Книга Пророков

Глава 12 Аншаб

Мало натоптанная, извилистая тропа петляла меж вековых сосен. Деревья были столь огромны, что казалось, будто кудлатые облака, плывущие по тусклому осеннему небу, цепляются за их верхушки. По обе стороны обосновалось болото, оно раскинулось на десятки, если не сотни лиг, и по тому, как твердая почва то и дело уступала место болотной жиже, можно было заключить, что тянуться тропе осталось не долго.

Тайг — молчаливый и величественный — стоял на страже своего царства. И всадник на лорсе был здесь чужим, как и тот город, из которого он явился, как и та тропа, по которой лежал его путь.

Лорс то и дело оступался, копыто проваливалось в болотную топь, и животное недовольно фыркало и прядало ушами. Тогда всадник трепал его за ухом и шептал:

— Потерпи, потерпи, дружок, скоро ты получишь отдых, скоро я задам тебе самого лучшего во всем Атви овса. Скоро ты станешь королем среди лорсов. — И животное брело дальше, задевая раскидистыми рогами за мокрые ветви.

Всадник был измучен и едва держался на спине своего скакуна. Походное одеяние пропиталось кровью и было изодрано, руки едва цеплялись за гриву — сбруя на лорсе отсутствовала.

Из оружия у наездника была лишь секира с темной рукоятью. На груди висел массивный боевой крест, сработанный из темной бронзы. Грани креста были тщательно отполированы, и всякий раз, когда на них попадал случайный луч солнца, ослепительно блистали.

Казалось, что Тайг опустел. Не было слышно птичьего гомона, мелкое зверье не возилось в пожухлых листьях, даже волки — волки, которые пережили саму Смерть, — и те куда-то запропастились. Никто не оглашал окрестности протяжным воем, никто не следил жадными глазами за чужаком, никто не бежал, свесив влажный язык, по еще теплым следам…

Впрочем, одна пара глаз все же сопровождала чужака. И эти глаза стоили многих. Ничто не могло укрыться от их беспристрастного взора.

Существо, которое следовало за человеком, ловко перепрыгивая с кочки на кочку, прячась за стволами деревьев, как две капли воды походило на вербера, только шкура у него была не коричневой, а какого-то странного переливающегося цвета, который менялся в зависимости от оттенков местности. Шкура была то бледно-голубой с зеленоватым отливом — цвета хвои, то темно-коричневой — цвета древесных стволов, а то и вовсе буровато-серой, как болото. Впрочем, вокруг шеи животного имелось кольцо желтоватой шерсти, и этот цвет оставался неизменным.

Существо было почти неразличимо на фоне приболоченного леса. Оно двигалось мягко, так, словно было необычайно легким и маленьким, а не походило на гору. В округлых черных глазах светился холодный и безжалостный разум. Разум хищника, привыкшего побеждать.

Создание это принадлежало к племени высокоразвитых брейнеров, как их окрестили в Атви. Сами же брейнеры величали себя не иначе, как «аншаб».

Племя появилось сравнительно недавно, и мало кто из живущих знал о его существовании: люди, которые имели несчастье познакомиться с брейнерами, чаще всего погибали.

Аншаб, как и многие другие чудовищные существа, были порождены постигшей планету катастрофой. Смерть произвела на свет верберов, которые отдаленно напоминали медведей-гризли, одарив их огромной ментальной мощью, позволяющей справляться с любыми врагами. Она же вложила разум в массивные черепа брейнеров, словно желая выяснить, что именно даст лучший результат: тупая сила могучей плоти или подкрепленное силой развитое сознание. Результат последовал только спустя несколько столетий, когда верберы превратились в полумифических медведей-оборотней, которых и видели-то от силы раз в три-четыре года, а вот племя аншаб размножилось, расселилось по северным чащам Тайга, разбилось на множество многочисленных прайдов. Аншаб, как правило, не враждовали между собой и временами собирались на огромных полянах, которые встречаются в Тайге. Здесь брейнерами заключались браки, здесь они обменивались добытыми в странствиях открытиями, здесь же совещался совет вожаков, который руководил всем племенем — во всяком случае, в большинстве случаев прайды выполняли его решения.

Излюбленным жилищем аншаб были земляные ямы глубиной всего в пять−семь локтей. Эти ямы накрывались приподнятыми над землей при помощи нескольких жердин крышами из плотно сплетенных сухих ветвей. И по виду крыши можно было судить о ранге хозяина крова.

У воина жилище венчала островерхая крыша, у собирателя кореньев — плоская, односкатная, у шамана — напоминающая верхушку улья, и, наконец, у вожака — плоская, с вертикально воткнутыми в нее ветвями, на которых зачастую виднелись плоды. Единственным, что объединяло все многообразие брейнерских кровель, было серповидное отверстие.

В этом отверстии не было, с практической точки зрения, ни малейшего смысла — дым от костра и так прекрасно улетучивался. Но брейнеры считали, что оно символизирует молодой месяц, которому они поклонялись наравне с солнцем и ветром, а значит — должно непременно находиться над их головами.

Веровали аншаб в бога Ануби — властелина мертвых и живых. Ему же, по мнению разумных медведей, подчинялись все прочие силы природы.

«В незапамятные времена, — гласила легенда, — с неба спустился огнедышащий дракон Дахо, на спине которого восседал бог Ануби, повелитель мертвых и живых. Ступив на нашу землю, Ануби увидел пустыню, сухую и безжизненную, и исполнился скорби, и слезы его потекли на выжженную почву. Так появились озера и реки, и море, что покрывает полмира.

Но духи земли прогневались, что без их согласия Ануби породил озера и реки, и море, что покрывает полмира, и измыслили зло. Они собрались вместе в подземной пещере, имя которой Тагр, и решили превратить созданное Ануби в болото. И сделали это. И еще они разбросали по болоту тьмы и тьмы острых камней, чтобы Властелин изранил себе ступни, если решится на мщение.

И тогда Ануби приказал Дахо собрать крупные камни, раскиданные вокруг злыми духами. Дахо трудился семь дней и семь ночей. Так появились горы.

Потом Ануби вырвал все свои волосы и отдал их ветру. Ветер подхватил волосы Ануби и разнес по планете. И там, где они упали, выросли волшебные деревья, которые выпили болота, порожденные злыми духами. Так появился Тайг.

Тогда Дахо приказал своему верному слуге собрать мелкие камни. И тот трудился еще семь дней и семь ночей и сложил огромный курган, высотой до самого неба.

И Ануби протянул могучую руку и стал метать камни в небо. Камни рассыпались по небесной тверди, а самый большой повис над планетой. Ануби велел Дахо, чтобы тот опалил своим огнем каждый из камней. Так появилось солнце и звезды.

Потом Ануби создал племя аншаб, что означает «те, кто восхваляет Властелина», и дал законы, и наказал каждый год приносить жертвы духам земли и всех стихий, и, конечно, ему — Ануби.

И стало так.»

Всадника преследовал Кизр — свободный воин из прайда Айну. Чужака он увидел неожиданно и едва успел укрыться в редкой, по осеннему времени, листве. Но врожденный инстинкт охотника не подвел и на этот раз: мягкий, стелящийся прыжок — и аншаб оказался в убежище из трех колючих кустов шиповника, которое для пущей надежности накрыл еще и непроницаемым ментальным щитом. На всякий случай — кто знает, на что способен этот израненный человек. Никогда не надо считать, что враг слабее тебя.

Сородичи послали Кизра в передовой дозор, и воин уже вторые сутки бродил в окрестностях Нагрокалиса, выглядывая и высматривая жертву. Он чувствовал, что вокруг происходит что-то странное. В воздухе присутствовало нечто, характерное для могильников его рода, — запах смерти.

Мертвые есть везде. Там, где сейчас зеленеет лес, тысячи лет назад стояли селения. Там, где раскинулась непроходимая топь, красовались величественные древние города. И ныне сотни мертвых глаз одновременно всматриваются в мир живых. Они голодают в толще земли, и иногда голод выгоняет их наружу, заставляя пожирать все на своем пути. И тогда в селения приходит смерть, унося с собой самок и детенышей, вождей, взрослых воинов и подростков… Смерть всегда рядом, о ней следует помнить.

Кизр понял, что мертвые просыпаются на человеческих кладбищах, успел сообщить об этом вожакам и теперь выполнял их приказ: искал жертву. Жертва требовалась человеческая — так пожелали духи.

Духи сами привели в стан племени человека, и шаман сказал, что этим они выразили свою волю: должен быть найден второй, после чего земля окропится спасительной кровью. Шаман долго вопрошал внутренности животных, он не мог ошибиться. Мертвые человеческих кладбищ примут человеческую живую плоть — и успокоятся в сырых вечных убежищах.

Кизр выполнит приказ, добудет одного из этих странных двуногих существ — лишь бы мертвые не восстали по приказу духов земли. Лишь бы род аншаб не угас.

Неслышной тенью Кизр скользил вдоль тропы. Что привело чужака в Тайг? Куда он направляется? Не затевает ли зла? В мохнатой лапе брейнера была зажата увесистая длинная дубина, и он был готов пустить ее в ход, едва настанет подходящий момент.

Но чужак выглядел вполне безобидным даже несмотря на секиру и, кажется, не представлял опасности. Кизр прикинул, что в какой-нибудь голодный год он мог бы сделаться легкой добычей, и, благодаря великому Ануби, направляющему зверье в силки ловчих, человек закончил бы свой путь на вертеле. Но в этот благословенный щедрым богом год чужаку выпадет великая честь. Он будет принесен в жертву! Надо задобрить духов земли, надо пролить свежую кровь, дабы и другие годы были столь же благоприятны, дабы мертвые не прогневались.

Кизр неосторожно ступил на сухую ветку, и раздался громкий хруст. Всадник насторожился. Он остановил лорса и огляделся по сторонам. Скакун тоже забеспокоился — животное наклонило рогатую голову, словно готовясь к бою, и принялось бить копытом землю. Кизр затаил дыхание.

«Ты почувствовал то же, что и я? — донеслось до брейнера. — Похоже, за нами кто-то следит».

Медлить больше было нельзя! Кизр взревел и, выскочив из-за ствола огромной разлапистой ели, бросился на всадника.

«Если аншаб вознамерился убить или взять в плен врага, — пронеслось в косматой голове наставление вожаков, — он должен идти напролом. И не важно, что атака может закончиться неудачей. И не важно, что его смерть окажется напрасной. Любая смерть напрасна, любая смерть подобна смерти шакала. Важно лишь то, что воин не испытывал сомнений в пылу битвы».

Неожиданно для нападавшего всадник оказался не так уж и беспомощен. Сверкнула секира, и правый бок Кизра оделся кровавой раной.

Дигр держал рукоять секиры посредине и вращал по сторонам от тела, отчего лезвие описывало широкие восьмерки. Секира мелькала с такой скоростью, что со стороны казалось, будто боец укрыт сплошной оболочкой из стали.

Сидя на лорсе, использовать подобный метод ведения боя было крайне сложно — бок или спина животного могла внезапно оказаться под ударом, — и священнику приходилось применять все мастерство, на которое он только был способен. Секира то и дело разила мохнатую тварь, оставляя на ней кровавые полосы. Тогда чудовище жутко взвывало и отскакивало, но вскоре вновь бросалось в атаку, чтобы через мгновение снова отпрянуть.

С подобной защитой Кизр ни разу не сталкивался и потому несколько растерялся. Обычно жертва сдавалась сразу или после слабого сопротивления, этот же… «Идти напролом», как наказывали ему с детства, явно не удавалось, в массивный мозг уже закрадывались сомнения…

Кизр изменил тактику. Он принялся извиваться подобно змее и чертить дубиной замысловатые петли, неожиданно обрывая их в стремительные удары — стараясь при этом находиться на почтительном расстоянии; он подбирал камни и палки и метал в чужака; он рычал, бил себя в грудь и топал мощными лапами, стараясь запугать врага. Но человек по-прежнему восседал на спине своего ужасного лорса, и секира все так же описывала страшные восьмерки.

Аншаб так и не догадался принять самое простое, но безусловно смертоносное для всадника решение: выждать. Немного времени — и руки человека ослабли бы, он не смог бы не только вращать тяжелой секирой, но и просто поднять ее над головой, чтобы нанести удар, не смог бы даже прикрыться от тяжелой лапы противника, спасая свою жизнь. Но Кизр продолжал упрямо нападать, получать пусть небольшие, но кровоточащие раны — и мало-помалу терять силы начал уже он. Все его мохнатое тело было иссечено, перед глазами стояла кровавая пелена, а человек по-прежнему наносил удар за ударом.

Наконец лапы брейнера подкосились, и он упал прямо в болотную жижу, подступавшую к тропе с обеих сторон. Кизра начало медленно засасывать. Он несколько раз дернулся, пытаясь выбраться на твердыню, но болото цепко держало свою жертву.

«Спаси, — мысленно взмолился Кизр, — спаси меня, человек. Я буду служить тебе, я никогда не предам тебя. Лучше рабство, чем такая смерть».

