Колхоз князя Пушкина

Глава 8

С чего начинается строительство?

С планов и чертежей, а ещё с расширения лесопилки, постройки сушилки для дерева, складов под материалы и множества всяческих товаров, которые пришлось закупать целыми возами, к великой радости Григория Харлампиевича Песьяцкого, того самого купца из Опочки, который круто развернулся на моих заказах и вовсю теперь гонял не только троих сыновей, но и добрую дюжину приказчиков, исполняя заказы имения по снабжению.

А мне нужно всё. Гвозди, скобы, чугунные плиты для печек, в комплекте со всякими дверцами и задвижками, краску, олифу, дверные петли, проушины и замки. Да что там говорить, если одних топоров, с молотками и пилами пришлось целый воз закупать, и ни где-нибудь, а в Новгороде.

Есть у зимнего времени года свои плюсы — это дороги. Санные караваны бегут не в пример быстрей, чем передвигается телега, да и перевезти позволяют больше. Опять же замёрзшие реки чуть ли не в шоссе превратились.

На базе мебельного цеха выросла вполне приличная столярная мастерская, а уж когда в ней появился токарный станок, почти весь собранный из дерева, а затем фуганок и циркулярная пила, то работа и вовсе закипела.

Были ли неудачи? А как без них. Один большой пожар позавчера только пережили и парочку поменьше, неделей раньше. Хорошо, что без жертв обошлось.

Качественный кирпич я весь скупил в округе вёрст на тридцать, если не больше, и его всё равно не хватает. Мне скоро предстоит теплицы возводить, и пока не представляю, как буду выкручиваться.

Строителей в Велье набежало много. Как бы не две с лишним сотни уже постоянно проживают, а ещё сколько-то на подряд приходят.

К примеру, общественную баню, с парилками и двумя моечными отделениями мне артель из Пскова строила. Сейчас они домой собираются, но уже через пару недель вернутся и рядом с баней начнут строить столовую, опять же на два отделения — мужское и женское. Понятное дело, выпивка в столовке будет присутствовать, но без водки. Зато вкусно поесть под пиво, вино и наливки — добро пожаловать.

Что нужно для успешного строительства? Да то же самое, что и для победоносной войны: деньги, деньги и ещё раз деньги.

Пока меня здорово выручают отставники. Нашлось среди них пятеро, кто в строительстве смыслит, да и я пару бесед провёл, поясняя, на что нужно смотреть в первую очередь, а заодно вооружил каждого ватерпасом с отвесом.

А ещё мне нужны перлы и те, кто сможет ими управлять, пусть даже совсем немного. К примеру, две девчонки, лет двенадцати, присланные мне Вениамином Петровичем из Арапово, неплохо управлялись со светом. Этак, каждая из них могла изобразить нечто похожее на аналог обычной электролампы на двести ватт.

Мелочь? Как сказать. У нас сейчас зима. За окном темнеет быстро, а с помощью двух девчонок прядильщицы лишних два часа согласились поработать. Причём, заметьте, без всякого на то принуждения. Всего лишь стоило ввести сдельную оплату труда. Как-то не совсем справедливо мне показалось, что за смену прядильщицы одинаково получают, хотя одна двенадцать веретён успевает обслужить, а её соседка лишь восемь. Так что самые успешные пряхи нынче начали зарабатывать даже побольше своих мужей, и добавочные два часа для них оказались крайне важны, и даже не столько ради возросшего заработка, сколько в плане самоутверждения, как я понял.

Хех, женские сообщества? Долгие говорильни про эмансипацию?

Не, такое не для крестьян. У них этот фокус не пройдёт. Зато когда жена станет зарабатывать больше мужа — вот тут-то и провернётся заскорузлое крестьянское мировосприятие на пару оборотов, когда придёт осознание, что главный кормилец в семье сменился. И пусть все выверты крестьянского сознания современному человеку объяснить сложно, но говоря попросту, муж, если после такого на жену руку поднимет, будет подвержен всеобщей обструкции и осуждению. Кумушки не просто так порой у колодцев кучкуются, якобы воду набирая. Порой новости по селу разносятся со скоростью лесного пожара. Так что попасть под игнор сельчан, а то и вовсе под лёгкое мордобитие — ничего удивительного.

Нормально я помотался в эти дни по землям, выдаивая колодцы и формируя перлы. Слава Богу, Орлика мне перековали на подковы с четырьмя шипами. Он после этого ни разу нигде не споткнулся, даже когда я его по льду рек направлял. Я старался всюду успеть, хоть и понимал — не успеваю.

