Княжество Семиречье

Глава 18

Великокняжеская резиденция. Город Покровск.

При появлении красавицы мужчины встали, а я, с широкой улыбкой, двинулся навстречу.

— Мадам. — склонившись, приложился к затянутой в тонкую ткань перчатки, руке. Пока Ухтомская считалась девицей, это было неприличным, но, как только стала замужней дамой — уже уместно: — Разрешите пригласить вас к столу. Все присутствующие жаждут услышать новости из империи…

Застолье прошло… живенько. Господа офицеры и чиновники наперебой расспрашивали нашу гостью, та остроумно отвечала, периодически бросая на меня короткие взгляды, перехватив которые, под боком начинала дикой кошкой шипеть Гюлер. О том, как вдова офицера стала княгиней Строгановой никто из присутствующих спросить не посмел, так как платье на даме было, хотя и дорогое, но пошитое из черной ткани, которое и в этом мире было символом траура. Хотя, с другой стороны, молодая женщина не выглядела слишком огорченной, скромно улыбалась, мило шутила, была, как всегда, остроумна, только, по окончанию завтрака, попросила моей аудиенции, наедине.

Великокняжеская резиденция. Город Покровск.

Кабинет великого князя ВКС.

— Итак? — лакей расставил на моем столе две кофейные пары, разлил кофе и удалился, только после этого я начал разговор: — Вас можно поздравить? Кто счастливый избранник вашей светлости?

Фамилия Строгановых не относилась к одной из богатейших семейств империи. Ермака они не снаряжали, экспедиции охочих людей, что поставили на колени всю Сибирь, не оплачивали. Единственное, что их объединяло с однофамильцами из моего прошлого мира — их бизнес начинался с соли. Когда и за что эта фамилия получила княжеский титул я не знал, не попадали господа Строгановы в сферу моих интересов.

— Увы…- Ванда достала из маленькой сумочки платочек и аккуратно промокнула сухие глаза: — Мое семейное счастье было недолгим…

Нас прервал внезапный крик, и последовавший за ним выстрел, прозвучавшие за окном кабинета. Девушка, сидящая напротив меня, вздрогнула:

— Олег Александрович, что там?

— Не обращайте внимания, это моя сиятельная супруга стреляет по тарелочкам, намекает вам…

Недавно я неудачно пошутил, что такому великому мастеру огневого боя, как Гюлер, невместно стрелять по неподвижной мишени, а вот стрельба по тарелочкам… Правда забыл сказать, что спортсмены моего мира стреляют по быстро летящему предмету дробовыми патронами…

Гюлер попробовала, смутилась, промазав несколько раз, после чего стала пропадать с небольшим конвоем в степи, всякий раз увозя с собой мешок самых примитивных глиняных дисков. И вот, пару дней назад моя жена, с гордостью продемонстрировала мне стрельбу по летящему предмету, причем, в большинстве случаев пуля из винтовки разносила летящую мишень в мелкое крошево. Правда под окном моего кабинета моя жена до этого не стреляла.

Ванда немножко побледнела, но собралась с силами и мыслями и поведала мне свою историю.

На одном из светских раутов молодая вдова, приехавшая развеять свою печаль из южного княжества, совершенно случайно, оказалась за карточным столом с несколькими возрастными мужчинами, один из которых принялся оказывать оной даме знаки внимания. На следующий день, за завтраком, прислуга подала Ванде записку, в которой ее приглашали на суаре в дом князя Строганова Милослава Ратиборовича, после чего события завертелись в каком-то быстром и безумном темпе, что через десять дней бывшая девица Ухтомская стояла перед статуей богини Лады, давая брачные клятвы пожилому мужчине –своему мужу. А еще через неделю «молодой» умер во время игры со своими друзьями, прямо за ломберным столом, во время пышного приема в своем доме, всего за пару минут почернев лицом и забившись в судорогах. Как в тумане похоронив мужа и проведя тризну, вдова проснулась ночью от торопливых шагов в коридоре. Дом был полон слуг, но, когда кто-то стал ломать двери, остальная часть дома продолжала мирно спать или делать вид, что спит. Исходя из того, что Ванда Гамаюновна давно работала на условно враждебной территории, выполняя мои деликатные поручения, некоторых инструкций она придерживалась, поэтому, наскоро накинув на себя теплый плащ с капюшоном и засунув в наволочку шкатулку с самыми важными документами, драгоценностями и деньгами, девушка распахнула раму окна и смело бросилась в высокий сугроб, что нагребли дворники. Прыжка со второго этажа от молодой княгини никто не ожидал, поэтому она беспрепятственно выскользнула через калитку у ворот, которая, почему-то, оказалась открытой.