Что-то в гибнущем монстре пробудило в священнике сострадание — быть может, то, что Дигр не чувствовал в нем той ненависти, которая обычно захлестывает поверженного врага. Казалось, брейнер смирился с поражением и принимал судьбу как данность.

«Не разрушай жизнь, — припомнилось Дигру одно из знаменитых высказываний эливенеров, — ты не имеешь права забрать жизнь, ибо не ты ее дал».

Топь уже почти поглотила брейнера. На поверхности виднелись лишь верхние лапы да окровавленная голова.

Более не сомневаясь, священник соскочил с лорса и протянул поверженному чудовищу рукоять секиры. Брейнер застонал, выгнулся из последних сил и схватил спасительную «соломинку». Священник едва устоял на ногах.

— Ох, и тяжел же ты, братец, — пробормотал он, — ну да что-нибудь придумаем.

Топор секиры с обратной стороны имел продолговатый выступ, балансирующий оружие. Рой подозвал лорса, глаза которого все еще пылали огнем битвы, нагнулся и зацепил этот выступ за копыто животного:

— Тяни.

Кир крутанул головой, фыркнул, с подозрением посмотрел на барахтающуюся в воде тушу, но подчинился и начал пятиться.

Работа оказалась не из легких. Кир баохал, обмахивался хвостом, кособочил несчастную морду на хозяина — может, все ж таки опомнится? Но тот не менял решений, такой уж у него характер… Э-эх!

Раньше Кир думал, что самое мерзкое из того, что изобрели люди, — иноходь. Идешь правой половиной конечностей, потом левой, потом снова правой… И так, пока не прозвучит что-нибудь вроде «рысью», пока шпоры не вопьются в бока — о благословенная боль! — и ты не понесешься, словно ветер. Но Кир ошибался: бывают вещи и похуже. Например, тянуть брейнера из болота. Тут никакого терпения не хватит.

Лорс пятился совершенно невероятным способом. Он приседал на задние ноги, а потом левую отставлял как можно дальше, подтягивался на ней и опять начинал все с начала.

«Эх, хозяин, хозяин, — думал Кир, — поставить бы тебя на мое место…»

Усугубляло неприятное положение то, что лорс вынужден был перемещаться только по тропе. Сойди он с нее хоть на шаг — и прощай обещанный священником овес. Как на зло, чудовищный медведь угодил в болото именно там, где почти отсутствовали деревья, — в пылу схватки противники добрались до редколесья, — и бедняга никак не мог найти, за что зацепиться, чтобы выбраться из трясины.

Наконец мохнатый гигант наткнулся на какой-то сук, заворочался, уцепился за него окровавленными лапами и с ворчанием выбрался на сушу. В этот момент грозный брейнер был похож на самого обыкновенного мишку, который, дабы извести кровососов, изрядно повалялся в луже.

Увы, при ближайшем рассмотрении картина уже не выглядела столь забавной. Кизр представлял из себя жалкое зрелище: шерсть намокла и пропиталась зеленоватой слизью, кое-где опуталась болотной тиной.

Кроме того, брейнер истекал кровью, что грозило свести на нет все старания по его спасению.

Священник подошел к Кизру и застыл над ним, молитвенно сложив руки, вознес короткую молитву Всевышнему. Ибо сказано: «…Возлюби врага своего». На душе у Дигра стало легче — однако кровотечение не остановилось.

— Лекари твоего племени умеют врачевать раны? — спросил киллмен.

Вербер поднял глаза и посмотрел на врага-спасителя-господина.

— Конечно, господин.

— А далеко ли твое стойбище?

— День пути, господин.

«Слишком долго! Он истечет кровью до того, как мы доберемся.»

Священник подобрал с тропы длинный и тонкий прут и наклонился над своей жертвой. «Эх, нет походного набора, придется обходиться подручными средствами.» Рой приподнял безжизненную верхнюю лапу Кизра и обвязал предплечье упругой петлей.

— Теперь придется потерпеть.

Медведь зарычал. Правда, это была не угроза — Дигр поймал мысленный образ, который означал нечто вроде: «Не привыкать, господин!».

Киллмен рванул концы прута, и петля затянулась. Поведение Кизра вызвало уважение: несмотря на страшную боль, поверженный воин не издал ни звука.

Примерно тем же способом Дигр «перевязал» другую лапу и голову.

— На некоторое время это поможет, — сказал священник, — но не надолго. Тебе нужно добраться до своего племени, иначе ты умрешь. Я не смогу залечить твои раны.

«Видно, суждено мне умереть, господин, — вслух аншаб смог издать лишь невнятный хрип, — ступай, никто из моих сородичей тебя не тронет. Я послал им сигнал».

Глаза Кизра закатились, и из груди вырвался нехороший стон.

— Повремени умирать. — Киллмен дотронулся указательным пальцем до чувствительной точки под подбородком раненого. Хотя тот и был медведем, а не человеком, хрип тут же прекратился. — Мы что-нибудь придумаем. Правда, Кир?

Лорс подозрительно посмотрел на хозяина и, поняв, что тот задумал, отчаянно замотал головой.

— Ничего не поделаешь, приятель, — сказал священник, — не бросать же его здесь. Это было бы жестоко.

Дигр протянул брейнеру секиру:

— Постарайся подняться. Обопрись на нее, как на посох. А ты, Кир, подойди поближе и ляг.

«Знал бы, не спасал! — подумал лорс. — И на что он мне сдался?!» Однако, хозяина он все же любил и потому вновь подчинился.

Кизр собрал последние силы и встал, вогнав секиру в землю чуть не на полтора локтя.

— Теперь постарайся не раздавить моего скакуна, — улыбнулся метс.

«Я твой раб, господин!» — Кизр издал раскатистое рокотание.

— Ну-ну, рабы мне ни к чему, приятель, а вот друзья не помешают.

Аншаб рухнул на спину Кира и обмяк. Лорс со стоном поднялся, ноги животного дрожали от напряжения.

— Это не надолго, Кир, — утешил его священник, — я послал мысленный импульс, вызывая сородичей этого бедолаги, и они мне ответили. Они уже снаряжают подмогу. Мы пойдем навстречу их отряду, и не успеет сесть солнце, как твоя спина избавится от поклажи.

«До той поры я издохну», — подумал лорс, с трудом переставляя ноги.

Вышагивая рядом с Киром, киллмен вспомнил о том, как легендарный Иеро Дистин некогда «приручил» несколько людей-кошек, и подумал, что судьба дает ему такой же уникальный шанс. Он чувствовал: Кизр может стать настоящим другом — преданным другом на всю жизнь. И ради этого стоило помучиться.

Кир, тяжко вздыхая, медленно брел по тропе. Казалось, ноша вот-вот раздавит его. Болото, деревья, смазанное небо, подернутое серым саваном облаков — все смешалось пред взором животного. Шаг, еще шаг, и еще, и еще… Сердце, словно молот о наковальню, билось о грудину.

Между тем, Дигру было ничуть не легче, чем его скакуну. Израненное тело сопротивлялось каждому шагу — пытки, которым подвергся священник, давали о себе знать. Спасательный отряд аншаб двигался навстречу, Рой чувствовал это, но сколько еще до него? Быть может, десять, а может, и все сто лиг?

Солнце уже клонилось к горизонту, когда появились брейнеры. К тому времени болото уступило место глинистым, довольно сухим почвам, и деревья стали чахлыми и редкими — им не хватало влаги. Тонкие стволы не могли скрыть огромных фигур, и казалось, что навстречу путнику и груженому лорсу двигаются шесть, то и дело меняющих окраску, холмов.

— Постой, — устало произнес Дигр, и лорс покорно остановился. — Кажется, мы пришли.

Довольно скоро воины аншаб окружили священника. В этот момент Рой искренне пожалел о том, что так и не сумел вытащить из земли секиру — стараниями Кизра она навсегда осталась воткнутой в тропу.

Вероятно, присутствие соплеменников оказало благотворное воздействие на Кизра — он внезапно очнулся. И тут же попытался слезть с лорса. Лучше бы он этого не делал! Ноги могучего скакуна подкосились, и… Перед ошеломленными аншаб возлежали уже два неподвижных тела.

— Ты пощадил нашего бр-рата, — мысли самого рослого из воинов, должно быть, вожака, сопровождались низкими, рокочущими звуками. — Теперь твоя кр-ровь — наша кр-ровь. Твоя жизнь — наша жизнь. Ты возьмешь в жены самую кр-расивую самку нашего племени и будешь жить с нами и охотиться с нами. И с каждой добычи тебе будет отведена доля. И каждый р-раз, когда собир-ратели добудут кор-реньев или губчатых гр-рибов, пр-риятных на вкус, тебе будет отведена доля. Но ты никогда не уйдешь от нас — мы теперь связаны, как панцирь и чер-репаха.

Священник несколько опешил. В его планы вовсе не входило поселиться посреди Тайга и всю оставшуюся жизнь только тем и заниматься, что плясать у костра да обгладывать кости несчастных животных. И еще эта самка… От одной мысли про «самую кр-расивую самку» Дигру сделалось дурно.

— Я благодарен тебе, вождь, — изрек Дигр, — но честь эта слишком велика для меня.

Было видно, что нехитрая лесть пришлась по вкусу вожаку: шкура его приняла бледно-розовый оттенок, а в холодных глазах блеснули искры.

«Вообще-то, я не вождь, — от смущения тот перешел на чисто мысленную речь, — а пятерник. Под моим началом находятся всего лишь пять воинов.

— О, — воскликнул священник с преувеличенным восхищением, — не может быть! Ты выглядишь, как вождь, и слова, что ты произносишь, достойны вождя.

— Ну, — совсем разомлев, вслух зарычал пятерник, и Дигр поймал себя на том, что, воспринимая мысленную речь, он невольно переносит ее смысл на издаваемые медведем звуки. — Вообще-то мой р-родной дядя входит в совет вожаков племени. И когда он отпр-равится в стр-рану мертвых, я займу его место.

В следующее мгновенье пятерник понял, что сболтнул лишнего. Он исподлобья посмотрел на подчиненных и прикрикнул:

— А вы что уставились?! Живо за р-работу.

Те подчинились беспрекословно. В мгновение ока десятка три молодых деревьев были сломаны и очищены от веток. Из тонких стволов получились прекрасные носилки, такие широкие, что на них можно было положить троих таких, как Кизр. Воины погрузили израненного соплеменника на носилки и вопросительно уставились на своего предводителя. Тот с одобрением кивнул.

— А Кир? — воскликнул священник.

— Какой Кир? — переспросил пятерник.

— Мой лорс.

— А, это животное… Не хочешь ли ты…

— Это не простое животное, это мой друг, — заметил Дигр, — кроме того, именно он вез вашего Кизра на своей спине.

Пятерник понурился и кивнул воинам. Те взяли лорса за передние и задние ноги и положили на носилки рядом с Кизром. «Хороша парочка, нечего сказать, — усмехнулся метс, — за своего-то я уверен, и не такое видел, а вот что станется с моим новым знакомым по пробуждении? Как бы сердце не разорвалось».

Воины поглядывали на предводителя с тем же выражением, с каким недавно лорс косился на хозяина. «Ничего, ничего, — злорадно думал священник, — теперь ваша очередь».

— Позволь узнать твое имя, — обратился Дигр к пятернику.

«Первое имя — Гундр, — мысленно ответствовал тот, — а тайное известно лишь мне. И я его никому не говорю. Назови свое».

— Рой Дигр.

Аншаб пристально и как-то испуганно посмотрел на человека.

«Зачем ты назвал тайное имя?! Теперь я смогу навредить тебе, и ты, конечно же, захочешь меня убить.»

— Успокойся, — сказал киллмен, — амулет, висящий на моей груди, убережет меня от любых козней, и потому я не стану твоим врагом.

«Должно быть, это очень сильный амулет, если ты в нем так уверен.»

— Да, он невероятно сильный.

«Где ты взял его?»

— Он пожалован мне моим богом, ибо я верно служу ему. Ты тоже сможешь получить такой, если присягнешь моему божеству.

Слова священника смутили Гундра.

«Но у меня уже есть бог.»

— Что ж, тогда тебе нечего волноваться.

Пятерник проворчал что-то и махнул мохнатой лапой воинам. Четверо из них взялись за рукояти носилок и, крякнув, подняли.

— Знаешь, Гундр, — подошел к ним Дигр, — а я ведь тоже долго не пройду. — И взгромоздился на носилки рядом с лорсом. Воины аншаб покачнулись, словно столетние дубы, на которые обрушился невиданный шквал, но устояли и медленно двинулись вперед.

Наконец-то Рой мог спокойно обдумать сложившееся положение. В Аббатство он в ближайшее время не попадет, это ясно как день: к тому времени, когда удастся распроститься с гостеприимными брейнерами, все тропы будут перекрыты — мышь-полевка не проскочит.

