Книга Пророков

Глава 8 Вторжение

В эту ночь снился священнику странный, злой сон. Будто он, Рой Дигр, оказался в каком-то подземелье, где возвышались сотни черных мраморных колонн. Будто бы искал он в этом подземелье некую Книгу Пророков. Такую древнюю и мрачную, что сама Смерть по сравнению с ней представлялась девочкой-подростком. И будто бы книга эта могла вернуть мир на пути Света, а без нее человечество было обречено.

Священник ощущал биение времени у себя в висках. Летели тысячелетия, а он все так же петлял меж колонн, и не было выхода из этого лабиринта! И не было спасения от нависшего Зла.

Проснулся Дигр еще до рассвета. В слюдяном окошке стояла непроглядная темень. В лорсюшне волновался Кир: нервно баохал, бил копытом в земляной пол. «Должно быть, это все ветер, — подумал Рой, — при ветре с моря он всегда чувствует себя больным».

Доносился горьковатый запах кострища, обычный для этих мест — рыбаки, высаживаясь на берег, всегда разводили огонь. Пахло влагой и гниющими на кромке воды водорослями. Однако теперь к привычному запаху примешивалось еще что-то.

Дигр закрыл глаза и глубоко вдохнул. Смерть! Воздух был напитан острой горечью смерти, невероятным ужасом. И это могло означать только одно: на таинственном острове Манун приносились человеческие жертвы, и ветер доносил их страдания.

Между тем, мастер Голубого Круга не стал бы растрачивать «материал» попусту. Каждое убийство для него обладало вполне осязаемой ценностью, ибо давало силу бесчеловечным замыслам. Наивно думать, что истязания адептами Нечистого пленников бессмысленны или вызваны одной только жестокостью. Нет, они служат вполне определенной цели — пробуждению темной стороны реальности.

И это значило, что надвигалась беда.

Священник поднялся и, накинув на плечи шкуру барсука, которого в молодые годы имел честь отправить в чертоги Предвечного, вышел на внутренний двор. Пустынный замок, в котором обитал Дигр, был огромен и величественен. Стены, высотой никак не менее двухсот локтей, были усеяны острыми зубцами. Священник посмотрел вверх. Лоскут темного неба, вспоротый лунным серпом, походил на боевой стяг, что изранен вражескими ордами, но все еще гордо реет на древке.

«Такое небо бывает только накануне сражения. Когда Всевышний готовится принять души поверженных воинов.»

Идти через внутренний двор было и жутковато, и сладостно. Замок огромным великаном нависал над священником, пялился пустыми бойницами, зачаровывал кружащимися в облаках вершинами сторожевых башен. Он, несомненно, был исполнен силой, и Рой, не особенно задаваясь вопросами, впитывал ее в себя с каждым вздохом.

Киллмен сам выбрал себе жилище. Он искал уединения и нашел его в избытке — замок был не просто свободен от других обитателей, но пользовался такой скверной репутацией, что горожане старались обходить его за лигу.

В Нагрокалисе ходила легенда, будто бы замок был построен неким магом по имени Верл. «Никто не знает, когда его сотворили, но стены его столь древние, что помнят молодость Мира. И каждый камень его несет печать страшного заклятия. И стены его неприступны, ибо при закладке в них была замурована девственница, дабы задобрить духов земли…»

Скорее всего, это было всего лишь сказкой, но, тем не менее, местные жители не жаловали «Логово Волка». И это как нельзя более устраивало начальника стражи.

Он подошел к конюшне и, отвесив поклон порогу, — дверной проем был, видно, рассчитан на карлика, — шагнул в темноту. Пылающий факел служил слабым подспорьем.

Кир всхрапывал и, словно потеряв разум, бросался на жерди, ограничивающие загон. Священник открыл калитку и подошел к животному. Сухая рука метса легла на взмыленную спину лорса:

— Ну, ну, успокойся. Всего лишь ветер, дружок. Это только ветер.

Казалось, Кир не слышал хозяина. Животное вздрагивало всем телом и рвалось вон.

— Ну, успокойся, успокойся, — ласково, словно ребенку, шептал священник, — ничего не случилось, Кир. Ты в полной безопасности. Твой хозяин с тобой.

Рой медленно гладил животное по голове, чесал за ухом, похлопывал по бокам. Через некоторое время лорс успокоился. Его ветвистые рога перестали вспарывать пространство, атакуя незримого недруга. С губ больше не срывались хлопья белой иены. Кир замер и ткнулся мордой в грудь хозяина.

— Бедный ты мой, — грустно улыбнулся метс. — Ну, что с тобой поделать?

Кир поднял голову и посмотрел хозяину прямо в глаза. Взгляд лорса напоминал взгляд брошенной в пустом доме собаки.

— Хоть с собой забирай, — пробормотал киллмен, — да ведь ты не пройдешь в дверь… Впрочем, я, кажется, знаю, как поступить.

Наверняка животное не сомкнуло глаз. Судя по тому, в каком состоянии обнаружил его священник, Кир маялся всю ночь напролет. А между тем, лорсу предстояла сегодня трудная работа. Да и не только сегодня! В полдень Дигр должен был отправиться в Аббатство, а это сулило десять дней походных тягот.

— Тебе понадобятся силы. Не хочешь ли вздремнуть, мой верный друг?

Кир отчаянно мотнул головой. Он желал лишь одного: быть рядом с хозяином — самым достойным человеком во всей Вселенной.

— Нет, это не верное решение, — проговорил священник, — отдых тебе необходим.

Дигр вошел в сознание животного и замедлил деятельность его мозга. «Спать! — приказал Дигр. — Ты должен спать!»

Как и следовало ожидать, Кир присел на задние ноги, а затем мягко повалился набок.

«Сколько ни бьюсь, никак не могу его приучить спать стоя, — улыбнулся Дигр, — должно быть, наследственность сказывается».

Купец, у которого был приобретен лорс по кличке Кир, утверждал, что потомки животного восходят чуть ли не к самим Адаму и Еве, в том смысле, что прародители человечества якобы катались на благородных животных по заливным лугам Эдема. Но Рой в этом сильно сомневался.

Во-первых, потому, что в допотопные времена лорсы не водились. Это священник знал доподлинно: ученые Аббатств обладали достаточно обширными сведениями о допогибельной флоре и фауне. И, во-вторых, не сел бы прародитель человечества, не говоря уж о его возлюбленной, на огромного сумасбродного мастодонта, способного вогнать в дрожь одними своими размерами. Да еще и с ржаво-рыжими пятнами по бокам.

Рой покинул конюшню и вернулся к себе. Начинало светать. Он затопил камин и, сев в деревянное кресло с резной спинкой, блаженно вытянул ноги к огню.

После стылого сумрака, из которого только что вернулся священник, тепло казалось поистине божественным даром. Дрова уютно потрескивали, маленькие искры вспыхивали по пути в дымоход и умирали, так и не обретя свободу. «Так и мы — мечемся по свету в поисках Спасения. Но никто из нас даже не приблизился к нему хотя бы на шаг.»

Кир должен был пробудиться ближе к полудню. До того времени следовало собрать пожитки. Рой стряхнул дремоту и принялся за дело.

