Кейта: Дочь Леса. Книга 1

Глава 12 Горький вкус жизни

Спустя час в балагане целительницы все еще царила атмосфера почти беззаботного счастья. Большая часть соплеменников, убедившись, что их предводительница в безопасности, разошлась по своим делам, оставив ее на попечение самых близких. Теперь в почти опустевшем балагане сидели только Кейта, Саян, Алани и Тэмир. Старая Илин, пробормотав что-то о необходимости собрать закатные травы для полного восстановления сил, тоже удалилась, оставив молодежь наедине.

Кейта сидела, поджав под себя ноги, и с упоением ела. Саян притащил ей целый деревянный поднос с едой: вяленое мясо, лепешки, миску с ягодами и большой чорон, наполненный теплым молоком с медом. Она ела так, словно не пропустила всего пару приемов пищи, а голодала целый месяц! Ее тело, истощенное болезнью и путешествием духа, жадно требовало восполнения сил.

— Эй-эй, полегче, медведица! — со смехом сказал Саян, глядя, как она отправляет в рот целый кусок мяса. — Оставь немного и нам, простым смертным! А то так посмотришь, и подумаешь, что это не ты в Междумирье заблудилась, а твой желудок.

— Твой-то оттуда явно и не возвращался, — пробурчала Кейта с набитым ртом, но в ее глазах плясали смешинки. Алани улыбалась, глядя на нее.

— Мы так за тебя боялись, — тихо сказала она.

— А я больше всего боялась, что вы съедите все мои запасы вяленой оленины, пока я там… путешествовала, — отшутилась Кейта, запивая еду молоком.

Они смеялись, подшучивали над ней, как и раньше. Но что-то неуловимо изменилось. В их взглядах, в том, как они к ней обращались, сквозило новое чувство. Благоговение. Робкое, почти незаметное, но все же ощутимое уважение не просто к подруге, а к чему-то большему. К той, что была дочерью богини, той, что побывала в самом Сердце Тэнгри. Но Кейта, поглощенная своим волчьим голодом и радостью возвращения, пока этого не замечала. Для нее это были все те же ее друзья — ворчливый Саян, тихая Алани и восторгающийся любой мелочью Тэмир.

Девушка прикончила последнюю лепешку и сыто откинулась на подушки из шкур.

— Ну все, — заявила она. — Кажется, мой сур почти восстановлен. Теперь можно и миры спасать, ха-ха! Так на чем мы остановились? — шаманка попыталась восстановить нить разговора, с того момента, как они с друзьями начали обсуждать новости, донесенные одним из разведчиков. — Ах, да. Обезумевший хан, разорванный союз и…

Она вдруг замолчала, нахмурившись. Кейта обвела взглядом балаган, потом посмотрела на лица своих друзей. Ее мозг, освобожденный от лихорадочного тумана, начал работать более ясно и четко. Девушка снова и снова прокручивала в голове события последних часов: пробуждение, радостные крики, рассказ о Сердце Тэнгри… И внезапно поняла.

В этой картине всеобщего ликования не хватало одной, самой важной детали. Одного человека. Того, кто был с ней там, в Междумирье. Кто принял на себя удары демонов. Кто пришел за ней, рискуя всем, и из-за кого она, собственно, и имела возможность сейчас сидеть здесь, смеяться с друзьями и поглощать пищу.

— А где… — начала девушка медленно, и веселье мгновенно улетучилось с ее лица. — Где Инсин?

Друзья переглянулись.

— Ну… — замялся Саян. — Полагаю… ушел.

— Ушел? — удивленно переспросила Кейта. — Как ушел? Куда?

— Да просто встал и вышел, пока все радовались твоему возвращению, — пожав плечами, ответила Алани. — Никто и не заметил.

Удаганка смотрела на них, и до нее начала доходить вся картина. Пока она была в центре всеобщего внимания, купаясь в любви и заботе своего народа, он, ее спаситель, просто молча ушел. Незамеченный и забытый. Лишний на этом празднике жизни, который он же ей и подарил. Чувство стыда, острое и горячее, обожгло ее. Как она могла? Как она могла забыть о нем?

Не говоря больше ни слова, она отбросила меховое одеяло и решительно встала на ноги. Тело еще было слабым, но воля — твердой. Вот только… куда ей следовало сейчас идти?

— Где Ойгон? — поймав первую подвернувшуюся в голове мысль, спросила Кейта.

