Кейта: Дочь Леса. Книга 1

Глава 13 Олонхо о рыбке и скворце

Кейта возвращалась в айыл, едва переставляя ноги. Она была ни жива, ни мертва. Пустота. После яростной вспышки у костра и ледяных слов Инсина внутри не осталось ничего, кроме гулкой, звенящей пустоты. Девушка шла на автопилоте, глядя перед собой немигающим взглядом, и картины райской поляны и холодной, враждебной реальности смешивались в ее голове в один мучительный, сюрреалистичный калейдоскоп. Когда она, шатаясь, вошла в круг света от костров у частокола, ее тут же окружили встревоженные друзья.

— Кейта! Где ты была? — подскочил к ней Саян. — Мы уже собирались идти тебя искать! Великая Мать… Выглядишь так, будто снова встретилась с целой стаей абаасы.

И, действительно, — ее лицо было бледным, как лунный свет, а в глазах застыла такая тоска, что у друзей тревожно сжались сердца. Они испугались, что душа их подруги, едва вернувшись в тело, снова готова его покинуть из-за очередных переживаний.

— Я… я в порядке, — прошептала Кейта, но голос ее дрогнул.

— В порядке? — фыркнул Саян. — Да ты на ногах еле стоишь! И холодная, как ледышка. А ну-ка, марш в лечебницу, я заварю тебе самый крепкий отвар Илин.

Но Алани мягко остановила его. Она подошла к Кейте, взяла ее за ледяные руки и заглянула ей в глаза.

— Ей сейчас нужен не отвар, Саян. Ей нужно другое лекарство. — ученица бубна посмотрела на друзей, и в ее глазах блеснула решимость. Чтобы сгладить углы этой жестокой, свалившейся на их подругу судьбы, нужно было не лечить ее тело, а исцелять душу. — Знаете что? — сказала она громко, чтобы слышали все. — А давайте… Завтра мы устроим праздник!

Саян и Тэмир удивленно на нее посмотрели, словно девушка предложила пойти с рук покормить болотных абаасы.

— Праздник? — неуверенно переспросил Тэмир. — Но… война же…

— Вот именно! — подхватила Алани. — Перед долгой тьмой нужно впустить в себя как можно больше света. Мы отпразднуем возвращение Кейты! Возвращение нашего солнца.

Идея оказалась настолько неожиданной и смелой, что по итогу понравилась всем. Саян тут же загорелся.

— Точно! Настоящий шаманский праздник! Не то что степные попойки с драками, а наш, правильный! — он повернулся к Кейте, и его лицо сияло энтузиазмом. — Только представь. Утром мы все вместе пойдем к реке и будем плести салама 27, украсим их разноцветными лоскутками, перьями, пучками шерсти. Каждый вплетет в нее свое желание — о мире, здоровье, хорошей охоте. И мы развесим их между деревьями, чтобы духи-иччи радовались.

— А днем будут состязания! — подхватил Тэмир, подскакивая от возбуждения. — На лучшего сказителя — кто расскажет самое длинное и красивое олонхо! Состязание на самый ловкий танец с бубном! И… и…

— И состязание на то, кто съест больше всех ягодных пирогов. — с надеждой в голосе добавил Саян.

Алани улыбнулась.

— И, конечно, вечером — большой костер. Мы будем петь, играть на хомусах, будем рассказывать друг другу веселые и страшные истории, чтобы смех отгонял злых духов, а страх делал нас сильнее. А самые смелые будут прыгать через огонь, сжигая все свои печали и болезни.

Ребята говорили суетливо, перебивая друг друга, рисуя перед Кейтой картину яркого, солнечного праздника, полного творчества и единения с природой и духами. Удаганка слушала их, и лед в душе начал потихоньку таять. Она смотрела на своих друзей, на их горящие глаза, их искреннее желание помочь ей, вытащить ее из пучины отчаяния.

— А еще, — сказал Саян, заговорщицки подмигнув, — я расскажу всем историю о том, как одна маленькая, но очень упрямая девочка пыталась научить ручного суслика танцевать под звуки хомуса, а суслик вместо этого украл у нее все запасы собранных в лесу ягод и орехов.