Расставшись с уютным креслом, он подошел к кабаньей морде, свирепо скалившейся со стены. Чучельник постарался на славу — зверюга выглядела, как живая. На желтом клыке висела кожаная сума, щедро украшенная защитными рунами, и еще одна — двойная, которую также надлежало приторочить к седлу.

Рой снял ту, что побольше, и, заглянув внутрь, извлек на свет божий походный набор киллмена — тугой кожаный сверток, туго обмотанный бечевой. Священник положил его на стол и распутал двойной узел, которым обычно пользовались лесные следопыты, чтобы их «сокровище» не пострадало от мышиных набегов, дождей или других напастей кочевой жизни.

Как он и ожидал, все оказалось в полном порядке. Впрочем, ничего удивительного — с его, Дигра, опытом можно было бы и не перестраховываться. Сушеная оленина выглядела довольно аппетитно, небольшой бурдюк с настойкой болотных трав для промывания ран перед перевязкой нигде не прохудился, набор метательных ножей также был в полной боевой готовности. Кожаные жгуты не рассохлись и были упруги, пять дюжин наконечников для стрел — остры. И, наконец, самострел — легендарное оружие, способное сокрушить самого страшного врага, — хищно поблескивал лаком узкой дуги.

Рой достал арбалет из сумки. Что за великолепное оружие! Дигр поднял оружие на уровень глаз и навел на кабанью морду.

— Пухх… — усмехнулся священник. — Ладно, приятель, не бойся. На тебя бы я не стал тратить драгоценный болт. Тем более, стальной. Тем более, что судьба уже свела нас когда-то…

Рой вернул самострел в сумку. Туда же он поместил и «сокровище киллмена», заботливо его упаковав. А потом принялся обследовать другую суму.

Это занятие оказалось куда скучнее. Содержимое походной котомки, в сущности, никак не могло помочь лесному бродяге в его странствиях и представляло из себя своеобразные знаки отличия, которые с недавних пор должен был иметь при себе каждый странствующий священник. В ней хранилась подорожная грамота, выданная аббатом Демеро, в которой предписывалось оказывать ее предъявителю всяческое содействие. Кроме того, в суме имелась книга в кожаном переплете — молитвенник, на котором красовался тисненный золотом крест; небольшой туесок с краской, кисть и зеркальце, которыми пользовались священники при нанесении ритуального рисунка на лицо.

Обычай разрисовывать лицо крестами Рою никогда не нравился и здесь, в Нагрокалисе, киллмен не особенно утруждал себя рисовальными изысками. И, если для начальника стражи подобные вольности были простительны, то для священника-воина… Лучше не дразнить Аббатство, а то не миновать назначения в очередной Нагрокалис. «Символ веры так символ веры, здесь уж ничего не поделать», — вздохнул Рой и, макнув кисть в туесок, принялся наносить рисунок.

— Господи, тебя только ради…

Видно, не стоило упоминать имя Господа всуе. Едва мысль отвертелась и исчезла в небытии, как раздался настойчивый стук. Кому-то не терпелось увидеть Дигра. И это в столь ранний час!

Чертыхаясь, на чем свет, Рой распахнул дверь. На пороге стоял, скалясь во всю свою звериную морду, Марк Крысобой, собственной персоной.

— А я вот зашел проведать тебя напоследок, дружище! — осклабился кентурион. — Да ты ли это?!

«Началось! — с тоской подумал начальник стражи. — Принес же Нечистый».

— Не стой на пороге, — буркнул священник, отходя в сторону, — холода напустишь.

Кентурион вошел и плюхнулся в то самое кресло перед камином, в котором не так давно отдыхал Дигр. Только теперь Рой заметил, что в левой руке Крысобоя обосновалась фляга, причем ее содержимое мало-помалу переливалось в утробу великана.

— Не рановато ли для возлияний? Что с тобой происходит, Марк? Я давно заметил…

— Что со мной?! — заржал Крысобой. — Да ты на себя посмотри, Дигр. Ты похож на портовую шлюху, размалеванную, словно кукла.

Рука киллмена невольно потянулась к рукояти палаша:

— Еще слово!.. — прошипел он.

— Молчу, молчу… — с наигранным испугом замахал руками кентурион. — Только не убивай!

— Ты пьян, Марк! — бросил священник. — Лучше тебе уйти.

Крысобой зло посмотрел на начальника стражи и произнес:

— Не торопись, дружище, тебя ожидает градоначальник.

Ох, не понравился киллмену тон кентуриона. С каких это пор Крысобой запанибрата с наместником Аббатства?

Конечно, Марк однажды спас ему, Дигру, жизнь, но сей долг уже давно оплачен.

— Ты, должно быть, забыл, дружище, — в тон кентуриону ответил Рой, — что я не подчиняюсь вашему градоначальнику. Скорее уж, мне уместно вызвать его с докладом…

— Боюсь, у него другое мнение, Дигр, — прорычал Марк, — и тебе придется отправиться к Биргу, иначе…

Святые Аббатства всегда пользовались непререкаемым авторитетом в любой части Атвианского союза. Бирг, этот слюнтяй, выпивоха и любитель местных потаскушек, это ничтожество, предпочитающее собственные интересы долгу, вдруг показал зубы! Да еще Марк…

— Что — иначе? — ледяным тоном спросил священник. — Ты отведешь меня силой?!

— Не я, — осклабился кентурион, — они. Заходь, ребята.

В этот момент метс от души пожалел, что так и не обрел уважения к засовам. Он слишком полагался на свои ментальные способности, и потому дверь его комнаты почти всегда оставалась открытой. До нынешнего момента Рой считал, что почувствует даже мышь-полевку, если той вздумается приблизиться к его жилищу.

За самонадеянность, как видно, всегда приходится расплачиваться. У порога топтались трое наемников из личного отряда градоначальника — облаченные в черные одежды, с палашами в огромных ручищах, они, скорее, напоминали лемутов, нежели добрых людей. Крысобой, вальяжно откинувшись на резную спинку, презрительно смотрел на священника:

— Ну, что, Дигр, надеюсь, я привел достаточно веские аргументы?

— Вполне.

«На что они надеются, — подумал Рой, — неужели эти безумцы всерьез считают, что вот так запросто смогут совладать с опытным киллменом?! Стоит мне применить ментальную атаку, и эти молодцы во главе с пропившим разум Крысобоем будут корчиться в страшных муках».

— Собирайся! — гаркнул кентурион, и священник потерял последнюю надежду уладить дело миром.

Он сосредоточился и нанес ментальный удар… Его импульс воли рассеялся в пустоте. Ни один из наемников даже не пошевелился, а Марк так и вовсе захохотал, вернее закаркал, как завидевший павшего кау ворон.

Конечно, Дигр не использовал самые сильные из имеющихся в его арсенале средств — но и это не могло послужить объяснением неудачи.

— Кончилась твоя сила, святоша, — потешался Крысобой. — Была, да вся вышла! Должно быть, на пост и молитвы извел! Или на пухленьких метсианок, а, Дигр?

Молодцы у порога отозвались грубым смехом.

— А может, не тащить его к Биргу? — бросил один из них. — Кончим его прямо здесь? Дозволь выпустить ему кишки, а, Кирг?