Следовало бы связаться с Демеро по ментальной связи, но С’тана наверняка подумал об этом и не допустит, чтобы сообщение дошло до адресата. Остается действовать на свой страх и риск. Но для этого нужен, по меньшей мере, план, да и союзники бы не помешали…

Рой не без усмешки отметил, что под грузом аншаб двигаются вовсе не так ловко, как налегке. Свободный от поклажи воин и Гундр валили деревья, а четверка брейнеров, пыхтя и отдуваясь, тащила носилки по проложенной просеке. Шерсть «рысаков» стала иссиня-темной — какая тут мимикрия, когда на каждого легло фунтов по пятьсот.

Невообразимый способ передвижения по Тайгу, который избрали «спасатели», поражал Дигра, пожалуй, больше всего остального. Носильщики то ворчали себе под нос что-то совершенно медвежье, то беззлобно бранились с оставшимися без поклажи товарищами. Те, разгоняясь и напрыгивая на стволы при помощи одних только лап, валили деревья, пробивая дорогу.

— Зачем вы сделали такие широкие носилки, — в конце концов воскликнул Рой, — это же нелепо! Почему бы вам не смастерить пару в два раза уже. Я уж, ладно, сам пойду… Вам не придется тогда делать такую широкую просеку.

Слова священника долетели до предводителя. Тот остановился и, отерев лапой лоснящуюся морду, прорычал:

— Скор-ро дер-ревьев станет совсем мало, а пока мы будем делать так, как делали наши пр-редки! — И вновь принялся за старое, причем с двойным рвением.

Спорить с родовыми традициями бессмысленно, да и не безопасно. Метс замолчал. Вероятно, избранная пятерником стратегия зародилась на заре становления племени, и ее примитивность объяснялась исключительно древностью. В те далекие времена она могла быть вполне обоснованной, если предположить, что племя аншаб проживало в менее лесистых местах. Либо — что еще более вероятно — некогда они хуже владели своими короткопалыми лапами, и им куда проще было изготовить одни широкие носилки и проломить просеку, нежели связать несколько носилок поменьше.

Теперь же традиция приобрела какой-то сакральный смысл. По тому, как говорил пятерник, священник заключил, что сама возможность нарушения «завета предков» представлялась ему кощунственной. «Вероятно, какое-то табу, — задумчиво подумал Рой, — ну, что ж, не смею мешать».

С носилок он имел возможность хорошо рассмотреть брейнеров. Этот вид медведей отличался от уже вступивших в Атвианский союз разумных сородичей в первую очередь тем, что имел на когтистых лапах короткие пухлые пальцы, которые позволяли прочно ухватить дубину или связать носилки из толстых прутьев. Кроме того, аншаб полагались не столько на ментальную речь, которой явно неплохо владели, сколько на самую обычную — на голос. И хотя издаваемые ими звуки не шли ни в какое сравнение с человеческим голосом, Дигру уже начало казаться, что кое-какие из слов он различает. Еще брейнеры умели неплохо передвигаться на задних лапах — хотя очень часто опускались на четвереньки и бежали именно так.

Пожалуй, из всех своих созданий природа любила больше всех именно медведей, судя по тому, сколько их разновидностей успела создать: обычные гризли, непобедимые ментальные монстры-верберы, лесной народ, открывшийся Перу Иеро Дистину, а теперь еще и племя аншаб. Нет ничего удивительного в том, что некоторые ученые Аббатств даже всерьез полагали, будто то ли люди произошли от медведей до Смерти, то ли медведи от людей уже после катастрофы.

Часа через два солнце село, лес вспыхнул последним, закатным заревом, и вскоре на небе показался чахлый месяц, который всем своим видом говорил о сильнейшем отвращении ко всему живому.

Процессия остановилась. Носилки легли на пожухлую траву.

— Ночь мы пр-роведем здесь, — сказал Гундр.

Воины на удивление быстро вырыли довольно глубокую яму, потом спрыгнули внутрь и бережно опустили носилки в центр убежища. Тот из брейнеров, что не тащил груз, наломал молоденьких деревьев и соорудил некое подобие крыши, оставив, как и полагается, небольшое отверстие для выхода дыма, а затем присоединился к товарищам.

Как же приятно было сидеть у огня и обгладывать здоровенную лапу белки-летяги, предусмотрительно изловленной Гундром перед самым привалом! Белка попалась столь огромная, что ее хватило на всех. Аншаб с аппетитом перемалывали жесткое, жилистое мясо, а кости бросали в огонь, что-то при этом приговаривая.

— Что ты все время бормочешь? — не выдержал священник.

— Охр-ранное заклинание, — объяснил пятерник, — пища прикасалась ко мне, и, значит, если не пр-ризвать пр-редков, чтобы они забр-рали ее душу, может остаться р-рядом и мне навр-редить.

— Ну, ну, — усмехнулся метс, уже настолько привыкший к полумысленной, полузвуковой речи, что воспринимал ее как естественный язык собеседника.

— А как насчет травы, которую ты примял, земли, на которой отпечатались твои следы, воздуха, которым ты дышал?

На морде Гундра изобразилась тяжкая работа мысли.

— Ты пр-рав, наше поведение нер-разумно, — наконец выдавил он. — Но не можем же мы заметать каждый свой след и выдир-рать каждую потр-ревоженную тр-равинку. А воздух и вовсе неуловим.

Тем временем Кир начал подавать признаки жизни. Лорс заворочался, открыл глаза и, издав жуткий вопль, вскочил на ноги. Листва и ветви тут же повисли на его рогах, а в яму заморосил мелкий дождь.

— Не волнуйся, — погладил его Рой, — это друзья. Сейчас же ляг на место!

Лорс, услышав голос хозяина, успокоился и лег рядом с Кизром, который все еще пребывал в царстве грез.

Тем не менее, разрушения, которые Кир причинил кровле, были значительными — костер шипел и норовил погаснуть, сквозь крышу виднелось сумрачное ночное небо. Воины аншаб с немалым трудом удерживались от того, чтобы разодрать рогатому горло. Но вскоре огонь вновь запылал и крыша была заделана — Гундр держал свою команду в ежовых рукавицах.

— Я прошу извинить меня за поведение моего подопечного, — церемонно произнес Дигр, — у него выдался очень трудный день.

— Не извиняйся, — махнул лапой пятерник, — мы все понимаем. Кр-роме того, я не могу пор-ручиться за то, как поведет себя Кизр после того, как выйдет из спячки, хотя, конечно, это случится уже в моем стойбище и особых тр-рудностей я не пр-редвижу…

— Из спячки?!

— Мы, аншаб, — с гордостью сказал Гундр, — умеем сохр-ранять силы. В момент падения с твоего… м-м… др-руга Кизр отключил свой мозг — иначе бы удар мог оказаться смер-ртельным, и воин не дожил бы до этого дня.

— Но, если мозг не действует, — удивился священник, — как же Кизр сможет ожить? Ведь он фактически умер и не сможет ожить сам.

— Не сможет, — согласился аншаб, — это сделает шаман. А до тех пор, воин будет недвижим, словно каменное изваяние.

— И нам придется его тащить, — проворчал один из брейнеров.

Гундр сердито посмотрел в сторону ворчуна:

— Постыдись, Фр-рикл, ты ведь как-то р-раз был на его месте, помнишь, когда охотился на оленя в Осиновом лесу?!

Тот не посмел ответить — лишь обиженно засопел и отвернулся.

— И вообще, хватит разговор-ров. Близится р-рассвет, а нам пр-редстоит еще целый день пути. Всем спать!

С первыми лучами солнца отряд двинулся дальше. На носилках остался лишь Кизр — священник уже ехал на лорсе, и воинам аншаб было куда легче. По сравнению со вчерашним днем, шли они раза в два быстрее.

Вскоре местность стала овражистой. Лес тоже изменился — исчезла мрачная суровость, характерная для окрестностей Нагрокалиса. Все чаще попадались заросшие густой травой поляны, все больше встречалось лиственных деревьев — гигантских дубов, ясеней и кленов. Птицы то и дело что-то свиристели, свешиваясь с ветвей.

Священник с наслаждением вдыхал запахи леса и думал о том, что Земля непременно оправится от постигшей ее беды. Воспрянут из пепла города, там, где сейчас раскинулись безжизненные пустыни — зацветут плодоносные сады. Человечество вновь обретет былое могущество, и, быть может, древние сказания о полетах к звездам — маленьким огонькам, раскиданным по ночному небу, — станут когда-то явью.

Священник не чувствовал эманаций зла. Мир вокруг был чист и спокоен. Адепты Нечистого, похоже, не заглядывали в эти края. Быть может, не знали об этом месте, а может, их сюда просто не пускали.

— Скажи, Гундр, — поравнялся метс с предводителем отряда, — вы ведь можете общаться при помощи мыслей?

Аншаб с таким недоумением посмотрел на человека своими маленькими глазками, что тому стало неловко.

— Конечно.

— А не замечали ли вы, что… м-м… в ваше сознание пытается кто-то проникнуть… как бы это выразиться…

— Без нашего согласия? — закончил Гундр. — Было как-то р-раз. Да только ничего у него не вышло. Все мои соплеменники встали в кр-руг, сопр-рикоснулись лбами и пр-роизнесли страшное заклятие, от котор-рого непр-рошеный гость мигом убр-рался восвояси. С тех пор-р нас никто не тр-ревожил.

— А скажи, Гундр, не нападал ли на вас кто за последнее время?

Аншаб засмеялся:

— И это было. Поналезло каких-то твар-рей однажды ночью. Видимо-невидимо. Но, слава великому Ануби, Акр-р — молодой воин из клана Исидор-р — почувствовал неладное и дал сигнал. Акр-р — это мой младшенький. — И косматая морда командира расплылась в благодушной улыбке.

— И что же вы сделали?

— Что, что, — буркнул предводитель, — пр-роизнесли магическое заклинание, и…

— Незваных гостей как ветром сдуло?

— Ну… — замялся Гундр, — как тебе сказать. Вообще-то, они остались лежать там, где их застало наше заклятие, но в общем ты пр-рав — ветер и впр-рямь унес их гнусные души.

Не успело солнце перевалить через зенит, как показалось стойбище — огромная поляна, опоясанная высоким частоколом. В нескольких лигах раскинулось Внутреннее море, и воздух был напитан свежестью.

Они пошли вдоль ограды. Каждый кол был украшен выбеленным ветрами и временем черепом. Каких черепов здесь только ни было — и приплюснутые костяки глитов, и шишковатые — Волосатых Ревунов, и огромные, серовато-черные — верберов, и продолговатые, с разверзнутыми зевами — происхождения которых Рой не ведал. Человеческие же черепа встречались крайне редко.

— А что же представители моей расы? — усмехнулся священник.

— Табу, — лаконично ответил Гундр.

Киллмен с удивлением посмотрел на предводителя:

— Что-то не слишком строго оно у вас соблюдается.

— На то и табу, чтоб в день великого жер-ртвоприношения его нар-рушать, — пробурчал тот.

В дебрях Тайга обитало немало примитивных племен, отрывочные знания о которых дошли до Аббатств. Большая часть этих сведений была добыта эливенерами, которые, казалось, знали обо всем, что касается жизни и ее проявлений; другая, меньшая — получена от людей, которые были захвачены в плен, но по каким-то причинам отпущены.

Как и следовало ожидать, представления этих племен о жизни сильно разнились с представлениями темных мастеров или ученых из Аббатств. Как правило, каждое дикое племя имело тотем, священное животное, которому неустанно поклонялось. На убийство тотема накладывался строжайший запрет. И нарушение этого табу каралось смертью, за исключением того дня, когда некое верховное божество разрешало членам племени употребить мясо священного животного в пищу. Тогда устраивалось пышное празднество, нередко сопровождаемое настоящей оргией, и объект поклонения умерщвлялся и пожирался. Впрочем, на следующий день непременно наступало покаяние, и племя принималось заглаживать свою вину. Некоторые исследователи считали, что в качестве тотема избиралось наиболее достойное, с точки зрения членов племени, животное — обладающее такими качествами, которые следовало воспитывать в себе каждому воину. Отдельные ученые мужи полагали, что тотем — своего рода припас племени на трудное время, животные, которым позволялось плодиться в полной безопасности на случай особенно голодного года.

Дигр подумал, что неспроста Кизр направился на охоту за человеком — видимо, день пожирания тотема близился. Весьма неприятное открытие! Хотя, с другой стороны, получалось, что аншаб поклоняются людям как божеству. Стало быть, к гостю-человеку должны относиться с уважением.

Между тем, показался проход, охраняемый двумя огромными брейнерами с копьями наизготовку. Наконечники копий были сделаны из кремня и крепились к древкам сыромятными ремнями. Путники прошли за ограду. Навстречу им немедленно высыпала целая гурьба соплеменников — видимо, Гундр успел передать ментальное сообщение о том, что процессия на подходе.

Здесь были и молодые воины, во взгляде которых читалась мудрость, и самки, за спинами которых виднелись детеныши, и старики, едва различающие подслеповатыми глазами, что же происходит в мире. Брейнеры с любопытством оглядывали священника, а некоторые даже пытались проникнуть в его сознание, но, наткнувшись на ментальную защиту, немедленно отступали.