— Наверное, уже отправился почивать в свой балаган. — предположил Тэмир.

Девушка, не слушая протестов друзей о том, что ей нужно отдыхать, решительно направилась к выходу. Она должна была найти его. Найти и… что? Поблагодарить? Извиниться? Попрощаться? Нет, ну поблагодарить-то определенно! А что дальше… она не знала. Но знала лишь то, что не могла просто так оставить все, как есть.

Кейта быстрым шагом пересекла айыл, направляясь к балагану Ойгона. Радостный шум уже почти стих, сменившись тихим гулом вечерней жизни — где-то смеялись дети, где-то звенела посуда. Но девушка ничего этого не замечала. Ее мысли были заняты только одним. Кейта подошла к жилищу старейшины и решительно постучала. Тишина. Она постучала снова, громче. Никакого ответа. Это было странно — Ойгон крайне редко покидал свой дом после заката! Поколебавшись, она толкнула тяжелую дверь. Внутри было пусто и темно, лишь угли в очаге отбрасывали слабый свет на аккуратно сложенные шкуры и пучки трав.

Тревога начала закрадываться в ее сердце. Она быстро направилась к дому Эрдэни, потом — Содора. Та же картина. Двери были не заперты, но внутри никого не было. Даже в большом общинном балагане, где обычно проходили Советы, не горел ни один огонь. Целый отряд старейшин, самых мудрых и сильных шаманов улуса, просто исчез. Какие такие силы могли потащить их всех из лагеря посреди ночи⁈ Терпение Кейты было готово лопнуть. Она ненавидела, когда ситуация выходила из-под ее контроля. Сначала Инсин исчез, даже не попрощавшись, теперь — все руководство клана словно в Нижний мир провалилось.

Девушка заметила группу охотников, сидевших у одного из костров недалеко от частокола. Это были дозорные, только что вернувшиеся со смены. Судя по их раскрасневшимся лицам и громкому смеху, они уже успели отметить ее выздоровление несколькими чарками терпкой виноградной настойки, которую шаманы делали для особых случаев.

Кейта решительно подошла к ним.

— Куда подевались все наши старейшины? — спросила она без приветствий и предисловий, и ее голос прозвучал так властно, что заливистый смех тут же стих. Охотники растерянно переглянулись.

— Э-э… предводительница! — промямлил один из них, пытаясь встать, но лишь качнувшись. — Мы не знаем. Мы… только что с поста.

Сидевший позади тех двоих охотник, более молодой и более пьяный, глупо ухмыльнулся.

— А, старики-то? Так они, поди, пошли волю гостя исполнять. Важного такого, с юга что пришел.

Сердце Кейты пропустило удар.

— Какого такого гостя? — задала она практически риторический вопрос, на который заблаговременно знала ответ, и старалась, чтобы ее голос звучал ровно.

— Ну, дак этого… посла того, — охотник икнул, рукой нащупав опору, чтобы не свалиться с осинового пня. — Который мира просить пришел. Красивый такой, как… как… ой, ну в общем, красивый. Старейшины сказали, у них там какое-то важное дело, срочное, вот и пошли все вместе. Наверное, ритуал какой-то проводить.

Они говорили об Инсине. Кровь отхлынула от лица девушки. Какой такой ритуал они собрались вместе с ним проводить? Старейшины всем своим скопом собираются, разве что, на Советы да на погребальные церемонии. Кейта отвела взгляд в сторону, словно что-то начинала понимать. В голове пронеслись его слова, которые она слышала в Междумирье. «Моя невеста… она мертва». Неужели это все как-то взаимосвязано? Хотя, мысль была абсолютно бредовой — зачем степному воину хоронить кого-то из своего рода на чужой, вражеской земле? Но после тех разговоров об «обезумевшем хане» можно было ожидать чего угодно… Кейта взвилась больше прежнего. Но ритуал ведь традиционно нельзя проводить без верховного шамана, а она сейчас его замещает! Почему, абаасы всех их побери, никто не поставил ее в известность⁈

Мысли в голове Кейты завертелись с бешеной скоростью. В их краях было лишь одно такое место, известное всем шаманам, где можно было захоронить иноземцев. Нейтральная земля, место, где встречаются духи двух миров. Скалы Плачущей Верблюдицы! Если все ее догадки верны, Инсин и Старейшины сейчас там. Но как давно они ушли? Час назад, два? Этого она не знала, но очень боялась опоздать. Боялась, что пока она будет добираться туда пешком через ночной лес, ритуал закончится. Старейшины вернутся в родной айыл, а он… он вернется к себе домой. В очередной раз исчезнет из ее жизни так же внезапно, как и появился. И Кейта не сможет… «не сможет» что? Выразить благодарность? Задать вопросы? Просто посмотреть ему в глаза еще раз? Девушка сама не находила ответ, но мысль о том, что она может его больше не увидеть, была невыносимой.