— А еще лучше, — мечтательно предложил другой, лицо которого было отмечено печатью врожденного идиотизма, — на крюк его вниз головой, и крови свежей напиться, солененькой. Только скажи, Кирг, вмиг обернемся!

Слова были явно обращены к Крысобою. Но почему Кирг? Страшное подозрение возникло у священника. Неужели кентурион, тот кентурион, что не раз прикрывал ему спину, — обыкновенный предатель? Неужели Крысобой принял второе имя, черное? Имя, которое открывало своему обладателю путь к Злу.

— Не сметь! — взревел кентурион. — А то я сам вас сейчас… Приказано доставить в целости — значит, приказано. И не вздумайте шутки шутить, живо охоту отобью.

Наемники быстро присмирели.

— Мы просто, это… — сказал тот, что казался самым рослым. Должно быть, в его здоровенный череп вмещалось поболее мозгов, чем у других. — Мы пошутили, Кирг. Мы же знаем, с хозяином лучше не связываться, враз обуздает. Мы, того, извинения приносим.

Кирг как-то неестественно крутанул глазами, выпятил подбородок и, едва не захлебываясь слюной, рявкнул:

— Впредь попридержите языки, псы, не то отрежу! А ты, — обратился он к священнику, — чего выпятился?! Удивлен? А чего же ты ожидал, отче! Может, того, что я всю жизнь изведу за какого-то там Спасителя? — Кирг презрительно скривился и плюнул под ноги. — Что же он себя-то не спас — а, священник? — если брался других спасать?

Наемники вновь одобрительно загудели:

— Дело говорит, — донеслось до Дигра, — давно уже пора костры запалить. И святош этих, — три пары глаз сверкнули ненавистью, — на кострах поджарить, чтобы по лесам не шастали, зверье не пугали!

— Молчать! — оборвал их Кирг.

Зловещее бормотание тут же стихло.

— Не говори о том, чего не понимаешь! — скрипнул зубами Дигр. — Не тебе, предатель, рассуждать о Спасителе. Твои мысли могут постичь лишь замыслы того, кто привел его к страданиям, того, кто предал его.

Кирг в бешенстве отшвырнул флягу и вскочил на ноги. Одним прыжком он подскочил к Дигру и, схватив за горло обеими руками, принялся душить.

— Не смей со мной спорить! — орал Кирг. — Не то я разорву тебя в куски.

Видимо, «обращение» придало сил Крысобою. Конечно, и раньше никому бы и в голову не пришло назвать его слабаком, но теперь, когда он стал Киргом… Дигр хрипел и отчаянно сопротивлялся, но ничего не мог поделать. Силы покидали его.

Наконец кентурион отшвырнул чуть живого священника к стене и коротко приказал:

— Взять его!

Два раза повторять не пришлось. В мгновение ока руки метса оказались закрученными за спину, а шею обвила тугая петля.

— А ну, пошел! — один из стражников ударил Дигра рукоятью кинжала под ребра, а другой натянул веревку так, что священник вновь захрипел. — Бирг будет доволен, он давно хотел с тобой потолковать, отче! Эх, будь моя воля…

«Вот, значит, в чем состояло мое задание, — горько усмехнулся Рой. — Гнилой город! Здесь все прогнило до мозга костей, как в Ниане — в том городе, что когда-то служил тайным прибежищем адептов Нечистого, городе, из которого они творили свои темные дела. История повторяется! Не Ниана, так Нагрокалис, не Нагрокалис, так какой-нибудь другой. Заразу следует выжечь с корнем, только тогда можно быть спокойным за судьбу Атвианского союза».

Теперь все встало на свои места. Но почему, почему так поздно, когда уже нельзя вернуть упущенного времени, когда, быть может, остались лишь считанные часы до лютой смерти?

Разумеется, Демеро не мог сказать все открытым текстом — и стены имеют уши, — кроме того, аббат, видимо, был не вполне уверен в своих предположениях. Конечно же, он надеялся, что вновь назначенный начальник стражи сам поймет, что к чему… Рой Дигр, священник, киллмен впервые в жизни был готов рвать на себе волосы…

Его выволокли из замка и потащили по улице, словно бродячего пса, приговоренного к смерти сворой жестоких мальчишек. Жители глазели на него с нескрываемым любопытством. Некоторые указывали пальцем и зубоскалили: мол, что заработал, то и получил, и поделом тебе, отче. Во всех глазах читалась злоба.

Но, помимо унижения и боли, киллмен чувствовал еще кое-что. Сперва он не хотел признаваться в этом, гоня от себя неотступные мысли. Но, в конце концов, сдался. Его сознание контролировалось чужой волей. И настолько тонко, что почувствовать это было почти невозможно.

Рой и не чувствовал. Обычного для ментальной атаки раскаленного обруча, сжимающего виски, не было и в помине; мысли ничем не отличались от обычных, каждодневных, разумеется, с поправкой на ситуацию; посторонние голоса также не тревожили священника. И все же…

Все же некая сила терзала мозг Дигра, терзала медленно, методично, по-видимому, считая, что имеет времени в избытке. Она не торопилась. Каждый шаг был столь завуалирован и точен, окружен столь мощными барьерами и щитами, что его едва можно было уловить.

В одном древнем манускрипте Рой прочел об изощренной пытке, которая, как утверждал безвестный, но сведущий автор, применялась задолго до Смерти. Жертву обривали наголо, а потом накладывали на голову кусок сырой кожи, изрядно снабженный каким-то клейким раствором. Некоторое время несчастный не испытывал физических страданий, но потом, когда волосы начинали расти, появлялась невыносимая боль, ведь они росли вовнутрь… Священник чувствовал, что к нему применяют нечто очень похожее.

Боль придет, страшная, невыносимая, от которой не будет спасения. Это так же неизбежно, как смерть. И что же потом? Те, кому накладывали сырую кожу, в большинстве своем погибали в страшных муках. А те немногие, кто оставался жить, теряли разум и превращались в послушных скотов, готовых выполнить любую волю хозяина.

«Если встанет выбор, — решил Дигр, — я найду способ умереть. Даже если под рукой не окажется ничего, что способно принести смерть». Рой прекрасно знал, что мощным волевым усилием он способен остановить собственное сердце.

Резиденция городского головы — массивный дом, сложенный из неотесанных каменных глыб, — выходила на Площадь Правосудия. По задумке неизвестного градостроителя, площадь предназначалась для публичных казней или праздников, и потому три улицы, впадающие в нее, словно извилистые речушки — в море, были настолько узкими, что на них с трудом удавалось разойтись двум путникам, а уж тем более наездникам на лорсах. Стоило лишь поставить несколько деревянных треног — и проход оказывался наглухо заделан. Так что дерзкий преступник, коему удалось бы перебить конвой, имел бы мало шансов улизнуть. А если потребуется — с помощью десятка воинов здесь удастся удержать и не выпустить назад, к домам многотысячную толпу.

Площадь была окружена массивными зданиями, одно из которых, разумеется, служило тюрьмой, в другом располагалась казарма, где обитали наемники градоначальника, а два других использовал сам правитель — в качестве резиденции и для хозяйственных нужд.

