Когда Стихиям нечем заняться

Глава первая

-Поспели вишни в саду у дяди Вани,

У дяди Вани в саду поспели вишни…

-Куда ты прешь поперед всех, дрянной мальчишка?! А ну, не толкайтесь! Успеете! Утро только началось!

-Бабка! Кошелки свои подбери! Кому сказано! Подбери кошелки, старая мымра!

-Ай! На ногу! На ногу не наступай! Шкет противный! Любимую мозоль оттоптал!

-Держи! Держи его!

-Стоять! Хватай его, робяты!

Шум, гам, толчея возле городских ворот. Впрочем, здесь это не диво. Каждое утро, ровно в шесть часов по летнему времени, в семь – по зимнему, в надвратной башенке бьет колокол.

-Бом-м-м, бом-м-м – протяжно гудит медный колокол, сообщая миру, что Великая Триада милостива к детям своим, а потому пришло время распахнуть городские ворота и впустить вновь прибывших в объятия выспавшейся столицы, дабы и они приобщились к бурной жизни большого города.

Впрочем, не только впустить, но и выпустить тех, кто еще с вечера занял очередь на исход. Стало быть, нажились. Нахватались впечатлений по самую маковку, набегались, накрутились, насмеялись и наплакались. Пора и по домам.

Потому ворот двое. Если смотреть из города – в левые впускают, в правые выпускают. Впрочем, это только так считается, что ворот двое. На самом деле, ворота одни, разделенные мощным забором из тяжелого бруса. Левая створка открывается вовнутрь, правая – наружу. Ну, или наоборот, если смотреть с другой стороны.

Кстати, забор тянется метров на двести и за пределами городских стен. Сделано это для порядка, чтобы люд не слишком напирал, проходил в ворота по одному, успевая отметиться у стражей, хранящих вход. Отметиться, ссыпать в металлический ящичек с прорезью в верхней крышке горсть монет: две медных за себя, три – за коня. Пять – за телегу с грузом. Отдельно сложить в кучу камни: пять за себя, десять за коня, полсотни за телегу с грузом. Камни идут на ремонт улиц. Ими мостят дороги, выкладывают дорожки в парках. Самые ровные используют для облицовки чаш фонтанов: столица государства находится в южной части королевства. Здесь весьма жарко по летнему времени, а потому фонтаны встречаются на каждом шагу.

Королевство носит гордое имя своего основателя. Астерлик. В переводе с древнего языка Сын Утренней Звезды. По непроверенным данным, в его роду отметился какой-то полумифический выходец из Перворожденных. Но кто это был, почему Перворожденный, в чем состояло отличие от остальных народов – давно все запамятовали.

Столицу же, не мудрствуя лукаво, назвали в те же древние времена Городом Семи Фонтанов. В те времена фонтанов действительно было ровно семь, и, если смотреть на них сверху, можно было увидеть странную, неправильной формы, семилучевую звезду.

Впрочем, кому какое дело до того, что представляют из себя фонтаны, главное, в жаркий полдень есть, куда прийти уставшим или праздношатающимся ротозеям, дабы провести некоторое время в тени и прохладе.

Сейчас фонтанов в Городе намного больше, все они окружены цветами, постриженными газонами и множеством деревянных и металлических скамеек.

Есть даже особые скамьи, подвешенные на прочных цепях, на которых можно вздремнуть под неумолчное журчание водных струй.

Город Семи Фонтанов красив. Очень красив. Во всяком случае, его центральная часть, с площадями, широкими улицами, зеленью садов, что окружают бело- и розово- мраморные дворцы высшей аристократии.

Однако самым прекрасным зданием считается дворец из золотисто-солнечного мрамора. Место проживания всего королевского семейства, их особо приближенных, а так же масса слуг, служанок, горничных, поваров, дворников, садовников и прочая, прочая, прочая.

Главным человеком в королевстве по праву считается Его Величество Алексибар ХVII, представительный мужчина пятидесяти, с небольшим хвостиком, лет.

Кстати сказать, мальчишка, который только что оттоптал ноги десятку людей, спешащих покинуть столицу, с Его Величеством знаком не был, хотя считал его достаточно красивым мужчиной. В самом деле, портреты короля, королевы и кронпринца мозолили глаза добропорядочным подданным на каждом углу. Не захочешь, да запомнишь, как выглядит твой монарх, когда натыкаешься взглядом на вездесущие портреты.

Королева была прекрасна, как и положено любой, уважающей себя, королеве. Звали ее Эвелианна, и была она родом из неблизкой державы, где лето короткое, а зима достаточно длинная и холодная.

Во всяком случае, на портретах она имела золотые волосы, уложенные по последней астерликской моде. Яркие голубые глаза смотрели на мир с веселым любопытством, розовые губы складывались в доброжелательную улыбку.

На портрете королеву изобразили юной и прелестной, хотя все в королевстве знали, что буквально на днях ей сровнялось сорок восемь. Впрочем, возраст женщины – предмет таинственный и непостижимый.

Им до глубокой старости не больше двадцати пяти.

Так что сейчас Её Величество королева Эвелианна почти ровесница своему единственному сыну, кронпринцу Алексису, который недавно отметил двадцатилетие.

Кронпринц – на портрете – так же необычайно хорош собой. Темные волосы, собранные в низкий хвост, слегка курчавятся на висках. Глаза темно-синие, нос прямой, с чуть заметной горбинкой. Губы не узкие и не пухлые. Обычные губы.