Вперед выступил довольно рослый медведь — вероятно, вожак племени. Его шею украшало ожерелье из клыков каких-то крупных животных, шерсть на боках была подернута сединой.

Он опирался на деревянную палку, которую украшал темно-серый с красными вкраплениями, массивный камень — при необходимости посох мог послужить неплохим оружием.

Седой вожак неспешно подошел к Дигру и положил косматую лапу ему на плечо.

— Да пр-ребудет с тобой р-расположение Ануби, — вымолвил он. — Я — Пр-ронг, вождь племени аншаб. Духи донесли мне о твоем милосер-рдии. Духи сказали, что тебе надлежит пор-родниться с нами. На р-рассвете ты войдешь к моей дочер-ри, и она понесет от тебя!

Судя по тому, как самки посматривали на Дигра, он пришелся им по вкусу. О том свидетельствовали и недвусмысленные утробные порыкивания, что то и дело вырывались из их медвежьих пастей. Однако ответного влечения в Дигре как-то не вспыхнуло.

— Насчет первого, мудрый вождь, ты можешь не сомневаться, — ответствовал священник, — но вот относительно второго — я не уверен.

— Что ты имеешь в виду? Ты не здор-ров?

— Как тебе сказать, — усмехнулся Дигр, — в общем-то, до сих пор не жаловался, но…

— Ты бр-резгуешь моей дочер-рью?! — Пронг недвусмысленно потряс посохом.

— Ни в коей мере, — поспешил заверить Дигр, — ни в коей мере.

— Тогда что?

— Ну, в общем, — старательно подбирая слова, произнес киллмен, — я боюсь оказаться не на высоте.

Вождь просветлел:

— Ах, это… Увер-ряю, тебе не о чем беспокоиться. После отвар-ра, пр-риготовленного шаманом, даже глубокий стар-рик будет силен и пылок, словно юноша.

— Но… — пытался возразить Дигр.

Пронг оскалился в благожелательной улыбке:

— Р-расслабься, у тебя все получится.

«Легко сказать, расслабься, — мрачно подумал метс. — И почему я не прикончил Кизра?»

Вождь хлопнул в ладоши и приказал готовить «почетного гостя» к брачной ночи. Молодые воины гурьбой накинулись на священника, подтащили к ближайшей яме, прикрытой тонкими стволами и столкнули внутрь. В яме было сыро, темно и душно. Кругом валялись гниющие куски мяса и кости — должно быть, это укрытие использовалось не только для «почетных гостей».

Наверху маячил здоровенный брейнер с дубиной наперевес. Он прохаживался по кругу, словно кау, качающий воду из глубокого колодца.

— Эй, приятель, — крикнул Дигр, подметив это забавное сходство, — водички не найдется?

Охранник равнодушно посмотрел на священника и процедил сквозь зубы:

— Не велено. — Сплюнул в яму и вновь принялся мерить круги.

«Почему-то в любом сообществе непременно находится такой — с брюшком, на кривых лапах и с тупыми глазками, — подумалось Рою. — И почему-то от этого мерзкого типа ты непременно зависишь… Ну, да я найду с тобой общий язык, не будь я Пер Дигр».

— Послушай, милейший, да знаешь ли ты, что скоро я породнюсь с твоим вождем? — снова обратился киллмен к стражнику.

— Ну?

— А знаешь ли ты, что я имею к тебе претензии?

— Ну?

— А понимаешь ли ты, что я буду ходатайствовать о том, чтобы тебя наказали?

— Это вр-ряд ли, — осклабился брейнер. — Эхр-р никого еще со своего ложа живым не выпустила — всех до смерти залюбила. С ней уже из наших никто и связываться не хочет. Вот и папаша ейный, благо вожак, всякие уловки и пр-ридумывает. То глита заманит, то другую нечисть. А ей все одно… Да что я говор-рю, сам увидишь — вон уже идут за тобой…

И действительно, вскоре показался Пронг и несколько вооруженных примитивными копьями сопровождающих. Один из брейнеров спустил в яму ствол дерева, ветви на котором были обрублены не полностью и образовывали некое подобие лестницы.

— Она ждет тебя!

Священник выбрался наверх, и тут же несколько могучих лап схватили его. Ударили в колотушки. Взвыла заунывная песнь. И низкорослый, кособокий брейнер, что скрывался за спинами воинов, вдруг выдвинулся вперед и пустился в пляс, потрясая над головой берцовой костью.

Танец его был зловещ и однообразен. Шаман извивался и припадал к земле, а потом внезапно подпрыгивал, разворачиваясь в воздухе, и начинал все сначала. При этом он тянул страдальческий мотивчик, приборматывал что-то нечленораздельное и безумно вращал глазами.

— Пр-режде, чем войти к моей дочер-ри, — пояснил вожак, — ты должен очиститься.

Наплясавшись вдоволь, шаман приковылял к священнику. Только теперь Дигр заметил, что в косматой лапе он держит небольшое пчелиное гнездо.

— Пей! — велел брейнер.

— Что это?

— Не бойся, — сказал вождь, — это пр-ридаст тебе сил.

Копья с кремневыми наконечниками нацелились гостю в грудь, и Дигр поднес к губам странный «кубок».

Более всего напиток напоминал дикий мед. Он немного пьянил и наполнял тело теплом, но, кроме того, вызывал какие-то странные видения. Новоявленные образы мягко переплетались с действительностью, проникая в каждую клетку мозга. И вскоре уже не убогое стойбище отражалось в зрачках священника, а прекрасный сад. Деревья в этом саду несли золотые листья. И при малейшем дуновении ветра вокруг разносилась божественная мелодия, словно сложенная из биения сердец волшебных колокольчиков.

Затейливый фонтан бил пенной струей, и брызги сверкали на солнце, словно тысячи алмазов. И в бассейне плескалась красавица, каких одна на тысячу. Ее грудь была подобна спелым плодам, ее зубы — жемчужные нити, глаза — спелые оливки, руки, что лебединые шеи. Полупрозрачные одежды, наподобие тех, что описаны в священных книгах, но секрет выделки которых давно предан забвению, делали незнакомку до безумия привлекательной.

— Приди ко мне, о возлюбленный мой, — проговорила красавица. — Уста твои — сладость; дыхание подобно свежему бризу, что заставляет трепетать паруса. Приди ко мне и обладай мною!

Сердце Дигра рванулось, и кровь мощной волной ударила в голову. Он почувствовал, как из глубины его естества поднимается первобытное, ни с чем не сравнимое желание.

Красавица вышла из бассейна и, приблизившись к священнику, обвила его шею руками. Их губы соприкоснулись, и мир исчез, превратился в облака, неспешно плывущие по бирюзовому небу, в негу, растворенную в телах. А когда пламя отбушевало, Дигр провалился в сон, и накатившие сновидения были прекрасны…

Между тем, пробуждение явило не слишком приятные открытия. Едва Дигр разомкнул веки, как сказка превратилась в реальность: полутемная яма, накрытая ворохом веток, ложе из травы и листьев, а на ложе этом… Священник осенил себя крестным знамением и, пока «подруга» спала, потихоньку выбрался из жилища.

Было утро — видимо, за любовными утехами прошли чуть ли не сутки. Холодный осенний ветер трепал черепа, которыми была увенчана ограда стойбища, и они раскачивались, словно в каком-то таинственном танце.

Первый, кто попался на глаза, был шаман, который явно поджидал Дигра:

— Пр-риветствую тебя, сын человека!

Дигр мрачно кивнул. В душе его носились яростные вихри.

— Теперь ты один из нас.

— Могли бы меня сперва спросить, хочу ли я быть одним из вас! — огрызнулся метс.

Шаман изобразил изумление:

— Твои р-речи не понятны мне, сын человека! Ты дар-ровал Кизр-ру жизнь и тем самым забр-рал его душу, а потому обладаешь душой, сходной с душой любого из моих соплеменников.

— Ничего я не забирал! — воскликнул священник. — И вообще, как я мог забрать душу, если Кизр до сих пор жив? Или я ошибаюсь?

— Нет, ты не ошибаешься, человеческий сын, великий Ануби залечил его р-раны. Но у воина не одна, а шесть душ. Первая душа — владеющая. Пока она с воином, он владеет силой, самками и удачей. Втор-рая — убивающая, котор-рая напр-равляет его копье и заставляет перегр-рызать гор-рло вр-рагу, тр-ретья — исцеляющая, котор-рая помогает ему спр-равиться с р-ранами или болезнями, четвертая — любящая. Она заставляет его заботиться о потомстве и влечет к самкам. Пятая душа — ищущая. Когда настанет вр-ремя, она поможет воину найти тр-ропу, что ведет меж чер-рных скал в стр-рану мер-ртвых. Шестая — молящая, это та, что пр-росит бога Ануби об удаче.

— И какую же из шести забрал я?

— Человек глуп, — захихикал шаман, — человек не знает таких пр-ростых вещей. P-разумеется, ты забр-рал убивающую душу, ведь иначе воин, котор-рому ты подар-рил жизнь, непр-ременно убил бы тебя при пер-рвом удобном случае.

— А я и не заметил, как обзавелся трофеем, — усмехнулся священник.

Шаман вновь захихикал:

— Глупый человек! Как же можно увидеть душу, ведь она показывается только шаману, да и то после того, как он выпьет отвар-ра из болотной воды, настоянной на мышином помете и мухомор-рах. Для простых же смер-ртных душа невидима.

«Не простая у тебя работенка», — улыбнулся Рой.

— Это пр-роизошло помимо твоей воли. Подобно тому, как волк может привязаться к аншаб, если тот будет кор-рмить его и давать ему пр-риют, душа твоего вр-рага пр-ривязалась к тебе. Но душа вр-рага — тяжкая ноша. Если ты ослабнешь или хмель овладеет тобой — она может взбунтоваться и нанести тебе стр-рашный вр-ред. Она даже может убить тебя. Поэтому, чтобы огр-радить себя от беды, ты и пор-роднился с самкой из моего р-рода. Когда она понесет от тебя, то душа войдет в ее плод, и ты будешь вне опасности. Воин же, котор-рого ты пощадил, выр-растит детеныша, и когда тот достигнет зр-релости, убивающая душа к нему вер-рнется. Тогда душа навер-рняка р-решит отомстить, и тебе, человеческий сын, пр-ридется драться. Но до тех пор-р ты в полной безопасности. Тепер-рь ты понимаешь, что все, что пр-роделано с тобой, — для твоего же блага.

— Допустим, — кивнул головой священник. — Но почему тогда охранник говорил, что Эхр никого не выпускала живым из своих объятий. Это как-то плохо вяжется с тем, что ты только что сказал.

Брейнер шумно почесал правый бок, деланно зевнул и ответил:

— Не бер-ри в голову. Миск за свою жизнь еще ни одного добр-рого слова не сказал, одно вр-ремя я даже думал, не пр-ринести ли его в жер-ртву. Но потом р-решил, что Ануби вр-ряд ли обр-радуется такому слуге. Эхр-р мягкая и нежная, и она сразу же пр-рониклась к тебе состр-раданием, едва тебя увидела. А наговар-ривает он потому, что не р-раз подкатывал к ней, да все без толку. — Судя по тому, как сверкали глаза шамана, к Эхр «подкатывал» не только Миск…

— Что ж так?

— Да все оттого, что уж больно пахнет он сквер-рно, а Эхр-р — очень чувствительна, недар-ром дочь вождя. Да и хар-рактер у него такой все от того же.

— Что ж ты не изгнал из него злого духа?

— Глупый человек! P-разве можно изгнать дух вулкана?!

— Чем же он такой особенный?

Шаман почему-то озлился.

— Хватит р-разговоров, — прорычал он. — Ты слишком болтлив, человек, словно самка, что в пер-рвый р-раз возлегла с воином.

— Странно, когда наши девушки проводят первую ночь с воинами, им как-то не до болтовни, — съязвил священник и прищурился. — Позволь задать последний вопрос. Скажи, теперь-то, после того, как я породнился с твоим народом, я могу оставить вас и, наконец, отправиться по своим делам?

— Нет, — отрезал брейнер, — ты останешься с нами. Скор-ро будет пр-раздник огня. И один из твоих бр-ратьев умр-рет. Его к нам пр-ривели духи земли и повелели пр-ринести в жер-ртву. Духи поведали мне, что они хотят, чтобы жер-ртвоприношение совер-ршил человек. Тогда они будут милостивы.

— А если я откажусь?

— Ты не откажешься.

— Почему ты так уверен?

— Потому, что тогда вместо одной жер-ртвы духам будет пр-ринесено две — ты понимаешь, о чем я говор-рю?

Дигр прекрасно понимал.

— Но пр-режде, чем ты пр-риблизишься к жер-ртвенному камню, тебе пр-редстоит совер-ршить паломничество в стр-рану духов и р-расспросить их о том, как именно ты должен все пр-роделать. Иногда они пр-редпочитают, чтобы жер-ртве пер-регрызли горло, иногда тр-ребуют, чтобы ей выр-резали сер-рдце или живьем содр-рали шкур-ру, а потом посадили на кол. Пор-рой тр-ребуют сжечь на костр-ре, закопать в землю или бр-росить в р-реку. Очень важно это знать зар-ранее, иначе можно ошибиться, и тогда духи пр-рогневаются.