Ее взгляд метнулся по опустевшему пространству у частокола. И там, в лунном свете, она увидела его. Белоснежный, как первый снег, с длинной, серебристой гривой стоял привязанным конь. Он был выше и грациознее низкорослых, выносливых лошадок, встречавшихся Кейте ранее. Настоящий степной аргамак. Конь стоял спокойно, но в его позе чувствовалась скрытая мощь и благородство. Удаганка никогда в жизни не сидела на коне, в их лесном айыле в этом не было нужды. Все шаманы племени всегда передвигались пешком, бесшумно, по известным лишь им тропам. Лошадь была для нее таким же чуждым существом, как и ее хозяин, определить которого не составило труда. Да и брать чужого коня без спроса — это было почти воровством. Но другого выхода Кейта сейчас не видела.

Она медленно, стараясь не делать резких движений, подошла к нему. Конь поднял голову и посмотрел на нее своими большими, умными глазами. Аргамак не захрапел, не попятился, он лишь просто смотрел на девушку, оценивая. Кейта протянула руку, не пытаясь его погладить, а просто показывая, что у нее нет оружия и злых намерений.

— Привет, красавец, — прошептала она, и ее голос был мягким и ласковым, как когда она разговаривала с духами. — Я не причиню тебе вреда.

Девушка сделала еще шаг. Конь стоял неподвижно, лишь прядая ушами, улавливая каждое ее слово и движение.

— Твой хозяин… он мне сейчас нужен. Очень. А я боюсь опоздать.

Кейта подошла совсем близко и осторожно коснулась ладонью бархатной морды. Конь не отпрянул, наоборот, он доверчиво ткнулся ей в ладонь, словно узнавая в ней что-то знакомое. Что-то от своего хозяина. Арион чувствовал ту невидимую связь, что протянулась между его всадником и этой странной лесной девушкой.

— Пожалуйста, — продолжала шептать она, поглаживая его по шее. — Отвези меня к нему. Ты ведь знаешь дорогу.

Девушка отвязала поводья. Теперь ей предстояло самое сложное — взобраться на него. Она видела, как это делают степняки в ее пророческих снах: легко, одним движением. Кейта же неуклюже поставила ногу в стремя, ухватилась за луку седла и, собрав все силы, попыталась закинуть вторую ногу. Получилось неловко, почти комично, но она все-таки оказалась в седле. Новоявленная всадница взяла в руки поводья, не совсем понимая, что с ними делать.

— Веди меня к своему хозяину, — она не приказала, лишь вежливо, от всего сердца попросила. И умный конь, словно без труда поняв ее слова, тихо заржал, развернулся и плавно, но быстро понес Кейту прочь от айыла, в темноту ночного леса. Тень девушки на белоснежном коне быстро замелькала в лесных декорациях, залитых лунным светом. Деревья проносились мимо, ветер свистел в ушах. Удаганка вцепилась в гриву, доверяя свою жизнь и свою судьбу этому благородному животному, которое везло ее навстречу тому, кого она боялась и желала увидеть больше всего на свете. Она мчалась сквозь ночь, и ее сердце билось в такт стуку копыт. В такт имени, которое она сейчас даже произносить вслух страшилась.

Арион нес молодую шаманку через лес с невероятной скоростью и грацией, выбирая путь там, где, казалось, его не было вовсе. Кейта лишь крепко держалась, доверяясь чутью животного. И вот, спустя какое-то время, которое показалось ей одновременно и вечностью, и одним мгновением, до ее чуткого обоняния донесся знакомый запах. Терпкий, смолистый аромат горящего можжевельника, смешанный со сладковатым, дурманящим запахом погребальных трав и холодным, каменным духом скал. Она была близко. Ее интуиция не подвела!

