Мир Кейты рухнул в одночасье. Лишь одно это слово — «исчез» — выбило почву у нее из-под ног, и она полетела в бездонную, звенящую пропасть ужаса.
— Как… исчез⁈ — судорожно выдохнула девушка, и ее голос был едва слышен. — Куда он мог деться? Он же… после такого глубокого камлания он бы еще, как минимум, день не смог бы ходить!
Она оттолкнула Содора, который пытался что-то объяснить, и бросилась к балагану отца. Толпа расступилась перед ней, как вода перед носом лодки, их испуганные, сочувствующие лица проносились мимо. Кейта ворвалась внутрь, готовая увидеть что угодно — следы борьбы, кровь, злых духов. Но балаган был пуст. Идеально пуст. Шкура на месте отца была аккуратно сложена. Его бубен и ритуальные предметы лежали на своем месте. Ничто не говорило о похищении или борьбе. Он просто… исчез.
В центре балагана, на коленях у холодного очага, сидел старый Эрдэни. Он не обернулся на ее появление. Старейшина внимательно, почти не моргая, изучал остывшие угли, словно читал в них какое-то тайное послание.
— Где он? — спросила Кейта практически в приказном тоне, и ее голос дрожал от сдерживаемых эмоций. — Что здесь произошло, Эрдэни? Где мой отец!
Старый шаман медленно поднял голову. Его лицо было похоже на высеченную из камня маску скорби.
— Его здесь нет, дитя, — сказал он тихо. — Ни его тела, ни его духа.
— Но как⁈ — удаганка в ярости обвела руками пустое жилище. — Он не мог уйти сам, даже если вышел из камлания! Его тело было слабо!
— Он и не уходил, — Эрдэни поднялся, опираясь на свой посох. — Его забрали.
Старейшина указал концом посоха на центр очага. Кейта подошла ближе и посмотрела. Среди серого пепла она увидела то, чего не заметила раньше. Небольшой, оплавленный след. Словно сюда на мгновение ударила молния, но не с неба, а из-под земли. И запах… мерзкий запах, как после ливня в болотистной местности.
— Что это? — прошептала она.
— Это след, — ответил Эрдэни, проведя взглядом по нему. — След того, кто может проходить между мирами, не прибегая к камланию. Кто может забрать не только тело, но и душу, вырвав ее прямо из потока.
Старейшина посмотрел на Кейту, и в его глазах была бесконечная усталость.
— Я видел этот след лишь однажды. Много-много зим назад, когда я был еще совсем молодым учеником бубна. Тогда наш айыл поразила страшная болезнь: дети чахли, скот умирал, а ночами из леса доносились такие крики, что кровь стыла в жилах. Наш тогдашний верховный шаман, мой учитель, ушел в камлание, чтобы найти причину. И не вернулся. — он замолчал, и Кейта видела, как по морщинистому лицу пробежала тень давнего ужаса. — Мы ждали его три дня и три ночи. А потом из его балагана повалил черный дым. Мы ворвались внутрь и увидели… его. Владыку Нижнего мира — Эрлика. Он не был тенью, злой дух соткал себе временное тело из страха, боли и дыхания смерти, что царили в нашем айыле. Эрлик стоял над телом моего учителя и смеялся во весь голос.
Старик содрогнулся.
— Он сказал, что наш мир ему наскучил. Что он устал ждать, пока мы сами себя уничтожим, и решил немного ускорить процесс. Эрлик предложил нам выбор: либо мы все добровольно преклоним перед ним колени и станем его верными рабами, либо он заберет души наших детей одну за другой, пока от постылого шаманского рода, поклоняющегося так ненавистной им Хранительнице Лесов, не останется лишь пустое место.
— И что вы сделали? — прошептала Кейта, боясь услышать ответ.
— Мы были в отчаянии, были готовы сдаться. Но тогда… тогда появился твой отец. Алтан. Он не был тогда еще верховным шаманом, лишь молодым, но самым сильным учеником из нас. Только он один осмелился бросить вызов Эрлику.
Эрдэни посмотрел на дочь вождя, и в его глазах блеснула гордость.