Священник уже начал было думать, что слуги Нечистого добрались и сюда. Как и в темнице градоначальника, Рой ощущал, что его сознание находится под контролем. Находясь в стойбище аншаб, он испытывал одновременное воздействие нескольких сот разумов, причем воздействие направленное.

Никто из брейнеров по отдельности не мог бы сравниться с ним в телепатической силе, но вместе они обладали такой ментальной мощью, что противостоять ей было невозможно. И кто же направляет эту невероятную силу? Шаман? Вождь племени? Или кто-то третий, искусно скрывающий свое присутствие?

— И еще, — продолжал между тем шаман, — ты в любом случае исполнишь обр-ряд, хочешь ты того или нет. Только во втор-ром случае ты вскор-ре сам отпр-равишься вслед за тем толстяком. Запомни это.

Шаман вдруг принялся бить в колотушку и что-то бормотать. Потом раскинул лапы крестом и закружился, подставив морду солнцу, услужливо выглянувшему из-за тучи.

Прямо у ног священника суетились муравьи, самые обыкновенные, рыжие, с длинными усиками и проворными лапками. Насекомые сновали туда-сюда, таща то травинку, то маленькую веточку, то кусочек листа. Муравейник был где-то рядом — муравьи не слишком любят длинные путешествия, — но тем не менее его не было видно.

Неизвестно почему, Дигр приклеился взглядом к одному — довольно крупному, с темной крапинкой на рыжей спине. Муравей тащил ажурное крылышко стрекозы, которое превышало его самого чуть ли не в десять раз. Это явление затмевало все: бесноватого шамана, плен, падение Нагрокалиса. Внезапно, сам того не желая, священник приблизился к муравью — нет, Рой оставался на месте, но насекомое почему-то неимоверно увеличилось. Впрочем, и это не совсем точно — скорее, конечности, усики и тельце муравья стали восприниматься сознанием, как нечто значительное и величественное.

Муравей вдруг остановился и выпустил свою ношу. Ветер тут же подхватил крылышко и отбросил прочь, словно стараясь уберечь от страшной участи, ему уготованной. Угольно-черные глаза насекомого впились в Дигра. Из разверстой пасти капала шипящая слюна. Казалось, во Вселенной остались лишь этот чудовищный муравей да стоящий напротив него священник.

Рука — к кресту, душа — к молитве. «Помоги, Господи, не оставь раба твоего!»

Да что толку? Где вы, силы небесные, и ты, пресвятая Богородица?! Защити, не оставь в милости своей. Не дай пропасть зря! За спиной чудовища — царство Зверя! А у тебя, священник, лишь вера твоя, да истовость духа, да боевой крест, что сверкает на груди.

Дигр снял крест и, словно пращу, принялся раскручивать над головой. Тварь ринулась вперед. Выпад — сталь полоснула по глазам. Чудовище взвыло и попятилось. Вновь полукруг, вновь выпад, и — о чудо, благодарю тебя, Господи! — порождение тьмы дрогнуло.

Пространство за спиной твари задрожало и распахнулось. Монстр исчез, и священник увидел серые сумрачные поля, на которых росли какие-то призрачные деревья со студенистой листвой.

И среди древ этих бродили тени. И было их великое множество.

И Дигр ступил на эти мертвые поля и пошел по тропе. И приблизился к жилищу, наподобие вигвама. И вошел в него.

Там сидели пять сущностей в отороченных мехом кожаных одеждах и молча смотрели перед собой. Их взоры были пусты. Их морды походили на маски. Один отрезал костяным ножом куски от солонины и с явным отвращением отправлял в пасть. И когда он распахивал пасть, метс видел в ней вместо зубов сверкающие звезды.

У одного была морда шакала, у другого — брейнера, третий походил на человека, четвертый напоминал белку, а пятый, самый ужасный — лица и вовсе не имел. Там, где оно должно было находиться, зияла кровавая рана.

— Зачем ты потревожил нас? — проговорила сущность без лица.

— Племя аншаб готовит жертвоприношение, — сказал священник, — и я пришел, чтобы узнать…

— Все понятно, — встрял шакалоголовый, — опять Рокогн гонца послал. Сколько раз ему, олуху, повторять: явись сам, да выясни все как следует. Так нет, вечно болвана какого-нибудь пошлет, а сам зельем обопьется и целую ночь у костра пляшет! А потом еще удивляется, что мы его не жалуем!

— Ты совершенно прав, Властелин Земли, — отозвался брейнер, — Рокогн совсем не тот стал. В былые времена он имел куда больше почтения.

— Ну, еще бы, — сказал белкоподобный, — в былые времена он бы не посмел так поступить. И, что интересно, Властелины Стихий, всякий раз он нас тревожит по какому-то совершенно ничтожному поводу. Да и теперь, наверняка, с какой-нибудь глупостью.

Пустые взоры — разумеется, у кого они вообще были, — оборотились на Дигра. Обладатель же кровавой раны ничем не выказал своего интереса.

— Говори, посланник!

— Я пришел, чтобы узнать, как именно принести вам жертву.

Не успел священник договорить, как послышался смех. И смех этот был похож на рокот камнепада в горах, на грохот землетрясения.

— Ну, что я говорил? — наконец произнес Властелин Земли. — Это никогда не кончится!

— А может, спалить все их стойбище? — мечтательно произнесла сущность, похожая на брейнера. — И избавимся от них раз и навсегда. Что скажешь, Властелин Огня?

Существо в образе человека чуть дрогнуло и подало голос:

— К сожалению, нельзя, Властелин Воды!

— Да так-то оно так, Закон мне известен. Только сколько же можно терпеть всю эту суету вокруг нас? Мне надоело сидеть на одном месте и ждать неизвестно чего, отвечая на дурацкие просьбы и вопросы.

— Это точно, — откликнулся брейнероподобный.

— Но в нашем положении, — произнесла сущность без лица, — есть и один обнадеживающий момент. И знаете, какой? Человечество и иже с ним никогда не устанет порождать злодеев. Когда-нибудь родится тот, кто затмит своими злодействами прижизненные злодеяния одного из собравшихся здесь. И тогда явится Предлагающий Сделку и предложит ему стать Властелином, и, быть может, злодей согласится. И тогда один из нас отправится обратно в мир — точно так же, как тот, кого, скажем, сменил я.

— Ну, тебя-то едва ли кто затмит, Властелин Металла, — захихикал брейнер. — Ничего подобного Погибели — или, если тебе больше нравится, Смерти — долго еще не изобретут.

— Ну, это спорный вопрос, — проворчал Властелин Металла, — таланты есть и сейчас. Взять хотя бы мастера Голубого Круга, С’тану. Очень способный человек, смею вас заверить.

На сей раз захихикал шакалоголовый — Властелин Земли:

— Напрасно надеешься. Я вот уже чуть не десять тысячелетий жду заместителя. И, казалось бы, злодеяние мое не так уж велико — всего-то извел несколько десятков тысяч душ при строительстве канала. А, вот видишь, до сих пор здесь.

— А я и того смешнее, — покачал головой Властелин Огня. — Жил, как все… Но как-то время выдалось голодное. Темное время. Ну, я и умял пару-тройку человек. Причем, не по злому умыслу, а единственно по велению собственного желудка, спасения жизни ради. А вот тоже — уже три тысячи лет у этого костра, будь он неладен.

— Так что, — подытожил Властелин Земли, — прозябать нам здесь, видать, до скончания вечности. Кстати, — шакалий взгляд скользнул по Дигру, — ты, кажется, священник?

Тот с достоинством поклонился.

— А скажи-ка нам, священник, не ожидается ли конца света в ближайшее время?

— Ожидается, — невозмутимо произнес Дигр.

— И когда же, позволь полюбопытствовать? — воскликнул Властелин Воздуха, тот, что напоминал белку.

— Теологи Святых Аббатств пересмотрели взгляды на Апокалипсис, — спокойно произнес Рой, — и пришли к выводу, что у каждой живой души собственный конец света. Иногда он совпадает с личной смертью, иногда нет. Бывает, что человек так и не узнает о том, что конец света наступил.

Сущности переглянулись.

— Надо же, не испугался! — воскликнул Властелин Огня. — Первый раз… за сколько тысяч лет?

— Талант, — прогудел Властелин Воды, — таких один на сто миллиардов! А мы так и будем меж небом и землей распределением душ заниматься. Того — в собаку, а этого — в брейнера, а вон того — в человека.

— А они нам еще жертвы эти суют! — взорвался Властелин Металла и повернул голову к гостю. — Ну, что уставился — скажи, чтоб закопали его, проклятого! Скажи, хижины их убогие оттого стоять крепче будут. Иди с глаз долой, священник, и без тебя тут забот хватает!

Обратная дорога оказалась на удивление короткой. Сущность без лица сделала странный жест, и метс поднялся над призрачным миром.

Вигвам повелителей стихий превратился в ничтожную точку. Бледные души, что во множестве бродили среди унылых ландшафтов, стали походить на клочья тумана, которые еще не успел развеять ветер. Еще через мгновение и они исчезли.

Рой стремительно летел ввысь, словно стрела, выпущенная из арбалета. Не осталось ничего, кроме скорости, кроме того ощущения, что этот полет уже был однажды.

Внезапно сама личность Пера Дигра исчезла, превратясь в чистое восприятие. Священник слился с небом, стал его частью. Здесь не было боли, страхов, желаний. Здесь сама жизнь казалась не более, чем злой насмешкой. Бесконечность окружала метса, и он был равен ей.

Священнику открылось, что сознание любого живого существа создано тем миром, в котором существу предстоит родиться. Собственно, оно и есть мир. Нет ничего абсолютного — все есть лишь результат восприятия. И, значит, без души воспринимающей теряет смысл, обращается в смерть. Жизнь создана для того, чтобы Вселенной было кому любоваться. И эта Вселенная понеслась вокруг Роя, поражая своей красотой, закружилась все быстрее и быстрее…

Дигр обнаружил, что лежит у костра в жилище шамана. Рокогн все так же мерно стучал в бубен и тихо подвывал странную песнь, в которой просьбы, обращенные к духам стихий и самому Ануби, причудливым образом смешивались с угрозами и поношениями.

Грудь священника была обнажена и намазана чем-то блестящим, липким и красным. Костер, пылавший в жилище, испускал какой-то сладковатый, дурманящий дымок, от которого немного кружилась голова и мутилось в глазах. Очертания были размыты и неясны. Да и фигура самого шамана представлялась сказочным облаком, почему-то решившим спуститься с небес.

Для киллмена материальный мир еще не оброс плотью. Он был почти столь же призрачен, как и тот, из которого Дигр только что вернулся. Предметы были вовсе не предметами, а как бы идеями, тенями, сущностями. Сознание отказывалось принимать реальность и старалось проникнуть в саму суть вещей.

Удары бубна разгонялись и звучали все громче и громче. И с каждым ударом что-то откалывалось от призрачного мира. «Вернись, вернись, вернись…» — мерно повторял шаман. И хрупкая оболочка рушилась, и истины, растворенные в пространстве, утрачивали смысл. Огонь превратился в самый обыкновенный, ничем не примечательный огонь, земляные стены обрели вертикальность и устойчивость. Последним материализовался сам шаман, который, заметив, что священник вернулся, немедленно прекратил свои удары и перешел к допросу:

— В каком облике пр-редстали пер-ред тобой духи?

Посланец рассказал все, что смогла удержать память.

— Ты говор-ришь, один был человек? Знаешь ли ты, что это великая честь, сын человека. Они могут пр-ринимать любой облик, но лишь немногим показываются в облике соплеменника.

— А знаешь ли ты, аншаб, — в тон шаману сказал священник, — что духи были разгневаны тем, что ты не явился к ним сам?

— Р-разумеется, — ответил тот, — ведь они желают похитить мою душу.

— И ты не боишься их гнева?

— У меня могущественный защитник.

— И как же его имя?

— Ануби!

Несмотря на принадлежность к святой церкви, Дигр был достаточным скептиком для того, чтобы усомниться в реальности своего «приключения». Имея весьма развитую религию, в которой каждой стихии или явлению приписывался собственный дух, племя аншаб, обладая даром коллективной телепатии, вполне было способно породить в потерявшем сознание человеке соответствующие видения. Но в том случае, когда существо, отправляемое в «страну мертвых», имело сильную волю и обладало способностью к сверхчувственному восприятию, образы потустороннего мира изменялись его сознанием. Именно это и произошло со священником. Как всякий разумный человек, он считал, что породивший Смерть есть воплощение зла, и потому просто обязан нести наказание в загробной жизни. Что же до других Властелинов, то и они имели место в прошлом Роя Дигра. На белок он когда-то охотился, шакалы ассоциировались у него с древними свитками, частично расшифрованными аббатскими учеными. А брейнеры — они уже успели так измучить метса, что их самое место — в том вигваме. В человеке же Дигр угадывал черты С’таны.

