Кейта: Дочь Леса. Книга 1

Глава 8 Тайна Алтана

Хан Хулан медленно, тяжелой поступью, подошел к разбитому горем сыну. Он остановился за его спиной, глядя сверху вниз на безмолвную сцену трагедии. Вокруг них слуги уже начали убирать тела убитых воинов, но это место, где сидел Инсин с мертвой сестрой на руках и ее возлюбленным рядом, никто не осмеливался трогать.

— Тяжелый день выпал на твою долю, сын мой, — голос Хулана был на удивление спокоен. В нем не было ни гнева, ни горя, только отстраненное спокойствие мудреца, рассуждающего о превратностях судьбы. — Потерять сестру и невесту в один день… Небо посылает тебе суровые испытания, одно за одним.

Инсин не поднял головы. Он словно не слышал его. Или же не хотел слышать. Юноша лишь бережно поправил волосы Аяны, убрав с ее бледного лба прядь, испачканную кровью.

— Отец, — наконец произнес он, и голос степного воина был глухим и безжизненным. — Я хочу попросить тебя…

— Знаю я, о чем ты попросишь, — опередил его хан. — Хочешь похоронить мою дочь и ее несостоявшегося любовника вместе.

Инсин хмуро поднял на него глаза.

— Позволь мне сделать это, хан. Даже если после этого ты прикажешь высечь меня на позорном столбе. Или казнить за потакание врагу. Я приму любое наказание. Но я обязан исполнить их последнюю волю!

Хан смотрел на юношу, и в глубине его глаз мелькнула тень чего-то похожего на легкую, почти отеческую насмешку.

— Наказывать? За что мне тебя наказывать, сын? За то, что ты исполняешь волю мертвых? Это благородно, я не смею тебе мешать.

Инсин не мог поверить своим ушам. Он ожидал ярости, отказа, угроз. Чего угодно! Но не этого спокойного, почти безразличного согласия.

— Ты… позволишь?

— Я позволю, — согласно кивнул хан. А затем добавил, и его слова заставили Инсина похолодеть. — Ведь я знал, что она хотела сбежать из клана.

Инсин вздрогнул, но ничего не ответил — Хулан его опередил в этом.

— Я не слепец, Инсин. Я видел, как она смотрела на этого западного щенка. Знал, что ее покорность — лишь натянутая маска. Аяна хотела предать свой род. Опозорить мое имя. Поэтому ее настиг справедливый конец. Судьба сама наказала предательницу, избавив меня от этой необходимости. Моя дочь выбрала свою дорогу, и эта дорога привела ее к смерти.

Он говорил о дочери и сестре так, словно речь шла о больной овце, которую пришлось зарезать. Инсин смотрел на отца и не узнавал его. Куда делся тот человек, что так беззаветно любил его мать и в каждом своем ребенке пытался искать ее черты? Когда от другой женщины родилась Аяна, его единственная, любимая дочь, он души в ней не чаял… Словно видел в ней тень той, за кем когда-то готов был отправиться в Верхний мир, лишь бы не переживать горечь утраты. Сейчас же перед ним стоял кто-то другой. Чужой. Холодный.

— Так что я не против, — не изменившись в лице продолжил хан, и его губы тронула странная, неприятная ухмылка. — Пусть предательница лежит рядом с предателем. Но есть одно условие. Ты похоронишь их не здесь, не на земле нашего улуса. Их курган не должен осквернять нашу степь.

— Но где же тогда? — Инсин начинал закипать от абсолютно нелогичных высказываний своего отца. И тут хан произнес то, что показалось юноше бредом сумасшедшего.

— Отвези их на север. Схорони предателей на земле шаманов.

Инсин замер, пытаясь понять, не шутит ли отец. Но тот был абсолютно серьезен.

— Что за шутка? — судорожно выдохнул он. — Они убьют меня, едва я пересеку границу! Сам ведь знаешь, наши кланы сейчас в военном положении!

— Не убьют, — хан покачал головой. — Потому что ты поедешь к ним не как воин, а как посол. С мирным караваном.

Он обвел рукой поле битвы, усеянное телами и перевернутыми столами.

— Сегодня мы все повидали слишком много крови. Я увидел, как легко союзник становится врагом. Теперь у нас война на несколько фронтов, а это абсолютно не выгодно. И, знаешь, я передумал. Мы предложим лесным людям перемирие. Это будет лучшим решением в сложившихся обстоятельствах.

