Княжество Семиречье

Глава 14

Здание главы городского самоуправления города Орлов-Южный.

В феврале южные ветра сдули снежные заносы с железнодорожной магистрали и, после месячного перерыва, в Орлов-Южный пришли поезда и привезли новых людей и тревожные вести. Людей на этих поездах приехало много, гораздо больше, чем я ожидал. Империя вовсю готовилась к большой европейской войне, в центральных губерниях, как я понял, началась скрытая мобилизация. Как оказалось, лиц, не желающих обессмертить своё имя воинской славой, и в это время в стране было предостаточно. Надо ли говорить, что все триста человек, завербованных Вандой и ее агентами в столице, стремились скорее покинуть Орлов-Южный и оказаться в Покровске, формально, за границей, где не было имперских призывных комиссий. К сожалению, в строй новых жителей княжества я тоже поставить не смогу — при заключении контракта, новые подданные специально оговаривали невозможность для себя воинской службы, так как, все они являлись членами кружка «непротивленцев злу насилием» некоего графа Толстого.

Одним поездом с релокантами в Орлов прибыл новый градоначальник — коллежский асессор Телятников Велемир Жданович.

Встреча нового начальника на вокзале вышла откровенно жидкой, так как чиновников в городе осталось мало, денег «по подписке, на обзаведение» почти не собрали, а в городской казне средств не было. Я, несмотря на намеки городской общественности на вокзал, встречать градоначальника не поехал, так как мне сие было невместно.

Обозрев содержимое тощего конверта, что прилагался к караваю с солонкой, Телятников загрустил, к тому же оказалось, что достойной резиденции для нового начальника в городе нет. Пришлось коллежскому асессору размещаться в номерах гостиницы. Проверка кассовых книг показала, что городская казна практически пуста и погреть руки, дабы отбить средства, уплаченные за назначение градоначальником, негде.

Два дня после прибытия в город новоиспеченный градоправитель сидел безвылазно в гостинице, проводя одно за другим совещания с немногочисленными чиновниками, что остались в городе, а также бомбардируя телеграммами столицу и губернский Омск. Совсем не задорого мне удалось подружиться с местным телеграфистом и копии телеграмм, всего лишь на пару часов позднее, оказывались на моем столе.

Новый градоначальник требовал надежную воинскую команду для моего ареста, так как местная рота инвалидов, по его мнению, была ненадежна. Тем более, что десяток, уволенных зимой по выслуге лет, ветеранов этой роты я переманил к себе на службу. Вообще, в представлении жителей Орлова — Южного, за последние месяцы, Покровск превратился в некое легендарное Беловодье, и я эти представления старательно культивировал. Во всяком случае, откровенного мздоимства в моем княжестве не было, а контрразведка была нацелена на выявление взяточников, получая в виде премий десятую часть изъятого у взяточника имущества. Вроде бы, ничего особенного, но разница с порядками, царящими в Империи, была разительная.

Вечером второго дня к нам домой прибежал мальчишка с запиской от начальника казенной палаты, в которой последний просил о тайной и срочной встрече. Надо сказать, что в Орлове, как городе типичного фронтира, казенная палата играла несравненно более важную роль, чем в городах центральных губерний. Из экономических соображений и отсутствии кадров, здесь это учреждение, кроме ведения реестра сделок с недвижимостью и вообще крупных сделок, выполняло еще и функции государственного банка и казначейства и еще множество различных государственных функций. В любом случае, этот чиновник был слишком важен в моей системе управления, чтобы манкировать его предложением о встрече, поэтому мальчик убежал с ответом о безусловном моем согласии. Так как с появлением в городе новой метлы, мой дом, как источник возможных неприятностей, оказался, как под гласным, так и негласным наблюдением. И если гласный надзор, осуществляемый городской полицией в виде городового, стоявшего у дверей моего дома, был необременительной формальностью, то парочка шпиков неизвестной принадлежности, что крутилась постоянно у черного хода, вызывала определённые неудобства.