Доподлинно не известно, для чего предназначались эти здания в старину. Но, скорее всего, и пять веков, и двенадцать назад такая планировка площади была вполне оправданной. В те времена здешний народ отличался крутым нравом — по крайней мере, так утверждали легенды и сказания, любовно систематизированные и разложенные по полкам архивариусами Аббатств. Толпа, собравшаяся поглазеть на кровавое зрелище, вполне могла попытаться отбить осужденного, если тот вызывал какую-то особенную симпатию или же приговор казался несправедливым…

Но времена изменились, и Нагрокалис, некогда бывший одним из варварских городов-государств, был покорен Атвианским союзом. Публичные казни отошли в прошлое, по улочкам больше не вели к эшафоту осужденных, и земля площади Правосудия приобрела наконец свой естественный черный цвет.

Время, время… Ты течешь, словно полноводная река, и нет тебе преград, и нет у тебя господина. Ты вбираешь в себя мудрость поколений, ты убиваешь или милуешь, ты подвергаешь забвению. Кто предскажет, что сотворишь ты в следующее мгновение? Кто знает, на чей берег выбросишь ты щепку, имя которой Человек…

Едва выйдя на площадь Правосудия, Дигр почувствовал, как земля выкатывается у него из-под ног. Он словно провалился в древние времена, где жизнь человеческая стоила ничуть не больше, чем колосок пшеницы или наконечник стрелы. Священник словно слышал, как глашатаи созывают народ, как гремят огромные барабаны, предвещая кровавую феерию. «Именем прокуратора… — звенело в ушах, — нечестивец по имени Варраван приговаривается к…»

Из оцепенения Дигра вывел грубый тычок под ребра:

— Еще наглазеешься, — глумливо сказал наемник, — для тебя приготовлено, отче!

На площади возвышался эшафот, покрытый алым сукном. Наверху переминался с ноги на ногу палач, облаченный, как и положено, в кроваво-красный кафтан, увенчанный глухим капюшоном с прорезями для глаз. Верзила недовольно покрикивал на двух плотников, пытавшихся вертикально установить столб с тележным колесом наверху. В руках у заплечных дел мастера покачивалась здоровенная секира, лезвие которой было украшено странными знаками.

На ходу священник различил один из них: по ложбинке, предназначенной для стока крови, была пущена темно-синяя змейка, на голове которой красовалась корона. Знак мастера Голубого Круга С’таны! Вот, значит, кто за всем стоит!

Однако эшафот оставался все еще чистым — похоже, первых жертв слуги темного мастера привести сюда еще не успели.

Наемники подошли к массивной двери, и Кирг несколько раз ударил кулаком в толстые доски. Лязгнул засов, и на пороге появился слуга с палашом на перевязи:

— Здоров, Кирг! — бросил слуга. — Что-то ты не больно-таки спешил? Может, забыл, кто твой хозяин?

Лицо кентуриона стало пунцовым:

— Замолчи, пес, — прошипел он, — я не намерен давать тебе объяснения.

Наемники, окружавшие священника, вздрогнули и переглянулись — что-то сейчас будет? Однако на слугу слова Крысобоя не произвели ни малейшего впечатления:

— Все-то у тебя псы да уроды, Кирг, — усмехнулся он, — должно быть, забыл, откуда сам-то вышел. Может, напомнить?

Кентурион не вынес такого оскорбления и с ревом бросился на обидчика. Завязалась свалка.

— Поддай ему, Кирг, — волновались наемники, — в ухо, в ухо цель. У этих нелюдей там слабое место, навроде нашего паха.

Но в ухо Кирг, как ни старался, попасть никак не мог. Недруг оказался вертляв, точно ящерица, и столь же хитер. Он извивался и разил кентуриона огромными кулаками и, кроме того, норовил боднуть лысой головой, до невозможности напоминающей бильярдный шар, только с оттопыренными ушами, приплюснутым носом и черными глазками-бусинками.

— Слышь, Фресс! — прошептал один из наемников. — А наш-то сдает. Вона, как его Пингр топчет, словно петух куру. Может, помочь?

— Не лезь, дура, — отозвался Фресс, — лучше давай пари заключим.

— Как это?

— А вот как: если, значит, Пингр раскроит ему башку до того, как я выпью всю кровь вот из этого, — наемник больно пихнул Дигра, — тогда я тебе золотой, ну, а коли наоборот, то уж извиняй, Озр, — ты мне десять.

— Это почему же так, — удивился тот, — несправедливо получается.

— Это называется ставка, — невозмутимо объяснил Фресс. — Один к десяти, ничего особенного. Так всегда и делают.

— Ну, а что, если Кирг победит? — возразил третий, хранивший до сих пор равнодушное молчание. — Он же тогда с нас шкуру спустит.

— Это вряд ли, Шранк, — спокойно сказал Фресс.

— Ты только посмотри на него.

Пингр восседал на кентурионе и изо всех сил бил сцепленными в замок руками по голове, которая уже болталась, как у тряпичной куклы.

— Верно говоришь, Фресс, — довольно гукнул Шранк, — он не скоро очухается.

— Тогда по рукам.

Шранк разбил рукопожатие, и Фресс, вынув из-за пазухи короткий нож, сделал замысловатое движение. Сталь — а нож наемника был сделан из настоящей стали — блеснула в свете факелов. Охранники уважительно зацокали языками:

— Славная вещичка, Фресс, — восхитился Шранк.

— Знаешь, если победа от тебя отвернется, то эта штуковина перейдет ко мне. Я думаю, мы с ней поладим.

— Мы так не договаривались! — вспыхнул наемник. — Мы уже заключили договор.

— По правилам, пока ты не начал действовать, — скромно произнес Шранк, — разбивающий может отменить пари. Так вот, я, имея полное право разрешать все споры по заключенному…

— Ладно… — проворчал Фресс, — будь по-твоему.

И приставил нож к горлу священника:

— Молись, отче.

Киллмен судорожно дернулся. Одно дело — сложить голову на поле брани, на худой конец — погибнуть в застенках адептов Нечистого. И совсем другое — вот так…

— Что молчишь, отче, или молитвы все из головы вылетели?

— Молчу потому, что большего труса за всю жизнь не встречал! — ответил Дигр и попытался плюнуть. Однако петля тут же вцепилась в горло, и плевок не состоялся.

— Да, я трус, — загоготал наемник, — но заметь, хитрый, умный и, что немаловажно, — живой. А ты очень скоро станешь дохлым умником.

Нож в руках его дрогнул, и… Фресс рухнул наземь — из груди торчало черное оперение короткой арбалетной стрелы. По огромной каменной лестнице, на перилах которой были укреплены факелы, медленно спускался Бирг. Арбалет покоился в его руках, словно ребенок на руках у матери.

— Ну, я же сказал, — устало, даже с некоторой истомой проговорил градоначальник, — что Дигр мне нужен живым. Сколько можно повторять?

Наемники повалились на колени:

— Простите, господин!

— Ах, я такой добросердечный, — взмахнул рукой Бирг, — ни на кого не могу подолгу сердиться… А вы пользуетесь!

Кирг, каким-то чудом выбравшийся из-под своего истязателя, согнулся кочергой и, не смея поднять глаз, произнес:

— Я самолично прослежу, чтобы их наказали, мессир!

— Только не будь с ними слишком строг, Кирги, — Кастерс сделал неподражаемо изящный жест, — по сто палок, и будет…

— О, как вы добры, мессир.