Инсин слушал его, и ужас медленно поднимался из глубины его души. Перемирие? Его отец, который еще вчера хотел вырезать шаманов под корень, теперь говорит о мире? Это было настолько не в его характере, настолько нелогично, что казалось частью какого-то кошмарного сна.

— Ты… О, Небо, ты серьезно?

— Абсолютно, — подтвердил хан. — Ты возьмешь с собой тела. Возьмешь наши лучшие шелка, меха, серебро. Придешь к ним и скажешь, что великий Хулан-хан хочет мира. Что в знак доброй воли он просит их позволить похоронить свою дочь, погибшую в результате трагической ссоры, на их нейтральной земле, у подножия скал, где духи двух миров встречаются. Попроси шаманской помощи. Они ведь… так любят помогать страждущим.

Это было не просто странно. Это было чудовищно. Посылать сына хоронить сестру на вражеской территории, да еще и с дарами для перемирия…

И тут Инсин почувствовал это. Что-то, чего раньше не было. От отца исходила странная, жгучая, темная аура. Едва заметная, но осязаемая. Она была похожа на холод, исходящий из глубокого подземелья, и пахла серой и тленом. В глазах хана, когда он говорил о мире, не было ни капли искренности. Там царил холодный, расчетливый блеск хищника, готовящего новый, еще более коварный удар. Инсин понял, что его отец изменился. Что-то случилось с ним, пока воин был в топях. Или позже. Этой ночью? Но произошло явно что-то страшное. И этот мирный караван был не знаком доброй воли — это была часть плана, который он пока не мог разгадать. Но Инсин знал одно: ему придется сыграть и в эту игру. Хотя бы для того, чтобы исполнить свой долг перед сестрой.

Воину казалось, что его руки приросли к телу сестры. Когда стражники, исполняя приказ хана, попытались мягко поднять его, Инсин зарычал, как раненый зверь, не желая отпускать свое горе. Понадобилась вся выдержка пожилого воина, друга его почившего деда, чтобы убедить юношу — тела унесут в прохладный погреб и будут бережно хранить до отправки каравана. Его повели, нет, почти поволокли, в сторону банного гэр, стоявшего на отшибе у ручья. Инсин шел, ничего не видя перед собой, и каждый шаг отдавался глухой болью в сердце. Кровь и грязь, покрывавшие его, казались неотъемлемой частью его самого, его новой кожей.

Внутри банного гэр было жарко и влажно. В большом чане кипела вода с добавлением степных трав, распространяя горьковатый, но успокаивающий аромат. Юношу ждала Зере — старшая наложница хана, женщина редкой красоты, с глазами газели и движениями степной кобры. Она была не женой, а скорее знаком статуса, молчаливой тенью, обязанной исполнять любые прихоти своего господина. Женщина молча, почтительно, начала помогать ему раздеваться. Инсин подчинялся автоматически, его разум был сейчас далеко от этих мест. Пока горячая вода смывала с тела кровь Аяны и Темуджина и пот смертельной битвы, мысли воина лихорадочно метались, пытаясь сложить воедино кусочки страшной мозаики.

Что случилось с отцом? Он всегда был жесток, с этим не поспоришь. Но его жестокость была прямой и предсказуемой, как удар меча. Он крушил врагов, но уважал силу. Он мог убить в ярости, но никогда не плел интриг. А сейчас… это был явно не его отец. Это была змея, сбросившая старую кожу и отрастившая новые, ядовитые клыки. Мирный караван? Просьба о помощи у шаманов? Это была ложь, настолько очевидная, что от нее сводило зубы! Но какова была цель этой лжи? И эта аура… Инсин, как прирожденный мэргэн, привык доверять своим чувствам. Его зрение было острее, чем у сокола, а слух мог уловить полет стрелы задолго до того, как ее увидят другие. Но он умел чувствовать и незримое. Хийморь, дух удачи воина, его жизненную силу. Хийморь его отца всегда был яростным, слепящим, словно полуденное солнце. А теперь от него исходил холод, мертвецкий холод, словно солнце закрыла черная, безлунная ночь.

— Зере-ханум, — произнес Инсин тихо, когда она поливала его плечи теплой водой, смывая остатки мыльного корня.

— Слушаю вас, нойон, — голос наложницы был мягким и мелодичным.

— Ты была с моим отцом этой ночью? После того, как… я вернулся?

