Князь поневоле. Большая война

Глава 15

Кабинет великого князя Александра Александровича был погружён в полумрак — тяжёлые бархатные шторы пропускали лишь узкие полосы солнечного света, которые ложились на карты, разложенные на огромном дубовом столе. Воздух был густ от табачного дыма и напряжения — здесь явно провели не один час в тяжёлых раздумьях.

Я вошёл, щёлкнув каблуками, но великий князь даже не поднял головы. Он сидел, ссутулившись над донесениями, его пальцы нервно барабанили по столу.

— Садись, Игорь Олегович, — наконец произнёс он, указывая на кресло напротив. Его голос звучал устало, но в нём чувствовалась стальная решимость.

Я молча опустился в кресло, ожидая продолжения. В комнате царила тягостная тишина, нарушаемая лишь тиканьем массивных напольных часов.

— Франция падёт, — внезапно заявил великий князь, поднимая на меня воспалённые от бессонницы глаза. — Максимум через два месяца. Плюс-минус месяц, но результат будет одинаковым.

Он швырнул на стол свежую телеграмму с пометкой «Совершенно секретно»:

— Британцы высадили ещё два корпуса в Нормандии. Итальянцы прорвались через Альпы, а наши «союзники»… — он горько усмехнулся, — наши союзники разваливаются как карточный домик под дуновеньем ветра. У них нет резервов, нет боеприпасов, нет даже простого хлеба, — Великий князь резко встал и начал мерить кабинет широкими шагами, — Ты понимаешь, что это вообще значит? — он остановился напротив меня, в его глазах горел холодный огонь готовности, — Как только Франция капитулирует, то на нас обрушится вся мощь Германии. Да и не только Германии, а практически всей оставшейся Европы, — он ткнул пальцем в карту континента, — Англичане уж перебрасывают войска из Африки. Итальянцы высвобождают дивизии на юге. Даже ничтожные осколки австрияк начнут заигрывать с победителями. — Александр Александрович улыбнулся, — Император уже отдал приказ о мобилизации. Пятьдесят пехотных и пятнадцать кавалерийских дивизий. Через три недели они будут уже на фронте для укрепления нынешних рубежей и продолжения наступления со стороны Австрии на Баварию. Нам необходимы новые силы, новая кровь.

Я молча кивнул. Ситуация в будущем действительно может стать критической. Мобилизация коснулась порядка восьмисот тысяч человек — цифра очень большая, даже с учётом большой численности общего населения Империи, которое было больше четверти миллиарда. Восемьсот тысяч взрослых трудоспособных мужчин, отделённых от земли и станков, сильно скажется на экономике, но что-то мне подсказывало, что это будет отнюдь не первая мобилизация, а значит, малой кровью обойтись не получится. Если же японцы решатся перейти на сторону нашего противника, то Россию ожидает война сразу на несколько тяжёлых фронтов, включая и американский континент, способный выживать самостоятельно без вмешательства сил континентальной части Империи. Воевать будет тяжело. Слишком тяжело.

— Однако есть шанс. — великий князь внезапно понизил голос, словно опасаясь подслушивания, — Единственная сила, которая сейчас может переломить ситуацию, — мужчина подошёл к большому глобусу и резко повернул его, показывая Дальний Восток, — Япония.

В комнате повисла тишина. Великий князь дал мне время осознать сказанное.

— Они сохраняют нейтралитет. — продолжал Александр Александрович, — Однако у них есть сильная армия и большой современный флот. И главное — у них есть не меньше причин сражаться сейчас с англичанами, чем у нас.

Я осторожно кивнул:

— Но Токио до сих пор отказывалось от любых союзов…

— Потому что мы не предлагали им ничего стоящего. — резко оборвал мои размышления великий князь, после чего наклонился ближе, обдавая меня опасным блеском собственных глаз, — Сейчас ситуация на мировой арене изменилась. — мужчина разложил на столе ещё одну карту — на этот раз Тихоокеанского региона, — Британские колонии, голландская Ост-Индия. Даже французские владения в Индокитае. Всё это может стать для них настоящим призом за участие в войне на нашей стороне.

— Вы предлагаете раздел колоний? — осторожно уточнил я.