— Саян! — воскликнула Кейта, и впервые за этот вечер, уже перешедший в ночь, на ее губах появилась слабая, но настоящая улыбка. Девушка посмотрела на своих друзей, и ее сердце наполнилось теплом — они были ее лекарством, ее светом во тьме. Как тут можно было отказаться от поступившего предложения? — Хорошо, хорошо. Будет вам праздник. Завтра с утра можете начинать подготовку, а сейчас — марш по балаганам, вы должны были все уже десятый сон видеть!

Конечно, ребятам было легко говорить. Не им предстояло в скором времени снова садиться на место отца на Совете старейшин и решать, какой ответ отправить степному хану. Мысль о Совете тяжелым камнем легла на сердце Кейты, едва она переступила порог своего балагана. Праздник праздником, но война никуда не делась. Девушка переоделась в простую ночную рубаху, заплела косу, и, погасив огонь, легла в свою постель из мягких шкур. Усталость была свинцовой, но сон не шел. Мысли роились в голове, не давая покоя. Она снова и снова прокручивала в голове холодный, отстраненный взгляд Инсина, его жестокие, несправедливые слова. И чем больше она думала, тем отчетливее понимала — это была маска. Такая же, какую она сама пыталась нацепить на себя. Он лгал, чтобы защитить ее, чтобы оттолкнуть. Но зачем?

И тут новая, леденящая мысль закралась ей в голову. Старейшины ведь рассказали Инсину о шаманской болезни. И наверняка это они же рассказали, что ее отец, верховный шаман, тоже… отсутствует. Но зачем⁈ Если Инсин передаст эту информацию своему отцу… что их айыл сейчас обезглавлен, что их главная защита — и магическая, и моральная — недееспособна… Беды не избежать! Жестокий степной хан не упустит такого шанса, он сотрет их с лица земли, не дожидаясь никаких ответов на свое лживое перемирие. Хотя, думая об этом, Кейта была уверена — беды не избежать в любом случае. С этой тяжелой мыслью она провалилась в беспокойный, рваный сон.

Он начался, как и прежде. Запах сухой, раскаленной земли. Огромное, выцветшее небо. И орда, рождающаяся из марева на горизонте. Все было знакомо до боли, до тошноты. Вот жестокий хан отдает приказ. Вот река всадников несется прямо на нее. Но в этот раз, когда степь под ее ногами сменилась родным мхом, а за спиной вырос священный сэргэ, она почувствовала — что-то не так. Воздух был более разреженным, а невидимый купол защиты, который всегда окружал ее во сне, казался тоньше, хрупче. Снова из рядов орды выехал он — мэргэн с тоской в глазах. Но и он тоже изменился. Лицо Сына Степи было жестче, решительнее, а в глазах больше не было той растерянности и сомнений, что она видела раньше. В них была холодная, смертельная цель.

Юноша поднял свой лук. Наконечник стрелы был сделан из того же черного, как ночь, камня. Натянул тетиву. Но раньше… раньше в этом сне Инсин всегда целился в сэргэ за ее спиной. Его палец всегда дрожал, он никогда не стрелял в нее. А теперь он целился ей прямо в сердце. Палец не дрогнул. Раздался сухой, щелкающий звук, и черная стрела сорвалась с тетивы, неся с собой неминуемую смерть. Кейта застыла, не в силах ни пошевелиться, ни сотворить заклятие. Она смотрела, как черная точка летит прямо на нее, и понимала, что это конец.

И в тот миг, когда до ее груди оставалось не больше ладони, перед ней, словно из воздуха, возникла фигура. Это был молодой человек, которого она никогда ранее не видела. Ни в жизни, ни в иллюзорных мирах. Он был высок и строен, но не так, как Инсин. Если Сын Степи был гибким степным ветром, то этот незнакомец был строгим и прямым, как вековая сосна. Его волосы были светлыми, почти белыми, как снег на вершинах Серых гор. Незнакомец был одет в простую, но добротную одежду из светлой кожи, какую носили охотники с дальнего севера.

Он не пытался отбить стрелу, лишь выставил вперед ладонь. И черная стрела, полная магии Нижнего мира, замерла в воздухе в дюйме от его руки, а затем бессильно рассыпалась в прах. Инсин на своем коне ошеломленно опустил лук, а орда за его спиной замерла. Незнакомец медленно опустил руку и обернулся к Кейте. Его лицо было спокойным, почти безмятежным, а глаза — поразительного, светло-серого цвета, как небо перед рассветом. В них царила глубокая, древняя мудрость и… беспокойство. За нее.