Встреча с моим визави прошла на территории княжеского торгового центра, чьи огромные ангары с десятком входов и большим скоплением посетителей из самых разных слоев горожан и жителей моего княжества, делали невозможным какое либо наружное наблюдение. Я прибыл в торговый центр через главный вход, мой партнер — спустя полчаса, через отдельный зал, предназначенный для обслуживания лиц с магическими способностями, а беседовали мы в одном из многочисленных подсобных помещений, куда не мог попасть ни один сторонний наблюдатель. — Олег Александрович, что мне делать… Этот выжига требует, чтобы я передал ему все суммы городских налогов… — мой собеседник преданно заглядывал в глаза: — И бумаги по вашему дому требует ему передать. — А бумаги-то ему зачем? — фыркнул я: — Там же, после регистрации в вашей конторе, никаких изменений внести не возможно. — Не знаю, ваша светлость. — Пожал плечами начальник казённой палаты: — Я ему пока отказал, но он завтра грозился с судебным решением прийти.

Я кивнул головой. Две ценности, которые я контролировал в Орлове был дом покойного градоначальника и суммы, собранных мной, местных налогов, которые я планировал весной пустить на обустройство городской канализации, и на оба этих актива мог повлиять мой собеседник. В лояльности председателя казенной палаты я не сомневался — слишком он помог мне с приобретением дома, и, хотя, чиновник действовал в рамках, как говорится, «правового поля», все, и справедливо, считали, что мое право на дом Богдан Всеволдович Панкевич оформил за хорошие деньги. Поэтому возврата на сторону противника от этого человека ожидать не приходилось — связавшись со мной он переступил черту. И если с моим союзником все было ясно, то председатель суда мог сильно испортить мои планы.

Председатель окружного и уездного судов, в настоящий момент, был самым высокопоставленным союзником новоназначенного градоначальника, на которого у меня не было рычагов давления. Замкнувший на себе всю судебную власть в городе и округе, единолично принимавший все судебные решения, так как других судей на службу он не принимал, этот «достойный» господин имел финансовый интерес в каждом, рассматриваемом судом, иске. Если же ни одна из сторон судебного спора не занесла судье «барашка в бумажке», то делу была уготована судьба годами лежать без рассмотрения, то тем или иным, формальным, причинам. И такое положение могло длиться до момента, пока кто-то из спорщиков не догадался «подмаслить» грозного судью. За то короткое время, что я пребывал в должности городского головы, я немного обрезал крылышки нашему судебному орлу, проведя выборы двух мировых судей, которые и принялись споро разрешать множество мелких споров, обычно возникающих между самыми бедными жителями уезда. Естественно, это покушение на многолетнюю монополию судьи симпатии ко мне не прибавило, поэтому, на данный момент, председатель суда был для меня самым опасным противником, добраться до которого я пока не мог, руки мои были коротковаты. Конечно, я мог решить вопрос кардинально, взорвав «его честь» вместе с его канцелярией, тем более, что там все работники, поголовно, были взяточниками и мелкими вымогателями, но, не хотелось выпускать опасного джина политических покушений из бутылки. Это там, в столице многочисленные бомбисты подрывали государственных мужей с завидной регулярностью, а здесь покушения на магов при помощи адских машин были относительной редкостью, если не считать таковым убийство моих местных официальных родителей. А если я начну взрывать своих политических оппонентов, то очень быстро дождусь момента, когда взорвут меня или мою жену. Нет, тут надо действовать гораздо тоньше.

Ладно, о судьбе судьи я подумаю попозже, а пока мой собеседник ждет ответа.

— Давайте, Богдан Всеволдович, задним числом передадим мне местные налоги на «под отчет», и хотелось бы последний вексель на уголь, что на отопление казарм пошел, предъявить к погашению. Так как денег в городской казне нет, вы мне взаимозачет по налогам сделайте, пожалуйста.

— Хорошо, Олег Александрович, договорились. — закивал головой начальник казенной палаты.

— А бумаги мои, будьте любезны, градоначальнику не давайте, во всяком случае, в ближайшее время. Испортить или исказить документ под государственной печатью новый градоначальник вроде бы не может, но на всякий случай, мало ли, какая у моего противника задумка. — я мотнул головой, пытаясь понять логику поступков моего оппонента: — Потяните пока время, очень вас прошу.