— Это было не сражение на мечах, а битва воли, состязание для духа! Эрлик насылал на Алтана самые страшные видения, самые мучительные кошмары. Пытался сломить его, искушал властью, обещал вернуть к жизни его погибших родителей. Но твой отец выстоял, он не поддался ни страху, ни соблазну. Алтан черпал силу не в себе, а в любви к народу, в своей связи с этой землей. И в конце концов… он победил. Он не смог уничтожить Эрлика — это невозможно. Но смог изгнать его, запечатать в Нижнем мире таким могущественным заклятием, что, как мы думали, тот не сможет выбраться оттуда в наш Средний мир и через тысячу лет.
Старый шаман снова указал посохом на след на пепле.
— Я думал, даже не так, я свято верил и надеялся, что больше никогда не увижу этот знак. Холодный след, который оставляет прикосновение Эрлика к нашему миру. Но теперь я вижу, что зло вернулось. Какой-то глупец, ослепленный жаждой власти или отчаянием, нашел способ сломать печать Алтана — он освободил Эрлика. — Эрдэни повернулся к Кейте, и его взгляд был тяжелым, как гранитная плита. — И теперь зло пришло за тем, кто однажды его победил. Это он забрал твоего отца, дитя. Забрал, чтобы отомстить, или чтобы использовать его силу в своих темных целях.
— Но его появление было предопределено, — раздался еще один голос у входа в балаган. Кейта и Эрдэни обернулись. На пороге стоял Ойгон — он слышал все. Лицо старейшины было бледным, но в глазах горела странная, лихорадочная решимость. — Точно так же, как и твоя встреча с Сыном Степи, Кейта, — продолжил он, медленно входя внутрь. — Ты же помнишь еще полный текст пророчества? «Ибо только вместе они смогут остановить то, что идет из Нижнего мира. То, что жаждет поглотить и степь, и тайгу. Лишь соединив Ветер и Корень, можно усмирить Тьму».
Ойгон остановился рядом с Эрдэни.
— Мы думали, что «то, что идет» — это какая-то абстрактная тьма, стая абаасы, насланная войной. Но мы ошибались. Речь всегда шла о нем — о самом Эрлике. — старейшина посмотрел на Кейту, и его взгляд был серьезен, как никогда. — Эрлик — не какой-то там мелкий демон. Он верховный правитель Нижнего мира и для него жизнь простых людей лишь увлекательная игра. Мы пешки на доске злого духа. И он никогда не уберет с этой доски фигуру противника просто так.
— Что ты хочешь сказать, Ойгон? — спросила Кейта, ее голос дрожал.
— Я хочу сказать, что твой отец определенно жив, — твердо произнес старейшина. — Более чем уверен, что Эрлик где-то прячет его, держит в плену.
— Но зачем?
— Подозреваю, чтобы заманить в ловушку тебя, — ответил Ойгон. — Ты — Дочь Леса, наследница силы Тэнгри. Ты — единственная, кто может представлять для него реальную угрозу. Особенно сейчас, когда шаманская сила пробудилась после визита в Сердце Тэнгри. Он забрал Алтана, чтобы выманить тебя, чтобы ты, ослепленная горем и жаждой мести, сама пришла к нему.
Слова Ойгона были жестокими, но в них была своя логика. Это было похоже на стиль злого духа, о котором рассказывал Эрдэни — играть на чувствах, бить по самому больному.
— К тому же, — продолжил Ойгон, и его взгляд стал еще мрачнее, — я даже знаю, кто метит на роль того самого «глупца», что сломал печать.
Он посмотрел сначала на Эрдэни, а потом на Кейту.
— Сын Степи рассказал мне все. О своем отце, о его безумии, внезапной смене характера, о темной ауре. Хулан-хан был одержим идеей этой войны, он был на грани отчаяния из-за Великой Суши, а отчаяние и жажда власти — это лучшие приманки для Эрлика. Судя по всему, что мы знаем, именно хан степняков и есть тот, кто впустил зло в наш мир.