Тем временем и Пингр пришел в себя. Несмотря на то, что большую часть схватки детина провел на своем противнике, пострадали не только его кулаки. Отполированный череп теперь не был столь безупречной формы — там и сям виднелись внушительного размера шишаки. Лицо разукрасилось синяками, ссадинами и кровоподтеками.

Бирг подошел к своему слуге и провел пухленькой ладошкой по щеке:

— Ни на минуту вас, мальчики, оставить нельзя. Вы такие горячие…

— Простите, господин… — Пингр опустился на колени.

«Сейчас заплачу, — хмыкнул про себя Дигр, — столько чувства!».

— Ну, ступайте, — махнул рукой городской глава, — а мы с моим другом побеседуем. Да снимите с него эту дурацкую петлю. Какие вы все-таки…

— Противные, — подсказал Дигр, — и гадкие.

— Ну, конечно, мой милый, я именно это и хотел сказать.

— Но, господин, — возразил бывший Крысобой, — он опасен!

— Ах, Кирги, — всплеснул руками толстяк, — он ничуть не опасен. Вечно ты нагоняешь страху. Уходите, все уходите. Прочь! Отведи их к себе, Пингри, только смотри…

Ревниво поглядывая на градоначальника, Пингр пошел в лакейскую.

— Этого не забудьте, — брезгливо бросил Бирг, — а то, неровен час, разлагаться начнет. Не люблю я этого.

Наемники взяли мертвого Фресса за руки и за ноги и потащили вон.

— Жаль, если мясо пропадет, — донеслось до священника. — А, Кирг?.. — Хлопнула дверь и продолжения Рой не услышал.

Оставшись наедине с Дигром, правитель Нагрокалиса взял его под локоть и повел по лестнице. «Почему бы мне не свернуть тебе шею, мерзкий выродок», — сощурился священник.

— Ты та-а-кой кровожадный мужчина, моя прелесть, — состроил глазки Бирг. — Но, должен тебя разочаровать, шея останется при мне.

Кастерс прочитал его мысли! Этот никчемный развратник, который был отчислен из школы Аббатства за тупоумие и полную неспособность к обучению, который не отличил бы запах мысли лемута от откровения Господа…

— Ты так считаешь? — с деланным равнодушием произнес Дигр.

— Разумеется. И знаешь, почему? Потому, что твоя смерть всего лишь на шаг от моей.

Рой усмехнулся:

— Старая уловка.

— Да? Тогда попробуй, убей меня. — Бирг обнажил кинжал и протянул Дигру.

И тут священник понял, что не может даже поднять руку, чтобы принять оружие. Тело было, словно деревянное, а по жилам вместо крови тек отвратительный, липкий страх.

— Ну что, моя прелесть, — хмыкнул градоначальник, — убедился?

— Что тебе от меня надо, Бирг? — прошептал метс. — Почему не убил меня?

— Ну, — улыбнулся Кастерс, — мог бы и сам догадаться… Мне нужна не твоя смерть, а совсем другое, моя прелесть. Вернее, не мне. Будь моя воля, — толстяк мечтательно облизнулся, — я бы с превеликим удовольствием отдал тебя палачу. Но, увы… жестокий мир, жестокие нравы! Не дают мне, мой милый, разгуляться. Ой, не дают. Ты, должно быть, сообразил, что произошел переворот. Да-да, тот самый переворот, которого ваши аббаты и священники так страшились. Тот, предотвратить который тебя и послали в этот богом проклятый городишко. Но теперь, моя прелесть, когда все, как говорится, свершилось, тебе остается только одно…

— Знаю, знаю, сдаться на милость победителя, — усмехнулся Рой. — Благодарю покорно, Бирг, ты всегда отличался прямолинейностью предложений.

Кастерс гаденько засмеялся:

— А ты всегда отличался полным непониманием таких вещей, как дипломатия и хорошие манеры. Ну, почему бы тебе не сказать что-нибудь вроде: «О, неужели вы предлагаете мне сотрудничество, господин градоначальник», или «Я прекрасно понимаю, что мне следует примкнуть к вашей команде, господин Кастерс». Ну, да что с тебя взять, все вы военные такие… От тебя потребуется сущий пустяк, моя прелесть, сущий пустяк. Моим друзьям нужна Книга Пророков, именуемая в ученых кругах Аббатств — Белой, а в ученых кругах Темного Братства, разумеется, — Черной. Как ты понимаешь, цвет ничего не значит, цвет — всего лишь условность. Имеет значение лишь то, что запечатлено на страницах древнего фолианта. Не скрою, милый, нам нужна эта книга. Не скрою и то, что с твоей помощью добыть ее будет куда как легче.

— Должен тебя разочаровать, моя прелесть, — в тон Биргу ответил киллмен, — мне ровным счетом ничего не известно ни о какой Книге Пророков, будь она хоть зеленая в красную крапинку.

— Разумеется, ты и не можешь о ней ничего знать. Информация о пророчествах строго засекречена. Только посвященные знают об этой тайне.

— Тогда зачем же тебе я?

— Ты станешь одним из посвященных, Дигр. Подумай, стоит тебе согласиться, и ты, — Бирг сделал величественный жест рукой, — один из влиятельнейших людей Атвианского союза. Огромные территории подчиняются тебе, города трепещут пред тобой. Ты принимаешь решения, которые способны изменить ход истории; реки золота стекаются к твоим рукам, и ты волен распоряжаться ими по своему усмотрению. И, конечно, женщины, Дигр. Десятки самых аппетитных красавиц почтут за величайшую честь провести с тобою ночь!

— Звучит соблазнительно, — усмехнулся Дигр, — но не вполне реалистично.

— Уверяю тебя, моя прелесть, тебе не о чем беспокоиться. Только согласись оказать нам эту маленькую услугу, и мир падет к твоим ногам.

Священник не знал наверняка, обманывает Бирг или действительно способен выполнить то, о чем говорит. А что, если не врет? Это может означать только одно: Темное Братство, точно спрут, запустило щупальца в тело Атвианского союза и высасывает из него жизненные силы. Это значит, что сотни и сотни чиновников, включая самых высокопоставленных, находящихся в Аббатствах — предатели.

— Ты совершенно прав, — мгновенно откликнулся Бирг, — наши лазутчики проникли почти во все структуры Атвианского союза. Ты и представить себе не можешь, как далеко они продвинулись по служебной лестнице.

— Тогда почему вы не поручите одному из них найти эту книгу?

— Хороший вопрос, мой милый, очень хороший, — недовольно пробурчал градоначальник. — Адепты Темного Братства, как видно, не ошиблись в тебе — умен. Ты верно подметил, что нам было бы куда легче работать с одним из наших приверженцев. Эта вербовка, признаюсь тебе по секрету, вот уже где мне сидит. — Он провел ребром ладони по горлу. — Но… всегда находится какое-нибудь обстоятельство… Так уж устроен мир.

Бирг явно тянул с ответом. Было видно, как мучается этот розовощекий толстяк, подбирая слова. Как бы не сболтнуть чего лишнего — можно и головы лишиться.