Пометавшись по ночному городу, девушка смогла спрятаться в заколоченной купеческой лавке, где кто-то выломал пару досок, после чего, продрожав от холода до утра, приобрела у старьевщика поношенную женскую одежду и уехала из столицы в вагоне третьего класса поезда, идущего на запад, после чего несколько раз меняла маршрут, пока не оказалась в пределах моей территории.

— А вот это я купила в Омске. — на стол передо мной легла одна из многочисленных имперских газет средней степени скандальности.

Я подтянул к себе листы тонкой бумаги и пробежал глазами по заголовкам.

— «Финальный матч по английскому футболу», «Ускоренный выпуск училища корпуса дорожных инженеров»…

— Вторая страница, где про мошенницу… — поджав губы, прошептала Ванда.

— А! — я вчитался с мелкий текст заметки: — Из Соликамска пишут…Полиция и стража князей Строгановых разыскивают мошенницу…Подделала бумаги о заключении брака и наследстве, отравила князя…

— И что здесь правда, ваша светлость? — осторожно спросил я, постучав пальцем по газетным строкам и глядя в глаза своей собеседнице.

— Ничего, Олег Александрович…- на глазах княгини Строгановой или кто-там она есть, начали набухать прозрачные слезы.

В это время в дверь кабинета тихонько постучали, а через пару секунд, достаточных, чтобы соблюсти приличия, из-за створки двери показалась головка Гюлер.

— Заходи, дорогая. — я кивнул головой. Конфиденциальность конфиденциальностью, но вопрос образовался очень серьезный, касающийся нас обоих.

Жена без тени смущения прошла к столу, уселась на подлокотник моего кресла, сердито зыркнула на Ванду черными глазами и приставила к столу, пахнущее сгоревшим порохом, ружье.

Я подвинул к Гюлер газету и ткнул пальцем в касающуюся Ванды заметку. Степнячка внимательно прочитала газетную заметку, внимательно осмотрела замершую Ванду, после чего бесцеремонно спросила:

— Ребенок от кого?

— Какой ребенок? — опешила Ухтомская.

— Ребенок…- тоненький пальчик уперся в живот нашей гостьи: — Ты не знала?

— Я уже две недели прячусь, как заяц…- лицо Ванды исказилось в некрасивой гримасе, и она захлюпала носом: — Я думала, что это от волнения…

— Ну что-ты, что-ты… — Гюлер подскочила с подлокотника и, с необычайной для нее нежностью, приобняла плачущую девушку, гладя ее по трясущимся от рыданий, плечам: — Все будет хорошо, здесь тебя никто не обидит…

— Кстати, насчет не обидит… — честно говоря, мне не хотелось слушать, берущие за душу, рыдания моего бывшего министра пропаганды: — Ванда Гамаюновна, не то, чтобы я не верил, но если люди спросят — у вас есть документы, подтверждающие ваш высокий статус?

Ванда справилась с рыданиями, отерла лицо от слез и попросила позвать в кабинет ее личного слугу…

Не скажу, чтобы я прямо так и доверял этой непонятной девице, но появившийся на пороге парень, одетый в крестьянскую, сильно ношенную одежду, с простоватым лицом, что внес на вытянутых руках нечто, завернутое с серую от грязи, наволочку, на наемного убийцу с бомбой совсем не походил.

Парень поставил свою ношу на стол и, неуклюже кланяясь, попятился к двери, а Ванда откинула ткань и начала ковыряться в замке маленьким ключиком, висящим на шнурке на девичьей шейке.

Замок щелкнул, после чего девушка провела ладонью над металлическими петлями небольшого сундучка, по которым пробежали фиолетовые огоньки, очевидно снимались защитные заклятия, после чего крышка откинулась. В верхнем отделении лежало несколько столбиков, очевидно, с монетами, в холщовых мешочках и пухлая пачка имперских ассигнаций, а из нижнего отделения было извлечено несколько бумаг, которые легли передо мной.

Не знаю, что за прелести скрывались за пышными оборками черного платья и туго затянутого корсажа, но покойный князь Борис Миланович Строганов одарил свою избранницу (если, конечно, ее история правдива) истинно по-царски.

Первый документ был чем-то средним между свидетельством о браке и брачным договором моего прошлого мира, оформленный жрицами богини Лады в присутствии семи уважаемых свидетелей, кроме прочего включал в себе список отдарков от щедрого жениха. Вторым документом было завещание, в котором также содержался длинный список недвижимого имущества, включая городски, села, заводы и рудники, которые должны были отойти ребенку или детям князей Строгановых, если таковые родятся, ну и Ванде тоже кое-что отходило. После вдумчивого прочтения завещания становилось понятно, что князь Борис Миланович Строганов всех остальных родных и близких оставил без копейки, если в результате консумации брака у Ванды родиться дитя. Оба документа сияли магическими печатями, а молодая была указано с перечислением всех ее фамилий, начиная с Ухтомской, что делало невозможным вольное толкование личности наследницы.

