиделась, — негромко пояснил Швец, — под кровать забилась.

— Ладно, потом разберёмся. Господа, вы вон в тот угол сильно не заходите, — я показал на кровать Айко, — мало ли, тяпнет за ногу.

— Обстановочка тут у вас! — осуждающе покачал головой самый блестящий (надо полагать, тот самый председатель). — И где же спит его светлость?

— Понятно где! С женой!

Эльза захлопала глазами и присела в мелком книксене.

— Та-а-ак! — Председатель нахмурился. — Господин Коршунов, прошу вас выйти со мной на улицу для приватной беседы.

— Хаген — за мной! — кивнул я.

Мало ли что они выкинут? Мне хотя бы свидетель нужен. Так что я ещё и Пушкину подмигнул: смотри, мол. Тот понял, моргнул обоими глазами.

На улице комиссия снова уселась на лавки, а председатель отошёл чуть в сторону, под упомянутые Фридрихом берёзы. Мы подошли туда же.

— Слушаю вас, — не очень мне хотелось долго рассусоливать.

— Господин Коршунов, я, конечно, вижу, что вы прилагаете все усилия… Но вы не можете не видеть, что созданные условия категорически не соответствуют положению принца…

— Неужели? — удивился я. — А я сам видел, сын Великого князя Кирилла Фёдоровича вполне нормально воевал в Сирии, жил в полевых условиях — и ничего!

— Ах, это когда было! — досадливо отмахнулся председатель. — Да и мы, русские, гораздо менее привередливы, нежели немцы.

На этих словах Хаген коротко окинул рыхлую фигуру председателя взглядом и поджал губы.

— Я бы попросил вас говорить за себя, — сказал я.

— Хорошо, хорошо! Не в этом суть. Сотник, давайте напрямоту.

— Отчего ж нет? Давайте.

— Я имею желание выкупить у вас вассалитет его высочества. Я готов избавить вас от связанных с ним проблем и расходов…

Я усмехнулся, и он немедленно спросил:

— Что вы видите смешного в моём предложении?

— Да, знаете ли, однажды на Кавказе я слышал тост: «Могу купить козу, но не имею желания. Желаю купить дворец, но не имею возможности…»

— Я как раз имею возможность! — перебил он. — И, согласитесь, у графа гораздо шире потенциал, чем у сотника!

— Я не очень понимаю, для чего вам понадобился потенциал и какого он свойства, но хочу спросить, — я помедлил. — А герцог вас устроит?

— Герцог?

— Да. В качестве мерила… потенциала?

— А вам уже поступали иные предложения? Неужели от иностранных подданных⁈

Как же мне хотелось закатить глаза… Я встал прямее:

— Позвольте представиться: сотник Сводного Дальневосточного механизированного отряда, Коршунов Илья Алексеевич, герцог Топплерский.

Граф смотрел на меня долгим взглядом. Пришлось уточнить:

— Я надеюсь, вы не потребуете предъявить жалованные грамоты? Они вообще-то дома, но у атамана есть для таких случаев копия.

Он поморгал.

— Прошу прощения, ваша светлость! — развернулся и пошёл, но вдруг вернулся и спросил у Хагена: — А вы?

— Хорунжий Сводного Дальневосточного механизированного отряда, барон фон Ярроу, — не моргнув глазом ответил Хаген.

— Немец? — зачем-то уточнил граф.

— Так точно.

— Весьма приятно, господа, — поклонился председатель, — всегда рады видеть вас в нашем собрании.

В воздухе повисло «с принцем». Ещё бы!

Мы, конечно, по чести раскланялись и соврали, что как только представится случай — с удовольствием. Комиссия удалилась.

— А чего молчал, что барон? — спросил я, глядя вслед озирающимся на нас господам.

— Отец никогда не принял бы моего шага. Он счёл бы, что достойнее застрелиться, чем присягать человеку, не имеющему более высокого титула. Так что для них я всё равно что умер, и моё баронство не имело никакого значения.

— Ты и на свадьбу их из-за этого не приглашал?

— Именно так, Илья Алексеич.

— Слу-у-ушай, так теперь-то!..

— Да! — Хаген наконец улыбнулся. — Теперь совсем другое дело. Пусть теперь они попробуют воротить нос, когда у тебя сам Фридрих Прусский в свинарях ходить будет! Или куда его кайзер посоветовал определить?

— Ох ты ж! Точно! — Я чуть в лоб себя не треснул! — Пристроить его на хозяйстве, да и дело с концом! А то будут бродить такие вот делегации.

* * *

А вот кому авторская иллюстрация про Айко, которая дуется под кроватью!

https://author.today/art/190560

Загрузка...