— Кейта, тебе нельзя здесь оставаться, — сказал он, и голос был тихим, но резонировал так, что, казалось, его слышал весь мир. — Игра изменилась. Он больше не тот, кем был. Ты должна проснуться!

Кто он? Что значит «игра изменилась»? Что случилось с Инсином? Но она не успела задать ни одного вопроса. Мир вокруг начал таять, обращаясь в бесцветный прах.

Кейта проснулась и ее сердце бешено колотилось. Лихорадочные мысли о пережитом прервал какой-то грохот за окном, а затем смачное, витиеватое ругательство, в котором упоминались криворукие предки, неуклюжие медведи и все абаасы Нижнего мира. Девушка подошла к оконцу, затянутому бычьим пузырем. На улице едва светало, но у большого сэргэ уже кипела работа. Саян, пытаясь водрузить на верхушку ритуального столба тяжелый венок из еловых веток, очевидно, уронил его прямо на обычно тихого и скромного Тэмира, который сейчас потирал ушибленную голову и высказывал все, что думает о координации старшего товарища. Похоже, ни свет ни заря, ученики бубна с энтузиазмом начали подготовку к запланированному празднику.

Удаганка на мгновение прислонилась лбом к прохладной стене балагана, делая глубокий вдох. Этот сон определенно был важным предупреждением. Но сейчас Кейта не могла позволить себе эту роскошь — сидеть и рефлексировать. Там, снаружи, были ее друзья, ее народ, и им нужен был не испуганный провидец, а их бойкая предводительница. Девушка решительно заперла все свои переживания на самый тугой замок в глубине души, накинув на него еще пару охранных заклинаний для верности. Сегодня она не будет Дочерью Леса из страшного пророчества. Сегодня она будет просто Кейтой. Девушкой, которая любит свой дом и своих друзей.

Она подошла к своему скромному ларцу и достала одежду, которую надевала лишь по особым случаям. Не ритуальный наряд, а простое, но красивое платье из мягкой, выделанной лосиной кожи, выкрашенной в глубокий синий цвет отваром из брусники. По подолу и рукавам оно было расшито белым бисером, складывающимся в узор из летящих журавлей. Кейта распустила волосы и вплела в них несколько ярких лент, а на шею надела простое ожерелье из речного жемчуга — подарок ее отца. Когда юная шаманка вышла из балагана, утренняя суета была в самом разгаре. Саян и Тэмир, уже прекратившие свою перепалку, пытались приладить многострадальный венок на место, а Алани руководила группой детей, которые с восторгом плели маленькие салама, больше похожие на растрепанные птичьи гнезда.

— О, вы поглядите-ка! — первым заметил ее Саян, громко присвистнув. — Наша спящая красавица соизволила проснуться! Мы уж думали, ты решила проспать собственный праздник. А платье-то какое. Решила очаровать духов леса или того незадачливого суслика?

— Тебя, Саян, — парировала Кейта, игриво поведя плечами, в ответ на что друг шутливо скривил физиономию. — Чтобы ты отвлекся на мое великолепие и не уронил этот венок нам всем на головы еще раз. Давай сюда, неумеха.

Она ловко подхватила край венка, и вдвоем они наконец-то водрузили его на верхушку сэргэ.

— Спасибо, эдьиий! — с восхищением сказал Тэмир. — А что теперь?

— А теперь — настоящее веселье! — объявила Кейта, задорно хлопнув в ладоши. — Алани, веди своих маленьких мастеров к реке, будем плести главную салама! Саян, твоя задача — проследить, чтобы у костра для пирогов было достаточно дров, и чтобы ты сам не съел всю начинку до того, как повара начнут готовить. Тэмир, ты отвечаешь за музыкальное сопровождение. Найди всех тех, у кого есть хомус, и пусть репетируют самую зажигательную мелодию!