— Поздравляю, ваша светлость…- подтолкнул я документы в сторону наследницы, не выглядевшей счастливой.

— Я любила Борю! — почти искренне пролепетала Строганова, на что я лицемерно заявил, что уверен, что ее муж в Нави радуется за неё.

Чтобы не сводить дальнейшее общение к слезам по «любимому Боре», я поставил вопрос ребром:

— Ваша светлость, так что привело вас в наш скромный дом? Чем мы можем вам помочь?

Внезапно пришедшие к какой-то близости девки (хотя еще вчера терпеть друг друга не могли) многозначительно переглянулись, после чего Гюлер пожала плечами и заявила:

— В принципе, я не против…

— Дорогая, ты о чем?

— Олег, идеальным для нас было бы, чтобы ты женился на Ванде, но…

Кофе брызнул у меня из носа и заляпал весь стол, хорошо, что документы от себя я отодвинул… Они конечно магически усилены и их не так просто испортить, но было бы неудобно…

Пока меня стучали по спине, пока убирали брызги кофе, я кое как продышался и пришел в себя.

— Ты, о чем, вообще, говоришь?

— Я сказала, что идеальным вариантом для нас было бы, чтобы ты женился на Ванде, но, к сожалению, двухлетний срок траура по любимому мужу… Вас просто не поймут и не примут в обществе…

А через два года что? Примут?

— Дорогая, а ты не забыла, что я уже женат? — я ничего не понимал: — Причем, по совпадению, на тебе?

— А ты что, тайный христианин? — в свою очередь удивилась моя жена.

— Да причем тут это? — разозлился я: — Ты сорок минут назад под окошком моим стреляла. Ты думаешь, я не понял твоих намеков? И тут такое изменение настроения? Ты сама не беременна? Гормоны играют?

— Я не знаю, что такое гормоны и с кем они играют… — отчеканила Гюлер: — Но я тебе обещала, после зимнего похода выносить и родить сына, а я своими словами не привыкла разбрасываться. А по поводу Ванды — ты что, так и собираешься годами гонять по степи нищих кочевников? Таким путем великую державу не создашь… Ты должен взять под свое покровительство Ванду с ее, нерождённым пока, сыном, восстановить ее права на все это…

Гюлер округлым жестом обвела документы, все ещё лежащие на столе, после чего продолжила:

— А через два года, когда пройдет срок траура, ты женишься на Ванде, включишь ее земли в свое княжество на правах зависимых территорий, и тогда уже…

— Так, помолчи. — я легонько стукнул кулаком по столу: — Ванда Гамаюновна, что я получу за то, что впишусь в эту историю и смогу вернуть вам ваше семейное имущество?

И начался торг, который шел почти четыре часа, причем, к огорчению бывшей госпожи Ухтомской, она лично, как совокупность женских прелестей, вогнутостей и выгнутостей, на этом ристалище совсем не котировалась, что-то между захудалой деревеньки и заброшенным рудником. Правда, когда я, по окончанию торга, пребывая в хорошем настроении, попытался ухватить княгиню Строганову за попу, то, тут же получил чувствительный толчок в плечо от Гюлер.

— Даже не думай! — погрозила мне пальчиком жена: — Два года не смей в ее сторону даже смотреть, во время траура она должна быть…

— Святее папы римского? — подсказал ей я.

— Хранить память о муже и растить наследника. — отрезала Гюлер: — Иначе ничего не получится.

— Кстати, о наследнике… — вернулся я к деловой части переговоров: — Ванда Гамаюновна, вы же понимаете, что рано или поздно вашего ребенка, если вы его выносите и родите, ожидает проверка на кровное родство с семейством Строгановых? И если есть какие-то сомнения, что он ее пройдет, то еще не поздно все отыграть назад.

— Я не боюсь проверки. — отрезала девушка.

— Отлично. Тогда я дам команду своим правоведам, чтобы готовили соглашение о наших будущих взаимоотношениях, завтра подпишем, после чего я напрягу свой штаб, чтобы срочно переверстывали план летней компании с Юга на Север. Кстати, Ванда Гамаюновна, а вы обращались в имперские инстанции с просьбой о помощи?

— Мне, Олег Александрович, было как-то не до этого. — горькая складка появилась у рта Строгановой: — Меня гоняли, как зайца. Некогда было даже осмотреться.