— Я предлагаю спасти Россию. — великий князь ударил кулаком по столу, — Если Япония вступит в войну, то англичанам придётся перебросить флот на защиту собственных заморских владений. Индия до сих пор не спокойна, Австралия без метрополии будет беззащитна. Немцы и итальянцы останутся без помощи, и мы додавим их оборону. — он сделал паузу, обводя рукой карту, — Мы получим передышку и шанс закончить войну на собственных условиях.

Я задумался, понимая разумность рассуждений великого князя. Если у французов не будет возможности долго удерживаться от наступления, то у нас не будет даже малейшей возможности прорваться через нынешний укреплённый фронт. Впрочем, чего уж тут говорить, если сейчас Великобритания является фактически неприступной крепостью, поскольку существующий флот России не сможет перебороть британцев. Этого нельзя сказать о японцах, как островном народе. Они, как и свои британские «коллеги», вкладывали в развитие собственных военно-морских сил куда большие средства, чем любая другая континентальная держава.

Есть ли смысл японцам участвовать в войне? В моей временной линии Япония участвовала в обоих мировых воинах под эгидой расширения «жизненного пространства», поскольку население в этой стране было большим, а пригодной для жизни территории действительно не хватало. В Первой Мировой Войне азиаты ограничились короткими операциями на восточной части континента и поставками России, но сейчас имеется возможность втянуть эту страну в войну по-настоящему, пообещав им возможность овладеть всеми азиатскими колониями на востоке. Это был очень жирный кусок, который пропускать просто так никому не хотелось бы.

— И кто же поедет в Токио?

— Думаешь, что я бы позвал тебя к себе просто так? — великий князь хмыкнул, — Ты будешь в составе делегации. Не главным, но важным человеком. Считай, что ты теперь лицо последних двух наших крупных операций. Японцы должны понимать, что мы способны воевать и сами, но если они подумают, что теперь можно нас атаковать, то получат страшную войну на Дальнем Востоке. Если они подумают напасть на нас, то получат настоящий ад. Сибирь пожрёт их войска.

— И какие у нас будут полномочия?

— Обширные. — Александр Александрович выдвинул ящик стола и достал оттуда толстую папку, — Мы готовы на большие уступки, но Сахалин, Маньчжурия и Курилы железобетонно остаются нашими. Мы готовы открыть порты для свободной беспошлинной торговли даже в Америке.

— Когда?

— Вчера. — великий князь усмехнулся, — Но придётся довольствоваться завтрашним утром. Специальный рейс будет вас ждать, — он встал и протянул мне папку, — Всё, что нужно будет в переговорах, находится здесь. Остальное будете придумывать на ходу. Никаких сеансов радиосвязи со столицей держать не нужно.

Я взял папку. Она оказалась неожиданно тяжёлой.

— А если они откажутся?

Великий князь подошёл к окну и раздвинул шторы. За стеклом раскинулся военный лагерь — тысячи солдат, готовых умереть по его приказу.

— Тогда будем бороться в одиночку. — Рюрикович положил мне ладонь на плечо, — Привезите победу.

Толстая папка с документами лежала в моём кейсе, словно кусок свинца — не только по весу, но и по значимости её содержимого. В ней были прописаны пределы наших уступок, карты возможных территориальных изменений, секретные досье на японских министров. Всё, что могло помочь склонить чашу весов в нашу пользу.

Мы выехали из Познани глубокой ночью. Специальный поезд, замаскированный под обычный военный эшелон, ждал нас на запасных путях. Окна вагонов были зашторены, а на платформе дежурили агенты охраны в штатском — ничто не должно было выдать важность этого состава.

Поезд тронулся плавно, почти бесшумно. Я сидел в купе, прислушиваясь к равномерному стуку колёс, и думал о том, как стремительно изменилась моя роль в этой войне. Ещё вчера я командовал легионерами на передовой, а сегодня мне предстояло стать дипломатом в стране, язык и обычаи которой я знал лишь по книгам.

Первые сутки пути прошли в молчании. Делегация — а это были в основном чиновники МИДа и военные советники — держалась обособленно. Лишь адмирал Коленов, включённый в состав миссии как эксперт по морским делам, иногда заходил ко мне обсудить детали предстоящих переговоров.