Давненько я на себя в зеркало не глядел, а тут вдруг довелось, да при хорошем свете.

— Что-то не так, Александр Сергеевич? — всполошилась Акулина, успев услышать мои комментарии, в том числе матерные.

— А то ты не видишь, как я выгляжу?

— Почернели, похудели, камзол вон местами обвис, хотя раньше мал казался, — окинула меня ключница цепким женским взглядом, — Но вам идёт. Особенно, если румянца на щеках добавить, — кокетливо заметила она, игриво подвинув налитым бедром стул, который мешал ей водрузить на стол самовар.

— Я уже с ног валюсь, а помощников и помощниц не хватает, — ни с того ни с сего пожаловался я ей. — Тут, в Велье, кого-то грамотного найти, ещё та задача.

— Пф-ф-ф. Зима же, — начала эта чертовка наливать мне чай, представляя себя в очень выгодной позе.

— Зима, — согласился я, оценив представленные стати, — И что?

— Так у нас в Михайловском все поголовно грамотные, кроме деток малых. Бабушка ваша об этом всегда заботилась. До весны им и заняться особо не чем, — с намёком подтолкнула мне ключница чашку с малиновым вареньем, прилагающуюся к блюду с блинами. — Лишнюю копеечку все будут рады заработать. Да и бабушке вашей Михайловское уже особо не нужно, раз Велье появилось. Вы же её у себя всегда примете?

— Понятное дело.

— Вот и я про то же. Крепостных можно будет к себе забрать, а землю на деда переписать. За денежку. Всем только в радость такое будет.

— Ох, наказал бы я тебя…

— Если ладошкой по попе, то только скажите! — прогнулась она так, что у меня дыхание свело.

— Так не за что, — обломал я эту обольстительную мазохистку, — Тем более ты теперь вроде как замужем.

— Какая жалость, — сочилась Акулина насмешкой, — Придётся вам тогда на белобрысых оттягиваться.

— А принеси-ка мне сумку из рыжей кожи, что у меня в кабинете лежит. Она там одна такая среди тех, что я из Москвы привёз, не ошибёшься.

Из сумки я достал газету и платок из шамреза, окрашенного в пурпурный цвет.

— Такие платки фрейлины Её Величества посчитали за честь надеть, а я тебя им награждаю, чтобы ты поняла свою роль и место в моём доме, — вручил я подарок Акулине, целомудренно чмокнув её в щёчку, — Газету тоже дарю. Там про это написано. Потом детям и внукам показывать будешь.

Ох, как она вспыхнула…

— Так вы отдыхать-то собираетесь? — выдавила моя ключница, прижимая платок к груди.

— Пожалуй, да. Вели баньку истопить. Что-то я всерьёз переработал в последние дни.

— И баньку истопят, и троих белобрысых пришлю, чтобы стол накрыли, — с пониманием кивнула ключница, прежде чем скрыться за дверьми.

Так-то, да. Напряжённые деньки выдались, и пожар этот, непонятный. Отставники всё облазили, но не нашли на площадке, где хранился обапол, материальные следы какого-то умышленного поджога.

Вот и гадай теперь, то ли оно от искры загорелось, так как печь сушилки недалеко, а ветерок в тот вечер был изрядный, то ли кто-то магией мне доски поджог. Причём крайне аккуратно, не оставляя следов.

Должен честно сказать — последнее крайне неприятно и вполне может нарушить многие мои планы.

Ради создания развитого жилищного фонда я решился на строительство каркасных домов, но вывернув его под местные реалии.

У меня реально строители сначала начинают строить каркас на плите из остеклованного песка, где уже выставлены несущие. И нет, утеплённые плиты они не монтируют, просто каркас — решётку начинают забивать одноразмерными плитами утеплителя сразу же, как только его закроет слой наружный бакелитовой фанеры.

Да, я не стал мудрствовать. За основу взял решётку одинакового размера, если французские меры длины, принятые в 1795 году не врут, то метр двадцать на метр двадцать, и подогнал все размеры под этот стандарт. У меня и плиты утеплителя такие, и рамы, и двери, разве что они в высоту в два раза больше. Зато как всё просто вышло, и шаблон длины — один общий для всех и выверенный, удалось создать за полдня.

Да, пока каркасники, с пеноизолом, который я получаю всё из той же карбамидной смолы, смешивая её с Воздухом с помощью трубчатого кольца с полудюжиной мелких отверстий. В качестве отвердителя — фосфорная кислота. Тот самый посторонний продукт, который у меня нашёлся, когда я занялся этим видом удобрений.