Зере на мгновение замерла. Это был очень личный, почти неприличный вопрос.

— Я была в своем гэр, нойон. Хану было не до утех. Он… приходил в себя после пережитой скорби.

Инсин внимательно посмотрел на нее, а Зере опустила глаза. Мэргэн умел замечать мелочи. То, как дрогнули ее ресницы, когда она сказала о «пережитой скорби». Слишком быстро. Слишком наигранно.

— Скорби, — повторил он задумчиво, и уголок его рта невольно дрогнул в печальной усмешке. — Он не выглядел скорбящим, когда встретил меня. Хан выглядел… спокойным. Даже чересчур спокойным. Скажи мне, ханум, ты не замечала в нем ничего странного в последние дни? Может, он говорил сам с собой? Или… от него исходил необычный запах?

Инсин искоса смотрел на отражение ее лица в воде. И увидел, как по нему пробежала тень. Страх? Или просто удивление?

— Нойон, о чем вы таком говорите? — Зере подняла на него свои большие, невинные глаза. — Хан — великий воин! Он умеет держать свои чувства в узде. А горе… оно может изменить любого.

Старшая наложница снова лгала. Или, скорее, говорила то, что считала правильным сказать. Защищала своего господина.

— А эта аура… — продолжал он, говоря, скорее, сам с собой. — Темная, жгучая… Словно холод из-под земли. Неужели ты не чувствовала?

И тут Зере совершила ошибку. Она слишком поспешно, слишком рьяно начала его разубеждать.

— Что вы, нойон! Да вам, должно быть, померещилось! — она с натянутой улыбкой всплеснула руками, и капли воды разлетелись вокруг. — Ох, вы ведь пережили такой ужас. Столкновение со злыми лесными духами, гибель любимой невесты… Ваша душа изранена, вот вам и видятся темные тени. Хану сейчас тяжело, как и всем нам. Он принял мудрое решение — заключить мир. Разве это не доказывает его добрые намерения?

Женщина говорила много, быстро, сбивчиво. И именно это выдало ее. Она пыталась не убедить его, а заглушить его подозрения. Заглушить свой собственный страх. Инсин понял — Зере тоже что-то чувствовала. Она видела или слышала что-то этой ночью. Что-то, что напугало ее до смерти. Но она никогда в этом не признается. Ее верность — или же страх перед ханом — была во стократ сильнее.

— Ты права, — тихо произнес Инсин, и его голос стал ровным и пустым. — Наверное, это просто усталость. Галлюцинации.

Юноша поднялся из чана, и Зере накинула на него мягкий халат.

— Вам нужно хорошо отдохнуть, нойон, — с видимым облегчением сказала она, бережно поправляя его влажные волосы. — Караван будет готов к полудню, вас ждет долгий и трудный путь. И важная дипломатическая миссия.

Инсин молча кивнул. Он позволил ей одеть себя в чистые одежды, но внутри него не было ни покоя, ни усталости. А в глазах юноши читалась ледяная ясность.

Шаманский айыл проснулся под аккомпанемент тревожных новостей — уже близилось полуденное солнце, а Кейта все еще не вышла из балагана отца. Когда обеспокоенная Алани заглянула внутрь, она нашла подругу на полу у остывшего очага. Кейта горела в лихорадке, ее лоб был покрыт липким, холодным потом, а с губ срывался бессвязный, тревожный шепот, в котором угадывались слова «ветер», «корень» и «свадьба». Новость мгновенно облетела айыл. Саян и Тэмир, прибежавшие на зов Алани, помогли перенести бесчувственную Кейту в лечебницу — отдельный, просторный балаган, где воздух был густо пропитан запахами сотен трав, а хозяйкой была старая Илин, главная целительница клана.

Илин, худая, морщинистая женщина с глазами, которые, казалось, видели не тело, а душу, лишь взглянула на Кейту и тяжело вздохнула.

— Это не простуда и не болотная хворь, — опровергая разгоряченные предположения учеников племени, сказала она, кладя свою сухую, как осенний лист, руку на лоб девушки. — Это шаманская болезнь. Ее кут мечется между мирами, не в силах найти дорогу назад.