Работа закипела. Айыл наполнился смехом, музыкой и суетой. Кейта, казалось, была повсюду: помогала детям вплетать в салама лоскутки, подсказывала женщинам, какие травы добавить в тесто для пирогов, чтобы они были вкуснее, показывала молодым охотникам, как правильно натягивать кожу на новый бубен. Она полностью погрузилась в эту беззаботную атмосферу, и на время ей даже удалось забыть о тревожном сне и тяжести на сердце.

К полудню, когда солнце стояло в зените, праздник начался. Первым было состязание сказителей. Старый Эрдэни, который сам не до конца понимал, как во все это ввязался, сев на почетное место, начал свое олонхо о сотворении мира, и его тихий, скрипучий голос, казалось, уносил всех в седую древность и клонил в беспробудный сон. Но потом вышел Саян. Он заявил, что расскажет новое, ранее не слыханное олонхо. И начал эпическую, полную невероятных подробностей и преувеличений историю… о недавней вылазке ребят в Черные Топи. В его версии Кейта не просто пошла с ними в дозор, а сразилась с целой армией степняков, в одиночку разогнала их, приручила гигантскую лунную щуку, заставила ее поклясться в верности их айылу, а на обратном пути еще и победила в танцевальной битве трех абаасы, выиграв у них мешок волшебных орехов. Он рассказывал так увлеченно и смешно, что даже самые серьезные старейшины не могли сдержать искренней улыбки. Кейта сидела, краснея и смеясь до слез, и швыряла в него шишками, приговаривая, что это те самые волшебные орехи и их у нее с собой еще целый мешок, что лишь добавляло веселья.

Затем начались танцы. Под быструю, вибрирующую музыку хомусов ученики бубна соревновались, кто исполнит самый сложный и красивый танец. Тэмир, несмотря на юный возраст, кружился и прыгал с такой энергией, что его бубен, казалось, вот-вот взлетит в небо. А вечером, когда зажегся большой костер, началась самая любимая часть праздника. Люди сидели вокруг, ели горячие, дымящиеся пироги с ягодами и грибами, и рассказывали истории и олонхо. Веселые — о проделках духов-иччи, которые любят подшутить над зазевавшимися охотниками. И страшные — о встречах с тенями в самой глубокой чаще, от которых стыла в жилах кровь. Кейта сидела между Алани и Саяном, и ее сердце было наполнено тихим, умиротворенным счастьем.

— Твоя очередь, — толкнул ее в бок Саян. — Расскажи нам историю, такую, чтобы прям, ух! Дух захватывало.

Она улыбнулась.

— Хорошо, как скажешь, — произнесла девушка, и ее голос в наступившей тишине прозвучал чисто и звонко. — Я расскажу вам олонхо о рыбке с глазами как звезды и о скворце с сердцем как солнце.

Кейта сделала паузу, собираясь с мыслями, и начала свой рассказ.

'В те времена, когда горы были молодыми, а реки сами выбирали, куда им течь, в самом сердце тайги было Озеро Глубоких Снов. Вода в нем была такая чистая, что на дне можно было увидеть отражение каждой звезды на небе. И в этом озере жила маленькая рыбка. Чешуя ее была не серебряной, а темно-синей, как ночное небо, и на каждом боку у нее горела крошечная, яркая звездочка. Она была самой быстрой и любопытной из всех подводных жителей. Рыбка знала каждый камушек на дне, каждую корягу, каждую историю, что шептали ей старые сомы. Но больше всего на свете она любила смотреть наверх, на границу своего мира. На странный, колышущийся потолок, сквозь который пробивался другой, непонятный и манящий свет.

А над этим озером, в ветвях старой плакучей ивы, жил молодой скворец. Его перья были черными, как полированный камень, и отливали на солнце медью. Он был самым смелым и свободолюбивым из всех птиц. Летал выше всех, его песня была громче всех, а его сердце билось в такт ветру, что гулял над бескрайними просторами. Скворец знал каждый изгиб реки, каждую поляну, каждый путь, начертанный на земле следами зверей. Но больше всего на свете он любил сидеть на своей иве и смотреть вниз, на таинственную, темную гладь воды, в которой отражался его мир, но жил своей, непонятной и загадочной жизнью.

