Если со льном у меня дела обстояли более-менее нормально, то предстоящий урожай пшеницы навевал на грустные размышления. При этом грусть-тоска съедала не меня одного — со мной был солидарен и агроном с приданными ему на время практики студентами.
— Куда мы столько зерна денем? — хватался за голову Модест Ипполитович. — Даже если весь урожай на хранение сможем отправить, то его всё равно слишком много. Едва ли я преувеличу, если скажу, что мы после сбора пшеницы без ущерба для себя сможем целый год кормить Псков и его окрестности.
Редкий случай, но в этот раз Болотников прав на все сто процентов. Более того я с ним полностью согласен. У меня ожидается перепроизводство зерновых. Продать я его смогу только с огромным дисконтом. Подобная акция повлечёт за собой общий обвал цен на хлеб в губернии и в результате все местные помещики на меня окрысятся. И ладно, если землевладельцы начнут на меня просто косо смотреть — это я как-нибудь переживу. Но ведь помещики могут пойти и на радикальные шаги, начав, к примеру, с поджогов моих полей и хранилищ. Естественно, мне придётся жёстко и, возможно, жестоко ответить на это, но к чему в результате приведёт подобная конфронтация, я даже думать не хочу.
— Какую часть будущего урожая мы сможем перемолоть, чтобы продавать не излишки зерна, а муку? — поинтересовался я у агронома.
— У нас всего три ветряка, построенных ещё при Павле Первом, — заявил Модест Ипполитович. — Сами знаете, что они работают от силы два дня в неделю. Если мы с них всю муку пустим в продажу, то боюсь сами останемся без хлеба.
— Мельницы с паровым приводом повсеместно в России ещё не скоро появятся, но у Берда на Матисовом острове, наряду с лесопилкой таковая уже имеется, — подсказал Виктор Иванович, внимательно слушающий наш с агрономом диалог. — Закажите ему парочку мельниц и эксплуатируйте их день и ночь, невзирая на погоду. Когда своё перемелете, можно будет и соседским зерном заняться. Это всяко лучше, чем за гроши зерно экспортировать в Пруссию и Англию. А ещё можно перегонный куб у того же Берда заказать, чтобы от дедовой винокурни в Петровском не зависеть.
Не видя смысла в споре с тульпой, я прямо при Болотникове связался с Карлом Николаевичем и попросил добавить к моему заказу две мельницы, наподобие той, что имеется у него и оборудование для винокурни.
— К осени будет готово, — заверил меня обер-бергмейстер. — Как прикажете доставить? Будем ждать зиму?
— А у вас есть иные предложения? — не понял я вопроса, потому что осенью по раскисшим дорогам будет очень сложно доставить из Санкт-Петербурга в Велье всё заказанное мной у заводчика.
— Я могу весь ваш заказ погрузить на деревянную баржу и отбуксировать её в Псков. Как вы на это смотрите? — озвучил Берд свой вариант транспортировки тяжёлого и негабаритного груза. — А если вы ещё и с порогами на реке Великая в районе села Выдры разберётесь, то буксир с баржей сможет дойти до города Остров. Насколько я знаю, от Острова до вашего села не более пятидесяти вёрст. По срокам вы много не выиграете, но транспортировка, несомненно, вам выйдет на порядок дешевле. Что скажете?
Ну, конечно же, я согласился. А что я ещё мог сказать⁈ Да за такую идею я при случае готов расцеловать Берда, хоть и являюсь ярым приверженцем гетеросексуальности. Кому-кому, а мне не нужно доказывать преимущества водного транспорта. Уж пятьдесят вёрст своего оборудования от Острова я как-нибудь дотащу до имения. На собственном горбу, но унесу.
— Зачем так напрягаться? — поднял бровь Виктор Иванович. — Замостите уже имеющуюся дорогу, да эксплуатируйте её в любую погоду.
— Хорошо бы, да где столько людей и гужевого транспорта взять, чтобы такую грандиозную перестройку затевать, — не обращая внимания на присутствующего агронома, почесал я затылок. — Одними деньгами и артефактами дорогу не построишь.