— Но, если от градоначальника придут с судебным приказом, я ничего не смогу сделать. — потупил глазки двуличный получатель моих денег: — Меня и под арест могут взять. Это вы человек большой, а я…

Это точно. Как оказалось, меня, как выборное лицо, даже переизбрать не смогут в течение ближайших двух лет, а если с должности снимать, то только по суду и не здесь, а в губернии, по ходатайству омского генерал-губернатора, за уголовное преступление, которое еще надо доказать, да и только в личном присутствии, никаких заочных решений и арестов. Правда, если мне умудрятся всучить повестку губернского судебного присутствия, то явиться я обязан, но даже в этом случае, есть определенные отговорки, типа, засуха или ливни, снега мало на полях поместья, и для подготовки к битве за урожай требуется мое личное присутствие на полях. Короче, любой природный катаклизм на территории поместья может являться основанием для отсрочки вызова не менее, чем на шесть месяцев, но не более года. Вот такая формулировка дана в своде Имперских законов, как хотите, та к ее и воспринимайте.

Распрощавшись с чиновником, я прикупил к ужину коробку пряников и, не скрываясь, двинулся к своему дому, где, по прибытию на место, вызвал к себе постоянного представителя контрразведки при моей персоне.

На следующий день.

Здание уездного и городского суда.

— Сударь, вы мне не поможете…

Чиновник без чина при канцелярии суда Пахом Чесноков, только что занес председателю суда свежего чая в серебряном подстаканнике, со свежими баранками, до которых он был большой любитель, направился в сарай, дабы принести свежих дров, так как на должности истопника председатель суда тоже экономил, как навстречу судейскому шагнул молодой человек с белесым, блёклым и незапоминающимся лицом.

— Попрошу вас изложить свою нужду. — тут же остановился чиновник, учуяв тренированным носом запах денежных купюр.

— Видите ли, ваше благородие…- зачастил молодой человек в курточке, отдалённо похожей на студенческую: — Я являюсь студентом факультета правоведения столичного университета, а в ваш город приехал к тетушке, на каникулы. И дабы время не терять, я хотел бы ознакомиться, так сказать, с практической стороной судебного делопроизводства. Я вижу, что вы, ваше благородие, человек опытный и знающий. Не смогли бы вы мне подсказать, какие судебные заседания мне стоило бы посетить в ближайшие недели, чтобы лучше понять кухню процесса?

Пахом, которого никто в последнее время благородием не называл, так как он уже дважды проваливал экзамены на классный чин, приосанился и только милость богов и предков уберегла судейского от желания поделиться такими сведениями с этим славным юношей совершенно бесплатно.

— Я бы с удовольствием поделился с вами моими мыслями на этот счет. — Важно сообщил Пахом: — Но, только очень я занят, их высокоблагородие приказал дела к завтрашним слушаниям просмотреть и доложить.

При этом пальцы судейского, действуя на автомате, потерлись друг о друга, в характерном жесте, подушечкой большого пальца, о кожу указательного.

— Вы об этом даже не беспокойтесь… — молодой человек душевно улыбнулся, повторив коррупционный жест: — Это, как у любая служба должна хорошо оплачиваться. Я же хочу пригласить вас перекусить в приличное место и не спеша обсудить возникшие у меня вопросы.

Через три часа пьяненького Пахома, сживающего в кулаке пятирублевую ассигнацию половые кабака «У последней черты» уважительно, под руки, выводили на улицу. Юноша, на протяжении дружеского обеда, пивший только чай, исчез минут десять как, честно оплатив все выпитое и съеденное, и оставив половому двадцать копеек «на чай».

Кабинет Олега Александровича в собственном доме. Город Орлов-южный.