— Неужели ты думаешь, что Ануби сможет тебя защитить от духов стихий? Неужели ты думаешь, что ты для него столь ценен, что он захочет ради тебя затевать ссору со своими приближенными?!

Рокогн наклонился над священником и начертал на его груди лезвием костяного ножа треугольник, затем — круг.

— По-моему, кровь — не лучшая краска, — заметил Рой, — а я не лучший холст. Да и художник из тебя сомнительный.

— Глупый человек, — проворчал шаман, — Ануби ни с кем не затевает ссор-р. Ануби — везде. Он в тебе, во мне, в тех духах. Ануби вездесущ! Ты видишь, у тебя по гр-руди бегут кр-ровавые змейки — это Ануби разговаривает со мной. — Шаман обмакнул лапу в кровь и провел по морде. — Кр-ровь говорит, что мне не о чем беспокоиться, ибо я испр-равно отпр-равляю культ. Что еще велели тебе пер-редать духи?

— Духи сказали, чтобы ты закопал жертву живьем в землю, — сказал священник.

— Я так и думал, — величественно произнес Рокогн, — мы ведь хотим задобр-рить мер-ртвых, а они как р-раз и находятся в земле!

— Но не думаешь ли ты, что вопли жертвы, ее души, наоборот, только их растревожат?

Шаман задумался:

— Почему же она будет вопить? Мы дадим ей в дор-рогу всего, что ей необходимо: дикого меду, солонины, — и польем могилу водой, чтобы она не испытывала жажды на пути к вечному пр-ристанищу. Кр-роме того, мы снабдим ее палицей, чтобы она могла одер-ржать победу над Такибор-ром, что стоит на стр-раже Извилистой Тр-ропы, ведущей через Мертвые Гор-ры в стр-рану вечного упокоения. Мы дадим душе шкур-ры убитых нами животных, чтобы она не замер-рзла в гор-рах. Но одно плохо, и в этом ты пр-рав: у души не будет спутника, а значит, она будет испытывать одиночество. — Шаман вопросительно посмотрел на Дигра. — Может, ты согласишься?

— Но ведь я стал твоим соплеменником?!

— Это, конечно же, так, — проворчал брейнер, — поэтому я и испр-рашиваю твое согласие.

Священник отрицательно покачал головой.

— Подумай, сын человека. Мы окр-ружим тебя всевозможными почестями. Мы снабдим тебя всем, что ни пожелаешь. Пер-реход твой будет легким и р-радостным. Ты увидишь тучные пастбища и заливные луга. И волшебные птицы будут петь для тебя свои песни. И тебе не будет одиноко в пути: тот, кто называет себя Вулли Пар-ркинс, пойдет р-рука об р-руку с тобой.

— Вулли Паркинс?!

— О, я вижу, ты его знаешь?

— Это его ты уготовил в жертву?

— Духи пр-ривели твоего соплеменника к аншаб и повелели пр-ринести его в жер-ртву.

— И давно они привели его к вам?

— За тр-ри восхода до того, как появился ты.

— Но, быть может, духи хотели, чтобы вы его пр-риветили, а вовсе не убивали?

— Нет, — возразил шаман, — они дали знак. И я истолковал его. Спер-рва, когда толстяк появился в нашем стойбище, мы оказали ему гостепр-риимство, как тр-ребует закон пр-редков. Ему дали солонины и воды и отвели в тот дом, где ты ждал чести пор-родниться с Эхр-р. — Священник усмехнулся, вспомнив, что это за дом. — И мы не знали, что делать с гостем. Лишний р-рот нам ни к чему, а пр-рогнать его или убить мы не могли без повеления духов.

— И что же произошло?

— Ануби пр-рогневался на моих соплеменников и послал бур-рю. Был сильный ветер и дождь, и по небу метались огненные змеи. Все аншаб укр-рылись в своих жилищах и ни одно из них не постр-радало. Лишь дом, в коем находился Вулли Пар-ркинс, был р-разрушен. Кр-рыша пр-ровалилась, стены р-размыло водой. На утр-ро мы нашли Пар-ркинса, наполовину засыпанного землей.

— И ты решил, что это был знак?!

— Р-разумеется.

— Это был знак: лучше строить свои жилища! — воскликнул священник.

— Ты глуп, человек. Мы это знаем и так. Ануби незачем посылать бур-рю, чтобы сказать, что стр-ражный дом тр-ребует починки. Если он снизошел до нас — значит, в этом был глубокий смысл. И если Ануби пр-ривел тебя в наш стан, значит, он желает, чтобы жер-ртву пр-ринес именно ты!

— И как ты себе это представляешь?

— Не беспокойся, человек, тебе почти ничего не придется делать. Ты всего лишь кинешь первую гор-рсть земли в яму, котор-рую выкопают зар-ранее. Все остальное сделают др-ругие.

— О, ты меня вполне успокоил, — усмехнулся киллмен.

— Я знал, что человек ленив, — облегченно вздохнул шаман, приняв слова собеседника за согласие.

Дигра стал одолевать сон. Некоторое время метс сопротивлялся усталости, но, в конце концов, сдался и погрузился в забытье.

И снилось ему, будто он очутился у странной темной реки. У берега покачивался челн с перевозчиком. Священник подошел к человеку и окликнул. Темная фигура обернулась, и он увидел перед собой старика в черной монашеской рясе, борода которого подернута сединой. Глубокий, низко надвинутый капюшон скрывал глаза незнакомца, но почему-то Рой знал, что глаза эти впились в него.

— Ты должен заплатить за то, что я перевезу тебя через Ндангу, — голосом, напоминающим карканье ворона, сказал перевозчик. — Отдай мне Священную Книгу!

— Но у меня нет книги! — воскликнул Дигр.

— Она в твоей душе. Отдай мне книгу! Иначе тебе никогда не пересечь реку мертвых.

К реке то и дело подходили тени умерших, останавливались на берегу и тяжко вздыхали. Ветер подхватывал их и уносил прочь.

— Ты будешь, как они, — прокаркал перевозчик, — вечно скитаться и вечно взывать к моей милости. Отдай мне книгу, ибо ты уже закончил свой путь и тебе она не понадобится! И тогда я перевезу тебя…

На этом сон оборвался. Шамана уже не было, костер почти потух, и холод растекался по телу. Священник поднялся и пошарил в яме в поисках своей рубахи и кожаной куртки. Они нашлись неподалеку от лежанки — скомканные и перепачканные кровью и землей. Приведя одежду в порядок, насколько это было возможно в сложившихся условиях, киллмен оделся и погрузился в раздумья.

Смутные, тяжелые мысли одолевали его. Почему события разворачиваются столь странным и причудливым образом, словно составляют не его жизнь, а часть спектакля, который играется лишь для того, чтобы развеять скуку какого-то всемогущего бездельника? Метаморфоза, произошедшая с жителями Нагрокалиса, была совершенно необъяснима: из добропорядочных граждан Атви они в одночасье превратились в приспешников Темного Братства. Причем до этого обращения не было ровным счетом никаких сведений о готовящемся заговоре. Разве только, аббат Демеро почувствовал что-то неладное — потому и направил Дигра в «прогнивший» город.

Странно было вовсе не то, что люди в массе своей встали на сторону врага. Подобные вещи порой случаются. Странно то, что переход произошел столь стремительно. И что еще не давало покоя священнику — так это кентурион. Что произошло с Крысобоем? Каким образом этот непримиримый воитель, глаза которого наливались кровью от одного упоминания об адептах Нечистого, вдруг стал их прихвостнем? Этого Рой не мог понять, как ни старался.

Вулли Паркинс так же не выходил из головы. Похоже, судьба вновь свела их и, по обыкновению, устроила западню…

Священник вновь задремал. А когда очнулся, был уже рассвет. Дигр проспал часов десять, словно провалился в пропасть. Вновь появился шаман. На сей раз он стоял наверху, а воины спускали в яму ствол-лестницу:

— Пр-ришел твой миг, сын человека.

Лестница бухнулась о дно ямы, и Дигр поднялся на поляну.

Они прошествовали по стойбищу к западному проходу. Брейнер, стоявший в охране, при приближении шамана поднялся на задние лапы, приветственно топнул и, как мог, втянул брюхо. Тот благосклонно кивнул в ответ.

Выйдя за ограду, они пошли по тропе, вдоль которой стояли все те же колья с черепами. На них сидели неприглядного вида птицы — пепельно-серые, с голыми длинными шеями, на головах топорщились ржавого цвета хохолки. Лениво отрываясь от трапезы — на многих черепах еще сохранились куски плоти, — птицы подозрительно поглядывали на отряд и, поняв, что им ничто не угрожает, вновь возвращались к прежнему занятию.

Местность была довольно пустынной — редколесье, местами переходящее в участки скупой степи. Деревца, в основном, попадались тонкие, низкорослые и кривые. Казалось, какая-то сила пьет из них жизненные соки. Там и сям виднелись массивные, поросшие мхом и кустарником курганы. На некоторых высились полуразвалившиеся шалаши — видимо, предназначенные для того, чтобы души заживо погребенных могли передохнуть перед долгим переходом в страну мертвых.

Пройдя около двух лиг, процессия остановилась у подножья огромного земляного вала, который был не слишком высок, но, казалось, отгораживал чуть не полмира.

— Его постр-роили наши пр-редки для того, чтобы защититься от Мер-ртвой Пустоши, — с гордостью сказал шаман.

Восхождение оказалось труднее, чем ожидал священник: грунт был глинистый, изрядно пропитанный дождевой водой, и потому ноги у священника скользили. Брейнерам же, с их когтистыми задними лапами, подъем давался значительно легче.

Наконец отряд достиг вершины. Впереди, насколько хватало глаз, расстилалась пустынная равнина. Ни одного деревца не росло на ней. Вдалеке виднелась широкая свинцово-серая полоса Внутреннего моря. Северо-западный ветер холодил лицо.

Воины тяжело дышали за спиной священника и, судя по всему, не от усталости, а в предвкушении близкого таинства.

Страх! В воздухе был растворен страх, который разносился по телу вместе с током крови. Эта пустошь вобрала в себя столько мучений живых существ, что навсегда превратилась в безжизненное и чуждое всему живому место.

Священник еще раз окинул взглядом мертвое пространство. Примерно в трех лигах виднелась группа брейнеров. На таком расстоянии мощные фигуры напоминали человечков из репейника, которыми любит играть детвора Атви. «Человечки» держали в руках палочки-копья и образовывали круг. Очевидно, в центре находился тот, кого приготовили в жертву. Чуть поодаль, у небольшого холма, расположилась другая группа. Священник осторожно, стараясь не привлекать внимания, дотянулся до сознания одного из стоящих в отдалении: эти брейнеры, как оказалось, только что закончили выкапывать огромную яму и были очень недовольны тем, что шаман поручил им эту работу.

Пока Дигр осматривался, Рокогн тоже не терял времени даром. Он лег на живот и, приложив ухо к земле, принялся тихо бормотать.

— Р-разреши нам войти в твои владения, о великий Ануби, — священник различал скорее мысли медведя, нежели его рычание. — Мы пр-ришли не пр-росто так. Мы пр-ришли, чтобы пр-ринести жер-ртву тебе и твоим слугам. И мы хотим за это, чтобы ты и дальше наполнял силки наших ловчих, чтобы собир-ратели и дальше находили в твоем лесу много гр-рибов и много ягод, и чтобы нашим воинам сопутствовала удача. А если ты не согласишься, то мы пер-рестанем пр-риносигь тебе дар-ры. Мы не будем от каждого убитого звер-ря отдавать тебе десятую часть, мы не будем пр-риносить воду к твоему дер-ревянному телу, что стоит пер-ред домом нашего вожака. А если ты и дальше не обр-разумишься, то мы сожжем твое дер-ревянное тело, что стоит пер-ред домом вожака, а пепел р-развеем по Мер-ртвой Пустоши. А затем найдем себе нового бога, котор-рый будет нас любить и защищать и огр-раждать от всяческих бед. Тепер-рь ты видишь, великий Ануби, что лучше тебе не обманывать нас!»

— Если он не договор-рится с Ануби, — благоговейно произнес один из брейнеров, — то мы не сможем спуститься на Мер-ртвую Пустошь.

— А что тогда случится? — спросил священник.

— Тогда мы умр-рем, — затрепетал воин.

Тем временем Ануби, судя по всему, согласился с требованиями шамана, и тот поднялся.

— Ануби пообещал и дальше покр-ровительствовать нам. Но он сказал, чтобы вы больше не сжигали дар-ры на жер-ртвенном костр-ре.

— А как же?! — воскликнули воины.

— Он сказал, что в том мир-ре, где он обитает, ему нужны только истинные сущности дар-ров. В случайных же свойствах — таких, как фор-рма, запах, вкус или цвет — он не нуждается. Ануби гневался на нас! Ануби сказал, чтобы я очистил дар-ры от случайных свойств и только потом пр-реподнес ему. И для того, чтобы эти свойства пер-ренеслись в его владения, я должен пр-роизнести пять священных заклинаний.