— Вы знаете, как с помощью магии ремонтировать дороги, чтобы те служили дольше и были пригодны для более-менее нормальной езды по ним. Вы даже уже апробировали этот метод ремонта, замостив пару вёрст, что идут от села к ткацкой мануфактуре. У вас почти карманный губернатор имеется, а вы не знаете, как поступить, — заметил тульпа. — Не похоже на вас, Александр Сергеевич.
Виктор Иванович, как обычно, оказался прав. Если я в одиночку брошу клич, типа, встанем все, как один на ремонт дорог, то меня откровенно пошлют в пешее эротическое путешествие. Другое дело, если за моей спиной будет губернатор — тогда есть шанс, что меня хотя бы выслушают.
Одним словом, по моей просьбе через несколько дней в доме Адеркаса прошло собрание, в котором купцы приняли участие наравне с дворянами.
— Господа! — обвёл я взглядом всех присутствующих, собранных губернатором, — Сегодня мы встретились ради того, чтобы узнать приятное известие — вовсе не исключено, что моё имение Велье и наш любимый город Псков в сентябре посетит Императрица-мать, и вполне возможно, с кем-то из своих сыновей. В намётках так же посещение Псковщины графом Аракчеевым. И тут очень важно, как каждый из вас себя проявит. Наш уважаемый губернатор в любом случае ваши труды без внимания не оставит, — обернулся я в сторону Бориса Антоновича Адеркаса, который кивком подтвердил своё согласие. — По медали вы от него точно получите, но и перед лицом Императорской семьи сумеете себя обозначить.
— Это, каким же образом? — заинтересованным голосом произнёс вальяжный купец Харлампьев, сидевший ко мне достаточно близко, и он успел первым, так как остальные со своими вопросами припоздали и лишь позже присоединились.
— Дороги! Представьте себе, вы едете по дороге, а там стоит здоровенный верстовой столб, а на нём щит, где золотыми буквами написано, что эти десять вёрст дороги приведены в порядок силами купца первой гильдии Вениамина Матвеевича Харлампьева, а за состоянием дороги следит его сын — Евстигней Вениаминович Харлампьев. И всё это — вот такими буквами! — не поленился я обозначить ширину размаха.
— А если царские особы не поедут по нашей дороге? — прищурился Вениамин Матвеевич.
— Тогда я за свой счёт помещу рассказ о Псковском чуде в лучшей петербургской и московской газетах, где все участники будут поимённо упомянуты. Уж газеты-то они точно читают, и просто обязаны будут отреагировать. А потом, вам разве мало той славы, которую каждый из вас среди народа получит? Вас же всех любой проезжающий знать будет! Любой чиновник или тот же полицейский урядник сразу начнёт вспоминать, откуда же он фамилию Харлампьева знает.
— И каковы же будут затраты на приведение в должный вид хотя бы одной версты? — подключился к разговору помещик Алексеев с Островского уезда.
— Финансовых затрат ремонт дорог практически не предполагает. Всё что вам нужно, это организовать подвоз к дороге песка и камня. Ну и выделить людей, умеющих обращаться с перлами — я сделаю для них нужные в работе артефакты, а мои люди научат ими пользоваться.
— Как же это никаких затрат, если ваши артефакты, Александр Сергеевич, бешеных денег стоят? — попытался возмутиться помещик, озираясь в поисках поддержки от сидящих рядом купцов и дворян.
— В этом-то и вся соль. Я не буду продавать перлы, а безвозмездно выдам их с возвратом, — пояснил я свою идею. — Просто, после ремонта дорог вернёте их мне и на этом всё. Поймите, я не выгоду себе ищу, а хочу, чтобы мы сообща сделали жизнь в губернии немного лучше, а поездки по дорогам более быстрыми. Сколько времени от Острова до Пскова летом ехать? День езды на исправной карете? А в распутицу осенью и весной? А сколько телег и карет ломается от ям и ухабов, которых не счесть?