Однажды, на рассвете, когда туман еще лежал на воде, скворец увидел ее. Рыбка подплыла к самой поверхности, и ее глаза-звездочки с любопытством смотрели прямо на него. На его темный, стремительный силуэт на ветке на фоне разгорающегося неба. И с этого дня они стали встречаться каждый день. Каждый рассвет и каждый закат. Он сидел на своей ветке, а она подплывала к самой кромке воды. Скворец не мог спуститься к рыбке, потому что захлебнулся бы в ее мире. Рыбка не могла подняться к скворцу, потому что задохнулась бы в его. Они были разделены невидимой, но непреодолимой границей.

И они начали разговаривать. Скворец рассказывал рыбке о бескрайней степи, что лежит за лесом, о чувстве полета, о том, как солнце согревает крылья. Он пел ей песни ветра, гор и далеких странствий. А рыбка рассказывала ему о тайнах глубин, о молчаливой мудрости подводных пещер, о танцах водорослей и о том, как звезды отражаются на дне, создавая второе небо. Она пела ему песни тишины, покоя и корня вечного древа, что держит весь их мир.

Рыбка и скворец полюбили друг друга. Не за то, кем они были, а за тот мир, который каждый из них дарил другому. Он полюбил в ней глубину и тайну, которой ему так не хватало в его вечном движении. А она полюбила в нем свободу и простор, о которых она не могла и мечтать в своем тихом, замкнутом мире. Но их любовь была горькой. Потому что они не могли быть вместе. Однажды скворец, не в силах больше выносить эту разлуку, сказал: «Я нырну к тебе! Я научусь дышать под водой, и мы будем вместе!». Он сложил крылья и камнем бросился вниз. Но вода, такая прекрасная издалека, оказалась для него холодной, тяжелой и смертельной. Он начал захлебываться, и рыбка, в ужасе, из последних сил вытолкнула его обратно на берег.

В другой раз рыбка, обезумев от горя, сказала: «Я выпрыгну к тебе! Я научусь дышать твоим воздухом, и мы будем вместе!». Она собрала все свои силы и выпрыгнула из воды на мокрую траву. Но воздух, такой желанный и свободный, обжег ее жабры, и она начала задыхаться. И скворец, плача, клювом осторожно столкнул ее обратно в спасительную воду. Они сидели, каждый на своей стороне границы, и тихо горевали. Потому что поняли, что их любовь невозможна. Они были созданы разными, для разных миров. И чтобы быть вместе, одному из них пришлось бы умереть, предав свою суть'.

— И что же было дальше? — не выдержав, спросил Тэмир, нервно заерзав не месте. — Неужели они так и расстались? Это ведь несправедливо!

Кейта вздохнула и посмотрела на огонь, в ее глазах отражалось его пламя.

— На самом деле, никто не знает, чем закончилось это олонхо, — тихо сказала она. — Говорят, оно еще не дописано. Говорят, что Великая Мать Тэнгри, видя их любовь и их муку, до сих пор думает, как соединить воду и небо, не разрушив ни то, ни другое. А рыбка и скворец… они так и продолжают видеться на границе своих миров. И ждут. Просто ждут…

Она опустила глаза на свои пальцы, перебирающие салама, и на поляне повисла тишина. В этой тишине каждый думал о своем, но все вместе надеялись, что для этого олонхо Великая Мать все-таки придумает счастливый конец. Когда последние угольки костра начали подергиваться седым пеплом, а соплеменники, сонные и умиротворенные, расходились по своим балаганам, Кейта осталась на поляне почти одна. Она не спешила уходить, ей нужно было хотя бы что-то делать руками, чтобы голова не взорвалась от мыслей. Девушка молча собирала разбросанные лоскутки, оставшиеся после плетения салама, составляла пустые корзины из-под ягод, убирала деревянную посуду. Тихие шаги за спиной заставили ее обернуться. К юной шаманке подошел Саян.

— Эй, ты как? — в голосе не было ни капли обычной шутливости. Он звучал тихо, серьезно, и в нем было столько неприкрытого сопереживания, что у Кейты защипало в носу. Она редко слышала от вечно задорного балагура такие болезненные, почти отцовские нотки. Саян действительно переживал за нее.

— Нормально, — девушка пожала плечами, стараясь, чтобы ее голос звучал беззаботно, и отвернулась, усаживаясь на бревно, чтобы друг не видел ее лица. — Устала немного. Последние несколько дней были… тяжелые.