— Видишь ли, моя прелесть, — наконец уклончиво сказал он, — таково распоряжение моего начальства. Ты пойми, Дигр, у меня полно начальников, и все мнят себя, по меньшей мере, полубогами. С ними особо не поспорить, ну, ты меня понимаешь… — Градоначальник уставился на священника, видимо, в ожидании кивка, улыбки или чего-нибудь ободряющего в том же роде. Но, так и не дождавшись, продолжил: — Я ведь тебе уже говорил. По моему глубокому убеждению, единственный, кто должен тобой заниматься, это тот парень на площади в кровавом кафтане. Так что не испытывай судьбу, моя прелесть, не провоцируй меня. Говори: принимаешь ли ты мое предложение?

«Неспроста эта жирная свинья меня так охаживает, — злорадно подумал Дигр, понимая, что каждая его мысль доходит до адресата, — должно быть, книга каким-то образом связана со мной. Иначе ее уже давно бы нашли и прочитали».

— Это можно понимать как отказ? — Голос правителя походил на шипение змеи. — Подумай, второго случая может и не представиться!

— Понимай, как знаешь, — бросил метс.

— Ну, что ж, ты сам выбрал свой путь, — рявкнул Бирг. — Эй, стража!

В дверном проеме тут же появились двое наемников.

— В подземелье его, — приказал хозяин, — и позаботьтесь, чтобы гостю не пришло в голову отвергнуть наше гостеприимство.

Стражники коротко поклонились и, схватив священника под руки, поволокли вон.

Ступени, ступени, ступени… Рою казалось, что он спускается не в подземелье, а в саму преисподнюю. Ощущение усиливали каменные идолы, безмолвными стражами стоявшие вдоль стен. Прямоугольные, с разинутыми пастями, из которых вырывались языки пламени, эти фигуры словно были порождены самим Нечистым.

— Это, случайно, не ваши родственники, а, ребята? — обронил Дигр. — Уж больно похожи.

В следующий момент он сильно пожалел о сказанном, ибо, получив в спину увесистый пинок, кубарем скатился по лестнице.

— Еще вопросы будут? — донеслось сверху. — А то смотри, может, еще что непонятно?

«Язык мой — враг мой, — тяжело поднимаясь, подумал Рой. — Ах, если б не чары, поговорили бы вы со мною так!» Ментальное воздействие было все так же едва уловимо, но оно никуда не пропало. Тончайшая нить разматывалась, но оттого не становилась менее прочной.

Что задумали слуги Нечистого? Этот вопрос не давал покоя священнику. Зачем им вдруг понадобилась древняя книга, и почему он, обыкновенный киллмен, каких сотни по Атвианскому союзу, вдруг оказался в гуще событий?

Но, как бы то ни было, Темное Братство привыкло получать то, что ему требовалось — любыми, даже самыми бесчеловечными способами. А таковых способов — несть числа. Можно, например, положить человека на железную решетку и накалять ее на медленном огне, можно вгонять иглы под ногти, можно вырезать на теле замысловатые узоры, можно бросить человека в яму со змеями и поддерживать жизнь в несчастном при помощи специальной магии. Да мало ли…

Но все эти способы потребны лишь тогда, когда истязаемый не обладает даром разделения души и тела. Даром, который доступен всем тренированным киллменам. А это значит, что в его, Дигра, случае будет использовано что-то совершенно другое. Скорее всего, ему предстоит ментальная схватка, и то невидимое, еле уловимое воздействие, которое он ощущает, — не оно ли призвано подготовить плацдарм для битвы?

Наконец лестница закончилась. Священника втолкнули в просторное помещение с гладкими стенами — судя по эху, производимому голосами пришедших. Внутри царила кромешная тьма, так что о размерах подземелья можно было только догадываться.

Дверь надрывно взвизгнула, и священник остался один. Только теперь он заметил, что тьма не столь безупречна, как сперва показалось. Из небольшого квадратного оконца в потолке, который был очень высоко, точно само Небо, струился слабый, измученный свет. Тонкий лучик вползал на узкую деревянную лежанку (удивительно, что она тут вообще была) и будто сворачивался на ней клубком. Вокруг же был такой мрак, что священник не мог разглядеть даже носков собственных мокасин.

Из дальнего угла доносилась какая-то возня, к ней примешивался некий странный звук, как будто кто-то бросал на пол маленькие камешки. Дигр на минуту задумался, что бы это могло быть, но, так и не найдя ответа, сдался. «Мыши, кто же еще, — усмехнулся он. — Просто напасть какая-то. Где ни поселюсь — всюду меня преследуют эти серые твари».

Возможно, именно с этого подземелья и начиналась атака на его сознание. Темнота, одиночество, безысходность… Лучших союзников трудно и сыскать. Спасибо хоть мышиному семейству — не будь его, добавилась бы еще и тишина, и это было бы уже слишком.

«Кто знает, — подумал Дигр, — сколько я проведу здесь? Быть может, час, а может быть, и год, или десять лет. Хуже всего то, что время здесь подобно камню, брошенному в море: вода смыкается над ним, но достигнет он дна или будет проглочен какой-нибудь жуткой рыбиной с выпученными глазами? Да и есть ли дно?»

— Никогда не думал, — произнес священник, — что буду рад вам, мои дорогие хвостатые друзья.

В углу на мгновенье все стихло — мыши прислушивались к человеческому голосу. Что говорит этот двуногий — может, затевает какое-то зло? Нет, вряд ли, еще никто из попадавших сюда не причинял им ни малейшего зла. Кроме того, да будет на то воля мышиного бога, двуногий может послужить им и в качестве провианта.

— Вы, должно быть, удивлены, увидев здесь священника, — произнес Дигр просто для того, чтобы разогнать тишину. — Я и сам, признаться…

«Ничего, мы не удивлены, — отозвалось в голове, — кого здесь только ни было. И торговцы, и ремесленники. Однажды заглянул даже какой-то купец, по всему видно — не из бедных: в бархатном камзоле и панталонах, с бронзовыми пряжками на кожаных туфлях — мы неплохо видим в темноте и потому сразу все заметили. Туфли, кстати, были особенно вкусны…»

Дигр вздрогнул и невольно перекрестился. Наваждение как рукой сняло. «Вариантов не много. Как это ни горестно признавать, существует всего три. Или я схожу с ума, или начинается атака адептов Нечистого, или здешние мыши действительно обладают разумом, да к тому же еще и телепаты.»

Последнее представлялось маловероятным, хотя, в сущности, такое было возможно. После Смерти расплодилось невероятное количество всяческих мутантов, образовались новые подвиды, казалось бы, давно изученных животных. Но мыши… Слишком уж маленький у них мозг, ему бы с рефлексами справиться, а тут — телепатия и разум, которые, как известно, являются высшими формами психической деятельности.

«Но тогда, — размышлял Дигр, — остается лишь два других варианта. И они ничуть не лучше. А если совсем быть честным — то только один. Ментальная атака сопровождается такой волной силы, что не почувствовать ее просто невозможно. Ты сходишь с ума, приятель, нечего себя обманывать. Невероятно — первые часы заключения, а разум уже отказывается воспринимать реальность!».

Всему виной, определенно, был стресс и слишком сильная концентрация на произошедших событиях. А что это значит? Это значит, что надо подумать о чем-то отвлеченном. О женщинах? Нет, не к месту. О Всевышнем — опять не то. Это как раз усугубит проблемы.