— Хорошо, мысль с перлами и дорогами я понял, — в характерном жесте поднял обе руки вверх Алексеев. — А если по окончанию работ я вам перл не отдам? Или, к примеру, мой человек его потеряет или сбежит с ним?
— Тогда, Василий Иванович, я сделаю всё, чтобы вы бросили мне вызов,– с ухмылкой посмотрел я на помещика. — Я в качестве оружия выберу пистолеты и на дуэли прострелю вам глаз, чтобы оставшимся вы лучше следили за своими людьми. Сомневаетесь, что попаду? Напрасно. На дне рождении великого князя Николая Павловича мы с графом Шуваловым устроили пари. Так вот, я с тридцати шагов из незнакомого мне пистоля в яблоко попал. Была б цель чуть меньше и в неё бы пулю засадил.
— И много выиграли? — судорожно сглотнул Алексеев.
— Да так. Пустяки, — пожал я плечами. — Всего лишь сто тысяч серебром.
Кто-то может спросить, как человек будет следить за своими людьми, если ему на дуэли попадут в глаз. Согласен — после такого ранения обычно наступает смерть. Вот только я с помощью магии могу регулировать не только направление полёта пули, но и скорость, с которой она попадёт в цель.
— Ваше Сиятельство, к вам нарочный прибыл от соседки нашей, сестры Светлейшего князя генерал — фельдмаршала Кутузова, — нашёл меня один из слуг в библиотеке, где я корпел над очередным шедевром «от Пушкина», записывая под диктовку Виктора Ивановича бессмертные строки поэмы «Руслан и Людмила».
Расслабиться нам с тульпой не давала Алёна Вадимовна, которая устроилась на диванчике, и делая вид, что она что-то вяжет, бдительно следила, чтобы мы не филонили.
— Хм, а отчего я её нигде не видел, ни на балах, ни на званых обедах?
— Так у неё с детства ноги отказали. Говорят, упала, спину повредив. Куда её только потом не возили, всё без толку. Так и катают её девки на кресле с колёсиками.
— Понятно. А лет ей сколько?
— Так старая уже, — почесал в затылке Василий, — Я её и видел-то только один раз, когда малым был. Она тогда церкву построила и на её открытии приезжала, но уже тогда она вовсе не молода была.
— Откуда приезжала?
— Так у них ещё в Ступино есть усадьба. Там они и изволят проживать, а в Матюшкино лишь наездами бывают.
— И откуда ты всё знаешь, — удивился я, поднимаясь из-за стола и потягиваясь.
Наконец-то появился повод оторваться от писанины.
— Так я же всю жизнь здесь прожил. Дальше Опочки ни разу никуда не выезжал. Оттого и знаю все местные пересуды, — пожал слуга плечами, показывая, что это — обычное дело.
— Ладно. Скажи нарочному, что я сейчас выйду, — отправился я в спальню, чтобы приодеться.
Не в халате же мне перед людьми себя показывать. Не поймут-с.
Гонец поджидал меня у крыльца. Его сопровождающий стоял за оградой и смотрел, как их кони пьют из колоды только что налитую туда воду.
После того, как я весь двор «застеклил», ко мне на лошадях не рискуют заезжать.
— Письмо вам, Ваше Сиятельство, — протянул он мне пакет, — Просили дождаться и ответ получить.
— Не голоден? — посмотрел я на пожилого мужика в потрёпанном, но чистом гренадёрском мундире, украшенном несколькими медалями и двумя солдатскими Георгиями.
— Благодарствую. Но от чая бы не отказался.
— Василий, проводи служивых, — распорядился я, возвращаясь в особняк. — Доложишь, как закончат. И пирогами со смородиной пусть их угостят. Очень хороши!
Если коротко, то в письме, написанном безупречным каллиграфическим почерком, содержалась просьба найти время для визита в Матюшкино. Отдельно Дарья Илларионовна Голенищева-Кутузова сетовала на то, что ради встречи со мной она предприняла нелёгкий для неё переезд в Матюшкино, чтобы сберечь моё время и слёзно просила не затягивать с визитом.