Конь замедлил ход, и Кейта спешилась, привязав поводья к ветке орешника. Дальше она пошла пешком, бесшумно, как рысь. Девушка вышла на край лощины — недалеко от того самого места, где всего сутки назад произошла первая роковая встреча. Но сейчас оно было преображено. В центре, там, где не так давно сражались Ветер и Корень, горел большой, ровный костер. Его пламя взмывало высоко в ночное небо, освещая склоны скал и лица собравшихся. Этой ночью место битвы стало местом последнего прощания. Небольшая группа людей стояла полукругом у огня. Впереди, на двух специально сооруженных деревянных помостах, лежали два тела, с головы до ног укрытые белоснежными саванами. Старейшины — Ойгон, Эрдэни и Содор — стояли молча, их лица были торжественны и печальны. Сегодня они были не врагами степняков, а жрецами, исполняющими священный долг.

Сам ритуал проводила Илин. «Вот, значит, за какими „закатными травами“ она ходила!». Старая целительница медленно обходила помосты, окуривая тела дымом из глиняной плошки и нараспев читая древние молитвы — просьбы к духам-проводникам осветить путь душам усопших и проводить их в Верхний мир без препятствий.

А напротив помостов, ближе всех к огню, стоял Инсин. На нем был не походный дээл, а белая, траурная одежда. Его волосы были распущены и ниспадали на плечи, что у степняков было знаком глубокого траура. Юноша стоял, выпрямив спину, и смотрел на два печальных силуэта, и в его фигуре было столько горя и столько достоинства, что у Кейты перехватило дыхание. Сын Степи прощался. Прощался со своей сестрой Аяной и с храбрым воином Темуджином, который любил ее до самой смерти. Шаманы исполнили свое обещание — они хоронили врагов с почестями, достойными героев. Старейшины читали над ними те же молитвы, что читали бы над своими павшими братьями и сестрами.

Кейта стояла в тени, не решаясь выйти. Она была лишней на этой церемонии скорби, да и прервать такой священный процесс она не имела права. Но и уйти девушка не могла. Она смотрела на Инсина, на то, как отблески погребального костра играют на его лице, подчеркивая острые скулы и линию подбородка. Кейта видела, как плотно сжаты его губы, как напряжены плечи. Все его существо, казалось, было одной сплошной, кровоточащей раной.

Старая Илин закончила свои молитвы и взяла в руки два маленьких, вырезанных из дерева символа — сокола для Темуджина и лань для Аяны. Это были их духи-проводники. Она подошла к Инсину и протянула резные фигурки ему.

— Теперь твой черед, Сын Степи, — тихо сказала она. — Простись с ними. Скажи последние слова, чтобы их души ушли спокойно.

Инсин вежливо кивнул и подошел к помостам, сначала к одному, потом к другому. Он что-то шептал, и хоть Кейта не могла разобрать слов, она видела, как дрогнули его плечи. Возле одного из помостов он задержался заметно дольше. Затем юноша выпрямился, подошел к костру и бросил фигурки в самое сердце пламени. Дерево мгновенно вспыхнуло, и на мгновение в огне, как ей показалось, мелькнули силуэты летящего сокола и бегущей лани, уносящихся вместе в звездное небо. Ритуал был окончен, а души были отпущены. Теперь оставалось лишь предать тела земле.

Целительница племени, его сегодняшний гость и еще трое крепких воинов из отряда Инсина, взявшись за края погребальных носилок, медленно двинулись в сторону от костра. Туда, где в темноте угадывалась свежевырытая земля для кургана. Старейшины остались у огня, провожая процессию взглядами. Ритуал был завершен, а значит, настал ее выход! Кейта смотрела вслед уходящим от эпицентра мероприятия, и ее сердце колотилось, как пойманная птица. Она не могла просто так выйти и броситься к Инсину. Что она ему скажет? « Привет, а я тут за тебя волновалась»? Глупо. Да просто невозможно! Ей нужен был предлог, причина. И она выбрала свою, странную, но проверенную тактику — нападение для привлечения внимания. А затем выбрала и «козла отпущения».

Взгляд впился в спину старейшины, который стоял ближе всех к ее укрытию.

— Ойгон! — Кейта вышла из тени деревьев, и ее голос, усиленный ночной тишиной, прозвучал резко и требовательно. Старик вздрогнул плечами и резко обернулся. Увидев ее, он замер, глядя на девушку то ли как на призрака, то ли как на болотного абаасы, решившего присоединиться к церемонии. В его глазах читался немой вопрос: «Откуда она здесь? И как, во имя всех духов, она смогла добраться сюда так быстро⁈». Кейта, не давая седобородому старцу опомниться, решительно направилась к нему, и ее лицо выражало праведный гнев.