Теперь все встало на свои места. Массовая резня в южном племени, лживое перемирие, и, наконец, похищение Алтана. Это были не разрозненные события, а части одного дьявольского плана. Плана, в котором Эрлик и Хулан были союзниками. Кейта слушала старейшин, и ужас в ее душе начал медленно сменяться холодной, как лезвие бритвы, яростью. Злой дух из Нижнего мира и степной хан забрали ее отца. Хотят использовать его как приманку. Хотят уничтожить ее мир!
Удаганка выпрямилась, и в ее синих глазах больше не было и намека на слезы.
— Где мне его искать? Этого выродка из Нижнего мира! — гневно спросила она, от чего брови Эрдэни медленно поползли наверх.
— Дитя, это безумие. Ты не можешь идти одна, это именно то, чего он ждет!
— Я и не пойду одна, — ответила Кейта, и не смогла сдержать взволнованного вздоха. — Пророчество говорит, что остановить Тьму мы можем только вместе.
Она повернулась к старейшинам, и в ее голосе звучала непреклонная воля предводителя.
— Собирайте все, что нужно для дальнего похода. Я иду на юг, чтобы встретиться с Сыном Степи. И либо он поможет мне спасти моего отца и наши миры… либо я убью его, а потом сама отправлюсь хоть в сам Нижний мир за Эрликом! Если это ничтожное пророчество не дает мне другого выбора, то пусть будет так, как до́лжно случиться. Но своего отца в беде я не брошу!
— В степь? Одна? — Ойгон тяжко выдохнул. — Дитя, сама подумай, они же убьют тебя на месте. Едва до них дойдет сообщение Каскила о переносе переговоров, как теперь ты сама явишься в их стан. Степняки почувствуют угрозу! К тому же не забывай, что и само их предложенное «перемирие», как все мы общими силами порешали, является лишь фарсом.
Кейта на это лишь горько усмехнулась.
— Угрозу? А разве не так оно и есть? — она смотрела куда-то сквозь стены балагана, и в ее глазах была усталость целого мира. «Пророчество буквально потешается над нами. Сколько раз за эти дни я прощалась с ним, думая, что это в последний раз? У Скал Плачущей Верблюдицы, на болоте, возле погребального костра… И каждый раз судьба, как назойливая муха, снова сводит нас вместе. Словно два магнита, которые тянет друг к другу, даже если они обращены друг к другу одинаковыми полюсами. Видимо, это правда. Окончательно проститься нам удастся лишь в тот день, когда один из нас умрет. Так, может, хватит уже оттягивать неизбежное?».
Старейшины смотрели на юную девушку, которая за несколько дней повзрослела на несколько жизней, и понимали, что спорить с ней сейчас абсолютно бесполезно. Разве можно было перечить той, что метала гром и молнии одним лишь взглядом? Той, в чьих жилах текла кровь богини, а в сердце горел огонь праведного гнева?
— Да будет так, — после долгой, тяжелой паузы произнес Эрдэни. — Иди, Дочь Леса. Иди навстречу своей судьбе, и пусть Великая Мать направляет твои шаги.
Кейта, утомившись ото всех разговоров и желая как можно скорее остаться наедине со своими мыслями, спешно кивнула и, не сказав больше ни слова, вышла из балагана. На улице ее тут же окружили встревоженные друзья, которые видели, как она вбежала в отцовский дом, и уже успели узнать страшную новость.
— Кейта, это правда? Алтан-тойон… его похитили? — спросила Алани, ее глаза были полны слез.
Кейта посмотрела на их испуганные, родные лица и коротко рассказала им все. О следе Эрлика, о плане Тьмы и о своем решении.
— Я иду с тобой! — тут же уверенно заявил Саян, сжимая кулаки.
— И я! — подхватил Тэмир. — Наваляем этой тьме все вместе!
Кейта остановила их, положив ладони на плечи друзей.
— Еще чего. — спокойно ответила она, и в ее голосе впервые за утро прозвучали теплые, почти шутливые нотки. — Чтобы в айыле толком не осталось ни одного боеспособного шамана? Одни лишь эти дряхлые мешки с аргалом? — девушка виновато улыбнулась подошедшему Ойгону. — Нет. Все ученики бубна остаются здесь. Ваша задача — продолжать бдеть за защитой. Если потребуется, укрепляйте купол, готовьте охотников. Будьте моими глазами и ушами, пока меня нет.