— Вот! О магии! — воскликнул Дигр. — Я поведаю вам о магии, мои серые друзья. Читать лекцию даже такой аудитории, как ваша, все интереснее, чем просто сидеть в ожидании неприятностей.

Киллмен уже давно изучал соответствующие трактаты, но перейти от теории к практике ему пока что так и не удалось.

«Ну, расскажи, расскажи, — отозвалось в голове, — а мы послушаем. Только не спеши».

И Дигр начал:

— Должен вам сказать, господа, что понятие магии восходит к глубокой древности. Рушились города, целые цивилизации стирались с лица земли, а магия жила и процветала, и передавалась от учителя к ученику. Надо ли удивляться, что и в наше, весьма смутное время великое искусство получило широкое распространение.

Каковы же основные принципы этого великого дара Создателя? Этой науки, доступной лишь избранным?

«Не томи, ученый муж, — пискнуло в голове, — вступление затянулось, переходи к сути».

— Что ж, господа, если вы настаиваете… Если кто из вас решится стать магом — чего не советую, но об этом позже, — то сперва ему следует обратить взор на себя. Только осознав темные и светлые стороны собственной личности, он сможет вступить на путь Истинного Знания.

Кроме того, следует обязательно помнить о законе подобия и законе контакта. Вы спросите: что же это такое? А я вам отвечу: закон подобия состоит в том, что подобное способно воздействовать на подобное. От укуса кобры излечит змеиный яд. От удара стрелы — нож знахаря. А значит, создав куклу и, скажем, проткнув ее десятком иголок, вы, несомненно, доставите множество хлопот тому, кого эта кукла изображает.

«А нам-то это зачем? — зазвенел в голове тонкий голосок. — Наше дело сторона. Мы в войны не вступаем и живем себе, чем бог послал. Сегодня — корочка, завтра — кусочек сыра. Нам твоя наука ни к чему».

— Ну, хотя бы для того, — проговорил Дигр, ловя себя на том, что беседует с собственной слуховой галлюцинацией, — чтобы защититься от врагов. Ведь у вас, наверняка, полным-полно врагов.

«Что правда, то правда, даже днем и из норы-то не выйдешь. Сразу кто-нибудь да сцапает. Этот Бирг страсть как не любит нашего брата. Продолжай, священник. Видно, ты дело говоришь.»

«А может, действительно — разумные? Но как это возможно? — подумалось Дигру. — Или все-таки у меня шизофрения?»

«Это отдельный разговор, священник, ты про магию рассказывай, не отвлекайся.»

Дигр судорожно сглотнул и продолжил:

— Другой закон, о коем помнить следует, состоит в том, что объекты, бывшие друг с другом в физическом контакте, пребывают во взаимодействии вечно.

«Ну, это ты загнул, — снова встрял голос, — это что же получается? Если я, скажем, жабу какую сожру и после того получу несварение, то она, проклятая, до конца дней на меня воздействовать будет? Неувязочка выходит, отче, сам посуди».

«Хорошо, что дверь не снабжена глазком, — мысленно хохотнул священник, — то-то бы радовались мои тюремщики, на меня глядючи».

— То или иное следствие, — прозвучало в темноте, — зависит, как вы понимаете, от причины.

«Какая новая мысль!» — издевательски пискнул голос.

— Новая или нет, — насупился Дигр, — только, если на эту жабу заклятие какое напустить, то оно непременно перейдет на того, кто ее съел. Это совершенно бесспорно. Кстати, с каких это пор мыши стали питаться жабами? Что-то я такого не слышал.

«Времена тяжелые, — прозвенело в голове, — на разносолы рассчитывать не приходится. Вот и перебиваемся. У нас ведь что — ни клыков, ни бивней. Да и копыта — курам на смех».

— Копыта?!

«Ну да, обыкновенные копыта, ничего выдающегося. Раздвоенные посредине. Правда, только на передних лапах, а четыре задние, увы, голые.»

Дигр понял, что, если сейчас же воочию не увидит своих собеседников, то с ним случится удар.

— Может, познакомимся поближе? — простонал он. — Выходите из своего угла.

«Выходите, выходите, — проворчал подозрительный голос. — А если ты буйствовать начнешь? Все сперва интересуются: мол, что за чудо такое — мышь с копытами да о шести ногах, эка диковинка. А как покажемся — кто в обморок падает, а кто и похуже — норовит каблуком кого-нибудь из наших придавить. И еще орет при этом что-то навроде «изыди». Нет, отче, мы уж лучше к норе поближе, от тебя подальше».

— Я не причиню вам вреда! — воскликнул священник. — Спасителем клянусь.

«Клятва, конечно, серьезная, спору нет, только вера у нас в людей подточена, отче. Века мышеловок не прошли бесследно. Да ты ведь и сам, небось, ставил…»

— Каюсь, — произнес священник, — ставил. Но я ведь не знал…

«Вот видишь, — пробурчал голос, — ну да ладно. Как, ребята, покажемся ему?»

«Покажемся! Покажемся! — запищало в ответ. — Надоело по углам прятаться. Что мы, твари бессловесные? Веди, Грызли, яви ему наше величие».

Едва замолкло последнее слово, как из угла показалась странная процессия. Существа, вылезшие из норы в стене, напоминали кого угодно, только не мышей. Начать с того, что они испускали холодное зеленоватое свечение, которое походило на то, каким светятся Мертвые Пустыни — бессловесные свидетели Смерти. Кроме того, голова созданий напоминала средних размеров окорок, но с кроваво-красными глазками и довольно-таки зубастой пастью. Передние лапы действительно заканчивались копытами — довольно странными, острыми и тонкими, но невероятно прочными. Задние же конечности щеголяли отростками, которые отдаленно напоминали человеческие пальцы. В довершение «мыши» оказались вовсе не такими уж малышками. Они были размером с небольшую собаку и в честной драке могли бы наверняка поспорить с бульдогом.

«Вот и мы, отче, — пронеслось в голове метса, — мы явились тебе, ибо знаем: ты светел. Но помни, ты не должен рассказывать о нас, иначе нам грозит страшная беда».

— Разумеется, я выполню ваши требования, мои новые друзья. Но должен заметить, что страхи ваши не имеют оснований. Уверен, если бы ученые Аббатств прознали о вас, то вашу расу приняли бы как равную. Именно так случилось с Народом Плотины.

«А, что, Грызли, может, и нам пора. Чем мы хуже бобров? Установим дипломатические отношения и вольемся в Атвианский союз.»

«Не время еще. Может, лет через двадцать. Не готово пока человечество узнать про нас.»

«Все ты талдычишь: не время, не время. А когда время-то, Грызли? Детеныши вон подрастают. Скоро совсем большими станут. Хочешь, чтобы, как и мы, они от всех разумных тварей прятались.»

— Бояться, на мой взгляд, вам нечего, — сказал священник.

«Мы способны общаться только мысленно, а среди людей этим даром обладают далеко не все. Увидев нас, двуногие захотят всех нас поубивать, не разбираясь, друзья мы или враги. Такое уже случалось.»

— Атвианский союз предоставит вам официального переводчика.

«Ну, не знаю, не знаю… Так ты говоришь, что нас примут как равных?»