Чую — век безотходного производства настанет очень скоро. По крайней мере у меня в Велье.

— Ваше Сиятельство, там сланцы привезли, аж десять возов. Их Благородие Селивёрстов полураздетым бегом примчался, чтобы спросить, где их выгружать? — доложил мне слуга.

— За дровяным складом. Там сарай под них готов, — зевнул я в ответ и лишь поморщился.

Пусть и по моему желанию, но новая забота приехала.

Так. Чего мне там не хватало? Кровельного материала и топлива? Считай, прибыло.

Сланцевый битум можно на рубероид пустить, а уж хорошему топливу применение всегда найдётся.

К чему приведёт увеличение объёма тканей в деревне? Казалось бы, ответ лежит на поверхности — если доступность ткани возрастает, это должно стимулировать швейное дело. Однако, если швея в состоянии за день пошить всего лишь условную пару наволочек, то хоть засыпь её тканью, а на третью у неё не хватит ни рук, ни сил, ни времени. В результате складывается парадоксальная ситуация и выясняется, что лишняя ткань в деревне вроде, как и не нужна никому.

Примерно об этом меня предупреждал Виктор Иванович ещё в Москве и, можно сказать, заставил задуматься о создании швейной машинки. К счастью, мне удалось выкупить и переправить в Велье двух часовщиков, которым я и собирался поручить изготовление машинок.

Для проживания семейке Ветлуевых выделили пустующий дом в деревеньке Алфёрково, что расположилась менее чем в трёх верстах от Велье. Что интересно, при выборе места проживания мы с Селивёрстовым руководствовались не близким расположением населенного пункта, а тем, что в деревне из пяти дворов живут одни бабы. Григорий Семёнович с сыном показались мне не глупыми людьми, так что надеюсь, они разберутся, как можно обратить в свою пользу проживание в своеобразном гареме.

Несмотря на скепсис и возражения Ларисы, первым делом я поручил Ветлуевым создать швейную машинку — степлер, для изготовления которой разрешил часовщикам обращаться в кузницу за помощью и материалами. Получилось так себе.

Нет, к Ветлуевым у меня не было никаких претензий — они сделали то, что я просил по моим же чертежам. Просто выяснилось, что степлером можно строчить только одежду для огородных пугал, да и то шов расползается, стоит только дёрнуть за кончик нитки.

— Я ведь предупреждала, что эта детская игрушка только однониточным так называемым «мешочным» стежком шьёт. Но кто же будет слушать девушку, — ворчала Лариса, после того, как увидела образцы швов. — У вас есть металл и люди, умеющие с ним работать, а вы пытаетесь создать китайскую игрушку. Исаак Зингер свою машинку в сарае за одиннадцать дней сделал, неужели вы, имея чертежи не в состоянии повторить его разработку?

Откровенно говоря, слова тульпы меня задели и спустя пару недель под моим чутким руководством Ветлуевы создали действующую швейную машинку, которая производила челночный стежок, известный моим современникам.

Да, машинка была несколько громоздка и мало походила на те, которыми строчили постельное бельё ещё наши бабушки, но она шила и при правильном выборе иглы отлично справлялась с любой тканью.

— По поводу иглы с ушком на острие и челнока — патентуйте их сразу, как только будет возможность, — заметил Виктор Иванович. — Иначе есть риск попасть на деньги, как это и произошло с самим Зингером. Тот использовал иглу, ранее запатентованную Элиасом Хоу, и в результате заплатил владельцу патента пятнадцать тысяч баксов, а в пятьдесят пятом году для Америки это были огромные деньжищи.

— Обязательно займусь этим вопросом, как только окажусь в Санкт-Петербурге или Москве, — согласился я с замечанием тульпы.

На вопрос, чем закончилась история с игрушечными швейными машинками, отвечу, что после минимальных доработок мы всё-таки решили их производить. Более того, я лично проследил, чтобы сделали штамп, который после одного удара молота, позволяет получить весь набор деталей, и даже поучаствовал в его закалке.

Для многих криворуких крестьянок столь ровный шов, да ещё с такой скоростью — это чуть ли не мастерство. А у меня ребятне заняться не чем. Вот пусть и собирают из деталек эти чудо-машинки.

Куда я их девать буду? Коробейникам. Тот же купец-старовер машинок не один десяток за месяц им поштучно продаст, взяв их у меня оптом. А детвора, которая в школу ходит, родителям первые, честно заработанные деньги в дом принесёт.