Девушка посмотрела на своих друзей, и ее взгляд стал серьезным.
— Я пойду одна. Так я буду передвигаться быстрее, и так у меня будет больше шансов проскользнуть незамеченной. — удаганка уже полностью продумала свой путь. — По пути я должна встретить отряд Каскила, возвращающийся с границы. Попрошу его не возвращаться в айыл, а втихаря проследить за мной. Если «переговоры» с южным патрулем пойдут не по плану, дозорные будут моей подстраховкой.
Это был рискованный, но единственно верный план. Она не могла подвергать опасности своих друзей.
— Береги себя, — прошептала Алани, крепко обнимая подругу.
— Ты тоже, — ответила Кейта. — И присматривай за этими оболтусами!
Когда уже близился закат, а все для похода предводительницы племени было подготовлено, Дочь Леса в последний раз оглядела свой дом. А затем, не оглядываясь, решительно зашагала прочь из айыла, навстречу степи.
В гэре младшего сына хана было тихо и прохладно. Пища, принесенная слугами еще утром, давно остыла на низком столике. Инсин не прикоснулся к еде — голод не чувствовался, в желудке словно лежал тяжелый, холодный камень.
Весь день в улусе царила суета. Но не боевая, а какая-то растерянная, бытовая. Пропала Зере, старшая наложница хана. Искали ее вяло, без особого рвения. Что было самым странным — не по приказу хана. Ему, казалось, было абсолютно все равно. Хулан ни разу не поинтересовался, нашлась ли его любимица. За весь день он вышел из своего гэра всего раз, по нужде, и тут же скрылся обратно. Хан не отдавал указов, не проводил совещаний с нойонами. Жизнь улуса, которой он всегда управлял железной рукой, казалось, ему абсолютно опостылела.
Куда могла деться Зере? Инсин с тревогой думал об этом. После того ужаса, что она пережила, до смерти испуганная и пристыженная тем, что ее застали в его гэре, она могла сделать все, что угодно. Убежать в степь на верную гибель. Или… чего еще хуже. Поиски, организованные ее подругами, не увенчались успехом. Сам Инсин, исследовав ближайшие территории, также не смог принести доброй вести. К вечеру о Зере и вовсе перестали говорить.
Младший сын хана сходил в баню, смывая с себя тяжесть дня, и вернулся в свой гэр. Сейчас Инсин сидел на шкурах, а молоденькая служанка, молчаливая и робкая, заплетала его влажные волосы в тугую косу. Он сидел неподвижно, глядя в пустоту, и пытался переварить ту информацию, что обрушилась на него за последние сутки. Темные силы, загадочный монстр, ожившие мертвецы… И отец, по всей видимости, заключивший сделку с самим Нижним миром. Неужели это действительно дело рук Эрлика, о котором с таким ужасом говорил старый шаман Ойгон?
— Как думаете, нойон, — робко начала служанка, желая нарушить гнетущую тишину. Ее пальцы ловко перебирали волосы юноши. — Сегодня придет ответ от лесных людей? Все-таки, уже почти два дня прошло. Если они будут молчать еще дольше, это же неуважение к самому хану.
Инсин ничего не ответил. Он и сам думал об этом. Что они решат? Поверят ли в это лживое перемирие? Или…
— Но, наверное, наш великий Хулан-хан все предусмотрел, — продолжала щебетать девушка, не ожидая ответа. — Не зря же он еще вчера приказал отправиться с утра на северный дозор самому Бату-нойону!
При упоминании имени брата Инсин напрягся.
— Бату? Он на северном дозоре? С каких пор?
— Да практически с самого утра, нойон, — кивнула служанка. — Он первый вызвался. Сказал, что чувствует, что сегодня лесные колдуны дадут о себе знать. Бату-нойон, он ведь такой… проницательный. Он определенно что-то знает, раз поехал лично. Значит, и встретит их посла с новостью!