— Таким образом, Олег Александрович, наибольший интерес для нас, по моему скромному мнению, является тяжба между уездными помещиками — Мадрыкиным и Уткиным по установления факта принадлежности участка в триста десятин, с источником воды. Уткин, кому принадлежит в настоящее время этот участок, едва сводит концы с концами. Мадрыкин же характеризуется, как бесчестный и беспринципный делец, с неустойчивым характером. Главным доказательством в деле служит договор между сторонами процесса, по которому, якобы, Уткин уступил этот участок Мадрыкину за двести рублей. Если, через два дня, судья признает договор действительным, то Уткину грозит разорение. Из интересного — мой источник слышал, как после последнего судебного заседания Уткин умолял Мадрыкина взять отступное, говорит, что сумма дошла до тысячи рублей серебром, но Мадрыкин лишь хохотал, приговаривая, что ему процесс в три раза дороже обошёлся. Если послезавтра, после оглашения решения, что-то случиться, с его честью, судьей, все поймут, что это сделал Уткин.

— Хорошая работа, я доволен вами. И план неплох, но я думаю, что мы поступим иначе. — я сделал приглашающий жест, призывая молодого человека присесть рядом, за стол.

Орлов — Южный. Гостиница «Лондон».

Когда, приехавшему на суд, помещику Мадрыкину в холе гостиницы подбежавший мальчишка сунул в руку, свернутую трубочкой и прошитую суровой ниткой, записку, ничего не предвещало беды. Мурлыкая под нос марш Инженерного полка, в котором помещик имел честь служить по молодости (пройдя две компании и заработав пару орденов с мечами), помещик порвал сильными пальцами нить, развернул бумагу и в следующий миг холл гостиницы содрогнулся от яростных криков гостя.

Помещика смогли угомонить только через несколько минут. Препровожденный в буфет и успокоив нервы стаканом водки и соленым огурцом, Мадрыкин вновь развернул записку, вызвавшую у него приступ ярости.

«Сударь, с болью в сердце уведомляю о необходимости внести еще три тысячи по известному Вам делу, в противном случае вынужден…» Конец записки был оборван, когда Мадрыкин в ярости попал ногами в комнате, но помещик прекрасно помнил ее окончание. Это крапивное семя, этот слизняк-законник, кровопийца, мало того, что выманил у Мадрыкина две тысячи рублей, хотя помещик первоначально планировал ограничится четырьмя-пятью сотнями, так он еще решил не останавливаться на этом…

Мадрыкин просто физически ощутил, как липкие пальцы судебного начальника цепко охватывают его за шею, наклоняют в обидную позу и собираются совершить над ним акт позорного насилия.

— Да я жить не буду, но тебя, сучёныш, изничтожу. — Мадрыкин выпил второй стакан водки и, в ярости, швырнув его об стену, выбежал из гостиницы — у него было слишком много дел.

Столовая дома городского головы. Город Орлов — Южный.

За дверями столовой раздались грохочущие шаги, крики, и когда дверь распахнулась и на пороге появилась фигура начальника полицейского участка, на него было нацелено несколько серьезных стволов.

— Вы, Овчина Душанович, в следующий раз, когда надумаете ко мне без доклада врываться…- я отложил в сторону массивный револьвер: — Подумайте, что от дурных манер можно и пулю схлопотать на вздохе. Гюлер, дорогая, отложи пожалуйста винтовку и распорядись, чтобы господину начальнику полиции подали столовые приборы…

— Прошу прощения, ваши светлости… — мичман в полицейском мундире коротко поклонился: — Приношу свои извинения, но чрезвычайные обстоятельства вынуждают меня… Вша светлость, скажите — это вы сделали?

— Вы о чем сейчас, мой друг? Я с утра ничем предосудительным, что могло вызвать внимание полиции, не занимался. Встал, привел себя в порядок… — я взглянул на жену: — Ну, это личное. После этого мы пили кофе вдвоем, больше ничем не шалили…

— Ваша светлость, примерно полчаса назад, у порога здания суда, посредством приведения в действие адской машины, был убит председатель уездного и городских судов Бобров Капица Родимович. Свидетели утверждают, что после взрыва к агонизирующей жертве подошел какой-то человек и засунул в рот Капице Родимовичу ассигнацию номиналом в сто рублей, после чего, быстро скрылся на пароконном крытом возке.