— А вот это напрасно. — я позвонил в колокольчик и попросил, вошедшего в кабинет, слугу, принести принадлежности для письма: — Вам срочно надо написать прошение в Имперскую канцелярию, сообщить, что ваша родня со стороны мужа нарушает права, как ваши, так и будущего ребенка, и вы просите Корону в лице Императора взять вас под свое покровительство.

— Зачем это надо, май дарлинг? — Гюлер смотрела на меня, как на идиота: — Империя возьмет ее под свое крыло, и мы ничего не получим.

— Никто никого под крыло брать не будет. — отмахнулся я: — Династия не будет портить отношения с достаточно влиятельным родом из-за девицы, которая в государственных раскладах не имеет никакого веса. Извини, Ванда, но это так. Ты пока никто и звать тебя никак. Ты кстати, пыталась обратиться к Ухтомским?

— Со мной даже разговаривать не стали. — безнадежно махнула рукой девушка.

— Что и требовалось доказать. Никто не сомневается, что тебя очень быстро прихлопнут, поэтому на тебя никто не захочет ставить, даже императорский двор. Но, прежде чем я начну действовать, тебе должны или отказать, или проигнорировать твою мольбу. Любой вариант меня устроит.

— Но это сколько времени пройдет… — загрустила Гюлер, которая ненавидела ожидание.

— Слава Богам, в законах империи очень чётко обозначен этот момент. Лицо княжеского рода, а, судя по документам, никто не сможет опровергнуть, что официально Ванда является лицом княжеского рода, вправе ожидать ответа из имперской канцелярии в течении тридцати календарных дней с момента обращения туда с ходатайством. А мы пока сможем подготовиться и выдвинуть своих людей на позиции чтобы, как все решиться, не терять времени. Кстати, надо нанести на карту все, что здесь перечислено. — я любовно похлопал по документам, лежащим на столе: — Надо же понимать, куда нам двигаться.

Месяцем позже. Российская империя.

Город Омск. Почтамт.

— На имя княгини Строгановой Ванды Гамаюновны корреспонденция есть?

Молодая женщина, одетая в новый дорожный плащ и модную шляпку с вуалью, склонилась к почтовому окошку.

— На имя княгини Строгановой Ванды Гамаюновны? — громко переспросил почтовый служащий, высовываясь из-за конторки и внимательно оглядывая посетительницу: — Одну минуту, ваша светлость, сейчас проверим.

Минута растянулась в пять, после чего служащий, все также громко крикнул: — На имя вашей светлости имеется корреспонденция из Ярославля, извольте получить.

Через несколько минут, дама, в сопровождении трех крепких мужчин, по виду, грузчиков, сжимающих в руках короткие дубинки, спустилась с крыльца городского почтамта, и торопливо двинулась к бирже извозчиков, располагавшейся примерно в ста саженях, на площади. Ер эти сто саженей молодой женщине пройти не было суждено. Из проулка на улицу выкатилась пароконная коляска, с поднятым пологом. Обогнав идущую по тротуару группу во главе с молодой дворянкой, коляска остановилась, в пологе образовалось широкое отверстие, из которого выглянул черный ствол, калибра чуть ли не пушечного. Грохнул выстрел, и заряд картечи понесся вдоль тротуара, убивая и калеча все на своем пути, после чего полог коляски вернулся на место, а пара лошадей с места взяла разгон. Но вместо того, чтобы скрыться за углом, экипаж убийц внезапно остановился, из-за полога показалось несколько голов.

К лежащим на тротуаре людям бросился мальчишка оборванец, склонился на окровавленным телом женщины, разжал подрагивающие в агонии пальцы на ремне дамской сумочки, после чего бросился бежать, прижав к груди свою добычу. Люди из коляски выстрелили вслед оборвышу пару раз, попытались развернуть коляску, но куда там — шустрый оборванец скрылся, смешавшись с толпой.

Великокняжеская резиденция. Город Покровск.

— Итак, дамы. — я положил на стол элегантную, но несколько потрепанную, дамскую сумочку: — Давайте посмотрим, что вам, Ванда Гамаюновна, ответила имперская канцелярия на вашу мольбу о помощи. Прошу вас…

Княгиня Строганова потянулась к сумочке, но, тут-же отдернула руку: — Это что –кровь?

— Вероятно. — пожал плечами я: — При получении ответа на ваше ходатайство погибло восемь человек, в том числе, четверо наших наёмников — актриса местного варьете и трое грузчиков из порта.

— Тогда вы сами. — Ванда нахохлилась, прижав ладони к губам.

Я расстегнул сумочку, достал большой серый конверт, скрепленный пятью, темно красными, как пятна на сумочке, сургучными печатями, разрезал бумагу.

— Бла, бла. А вот. Сообщаем вам, что по поводу нарушения ваших прав вы вправе обратиться в имперский суд… Все ясно, нам можно выступать.