Друзья с тревогой переглянулись. Они все слышали об этой таинственной болезни, но мало кто понимал ее суть. Шаманская болезнь была не недугом тела, а испытанием духа. Она настигала тех, кто стоял на пороге великой силы, но еще не был готов ее принять. Это был зов духов, который мог либо возвысить будущего шамана, либо сломать его навсегда. Она случалась, когда душа человека, его кут, отрывалась от тела из-за сильного эмоционального потрясения, столкновения с могущественной магией или прямого вмешательства богов. Душа начинала блуждать по тропам духов, теряя связь со Средним миром. Тело, лишенное своей сути, начинало чахнуть, сгорать в лихорадке. Если душу вовремя не вернуть, она могла либо заблудиться навсегда, либо стать добычей абаасы. А тело — умереть.

— Но почему? — в отчаянии спросил Саян, стукнув кулаком по столу. — Что ее вызвало? Она же была в порядке вчера вечером!

Илин посмотрела на него своими всевидящими глазами.

— Похоже, пророчество обрушилось на ее юные плечи слишком тяжелым грузом. Дух не выдержал этого бремени и сорвался с якоря.

Саян, Алани и Тэмир, по просьбе целительницы, вышли из балагана и умостились на скамье возле лечебницы, чувствуя себя абсолютно беспомощными. Их подруга, их предводительница, лежала за стеной, сгорая в огне невидимой болезни, а они ничего не могли сделать.

— Да должен же быть способ! — воскликнул Тэмир, хлопнув ладонями по коленям. — Какие-то травы? Отвары?

— Илин сказала, что травы здесь бессильны, — тихо ответила Алани. — Они могут лишь немного сбить жар, но не излечить причину. Это болезнь духа.

— Значит, нужно вернуть ее дух. — решительно заявил Саян, кивком словно соглашаясь с самим собой. — Нужен другой шаман! Сильный, который сможет спуститься за ней и вывести ее обратно!

Он вскочил, готовый бежать к старейшинам и требовать действий.

— Но кто? Вождь племени все еще в камлании. Эрдэни слишком стар для таких путешествий… Кто еще?

Ребята так и пребывали в растерянности, когда к ним подошел старейшина Ойгон. Его лицо было серьезным и печальным.

— Я слышал ваши речи, дети, — сказал он, останавливаясь рядом. — Вы правы. Чтобы спасти ее, нужен проводник.

— И кто же им станет? — нетерпеливо спросил Саян. — Нельзя же просто сидеть и ждать! У меня паршивый опыт в камлании, но… Если мы бы могли… Все вместе, объединиться! И…

Ойгон посмотрел на них, и в его взгляде была глубокая скорбь. Старейшина покачал головой.

— Нет, дитя, ваших сил, даже при условии, если вы объединитесь, не хватит. Проводник, способный избавить Кейту от шаманской болезни, есть. Старейшины знают ответ. Но он… он вам не понравится.

— Великая Мать, да говорите уже! — взмолилась Алани.

Седобородый старец сделал глубокий вдох.

— Шаманская болезнь, вызванная такой мощной связью, как в этом пророчестве, имеет свои законы. Душа, оторванная от одного полюса, неудержимо тянется к другому. Ее кут, ее заблудшая душа, сейчас не просто блуждает. Она ищет его.

— Кого «его»? — искренне не понял Тэмир, а Саян и Алани переглянулись в малоприятном осознании услышанного. Ойгон посмотрел ребятам прямо в глаза, и его слова прозвучали как приговор.

— Единственный, кто может сейчас войти в ее сон, найти ее душу и вывести обратно в Средний мир, — это вторая половина пророчества. Сын Степи.

Слова седобородого старца обрушились на них, как лавина. Мгновение стояла оглушительная тишина, а затем Саян взорвался, как веками дремлющий и в один миг пробудившийся вулкан.

— Что⁈ — проревел юноша, оборачиваясь к старцу. Его добродушное лицо исказилось от гнева и неверия. — Вы с ума сошли, почтенный⁈ Идти на поклон к степнякам? Просить нашего врага, этого… этого… Сына Степи, чтобы он спас нашу Кейту⁈ Да он скорее придет сюда, чтобы перерезать ей горло, пока она беззащитна!

— Саян, тише! — попыталась успокоить его Алани, проведя ладонью по его руке, но тот не слушал.

— Нет, я не буду молчать! Это же безумие! Еще и в разгар его свадьбы! Представляю, как мы туда явимся, как последние дурачки: «Простите, что отвлекаем, уважаемый нойон, не могли бы вы примерно между свадебным пиром и первой брачной ночью ненадолго заглянуть в мир духов и спасти нашу подругу, которую вы вчера пытались убить?». Они же нас на смех поднимут, а потом спустят с нас шкуры и на частоколе вывесят!