— Ага, — он подошел и сел на бревно рядом с ней, глядя на догорающие угольки. — Тяжелые. Особенно та их часть, где ты умирала.

Кейта вздрогнула от его прямоты.

— Я не умирала. Я… заблудилась.

— Заблудилась, — вполголоса повторил он без тени иронии. — Хорошее слово. И олонхо твое… тоже хорошее. Про рыбку и скворца. Очень… жизненное, что ли.

Кейта молчала. Действительно, на что она надеялась. Что друг детства, с которым она прошла и огонь, и воду, не увидит за сказочным сюжетом ее собственную боль? Не услышит в ее истории то, о чем она сама боялась думать?

— Он тебе нравится, да? — спросил Саян прямо, без обиняков. Лучшие друзья не ходят вокруг да около. Кейта перестала перебирать лоскутки. Ее руки замерли.

— Пресвятая Хранительница! Не говори глупостей, — строго прошептала она, глядя по сторонам, словно боялась, что слова ее друга будут еще кем-то услышаны. — Он — сын того, кто хочет всех нас уничтожить. Высокомерный, жестокий…

— … а еще он спас тебя, — закончил за девушку Саян. — А ты спасла его. Вы оба чуть не погибли друг за друга. И он смотрит на тебя так, будто ты — единственное, что есть настоящего в этом мире. Слушай, ну я сам видел. Заглядывал в окно лечебницы, пока ты была без сознания…

Кейта резко повернула к нему голову.

— Ты… что?

— Я видел, как он смотрел на тебя, когда старейшины привели его. В его глазах было столько страха за тебя, Кейта! Не за себя, не за свою шкуру. За тебя. Такой страх бывает только тогда, когда боишься потерять что-то… самое важное.

Она снова отвернулась, обхватив себя руками.

— Это ничего не меняет. Саян, ну ты же слышал пророчество. Война, предательство, смерть. Мы… — девушка выдавила из себя мучительную улыбку. — Рыбка и скворец. Нам не быть вместе, любая попытка, это боль. Причем для всех.

— А порознь — не боль? — мягко спросил Саян, поднимая глаза на подругу. — Смотреть, как он уходит обратно в свою степь, зная, что в следующий раз вы можете встретиться лишь на поле боя? И одному из вас придется убить другого? Это лучше?

Она молчала. И не поспоришь, это было еще хуже.

— Я не знаю, что мне делать, — наконец честно призналась девушка, и ее голос сорвался. Слезы, которые она так долго сдерживала, неуверенно покатились по щекам. — Я так запуталась, Саян. Мое сердце говорит одно, а разум — совершенно другое. И отец… да что бы, услышав это все, сказал мой отец?

Саян придвинулся ближе и неуклюже, по-братски, обнял ее за плечи.

— Я думаю, твой отец сказал бы тебе то же самое, что и я сейчас. — он подождал, пока Кейта немного успокоится, и продолжил. — Не знаю, чем закончится твое олонхо, Кейта. Никто не знает. Может, Тэнгри и правда придумает для вас счастливый конец. А может, и нет. Но я знаю одно. Сидеть на берегу и бояться утонуть — это не жизнь. И сидеть всю жизнь на ветке, боясь сломать крылья, — тоже. Ты — самая сильная, самая смелая и самая упрямая девчонка, которую я знаю! Серьезно. И если кто-то и мог бы научить рыбку летать, а скворца — дышать под водой, то это только ты.

Юноша отстранился и посмотрел ей в глаза.

— Просто… не ври сама себе. Это больнее всего. А мы, твои друзья, всегда будем рядом. Помнишь ведь, с шишками наготове?

Кейта посмотрела на него сквозь слезы и по-настоящему, искренне улыбнулась. Он был не просто ее другом, а был якорем во всей этой буре. Этот разговор не решил ее проблем. Но он помог ей сделать самое главное — признаться в них самой себе.

— Спасибо, Саян, я тебя услышала, — прошептала девушка, положив голову ему на плечо. — Спасибо.