— Мудр-рость твоя велика, — проревел старший из воинов. — Мы благодар-рны тебе. Отныне все дар-ры будут доставляться в твое жилище. Я, пр-редводитель стр-ражей аншаб, клянусь тебе в этом.

— Да будет так!

Как и подозревал с самого начала метс, во всей этой истории с жертвоприношением шаман преследовал корыстные интересы. Если он будет распоряжаться десятой частью всего, добытого охотниками, а также другими дарами, то вскоре станет невероятно влиятельным аншаб и даже со временем сможет занять место вожака.

Отряд спустился с вала и двинулся по пустоши. Идти пришлось не долго — тропа, ведущая к капищу, оказалась на редкость утоптанной и ровной, из чего священник заключил, что по ней нередко хаживали. Несколько раз Дигру попадались на глаза выбеленные временем кости, но принадлежали они когда-то человеку или другому существу, он понять не мог: останки были присыпаны землей и, кроме того, отряд шел довольно быстро.

Вскоре они добрались до места. Живое кольцо аншаб дрогнуло и раскрылось, копья приветственно взлетели, и перед вошедшим в полукруг шаманом предстал тот, кто был приготовлен в жертву.

Со скрещенными на груди руками Вулли лежал в выдолбленном из древесного ствола челне. По правую руку у жертвы покоилась увесистая дубина, видимо, предназначенная для схватки с губителем душ. Паркинс неотрывно смотрел в какую-то точку на небе и не подавал ни малейших признаков жизни. Лицо его было серым от усталости и страха, под глазами обозначились темные круги, а сами глаза не выражали ничего, кроме безразличия.

Шаман подошел вплотную к Вулли, наклонился над ним и принялся бормотать:

— Ты отпр-равляешься в стр-ранствование, ты пр-редстанешь перед великим Ануби. Мы были добр-ры к тебе. Мы дали тебе кр-ров и кор-рмили тебя. Мы дали тебе лодку, чтобы ты сам мог перепр-равиться через р-реку мер-ртвых, не пр-рибегая к пер-ревозчику, ведь он всегда требует непомерную плату. P-рядом с тобой лежит палица, чтобы ты мог победить стр-ража тр-ропы душ после того, как окажешься на том бер-регу. Когда ты востор-ржествуешь над ним, он укажет тебе путь к Сумер-речной гор-ре. И ты достигнешь Сумер-речной гор-ры и поднимешься на ее вер-ршину. И твои р-руки обр-ратятся в кр-рылья, тогда тебя подхватит ветер-р и вознесет на небо. Ты пр-редстанешь пред Повелителем и р-расскажешь ему о том, что мы поступили с тобой спр-раведливо. А еще ты должен сказать ему, что мы по-пр-режнему служим ему и по-пр-режнему пр-реклоняемся пер-ред ним. А если ты р-решишь обмануть нас и не пер-редашь Повелителю то, о чем мы тебя пр-росим, тогда в безлунную ночь я пр-ризову твою душу и замур-рую в камень. И ты навечно останешься камнем!

Вулли никак не реагировал на слова шамана. Было непонятно даже, слышит ли он их. Однако Рокогн этим ничуть не смущался. Он побормотал еще примерно с четверть часа, а потом хлопнул лапами, и четверо воинов-аншаб взвалили челн на могучие плечи и торжественно прошествовали к яме. Отряд, возглавляемый шаманом, отправился следом.

Челн опустили в яму, и брейнеры застыли в ожидании дальнейших приказаний. Рокогн посмотрел на Дигра и произнес:

— Тепер-рь ты.

Священник отрицательно покачал головой:

— Я не могу.

— Подумай, всего лишь гор-рсть земли.

— Нет!

— Ну, что ж, тогда ты отпр-равишься вместе с ним.

Огромный брейнер, подчиняясь мысленному приказу шамана, подскочил к священнику и повалил наземь. Затем перевернул на живот и скрутил руки за спиной сыромятным ремнем. В сознание словно вцепились десятки клешней — воля киллмена оказалась парализована.

— Швыр-рни его в яму, — рявкнул Рокогн.

И в следующий миг Дигр больно ударился о борт челна.

В яму полетели комья земли. «Как глупо, — подумал священник, — вырваться от С’таны, чтобы быть заживо погребенным какими-то дикарями». Он ощущал в себе то же безразличие, которое совсем недавно отметил в Паркинсе. Брейнеры контролировали не только его тело, но и сознание.

Сверху доносились удары бубна и истерические вопли шамана:

— Возьми их, великий Ануби! Возьми их, возьми их… Они твои!..

Жить оставалось совсем немного. Сохранить до самого конца ясность мысли и душевное спокойствие. Уйти без страха и отчаянья. Принять поражение, принять судьбу. Кто знает, может, в том, что произошло с ним, есть какой-то высший, недоступный для его понимания смысл? Быть может, его смерть остановит что-то, куда более страшное…

Внезапно послышался глухой удар и грузный шлепок упавшего тела. Бубен смолк. И в уже наполовину засыпанную яму спрыгнул Кизр.

— Я твой должник, господин, и я пр-ришел отдать долг.

Кизр развязал Дигра и поднял наверх. Затем вновь спрыгнул в яму, на сей раз с помощником, и отправил на поверхность «ладью» Паркинса. Затем выбрался сам.

— Я ср-разил Р-рокогна, — произнес брейнер, — и его мудр-рость пер-решла ко мне. По закону племени аншаб, я теперь шаман!

— Но ты нар-рушил святость жер-ртвоприношения! — в ужасе воскликнул старший воин. — И Ануби разгневается.

— Нет, — возразил Кизр. — Мне было видение. Сам Ануби явился ко мне во сне и пр-риказал убить шамана. Он сказал, что Р-рокогн плохо ему служит.

— И более того, — поддакнул священник, — когда я был у Властителей Стихий, они сказали, что очень недовольны шаманом. Что он давно не являлся к ним и тем нанес страшное оскорбление.

— Ты лжешь, сын человека!

— Войди в мое сознание и посмотри сам!

Священник распахнул свой разум, и старший воин вошел в него. Он был не слишком сильным телепатом, и Рой мог бы без труда вышвырнуть его вон. Воин тыкался, словно слепой кутенок, в самые неподходящие места и никак не мог набрести на нужные воспоминания, так что метсу пришлось его «подтолкнуть» в нужном направлении.

— Он говор-рит пр-равду! — сказал старший, наткнувшись на образы сидящих у костра духов. — Р-рокогн действительно пр-рогневал духов стихий. Но это объясняет далеко не все! — Он подозрительно посмотрел на Кизра. — Так ты говор-ришь, это Ануби пр-риказал тебе? А почему ты отменил жер-ртвоприношение?

— Этот человек, — воскликнул Кизр, которому священник успел послать спасительную мысль, — служит др-ругому богу. И бог этот весьма могущественен. Ануби не хочет затевать ссор-ры. Он так сказал!

Похоже, ответ удовлетворил предводителя воинов.

— Ануби никогда не хочет затевать ссор-р, — проворчал он, — в этом я согласен с тобой. Помню, когда дикий кабан пор-рвал моему бр-рату шкур-ру, я просил Р-рокогна наказать этих твар-рей. Пр-росил договор-риться с Ануби, чтобы тот выжег их логово. Так Р-рокогн мне ответил то же, что и ты, пр-равда, бр-ратья? — Воины подтвердительно гукнули. — Да что же это за бог такой?!

— Есть и другие, — вкрадчиво произнес киллмен.

— А тебя не спр-рашивают! — рявкнул воин. — Ты вообще уже должен быть на пути к Губителю душ.

— Не яр-рись, Связор, — примирительно сказал Кизр. — Отвечай пр-рямо. Пр-ризнаете вы мое пр-раво или нет?

— Пр-ризнаем, пр-ризнаем, — прорычал сквозь зубы Связор. — Только спер-рва ты должен съесть мозг бывшего шамана. Иначе часть мудр-рости останется от тебя сокр-рыта.

— Ну, р-разумеется.

Кизр подобрал окровавленный камень — тот самый, что недавно опустился на голову незадачливому шаману, — и со всей силы обрушил на череп мертвеца. Затем Кизр просунул лапу в образовавшуюся пробоину, извлек мозг и с силой потряс им над головой — во все стороны полетели кровавые ошметки. Соплеменники издали дружный рык.

— Все смотр-рите! — крикнул Кизр. — Мудр-рость пер-реходит ко мне!

В следующее мгновение Кизр отхватил изрядный кусок от серого студенистого кома и принялся с аппетитом жевать.

«Не смотри на меня так, господин, — смачно чавкая, мысленно произнес брейнер. — Рокогн занял свое место точно так же. Шаманом становится только тот, кто убил предыдущего шамана и пожрал его мозг. Кстати, очень вкусно. Проглоти кусок его мозга, господин. Тогда я смогу сказать своим соплеменникам, что часть мудрости Рокогна перешла к тебе, и ты мне нужен живым. Ты сам видел, что воины недовольны. Я опасаюсь за твою жизнь, господин!»

Кизр будто бы случайно уронил кусок мозга. Дигр молнией метнулся к нему, поднял и запихнул в рот. Вкус оказался не такой уж противный — чем-то схожий со вкусом вяленой рыбы, правда, изрядно лежалой.

«Прибуду в Аббатство, — усмехнулся про себя священник, — страшно будет исповедоваться! Хотя все это во имя дела Господня, а потому грех не велик. Думаю, Демеро отпустит… Хотя, конечно, под горячую руку лучше не попадаться — а то как наложит епитимью, и буду тогда месяц сидеть, Святое Писание переписывать».

— О, я несчастный! О, что я наделал! — вскричал Кизр, и даже шкура его почернела от переживания. — Тепер-рь, даже если Ануби пер-редумает, я не смогу пр-ринести этого человека в жер-ртву. Мне пр-ридется таскать его повсюду за собой, ведь он пр-роглотил самую сокр-ровенную часть знаний Р-Рокогна!

— А ты что думал! — злорадно захохотал старший воин. — Должность шамана — не пчелиный мед! Пр-равда, пар-рни?

Воины аншаб тоже загоготали, тем подтверждая истинность слов предводителя.

— Я не смогу больше охотиться и бр-родить по лесам, — сокрушался новоявленный шаман, — конец моей вольной жизни.

Священник между тем подумал, что, если бы Кизр отправился вместе с ним в Аббатство, то это было бы совсем не плохо. С таким сильным и сметливым спутником можно не бояться опасностей, подстерегающих на пути. Кроме того, предстань Кизр перед Демеро, тот наверняка «наставит его на путь истинный», и брейнер примкнет к Церкви. Рой так и слышал голос аббата: «Ты пребываешь во тьме, сын мой. Помыслы твои определяются лишь твоим невежеством. Обороти свой взор к истинному Богу, и ты прозреешь!»

«Я намереваюсь уйти», — обратился киллмен к своему спасителю.

«Я понимаю, господин.»

«Пойдем со мной!»

«Но тогда мое племя не сможет общаться с духами.»

«Мой бог сильнее, чем твой, ты сам говорил. И если вы перейдете в мою веру, то бог будет всегда рядом с вами. И вам не придется прибегать к чьей-то помощи для того, чтобы говорить с ним.»

Кизр удивленно посмотрел на священника:

«Разве это возможно?»

«Конечно.»

«А каков твой бог?»

«Он добр и справедлив. И он не заставляет приносить ему жертвы.»

«Но сможет ли он защитить мое племя.»

«О, он очень могущественный бог. И он весьма благоволит своим слугам. Если твое племя решит принять мою веру, ты отправишься вместе со мной к аббату — так называется верховный жрец, который служит моему богу. И он произведет тебя в сан священника — так мы называем шаманов — и даст тебе такой же крест, как у меня. И ты станешь самым могущественным среди аншаб. Да, и еще тебе вовсе не придется менять свои привычки. Ты сможешь оставаться охотником и воином. Всевышний не разгневается на тебя за это.»

Последний аргумент, вероятно, окончательно убедил Кизра.

«Я поговорю со своими соплеменниками.»

Мысленный разговор священника с Кизром был сокрыт от других аншаб, которые то и дело предпринимали робкие попытки протолкнуться к ним в сознание и выяснить, что же происходит.

Рой постоянно ощущал, как об его ментальный щит ударяется чья-нибудь плохо сконцентрированная мысль и отскакивает обратно, словно камень от гранитной скалы.

То, что группа брейнеров не могла объединить мыслительные усилия своих членов в один мощный поток, доказывало: им необходимо главное, основное сознание, выступающее своеобразным центром ментального воздействия. Таковым центром еще совсем недавно, по-видимому, выступала воля Рокогна.

«Следует поскорее крестить их, — подумал священник, — аншаб представляют из себя великую и еще не познанную силу. Если мы не поставим ее себе на службу, значит, рано или поздно это сделают приспешники Нечистого».