Ну, как такую просьбу не уважить! Да ради одного её брата, нашего легендарного полководца, я не посмел бы отказать, не почувствовав себя неблагодарной скотиной.
— Далеко ли до Матюшкино? — спросил я у нарочного, когда мы встретились, — И в каком состоянии дорога?
— Напрямки только верхом, Ваше Сиятельство. Неспешной рысью чуть больше часа выйдет. А если каретой, то на тракт надо выезжать. До Дирино проедете, а там направо около версты будет.
Раздумывал я недолго. Хватило одного взгляда на вояку, точней на его сапоги, чуть ли не до верха забрызганные грязью. Как-то не готов я себя представить в таком виде перед почтенной и уважаемой дамой. Опять же подарки как прикажете везти. Не с пустыми же руками мне ехать. Не принято. Да и похвалиться ненавязчиво перед соседкой мне есть чем. Мелочь, а приятно.
— Передай графине, что я завтра поутру выеду к ней. Пожалуй, каретой поеду.
Выехал я рано утром, слегка перекусив и выпив кофе.
От нечего делать, в дороге я крутил в руках проверенный пистолет, пытаясь сообразить, как бы мне получше вооружить моих вояк. Так что совсем неудивительно, что не прошло и минуты, как рядом объявился Серёга.
— Вокруг всё спокойно, — доложил мой тульпа, — Оружие пока ни к чему. Или задумали что?
Пришлось поделиться с ним своими мыслями.
— Арбалеты нужны. С пистолетной рукояткой и магазином на пять — семь болтов.
— Засмеют, — невольно улыбнулся я в ответ, — А потом, как ты себе представляешь всадника с арбалетом. Как он эту страхолюдину верхом повезёт. Там же плечи — во! — распахнул я руки, — Да и перезаряжать как прикажешь? А потом — скорострельность у них ни к чёрту…
— Ничего подобного! — тут же горячо вступился мой оружейный фанат за свой выбор, — И плечи вот такусенькие, — втрое уменьшил он размах моих рук, как бы не до полуметра, — И семь выстрелов за четыре секунды, и на смену магазина не больше двух уйдёт. А с двадцати метров они дюймовую доску пробьют. Сосновую, — уточнил он, подумав.
— Это где же ты такие видел?
— Не только видел, а даже стрелял из них и две штуки сам разбирал и собирал! И я не одну модель знаю, а целых три! А заряжаются они с руки! Так что не хуже нагана выйдут, а точность так и вовсе лучше.*
* Сергей, скорее всего имеет в виду многозарядные арбалеты фирмы Ek Archery.
— Чтож мы за попаданцы такие! — деланно начал я сокрушаться вслух, — Все люди, как люди, промежуточный патрон изобретают, а мы обратно, к арбалетам скатываемся.
— А нельзя нам, Александр Сергеевич, серьёзные улучшения в оружии осуществлять, — насупился Серёга.
— Это ещё почему? — изумился я в ответ, так как очень уж мне хотелось хотя бы револьвер заполучить.
— А где вы те же патроны или винтовки с нарезным стволом собрались производить? У себя в Велье? Так смысла нет. Больше намучаетесь, а качества не достигнете. Зато те же немцы или англичане ваши идеи мигом украдут, и вот они смогут. И будет у них тысяча винтовок против нашей одной. У них заводы уже есть, инженеры и мастера — станочники. А у нас что? Три токарных станка на всё село, и то два из них самодельные, со станинами из дерева.
— Станков я восемь штук заказал. В том числе два фрезерных. В смысле, не заказал ещё, но письмо питерскому заводчику уже написал, — поправился я, так как не успел его отправить.
Угу, а ещё звякнуть ему по переговорнику собирался. Но разговор разговором, а письменный заказ — это уже документ, после которого начинаются реальные процессы.