Конечно же, реальность несколько отличалась от своего идеального образа, и Рой Дигр это прекрасно знал. Разумеется, на разумных мышей никто не станет показывать пальцем, но и играть сколько-нибудь заметную роль в Союзе они вряд ли будут.

«Пожалуй, отче, я приму твое предложение, — услышал киллмен, — мое племя предстанет перед людьми. Но сообщи о нас немедленно, пока я не передумал».

— Я не могу этого сделать, — вздохнул священник, — наши мысли наверняка прослушиваются. Каждое мое слово станет немедленно известно приспешникам Нечистого, как только я установлю контакт.

«А тайные способы, — не унимался Грызли. — Разве у тебя нет тайного способа, чтобы передать важные сведения? Даже мое племя к ним время от времени прибегает. А магия, о которой ты так красноречиво говорил? Или все твои слова были лишь пустым звуком?»

В другое время и в другом месте Дигр десять раз подумал бы, прежде чем выйти на связь. Уж очень торопился Грызли, чересчур нетерпеливо подталкивал его к ментальному контакту. Уж слишком подозрительно появление племени разумных мышей в этом темном подземелье. Но сейчас священник последовал докучливому совету.

Словно подчиняясь приказу, он закрыл глаза и сосредоточился. Перед внутренним взором поплыли причудливые геометрические фигуры, быстро сменяющие одна другую. Круги, треугольники, спирали… Наконец, из симфонии линий выделилась одна — огненно-красная, заплетенная в причудливую петлю. Линия медленно набухала, разрасталась, приобретала объем.

Наконец, она превратилась в артерию — и Дигр ощутил, как по этой артерии пульсирует мысль. Конечно, сам по себе закрытый канал не имел какого-либо материального воплощения; образ, представший перед киллменом, был лишь порождением его собственного сознания. Кто-то другой вместо артерии мог узреть бездонную пропасть, или летящую стрелу, или что-то другое, предложенное сознанием. Но Рой, изучавший медицину в стенах Аббатства, увидел то, что увидел.

— Зачем ты потревожил нас, сын мой? — услышал священник. — Ты хочешь нам что-то сообщить?»

Несомненно, это был голос аббата Демеро, но что-то в нем настораживало. Рой ощутил легкое беспокойство. Однако не придал ему значения — при дальнем мысленном разговоре активизировались самые потаенные уголки мозга, что зачастую влекло за собой непривычные ощущения…

«У меня две новости, одна хорошая, а другая, как водится, плохая. О чем сказать сначала?»

«Как водится, о хорошем.»

«Что ж, в таком случае, должен вам сообщить, что я обнаружил новую разумную расу.»

«О, это прекрасно, сын мой. Но что это за раса?»

«Они считают себя потомками древних мышей и обладают редким телепатическим даром. Кроме того, ваше преосвященство, они желают примкнуть к Атвианскому союзу.»

«И это прекрасно, сын мой. Полагаю, что здесь не будет никаких осложнений — в ближайшее время мы рассмотрим их прошение, и, я уверен, решение будет положительным.»

«Я склоняюсь пред вашей мудростью, Ваше преосвященство.»

«Ах, оставь, Рой, вечно ты преувеличиваешь… Ну, давай свою вторую новость, у меня есть еще и другие дела.»

«Боюсь, их придется отложить, — возразил священник. — Нагрокалис захвачен Темным Братством. Градоначальник куплен».

Несмотря на обескураживающую новость, Демеро, казалось, ничуть не удивился. Голос аббата даже не дрогнул:

«Но с тобою все в порядке, сын мой?»

«Увы, Ваше преосвященство, — вздохнул Дигр, — мне не удалось избежать пленения».

«Ну, что же, сын мой, что случилось, то случилось. Теперь твоей единственной задачей является одна — сохранение собственной жизни. Любой ценой, мой мальчик, запомни это.»

«Даже ценой предательства?!»

«Видишь ли, мой мужественный Рой, они все равно сломают тебя. Плоть слаба. Так не лучше ли покориться неизбежному…»

Нет, это не тот аббат Демеро, которого он знал. Тот, другой, сам обучал киллменов различным способам ухода из жизни, самый безболезненный из которых заключался в остановке деятельности мозга, а самый быстрый — в разрушении сердца. Тот, другой аббат предпочитал смерть предательству. Тот, другой…

«Странные речи вы ведете, Ваше преосвященство… Я скорее умру, чем превращусь в слугу Нечистого.»

Тон аббата мгновенно изменился. Куда делась благостность и мягкость — голос Демеро зазвенел, как арбалетная тетива:

«Ты должен выполнять приказы, киллмен, мои приказы. Забыл?! Может быть, ты думаешь, что я должен отчитываться перед тобой? Смири гордыню, священник!»

Внезапно резкая боль пронзила мозг Дигра, и голос аббата умолк. Вместо него раздалось уже знакомое щелканье:

«Ты удивляешь меня все больше и больше, — заявил Солайтер. — Неужели ты купился на такую простую уловку? Смотри, вот тот, кто говорил с тобой! Хорош, не правда ли?»

Пред внутренним взором Роя возникло злое, усталое лицо. Мертвенно бледное, оно вполне сошло бы за лицо мертвеца, если б не глаза, которые напоминали два раскаленных острия. Эти глаза сверлили Дигра и, казалось, пытались вытянуть его душу.

С’тана! Это был никто иной, как мастер Голубого Круга.

«Какой же я глупец, — пронеслось в голове священника. — Боже мой, какой глупец!».

Мастер услышал эту мысль и жутковато улыбнулся:

«Теперь ты понимаешь, Дигр, что не тебе меряться силами с Темным Братством. Твои возможности ничтожно малы по сравнению с нашей мощью. Прояви благоразумие — покорись судьбе. Все блага мира падут к твоим ногам…»

«Знаю, знаю, — усмехнулся киллмен, — реки золота, красавицы… Я все это уже слышал. Кстати, С’тана, если уж вы такие могущественные, то почему не придумали ничего умнее, чем парнокопытные мыши? Это было настолько глупо, что я чуть было не догадался».

«Именно потому, что это было глупо, — неприятно засмеялся С’тана, — ты и поверил, что имеешь дело с реальностью. Ложь должна быть чудовищной, чтобы в нее поверили. Полагаю, ты ожидал, что тебя будут потчевать разнообразными чудовищами, а тут…»

«Что ж, отдаю должное твоей изобретательности. Но, боюсь, ты так ничего и не добился.»

«Твои слова следует понимать как отказ?» — с угрозой произнес мастер Голубого Круга.

«Понимай, как хочешь!»

«Что ж, Дигр, — прошипел С’тана, — ты сам выбрал свою судьбу. К тебе будут применены самые изощренные пытки, и, — на лице мастера зазмеилась жутковатая улыбка, — смею заверить, что сбежать тебе не удастся. Я хорошо потрудился, и теперь твое сознание подобно замку с подпиленной дужкой — не составит труда взломать его. Но я дам тебе шанс. Последний шанс, Дигр. Поклянись служить мне, и я пощажу тебя».

«Не начинай все заново, — устало сказал священник, — я знаю наперед все, что ты скажешь».

«Ну, что ж, пеняй на себя.»

Лицо С’таны задрожало и растворилось в окружающем мраке.