Конечно, брейнеры не смогут в полной мере принять веру Спасителя. Наверняка, останутся пережитки старых обрядов и верований. На первых порах племени будет сложно отказаться от кровавых жертвоприношений. Но в этом нет ничего страшного. Ведь сжигали же в допогибельные времена еретиков на кострах — а что это, если не жертвоприношение? Важно только, чтобы в каждом жертвоприношении была частица нового вероисповедания. Важно, чтобы использовались символы веры — крест, молитва и икона. И важно соблюдение святых праздников, особенно Троицы. Тогда через два-три поколения племя аншаб станет вполне богобоязненным и очистится от первобытной скверны.

Рой почти дословно помнил лекцию Демеро, прочитанную для узкого круга избранных: «Допогибельный мир погубило то, что церковь не справлялась с возложенными на нее Господом обязанностями. Она играла не объединяющую, а, скорее, разобщающую роль. Из-за множества налагаемых запретов человек озлоблялся все больше и больше. И потому начались войны. Сперва войны были небольшими, в которых участвовали лишь несколько государств. Но эти противоборства не давали сколько-нибудь продолжительных результатов — после очередного всплеска насилия мир вновь возвращался в накатанное русло запретов и условностей. Проходило несколько лет, и вновь вспыхивал где-нибудь кровавый конфликт. Вновь вспыхивал и вновь угасал, чтобы затем принести смерть и разрушения, но уже в другом месте.

Разумеется так не могло продолжаться до бесконечности. И в конце концов, человечество практически уничтожило себя, породив то, что теперь принято называть Смертью.

Смерть явилась всего лишь логическим продолжением слабости религиозных концепций, запрещающих человеку реализовывать свои естественные желания. Сейчас очень важно помнить об этом и не повторять ошибок древних. Следует внимательно относиться к желаниям простых людей и позволять себе, равно как и другим, маленькие слабости… Именно они делают нас человечнее…»

— Я говор-рил с соплеменниками, — наконец сказал Кизр, — и мне удалось убедить их.

— Так быстро?!

— Мысленное общение намного быстр-рее устного, — пожал плечами брейнер, — р-разве ты не знаешь? Мы, аншаб, испокон веков пользуемся этим. Так вот, господин, если все, о чем ты говор-рил, пр-равда, то мои соплеменники согласны. Что мы должны делать?

— М-м… Вообще-то для таких дел нужна святая вода.

— А у тебя она есть?

— В том-то и дело, что святая вода имеется только в Аббатстве.

— А без нее никак нельзя? — насупился Кизр.

— Ну, что ты говоришь, Кизр, мы же нарушим обряд!

— Тогда нам поскор-рей надо добр-раться до твоего Аббатства. Пока Ануби не пр-рознал, что мы от него хотим отвер-рнуться.

Священник облегченно вздохнул. Вместе с Кизром они доберутся до владений Демеро дней за десять. И плохо тогда придется С’тане с другими адептами тьмы. Мощь святой церкви обрушится на продажный город и сотрет его с лица земли. Река Слез наполнится кровью, а дома обратятся в пепелище.

Одно беспокоило священника — Вулли Паркинс по прозвищу Подъедало. Он все так же лежал в деревянном челне в состоянии полнейшего отупения. Остекленевшие глаза юноши равнодушно провожали облака. Единственным изменением было то, что губы бывшей жертвы теперь растянулись в какой-то задумчиво-идиотской улыбке, да на груди покоился здоровенный ком земли.

Что делать с Вулли, киллмен ума не мог приложить. Оставить здесь? Так ведь живым его тогда не видать — наверняка, у оставшихся медведей найдутся десятки поводов прикончить беднягу. Взять с собой? Но тащить его всю дорогу — тоже занятие не из приятных.

Кизр заметил замешательство метса:

— Шаман отпр-равил его в пр-ромежуточный мир-р.

— Это-то я понял — но как его оттуда вызволить?

— Есть одно ср-редство, — отвел глаза Кизр, — но оно тебе не понр-равится.

— Что за средство?

Аншаб выразительно взглянул на окровавленный камень.

— А кроме того, чтобы отправить его к праотцам?

— Что ж, я знал, что ты не захочешь поступить, как настоящий воин-аншаб. Есть и др-ругое. Стар-рики говор-рят, что, если душа отпр-равленного в пр-ромежуточный мир-р сопр-рикоснется с душой соплеменника из этого мир-ра, то тогда она непр-ременно вер-рнется. Но я бы, честно сказать, избр-рал первый способ.

«Соприкоснуться душами! Какой странный способ излечения… Кровопускание знаю, окунание в ледяную прорубь знаю, прикладывание пиявок тоже знаю, — подумал священник, — но это?! Должно быть, что-то очень экзотическое».

— Да нет, — поморщился Кизр, — способ как р-раз самый что ни на есть обычный.

— Как ты смог прочитать мои мысли, — воскликнул священник, — или мой ментальный щит ослаб?!

— Да нет, господин, твой ментальный щит необыкновенно силен, и я не смог бы пр-рочитать твои мысли, даже если бы и попытался.

— Тогда как?

— Ты приобр-рел дур-рную пр-ривычку, — ответил брейнер. — Ты когда думаешь, господин, шлепаешь губами. Но это пр-ройдет. Не каждый ведь день тебя хор-ронят заживо.

У священника отлегло от сердца.

— Что за заклятие?

— Возьми лучше камень, господин, очень тебе советую!

— Не морочь мне голову, Кизр, говори заклятие!

Брейнер помрачнел.

— Двадцать пять р-раз обойдешь вокруг челна. На каждом круге будешь повтор-рять: «Омммм…», удлиняя звуки р-раз от р-разу. Это сочетание создает вибр-рации, по котор-рым ваши души найдут др-руг др-руга. Но не жалей потом, господин.

Киллмен тряхнул головой и немедленно приступил к оживлению. На пятнадцатом круге Вулли шевельнулся, а на двадцать пятом вдруг сел в своей «ладье», вытянув перед собой руки. Глаза Паркинса по-прежнему ничего не выражали, но улыбка сошла с лица, и оно стало каким-то напряженным и злым.

Вулли встал из ладьи и, покачиваясь, пошел на священника, простерев вперед руки и явно намереваясь сдавить ему шею. Дигр в ужасе отпрянул.

— Я же тебя пр-редупреждал, господин! — вскричал Кизр. — Тепер-рь тебе пр-ридется несладко.

Метс не стал выяснять, что же произошло с Паркинсом, и ловкой подсечкой сбил его с ног. Вулли со всего маху приложился затылком о камень и обмяк. Священник перевернул его на живот и заломил руки за спину.

— Тише, сынок. Я понимаю, что ты переволновался, но у меня был тоже денек не из легких.

— Это вы, командир? — прохрипел Паркинс. — Вы не представляете, как я рад вас видеть.

Поняв, что новоявленный живой мертвец пришел в чувство, киллмен ослабил хватку:

— Почему ты бросился на меня?

— Я не помню, командир.

— Славный ответ. Здесь и возразить нечего, у всех ведь своя память. У кого-то случаются и провалы.

— Так случается со всеми, кто возвер-рнулся из пр-ромежуточного мир-ра, — пробормотал Кизр. — Стар-рики говор-рят, что душа их озлоблена и потому они нападают на всех живых.

— Думаю, ваши мудрейшие явно перемудрили, — сказал священник, слезая со спины Вулли. — Смотри — он в порядке.

— Не спеши, господин, — возразил новый шаман, — тебе еще пр-ридется хлебнуть гор-ря с этим малым. Он, конечно же, излечится, но случится это никак не быстр-рее, чем за сто восходов. А до тех пор-р он как бы между двумя мир-рами. В одном он тот, кем ты пр-ривык его считать — аппетитный толстяк, навер-рняка очень вкусный и довольно безобидный. А вот, кто он в том, из котор-рого ты его вытянул, — этого никто не знает.

— И кем он может быть?

— Ну, — замялся Кизр, — однажды Р-Рокогн отпр-равил в стр-ранствование одного из моих соплеменников. Пр-ричина была куда как понятна: шаман возжелал его жену и р-решил избавиться от помехи. Так вот, что-то у Р-Рокогна пошло не так. То ли перепил дур-рманящего зелья, то ли пр-росто забыл нужные заклинания. И Лиор-рг, так звали того аншаб, вдр-руг вер-рнулся.

— Что же было потом?

— Потом мы его всем племенем ловили. — Священник заметил, что брейнеру неприятно вспоминать об этом происшествии. — Ты, господин, думаю, понимаешь, что ловили мы его потому, что он не оставил нам др-ругого выхода: расцар-рапал мор-рду шаману, развор-ротил его хижину, а потом пошел гр-ромить стойбище.

— Да, это серьезные проступки.

— И знаешь, что он сделал, когда мы его наконец поймали?

— Что?

— Он заявил, что отныне не желает жить в племени аншаб, потому что он теперь стал р-рысью и затем разодр-рал себе живот и вытащил кишки. Вот потому я и советовал тебе воспользоваться камнем.

Между тем, Вулли, хоть и выглядел вполне сносно, вовсе не был в порядке. В сознании его то и дело возникали самые что ни на есть кровожадные желания. Ему хотелось рвать и убивать, топтать поверженные тела, впиваться зубами в безответную плоть… Вулли ненавидел все, что имело хоть малейшее отношение к жизни. Даже растения и насекомых. Священник же почему-то казался ему особенно противен. И юноша едва удерживался от того, чтобы наброситься на него снова. Киллмен вызывал не просто ненависть. Нет, один его вид вселял в толстяка бешенство. Глаза Паркинса постепенно наливались кровью. Краски поблекли; все окружающее приобрело тот ни с чем не сравнимый цвет, что встречается в освещенном луной склепе — бело-синий, наводящий на мысли о вечности и безысходности. Реальнось была как бы искусственной, ненастоящей, и тем мучила Вулли, заставляя чувствовать нестерпимое волчье одиночество. Истошный вопль вырвался из груди Паркинса, и в нем выразилось все то, что нельзя облечь в слова: ненависть к этому бессмысленному миру и тоска по тому, вечному и призрачному, из которого недавно вырвали Вулли. Пелена застила взор. Юноша видел лишь лицо священника — неприязненное лицо с крючковатым носом и близко посаженными холодными глазами.

Подъедало навалился на Дигра всем телом, стараясь припечатать того к земле, чтобы потом добить. Но опытный воин встретил его боковым ударом чуть пониже виска, и свет вдруг померк. Вулли рухнул наземь и затих.

— А что, Кизр, — перевел дух киллмен, — жив ли еще мой верный скакун?

— Обижаете, господин, конечно, жив. И прекр-расно себя чувствует. Пока вы общались с Р-рокогном, он с большим удовольствием катал детенышей-аншаб.

— Думаю, что он нам очень пригодится.

— Ты хочешь взять с собой этого безумца?! — воскликнул Кизр. — Не делай этого, умоляю тебя!

— Ничего, ничего, — успокоил его священник, — доберемся до Аббатства, Демеро живо беса изгонит — он в этом большой специалист. А до тех пор привяжем Вулли к моему скакуну. И никому тогда вреда не будет.

— Что ж, воля твоя, господин. Твой лор-рс неподалеку, вон за тем холмом. — Кизр показал в сторону зловещего кургана, что виднелся примерно в одной лиге от капища. — Р-рокогн хотел убить и его, но уже после того, как р-расправится с тобой.

Дигр мысленно позвал Кира и почувствовал, как рванулся его друг. Но крепкие путы удерживали животное. Киллмен физически ощутил, как боль пронзила ноги скакуна.

— Он стр-реножен, — сказал Кизр.

— Так прикажи освободить его!

Шаман отдал ментальный приказ, и в тот же миг несколько мохнатых воинов, забавно вскидывая задние лапы, умчались по направлению к кургану.

— Пока ты путешествовал к духам стихий, я немного покопался в твоих мозгах, господин. Пр-рости, что воспользовался твоим положением, но так было нужно. Я знаю, как ты собир-рался достичь Аббатства. Ты хотел идти чер-рез лес, котор-рый у вас именуется Тайг. Но есть и более кор-роткий путь.

— Какой?

— Ты видишь, вдалеке раскинулось мор-ре. Если добр-раться до его бер-рега, а затем идти вдоль кр-ромки воды на запад, то спустя пар-ру восходов откр-роется тр-ропа, ведущая напр-рямик к Аббатству.

— Откуда ты можешь это знать?

— Ты забыл, господин, — заметил Кизр, — что я съел мозг шамана, и знание его пер-решло ко мне. Рокогн много общался с душами звер-рей и птиц. А звер-ри и птицы все знают. Потому и я тепер-рь знаю.

Тем временем привели Кира. Животное выглядело вполне здоровым и крепким.

— Здравствуй, мой верный друг! — Священник похлопал лорса по спине. — Мы опять вместе.

Кир нежно ткнулся носом в небритую щеку хозяина и лизнул ее, словно собака.

— Ну, ну, к чему такие нежности. Ты ведь боевой скакун, а не ездовая лошадка.

Лорс опустился на колени, предлагая Дигру сесть, и тот не преминул воспользоваться предложением.

— Возвр-ращаемся! — крикнул Кизр.