— Вы понимаете, князь, — говорил он, разглядывая карту Тихого океана, — даже если японцы согласятся, их флоту понадобится минимум два месяца, чтобы начать реальные действия против англичан.

Я кивал, мысленно прикидывая, сколько продержится Франция. Два месяца — это слишком оптимистичный срок.

На третий день поезд остановился в Москве — ненадолго, лишь для смены локомотива и пополнения запасов. Мне удалось выскользнуть на перрон, чтобы размять ноги. Столица встретила нас серым утром и тревожной атмосферой. На вокзале толпились мобилизованные, женщины с детьми, беженцы с запада. По громкоговорителям передавали сводки с фронтов, где правду наполовину разбавляли пропагандой.

Особенно запомнился один эпизод. У буфета я столкнулся с группой раненых офицеров, возвращавшихся с германского фронта. Узнав, кто я, один из них — молодой поручик с перебинтованной головой — вдруг вытянулся по стойке «смирно»:

— Ваша светлость, передайте там, на Востоке… — он запнулся, подбирая слова, — передайте, что мы тут держимся. Но помощи ждём.

Эти слова стали для меня ещё одним грузом ответственности.

От Москвы до Владивостока — семь тысяч вёрст. Поезд мчался через бескрайние просторы Сибири, где война ощущалась лишь по учащённому движению эшелонов на запад. За окном мелькали таёжные станции, заснеженные перелески, мосты через бурные реки. Иногда на маленьких полустанках появлялись женщины с пирогами — в тылу ещё хватало продуктов.

В Иркутске к нам присоединился дворянин Евгений Устов-Лехов — легендарная личность, знаток азиатских языков и обычаев. Его включили в состав миссии как переводчика и советника по восточным делам.

— Япония — страна парадоксов, — говорил он мне, куря папиросу в тамбуре вагона. — Там можно быть одновременно гостем и врагом. Главное — не терять лица. Никогда.

Его советы были бесценны, но ещё больше беспокоил его взгляд — жёсткий, фанатичный, словно он уже видел будущую войну на Востоке и жаждал её.

Чем дальше на восток, тем сильнее менялось окружение. На станциях всё чаще встречались азиатские лица — буряты, китайцы, маньчжуры, корейцы. Атмосфера становилась иной — здесь война казалась чем-то далёким, почти нереальным. Казалось, что люди здесь, если не считать самых обычных солдат, просто позабыли о происходящем на другой стороне страны.

В Харбине нас ждал первый сюрприз. На перрон вышел японский консул в сопровождении двух офицеров — формально для обычной встречи, но на самом деле явно присматриваться к делегации. Они держались подчёркнуто вежливо, но в их глазах читался холодный расчёт.

— Господин князь, — обратился ко мне консул на ломаном русском, — в Токио вас уже ждут с нетерпением.

Эта фраза заставила насторожиться. Как они узнали о моём участии? Значит, у японцев хорошая разведка.

Последний отрезок пути — от Харбина до Владивостока — прошёл в напряжённой атмосфере. Делегация изучала последние донесения: японский флот проводил манёвры у берегов Кореи, в портах спешно грузили уголь на военные корабли. Что это — подготовка к войне или демонстрация силы?

Владивосток встретил нас дождём и туманом. Город-крепость жил в ожидании — каждый здесь понимал, что в случае войны с Японией он станет первой мишенью. В бухте Золотой Рог стоял крейсер «Аскольд», который должен был доставить нас в Токио.

Перед отплытием я поднялся на сопку Орлиное Гнездо. Отсюда был виден весь город, гавань, острова в туманной дымке. Где-то там, за горизонтом, лежала Япония — страна, от решения которой теперь зависела судьба России.

— Ваша светлость, — подошёл ко мне адъютант, — капитан просит на борт. Скоро отлив.

«Аскольд» отчалил на закате. Крейсер, хоть и устаревший, всё ещё выглядел внушительно — три трубы, аккуратные орудийные башни, выбеленные борта. Когда берег скрылся в вечерней мгле, я остался на корме, глядя на кильватерный след.

Путешествие заняло пять дней. Первые двое суток мы шли вдоль корейского побережья, затем повернули в открытое море. Погода благоприятствовала — Тихий океан оправдывал своё название.