Его ярость была заразительной. Тэмир сжал кулаки, а Алани, хоть и оставалась внешне спокойной, впилась ногтями в ладони. Мысль о том, чтобы доверить жизнь Кейты их врагу, была не просто унизительной — она была чудовищной.

— Должен… Должен быть другой способ! — Саян повернулся к Ойгону, практически требуя ответа. — Вы старейшина, вы знаете все тайны. Не может быть, чтобы не было другого выхода!

Ойгон тяжело вздохнул и отвел глаза. Казалось, на душе старейшины, но одной из дверей висит замок. И этот замок ему не хотелось снимать, ни при каких условиях.

— Есть… один путь, — все же процедил он под этим гнетом сквозь зубы.

— Так говорите же! — наседал Саян.

— Нет, — отрезал старец, и его голос стал твердым. — Я не могу. Я обещал Алтану!

— Обещали что⁈ — не унимался круглолицый шаман. — Что дадите Кейте умереть⁈ Ваше обещание важнее ее жизни⁈

Слова Саяна попали в цель. Лицо Ойгона дрогнуло. Он посмотрел на закрытую дверь лечебницы, из-за которой доносился тихий, лихорадочный бред Кейты. Он любил ее как собственную внучку. Видеть ее такой было для него невыносимой пыткой. Ребята окружили Ойгона, их глаза были полны мольбы и отчаяния. И старик не выдержал. Он сдался.

— Хорошо, — обессиленно выдохнул Ойгон, опускаясь на скамью. — Я расскажу вам. Но клянусь духами предков, если Алтан вернется и узнает, он снимет с меня голову.

Седобородый старец собрался с мыслями, и его голос стал тихим, почти благоговейным.

— История, которую вы знаете о рождении Кейты — ложь. Ну, или не вся правда. Алтан действительно нашел ее в разоренном айыле. Но она не была дочерью тех людей. Она вообще не была дочерью человека.

Он сделал паузу, и его слова повисли в воздухе, тяжелые и невероятные.

— Раз в поколение, когда мир нуждается в обновлении или стоит на пороге великих бед, Великая Мать Тэнгри спускается в Средний мир. Часть от нее обретает плоть, чтобы почувствовать боль своих детей, чтобы разделить их радости и печали. Эта часть рождается как обычный ребенок, живет среди людей, не зная о своей истинной сути. До тех пор, пока ее сила не пробудится.

Ойгон посмотрел на ошеломленные лица учеников.

— Те люди, в чьей колыбели Кейту нашел Алтан, были лишь ее хранителями. Абаасы из Нижнего мира, вечные враги Тэнгри, прознали о ее рождении. Они напали на тот айыл, чтобы уничтожить божественное дитя, пока оно было слабо. Но они опоздали. Алтан, ведомый духами, нашел ее первым. Он дал клятву защищать ее, растить как собственную дочь и свято хранить ее тайну.

— Так значит… Кейта… — прошептала Алани, и ее глаза были огромными от изумления.

— Да, — кивнул Ойгон. — Она не просто Дочь Леса из пророчества. Она, можно сказать, Дочь самой Великой Матери. Божественная искра во плоти.

Теперь все встало на свои места. Ее необъяснимая сила. То, как духи преклонялись перед Кейтой. Ее странная, глубокая связь с лесом.

— Ее сила все еще спит, запечатанная защитными заклятиями Алтана, — продолжал Ойгон. — Он боялся, что если она пробудится слишком рано, то привлечет внимание не только Эрлика, но и врагов в Среднем мире. Или же, что она не сможет ее контролировать и сама себя уничтожит. К тому же… он хотел, чтобы Кейта прожила эту жизнь, как обычный человек, не зная о своем особом происхождении. Это всегда накладывает особый… груз ответственности. И такой жизни для своего чада хотела бы и Великая Мать.

— Но сейчас… — подал голос Саян, начиная понимать. — Сейчас, когда она больна…

— Сейчас ее скрытая божественная суть — практически единственный возможный ключ к спасению, — закончил за него Ойгон. — Есть ритуал. Древний, опасный. Он может пробудить ее истинную силу. Эта сила способна сама исцелить ее дух и вернуть его в тело. Но…

— Но что? — хором спросили они.