— Что все это значит, почтенный⁈ — начала она, уперев руки в бока. — Что здесь происходит! Вы всем Советом срываетесь посреди ночи, никому ничего не сказав. Я просыпаюсь — а в айыле ни одного старейшины! Что вы себе такое позволяете? Думаете, мой отец одобрил бы такую самодеятельность⁈

Бедолага Ойгон отступил на шаг, ошеломленный таким напором. Он совершенно не ожидал увидеть ее здесь, а уж тем более — в таком разъяренном состоянии.

— Дитя, не нужно так тревожиться, — замямлил он, отпираясь, как мог. — Мы просто…

— «Просто» что? — не унималась Дочь Леса, вымещая на пожилом шамане всю свою тревогу, смущение и страх. — Проводите тайные ритуалы у меня за спиной! Пока я, ваша предводительница на время отсутствия отца, лежу больная, вы самовольно заключаете какие-то сделки⁈

Эрдэни и Содор молча наблюдали за этой сценой, приняв мудрое для их статуса решение — не вмешиваться.

— Но ты же была слаба, дитя. — нашелся наконец Ойгон. — После шаманской болезни… Нужен был покой! Мы не хотели тебя тревожить, ради твоего же блага.

— Для моего блага. — Кейта с ироничной насмешкой всплеснула руками. — Оставлять айыл беззащитным, без единого мудрого шамана — для моего блага! А если бы на нас напали? Кто бы защищал наших людей⁈ Вы, сидя здесь и водя хороводы с…

— Это я их попросил.

В момент, когда тирада юной шаманки достигла своего пика, а поседевший еще более за эти пару минут старец лишь успевал открывать и закрывать рот, как выброшенная на берег рыба, раздался спокойный, глубокий голос. Войдя в раж, Кейта даже не заметила, как с неосвещенной стороны к ним кто-то подошел. Инсин остановился по правую руку от девушки, заводя руки за спину. Он смотрел на нее, и в его глазах была лишь глубокая, бесконечная печаль и… нежность.

— Это я попросил старейшин ничего тебе не говорить, — повторил юноша. — Не стоит вымещать свои эмоции на пожилых людях, нужно уважать их возраст и статус.

Гневный запал Кейты мгновенно иссяк. Она смотрела на него, на его усталое, измученное лицо, и чувствовала себя ужасно глупо.

— Но… почему? — только и смогла вымолвить девушка. Инсин слабо, почти незаметно, улыбнулся. «Потому что это — траур. Это — боль. А в твоих снах… там, на поляне… ты так стремилась к смеху и теплу. К счастливым воспоминаниям. Я не хотел, чтобы твое возвращение в этот мир началось с эмоций, от которых так тщательно пыталась сбежать твоя душа». Вот то, что ему хотелось сказать. Но он посмотрел на Кейту, на ее гордую осанку, на старейшин, во все глаза наблюдавших за ними. Инсин вспомнил, кто он, и кто она. Он — сын хана, который несет с собой звон стали и свист стрел. Она — предводительница племени, почитающего лесных духов. Вражеского племени, даже это разыгрываемое фальшивое «перемирие» не приведет никогда ко взаимопониманию их народов. Та хрупкая близость, что возникла между юношей и девушкой в ином мире, была неуместна здесь, в суровой реальности, пахнущей смертью и дымом. Инсин не мог позволить себе эту слабость. Не мог подставить ее. Тяжело вздохнув, юноша заставил себя надеть привычную маску холодной отстраненности. Вслух воин степей выдал совсем иное.

— Похороны моих близких людей тебя не касаются, — смахнув рукой волосы с плеча за спину, холодно произнес он, поворачивая голову в сторону возвышающегося постепенно кургана. — Да, ты сейчас занимаешь должность предводительницы, но этот ритуал выходит за рамки ваших обычных церемоний. Так как проводили его не для соплеменника, а значит, и верховному шаману здесь принимать участие не обязательно. Старый Ойгон сказал правду. Никто не хотел тревожить твой кут лишний раз.

Слова, острые и холодные, как лед, ударили Кейту наотмашь. Сон. Это был всего лишь сон! Такой заботливый, оберегающий ее, нежный Инсин… И этот «брак, заключенный на небесах» в Сердце Тэнгри… Это была лишь ее собственная иллюзия! Ее глупое, девичье сердце само додумало, само придумало эту романтическую чушь. Даже если степной воин действительно отправился на ее поиски, и их души встретились в Междумирье, этот иллюзорный мир запросто мог накидать песка в глаза и выдать желаемое за действительное. Сейчас перед ней вновь стоял он — такой же высокомерный и заносчивый степной шакал, каким она его запомнила в первую встречу. Холодный и чужой.