Во всяком случае, мальчишка, уже выбравшийся за пределы столицы, и теперь бодрым шагом удаляющийся от нее, ничего примечательного в губах принца не видел.

Впрочем, королевское семейство на данном этапе мальчишку не интересовало вовсе. Куда важнее было убраться подальше от городских стен, но так, чтобы как можно больше народу видело, куда направляется тощий узкоплечий парнишка, на плече которого болтается тощая котомка, на поясе висят самые непрезентабельные ножны из дешевого сорта дерева, обтянутые потертой кожей. Рукоять кинжала так же не представляет из себя ничего особенного. Простая сталь в кожаной оплетке. Ни тебе золотого или серебряного тиснения, ни драгоценных камешков, ни заговоренного от лихих людей гвоздя, вбитого в навершие рукояти.

Впрочем, откуда бы у простого мальчишки мог появиться подобный кинжал!

Внешность его самая обыкновенная для жителей Астерлика. Темные волосы длиной чуть ниже лопаток. Собраны в хвост и перетянуты нешироким кожаным шнурком. Глаза темно-карие, очень похожие на переспевшие вишенки. Черные ресницы делают их еще более темными и выразительными. Кожа покрыта вполне обычным для этих мест легким загаром: сразу видно, что прятаться от солнца мальчишка не стремится, наоборот, с радостью подставляет себя жарким лучам.

Немного подвел рисунок рта. Как-то не по-мужски мал рот. Верхняя губа изгибается, как спинка охотничьего лука, нижняя будто слегка припухшая, розовая.

Одет мальчишка вполне обычно: широкие серые холщовые штаны с множеством карманов. Спереди, сзади, на бедре, над коленом, и даже парочка потайных, в боковых карманах.

Полотняная рубашка с длинными рукавами густо-синего цвета. Никаких тебе кружавчиков, вышивки, или иного узорочья. Только на отложном воротничке, на левом его уголке вышит светло-синими нитями странный зверь единорог. Он стоит на задних копытах, грозно выставив вперед витой рог, а в передних держит не то венок, не то сноп веточек.

Впрочем, вышитый рисунок настолько мал, что практически и незаметен. Впрочем, и замечать его особо некому.

Сверху на рубашку надет жилет из деревенской пряжи – грязно-серого цвета, грубой вязки, но теплый. Юг-то, он, конечно, юг, но в данное время года носящее название межсезонья, ночи уже не жаркие и душные. Скорее, прохладные, если не сказать –холодные. Мальчишка почти всю ночь просидел под городскими воротами, ожидая, когда наступит рассвет. Продрог, а потому сейчас бодро шагал по обочине широкой дороги, настороженно поглядывая по сторонам. Шагать ему предстояло долго, а потому он несказанно радовался тому, что не поленился, добыл из чулана самые удобные разношенные сапоги, в которых ноги не потели, не сбивались в кровь и не превращались в один сплошной мозоль.

Правда, за грабежом чулана его чуть было не поймала экономка, пришлось затаиться на какое-то время среди пыльных мешков и сундуков с хламом, пока она причитала над очередным сломанным стулом из парадной гостиной. Потом ушла, оставив его (стул) у двери в чулан. Он (мальчишка) еще успел цапнуть из какого-то сундука непонятный узелок. Засунул его в котомку, осторожно выбрался сначала из чулана, потом и из дома через черный ход, по пути прихватив со стола в кухне пару свежеиспеченных лепешек и приличный кусок копченого окорока.

Кухарка, конечно, разозлится – окорок предназначался её семье, а вовсе не мальчишке. Ну, да Великая Триада с ней, с кухаркой. Авось, не исхудает. Ни она, ни ее семейство, вот уже полвека жирующее на господских харчах.

Еще он успел, пробегая в сумерках через плодовый сад, сорвать десяток почти поспевших краснобоких яблок и столько же груш. Жаль, огород с овощами дальше всего от дома, а то бы он не постеснялся оборвать пару-тройку помидорных кустов и обнести грядку с огурцами, благо, давно научился делать это быстро и незаметно. Но да ладно, на первое время хватит и того, что есть в котомке, потом еще где-то да промыслит провианта.

Размышляя на ходу о странностях мирской жизни, мальчишка бодро перебирал ногами, стремясь как можно быстрее и дальше унести свою голову от городских стен. Версты через три у него была намечена короткая остановка, перед развилкой дорог. Там, в уютном местечке, возвышался дорожный указатель. Направо – широкий, хорошо наезженный тракт, по которому день и ночь тянутся обозы, скачут одинокие всадники, лихо пролетают разномастные кареты, запряженные тройками или даже шестерками разномастных лошадей. Тракт ведет в соседние города. Крупные и не очень, перемежающиеся с придорожными поселениями и зажиточными селами.

Мальчишке туда не надо.

Налево ведет дорога поуже, не такая наезженная, но тоже не пустующая. По рассказам бывалых людей мальчишка знал, что ведет она в имения аристократов. Как приближенных ко двору, так и просто богатых и знатных лордов.

Туда ему тоже было не надо.

И мало кто знал, что посредине между «направо» и «налево есть вовсе даже неприметная тропка, ведущая сквозь негустой лесок в одинокое имение лорда д Экарт.

Именно туда-то мальчишка и пробирался, твердо уверенный в том, что именно там искать его станут в последнюю очередь.