Ойгон посмотрел на них, и в его глазах была бесконечная тревога.

— Но никто не знает, что произойдет, когда она проснется. Проснется ли та Кейта, которую мы знаем и любим? Или на ее месте будет нечто иное? Древнее, могущественное и, возможно, безразличное к судьбам простых смертных. Это риск. Ужасный риск. И я обещал Алтану никогда на него не идти!

Новость о божественном происхождении Кейты не принесла облегчения. Наоборот, она лишь усугубила общее отчаяние. Правда оказалась страшнее догадок. Спесь и ярость Саяна мгновенно испарились, сменившись тяжелой, гнетущей ответственностью. Он с горькой ухмылкой посмотрел на своих друзей.

— Ну что ж. Одно решение лучше другого. Либо мы идем на поклон к врагу, который, скорее всего, убьет и нас, и ее. Либо мы играем с божественной силой, которая может стереть нашу подругу в порошок и заменить ее на… нечто другое. Прекрасный выбор.

Они все сидели в тишине, раздавленные тяжестью выбора. Теперь стало понятно, почему Алтан так боялся этого момента. Ребята не могли действовать сгоряча. Это была не просто жизнь Кейты — это была ее душа, ее личность. Было бы жестоко самим решать, кем ей быть. Управлять ее судьбой. А вдруг это пробуждение как-то скажется на пророчестве? Вдруг, пробудившись полубогиней, она решит, что единственный способ спасти мир — это уничтожить Сына Степи, не оставив ему ни единого шанса? Или же вовсе уничтожит их всех?

Ученики бубна зашли в тупик. Надежда, казалось, покинула их окончательно. В этот момент, когда отчаяние стало почти осязаемым, к ним, запыхавшись, подбежал один из дозорных, молодой охотник по имени Айан.

— Где Кейта⁈ — выпалил мужчина, растерянно оглядываясь. — Мне срочно нужно к ней!

— Успокойся, ага 25, — остановил его Саян, положив руку ему на плечо. — Она… не может сейчас говорить. Кейта больна.

— Больна? — лицо дозорного вытянулось от ужаса. — Но как же…

— Говори уже, что случилось, — вмешалась Алани. — Мы передадим.

Айан спешно выпил воды из походного бурдюка и переводил сбивчивое дыхание, пытаясь собраться с мыслями.

— Я был в дозоре у западного кряжа. Там… я встретил всадника. Он был один, раненый. Из западного племени, от Белого Сокола.

Ребята, и даже Старейшина Ойгон, напряглись.

— Он бежал от своего улуса. Рассказал, что вчера они прибыли в лагерь степняков, чтобы… почтить память Инсина, сына хана. Они думали, что он погиб. А вместо этого попали на его свадьбу! Их главнокомандующий, Темуджин, был в ярости. Оказывается, он любил невесту, дочь хана. И вызвал младшего сына Хулана на бой, но хан приказал всех их убить. Началась резня. Союз был расторгнут кровью!

Охотник перевел дух, и его следующие слова заставили похолодеть кровь в жилах.

— Но самое страшное не это. Этот воин сказал, что хан Хулан… он словно слетел с катушек. Надменно улыбался, когда его собственная дочь погибла от случайной стрелы. И Темуджин тоже погиб. Хан ведет себя, как одержимый. Он отложил поход, но не отменил его. Явно что-то задумал. Что-то страшное! Западное племя в смятении. Они потеряли главнокомандующего их армии и теперь стали врагами орды!

Новость за новостью, каждая страшнее предыдущей, обрушивались на их головы. Свадьба, бойня, смерть невесты, разорванный союз и обезумевший хан. Все присутствующие переглянулись, и одна и та же ужасная мысль одновременно пронзила всех в землю.

— Великая Мать… — прошептала Алани, и ее лицо побелело. — Наше племя сейчас — смехотворно легкая добыча!

Ужас ситуации стал кристально ясен. Степной улус, хоть и потерял союзника, все еще был огромен. И им управлял безумец, который, возможно, и вовсе заключил сделку со злыми духами. Что, если его новый план — это не ждать три дня? Что, если он уже знает об их слабости?

— Степняки могут напасть в любой момент, — закончил за нее мысль Саян, и его голос был глухим от осознания. — Прямо сейчас, пока мы здесь сидим и не можем принять решение. Они придут, а мы будем беззащитны. Наш шаман спит, а наша богиня… нет, наша Кейта… умирает.