Так-то да. Раньше я крепко по деньгам ужимался, зато теперь точно знаю, что мне нужно в первую очередь и экономить на этом не собираюсь, иначе себе дороже выходит.
— А вы в Екатеринбурге никогда не были? — соорудив себе умное лицо, озадачил меня мой тульпа неожиданным вопросом.
— Не довелось. А что там интересного?
— Есть у них в центре города Исторический сквер. Там старинное оборудование напоказ выставлено, как бы не с Демидовских заводов. И пусть молот паровоздушный нужно на стороне заказывать, так как сами не осилим, а вот молот листопроковочный частично из дерева сделан. Там и деталей-то всего раз-два и обчёлся.
— И зачем нам такой молот?
— Так для простейшей штамповки! — почти искренне ответил Сергей.
— А если точней? — потребовал я, прекрасно понимая, что моего тульпу, помешанного на оружии, штампованные предметы крестьянского обихода волнуют не больше, чем цены на кокосовое молоко в Гондурасе.
— Наконечники для болтов, — вильнул Серёга взглядом, — Главное форму сделать. А так один удар, и вынимай сразу девять, а то и шестнадцать наконечников. Болты дешёвые выйдут — стреляй сколько влезет. Зато глядишь, мы потом и для арбалетов штампованные детали научимся производить. Хотя бы для обычных, охотничьих, которые без магазина, но с мощным болтом и остриём — срезнем. С тех и на сотню метров можно будет пальнуть так, что даже лось — подранок далеко не уйдёт.
— Это ты для браконьеров в моих лесах готов расстараться? — усмехнулся я, вспоминая, скольких «вольных охотников» за прошедшую зиму отловили мои отставники — егеря, используя аэросани.
Нет, охоту никто не запрещал, но не бесплатно. На зайца и птицу — плати полтинник в месяц, и охоться. На кабана — семьдесят копеек за штуку. На лося — рубль.
Никогда не догадаетесь, сколько «охотничьих лицензий» на таких простеньких условиях было крестьянами куплено! А я вам назову точное количество — ни одной!
Признаюсь, я даже разочаровался… Я тут усираюсь, строю для них светлое будущее, а от крестьян вот такое отношение в ответ.
Особенно было обидно, когда егеря мне про подкорм лосей рассказывали.
Они и солончаки для животных организовали, и сено туда чуть ли не на горбу таскали, а местные браконьеры тем временем на тропах, что к солончакам ведут, петли да самострелы ставили.
Одна радость — отставникам объяснять ничего не нужно. Сами отмудохали всех выловленных браконьеров и на исправительные работы определили.
Уважаю армейский опыт. Чистка нужников за казармой — на всю жизнь наука. А уж как перед остальными селянами стыдно, и не передать.
— Для тех же помещиков, что охоту уважают, и для твоих овцеводов. Раз овцы появились — жди волков. Закон природы. Что уж сразу про браконьеров? — не понял меня мой тульпа.
— Да так, навеяло, — отмахнулся я от воспоминаний, — Но ты прав. Надо собак завести. Волкодавов. Вот только где бы их ещё взять?
Загрузив тульпу этим вопросом, я и сам не заметил, как задремал. Проснулся от яростного журчания воды, подвигнувшего мой организм на аналогичное желание.
Выглянув в оконце, понял, что мы в брод пересекаем какую-то реку. Во время переправы кучера отвлекать не стал. И лишь когда мы поднялись на берег, открыл оконце.
— Григорий, где мы?
— Судя по куполу церквы, до Матюшкино менее версты осталось, — ответил донельзя довольный Григорий, который в кои веки дорвался до покатушек четвериком, забив на свои обязанности начальника конного двора.
— У кустов останови!
— Ух-х… Давно пора, а то мочи уже нет, — первым сиганул он с облучка.
— А ведь в тех дормезах, что я для Императорской семьи делаю, у меня туалет не предусмотрен! — чуть было не хлопнул я себя по лбу, торопливо семеня в кусты.