Хан Хулан тяжело, как подкошенный бык, рухнул на ковер в своем гэр. Воздух со свистом вырвался из его легких, по подбородку и седой бороде стекала тонкая струйка алой крови. Он тяжело дышал, опираясь на руки, и осыпал тихими, бессильными проклятиями фигуру, что с полным безразличием обошла его и направилась к трону. Незнакомец легко, почти лениво, опустился на резное ханское кресло с мехами, закинув ногу на ногу. Он был молод и красив, но его красота была холодной, хищной. Мужчина провел изящными пальцами по своей светлой, почти белой шевелюре, поправляя выбившуюся прядь. Его хитрые, светло-серые глаза с откровенной насмешкой смотрели на ослабленного, униженного человека, распростертого на полу.

— Ну, полно, хан. Я же не сильно тебя-то и покалечил! — произнес он, и его голос, гладкий и медовый, совершенно не вязался с жестокостью сцены. — И жизненной энергии забрал совсем немного. Так, самую малость.

Он улыбнулся, наблюдая за страданиями хана, как за интересным, веселым представлением.

— Всего лишь не хватало последнего элемента, чтобы обрести эту форму. Благо, на прошедшей «свадьбе» ты предоставил мне отличное пиршество! Столько боли, столько плоти, столько пролитой крови… Ах, восхитительный нектар! — существо в человеческой личине лениво протянуло руку и взяло с небольшого столика рядом с троном ханский чорон 28, наполненный айрагом. Оно брезгливо провело пальцем по краю, словно смахивая невидимую пыль, и сделало несколько глотков.

Это был Эрлик, властелин Нижнего мира. Но уже не бесформенная тень — он получил то, чего желал. Используя энергию смерти и отчаяния, пролитую на степной земле, он соткал себе физическое тело из крови и плоти павших воинов, чтобы свободно существовать в Среднем мире. И теперь он выглядел, как красивый молодой человек, словно житель далеких поселений на севере от шаманского племени.

— Отпусти меня, Эрлик… — прохрипел хан, пытаясь подняться. Силы, казалось, лишь продолжают его покидать. Мужчина рассмеялся, и его смех был похож на резонирующий звон разбитого стекла.

— Отпустить? А я что, держу тебя, дружище? — он с притворным удивлением развел руками. — Хан, ты абсолютно свободен и вправе выполнять свое поручение как и где тебе заблагорассудится. Я тебе даже помогу, если ты хорошенько об этом попросишь. Ведь я твой самый надежный союзник.

— Ты — паразит! Чудовище! — выплюнул Хулан вместе с кровью.

— Оскорбления, оскорбления, — цокнул языком Эрлик. — Вот же неблагодарный, как и все люди, впрочем. Я дал тебе шанс отомстить миру, который отнял у тебя любимую жену. Даю тебе силу, о которой ты и не мечтал. А ты… Впрочем, неважно. Главное — результат. И я жду его с нетерпением!

Он говорил легко и непринужденно, но от слов веяло таким вселенским холодом, что хан содрогнулся. Степной правитель понял, какую ужасную ошибку совершил. Он выпустил в мир силу, которую не мог контролировать! В этот момент снаружи гэр послышались шаги и тихие голоса.

— О, — Эрлик приложил палец к губам. — Кажется, твой любимый сынок вернулся. Что ж, не буду мешать семейному воссоединению. Вот только…

Правитель Нижнего мира соскользнул с трона, подошел и присел на корточки рядом с ханом. Его лицо оказалось в нескольких дюймах от лица Хулана.

— У тебя кровь. Вот здесь, — он с преувеличенной заботой коснулся подбородка хана. — Ай-яй-яй, нехорошо представать перед своей кровиночкой в таком виде. Ладно, помогу старому другу!

С этими словами Эрлик резким движением оторвал кусок ткани от дорогого ханского халата и спешно, грубо провел им по рту и подбородку мужчины, лишь растирая кровь по лицу и щетине.

— Ну вот. Так намного лучше, — существо в человеческом обличье отбросило испачканный лоскут в сторону, и тот, не долетев до пола, вспыхнул и сгорел в воздухе. — Мне предстоит одно маленькое дельце, думаю, это отчасти поможет с твоим поручением. Не благодари. Что ж, теперь бывай, хан! — Эрлик встал, лукаво подмигнул и, щелкнув пальцами, растворился в пространстве, оставив после себя лишь едва уловимый запах серы и озона.

В тот же миг полог на входе откинулся, и в гэр шагнул младший сын хана.