На третий день произошёл любопытный инцидент. Рано утром сигнальщики заметили дымы на горизонте — это оказалась японская эскадра: два броненосца и несколько миноносцев. Они шли параллельным курсом, не приближаясь, но и не отставая.

— Эскорт, — мрачно пошутил капитан «Аскольда». — Или намёк.

Японские корабли сопровождали нас до самого входа в Токийский залив. Только там они развернулись и исчезли в утреннем тумане.

Берега Японии появились на рассвете — сначала как синяя полоска на горизонте, затем проступили очертания гор, бухт, островов. Мы входили в залив мимо фортов и батарей — все они были приведены в боевую готовность.

— Красиво, — пробормотал кто-то из делегации.

Да, красиво. И смертельно опасно. Эти аккуратные домики на склонах, эти миниатюрные пагоды — за всем этим скрывалась стальная воля нации, готовой либо стать нашим союзником, либо — самым опасным врагом.

Когда «Аскольд» бросил якорь на рейде Иокогамы, к нам подошли катера с японскими чиновниками. Они были безупречно вежливы, но в их глазах читалось любопытство — что за русские приехали на этот раз просить помощи?

Иокогама встретила нас неестественной тишиной. На причале выстроился почетный караул в парадной форме, но за их безупречной выправкой чувствовалось напряжение. Каждый взгляд, брошенный в нашу сторону, был словно отточенный клинок — вежливый, но смертельно опасный.

Нас провели к специальному поезду — маленькому, но роскошному, с лакированными вагонами и гербами на дверях. Внутри пахло свежим татами и цитрусовым деревом. Окна были затянуты тончайшей бумагой, смягчающей свет. Японцы тщательно продумали каждую деталь, словно готовили сцену для спектакля, где мы были одновременно и гостями, и актерами.

Поезд тронулся без толчка, почти бесшумно. За окном поплыли рисовые поля, аккуратные деревушки, храмы с изогнутыми крышами. Красота, от которой захватывало дух — и которая казалась чуждой после окопов и пожарищ Европы.

— Они показывают нам свою мощь, — прошептал Устов, не отрываясь от окна. — Чистые дороги, ухоженные поля. Ни одного нищего. Это послание: Япония сильна и не нуждается в союзах.

Я кивнул. Всю дорогу до Токио я ловил себя на мысли, что мы едем не просто на переговоры — мы едем сдавать экзамен перед учителем, который еще не решил, достоин ли ученик его внимания.

Станция в Токио была пустынна. Ни толп, ни прессы — только несколько черных автомобилей и молчаливые офицеры в очках. Нас быстро погрузили в машины, даже не дав осмотреться. Город промелькнул за тонированными стеклами как сон — широкие проспекты, незнакомые вывески, люди в европейских костюмах, смешавшихся с кимоно.

Чем ближе к императорскому дворцу, тем больше менялось окружение. Современные здания уступали место старым кварталам, затем появились высокие стены, рвы с водой. Ворота. Еще одни ворота. Мост через ров, где стояли стражи в древних доспехах — не церемониальный караул, а настоящие самураи, потомки тех, кто когда-то резал иностранцев за сам факт их появления на священной земле.

Машины остановились у внутренней стены. Дальше — только пешком.

— Пожалуйста, следуйте за мной, — сказал худощавый мужчина в темном кимоно. Его русский был безупречен, без малейшего акцента.

Мы шли по выложенной камнем дорожке, петляющей между садами. Каждые двадцать шагов — новый пост, новые стражи. Ни звука, кроме шелеста листвы и наших шагов.

И вдруг — просвет. Широкая площадь перед главным зданием дворца, деревянным, с массивной изогнутой крышей. Но мое внимание привлекло не это.

На крыльце, под золотым гербом с хризантемой, стоял он.

Тэнно — Император Японии.

Он был одет в простой военный мундир без регалий, но осанка, взгляд — все кричало о его статусе. За ним, чуть поодаль, выстроились генералы и министры — настоящий совет, готовый решить нашу судьбу.

Император сделал шаг вперед. Тишина. Абсолютная, гробовая тишина, в которой даже птицы будто перестали петь. Мы оба молчали.