Пока мы разбирались со швейными машинками, Степан ухитрился, не снижая объёма выпуска мебели, собрать два новых самолёта, на фюзеляжах которых помимо российского бейсика красовались цифры «02» и «04».

Дабы не отходить от традиций морского флота местные священнослужители окрестили оба судна, а затем женщины разбили о них пару бутылок шампанского.

Должен заметить, что в этот раз били не по стойкам шасси, а об стальные рымы, которые имеются на носу самолёта для расчалки во время долгой стоянки.

Ну и о самих дамах, что разбивали бутылки с вином, стоит сказать пару слов, поскольку крёстной «двойки» стала супруга Псковского губернатора Эмилия-Вельгемина Адеркас, а у «четвёрки» княгиня Варвара Тихоновна Ганнибал.

Если с женой Бориса Антоновича было всё понятно, потому что я лично пригласил его с супругой на обряд крещения новых самолётов, то от Павла Исааковича я никак не ожидал, что он помирится со своей второй половиной и прибудет с ней на курсы авиаторов. Мало того, что Варвара Тихонова приехала вместе с дядей, так ещё и изъявила желание обучиться управлению самолётом. Чем княгиня руководствовалась, я затрудняюсь сказать, но почему бы в числе первых лётчиков и не быть женщине?

Насколько известно из истории моего мира женский пол наравне с мужским осваивал воздушные просторы.

Да и воевали лётчицы не хуже мужиков. Достаточно вспомнить Вторую Мировую и сорок шестой гвардейский ночной бомбардировочный авиаполк, в составе которого обычные девушки, те самые «ночные ведьмы», с фанерных ПО-2 бомбили по ночам фашистов, начав свой боевой путь в Ростовских степях и долетев до самого немецкого Одера.

— Александр Сергеевич, я так понимаю, что ваш самолёт именуется «единичка». «Двойку» и «четвёрку» мы все видели, а где же в таком случае «тройка»? — отведя меня в сторонку, задала вопрос тётя.

— Летает где-то, — беспечно махнул я рукой, но заметив, что Варвара Тихоновна серьёзно задумалась, решил рассказать переделанную байку, услышанную в своём мире из уст юмориста. — Когда я обучался в Лицее, мы с одноклассниками дабы подшутить над гувернантами украли в Императорском свинарнике трёх поросят, краской нарисовали им на боках цифры один, два и четыре, и выпустили их бегать по коридорам флигеля. Представляете, как долго поросёнка с цифрой три искали гувернанты и как мы над ними потешались? Вот и сейчас все думают, что самолётов четыре, хотя их пока всего три.

— Паша предупреждал, что с вами не соскучишься, но не думала, что до такой степени, — отсмеявшись и промокнув платком выступившие слёзы, констатировала тётя.

Мне вдруг захотелось пошаркать ножкой и выдать, как кот Матроскин, мол, я ещё крестиком вышиваю и на машинке шить умею, но не стал. Вдруг княгиня захочет посмотреть, как я управляюсь с тканью и иглой, а я в этом слабо разбираюсь.

А если честно, то не понимаю дядю — что ему столько лет мешало с женой нормально жить? Для меня нынешнего Варвара Тихоновна в свои тридцать пять лет, конечно, старовата, так и дяде уже за сорок. Что ему ещё нужно, нормальная ведь тётка⁈

Милое лицо, чуть тронутое морщинами и стройная фигура. К тому же любит, иначе не стала бы она хлопотать за мужа, когда того в моём мире за якобы сочувствие декабристам сначала в Сольвычегодск, а затем на Соловки определили. Живи да радуйся — чего не хватает-то? Нет, обязательно нужно от семьи бежать, чтобы потом искать утешение у шлюх да дворовых девок в имениях, где приют дают. Впрочем, не зря говорят, что чужая душа потёмки.

Кстати, княгиня на удивление очень достойно выглядела в полёте, который я устроил для них двоих с дядей на новом самолёте с продублированным управлением. По крайней мере, на тошноту и укачивание Варвара Тихоновна не жаловалась, а это уже хорошо.

Что скажут люди, когда узнают, что дворянка мало того, что летает на самолёте, так ещё и сама им управляет? Ничего не скажут — никто ведь не вякает, когда Императрицы верхом на лошадях ездят. Про княгиню Суворову тоже никто ничего не говорил, когда она, заплатив по сто рублей, дважды летала над Санкт-Петербургом на монгольфьере, управляемого француженкой Женевьевой Гарнерен.

Да и пусть попробуют про Варвару Тихоновну что-то против сказать, если рядом будет находиться её муж и мой дядя, Павел Исаакович Ганнибал.