Сердце девушки сжалось так сильно, что стало трудно дышать. Боль от разочарования была острее любой физической раны. Она почувствовала себя обманутой. И боль постепенно начала приобретать словесный окрас.

— Какое право ты имеешь указывать, что обязательно, а что нет для верховного шамана? — зубы Кейты едва не заскрипели от натиска. Вся ее нежность, вся благодарность в один миг сменились прежней, колючей яростью. Она сделала шаг к нему, и ее небесно-синие глаза метали молнии. — Шу Инсин, надеюсь, ты не думаешь, что если каким-то чудом тебе удалось спасти меня, будучи частью пророчества, то наше племя с радостью примет ваши степные дары и даст добро на перемирие?

Кейта намеренно использовала его полное имя, подчеркивая официальность и дистанцию между ними.

— Не будь так наивен, твой долг уплачен сполна. — с губ девушки сорвался презрительный смешок. — Ты спас меня, мы похоронили твою невесту. Что ж, мы снова квиты. Но это ничего не меняет! Ты сын нашего врага, а твой отец — безумец, который хочет нашей смерти. Его «мирные дары»… это яд в красивой обертке, и мы не настолько глупы, чтобы его принять!

Она говорила резко, рубя словами, как заточенным топором, пытаясь причинить ему ровно такую же боль, какую чувствовала сама. Инсин слушал девушку, и его лицо оставалось непроницаемым, как камень. Лишь в глубине его глаз на мгновение промелькнула тень сожаления. Каждое слово Кейты, как и всегда, было справедливым и каждое било точно в цель. Он прекрасно знал, что его отец лжет. Он знал, что это перемирие — фарс. И знал, что между ними не может быть ничего, кроме вражды. Но слышать это от нее, после всего, что они пережили вместе, было невыносимо. Инсин, силясь, заставил себя выдержать ее яростный взгляд.

— Я и не жду, что вы примете наше предложение, — выдавив из себя леденящую душу улыбку, ответил он. — Моя задача — лишь передать его. Что вы планируете делать дальше, решать вашему Совету. И вашему верховному шаману… когда он соизволит вернуться к своему народу.

Инсин намеренно уколол девушку в ответ, упомянув отсутствие Алтана. Не одному же ему выносить все эти душевные терзания! Но «противник» держался с ним наравне — на лице Кейты и мускул не дрогнул от услышанного.

— Моя миссия здесь окончена, — понимая, что сражаться в этой словесной битве с девушкой, представляющей для него не врага, а бесценное сокровище, уже нет ни сил, ни желания, Инсин в последний раз обвел глазами курган, где уже укладывали последние камни. — Как только мои люди закончат, мы уйдем.

Юноша повернулся, чтобы уйти, не желая больше продолжать мучительный разговор. Но прежде чем сделать шаг, он остановился и, не оборачиваясь, бросил через плечо:

— И да, Кейта. Я рад, что ты жива. — после чего, чуть тише, добавил: — Несмотря ни на что… Прощай.

Инсин громко свистнул. Он словно знал, что верный конь находится где-то неподалеку, и белоснежный красавец тут же примчался на зов хозяина, — с другого конца поводьев свисала сорванная ветка орешника. Юноша ловко запрыгнул на степного аргамака, а плечи Кейты поникли еще больше. С этими развевающимися на ветру волосами, в этих белых одеждах и сидя на величественном коне, Инсин как никогда оправдывал статус степного принца. Лучше бы он убирался отсюда прочь, не говоря этих последних слов. Удивительно, но они умудрились задеть девушку еще больнее, чем те, бьющие словно плеть, ледяные и насмешливые высказывания в ее адрес.

Степной воин и его войско ушли. Возле догорающего погребального костра остались лишь Кейта, трое Старейшин, представляющих собой сейчас живое воплощение тотема «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не скажу», и целительница Илин, с глубокой тяжестью в глазах провожающая тени всадников, растворяющихся в ночи. Сдерживая подступающие слезы, юная удаганка нервно вытерла тыльной стороной ладони губы, на которых отчетливо проступал раздражающий, горький привкус пепла от костра. Или же это был горький вкус ее собственной жизни.