От этой мысли по коже Инсина пробежали ледяные мурашки. Бату ждет посла шаманского племени. Его брат, который знает о пророчестве, который ненавидит и его, и заочно даже Кейту. Который уже один раз пытался его убить. Если посланником от шаманов будет простой дозорный, Бату, возможно, просто убьет его и скажет отцу, что это было нападение. А если… если они пошлют кого-то важного? Или, что было совсем уж безумной мыслью, если сама Кейта решит прийти? Инсин вспомнил ее ярость, ее решимость у погребального костра. Она не из тех, кто может просто сидеть и ждать. Мысль о том, что Кейта рискует попасть в лапы его жестокого, ничего не страшащегося брата, была невыносимой. Бату не станет слушать, не станет разбираться. Он увидит в ней лишь воплощение угрозы для своего положения, ведьму, каким-то образом связанную с его ненавистным братом. Старший сын хана убьет ее, не моргнув и глазом!
— Закончила? — резко дернувшись спросил Инсин.
— Д-да, нойон, — испуганно пискнула служанка, спешно завязывая последний узел.
Инсин тут же подскочил на ноги. Он должен был быть там, на границе. Чтобы убедиться, что сегодняшний день не закончится еще очередной трагедией.
— Приготовь Ариона, — бросил он, накидывая на плечи дээл. — И принеси мне мой лук. Быстро!
Сын Степи должен был помешать Бату. Любой ценой, даже если для этого придется открыто пойти против собственного брата. Когда Инсин, собравшись, выскочил из своего гэра, его ждал первый дурной знак. Арион, его верный, обычно спокойный конь, которого еле удерживала за вожжи служанка, бушевал. Он бил копытами, ржал, мотал головой и не подпускал к себе оруженосца, пытавшегося накинуть на него седло. Животное чувствовало беду.
— Тихо, мой хороший, тихо, — Инсин подошел к коню, мягко говоря и протягивая руку. Он положил ладонь на вздрагивающую шею коня, поглаживая, передавая ему свое спокойствие, которого у него и самого уже на дне плескалось. — Я знаю. Я тоже это чувствую.
Понадобилось несколько минут, чтобы конь наконец успокоился и позволил себя оседлать. Снаряженный, с луком за спиной и колчаном, полным стрел, младший сын хана вскочил в седло и, не теряя ни секунды, устремился на север, к границе.
Закатное солнце окрасило степь в багровые и золотые тона. На небе начали появляться первые, бледные звезды. Степной воин гнал коня так, как не гнал никогда в жизни. Не опоздал ли он? Успеет ли? Каждый удар копыт Ариона отдавался в его груди тревожным стуком. Интуиция не подвела Инсина. Когда до северного дозорного поста, где должен был находиться Бату, оставалось меньше четверти лиги, он услышал приглушенные, гневные вопли. Юноша сбавил ход, спешился и, оставив Ариона в небольшой лощине, дальше пошел пешком, двигаясь бесшумно, как тень.
Он выполз на гребень невысокого холма и посмотрел вниз. Картина, открывшаяся ему, заставила его сердце замереть. У дозорного костра стоял Бату. Рядом с ним — пятеро его самых верных нукеров. А перед ними, на коленях, со связанными за спиной руками, стояли трое. Лесные шаманы. В одном из них он узнал того самого сурового охотника, который первым встретил его у барьера — это был Каскил.
Бату гневно расхаживал перед ними, осыпая пленных оскорблениями и тыча в лицо рукоятью своего меча.
— … так я вас спрашиваю еще раз, лесные крысы! Где ваш вождь⁈ Почему ваше никчемное племя прислало лишь жалких гонцов? Решили посмеяться над нами⁈
Каскил молчал, гордо вскинув голову и с презрением глядя на Бату. Двое его спутников были напуганы, но тоже молчали. Инсин быстро, лихорадочно, осмотрел пленных. Сначала он похолодел, подумав, что в темноте мог не разглядеть ее. Но нет, Кейты здесь не было. Огромная волна облегчения захлестнула его. Она не пришла. Она в безопасности! Но это облегчение тут же сменилось новой тревогой. Этих пленных людей все равно нужно было спасти. Бату был в ярости, он был как дикий зверь, почуявший кровь. Брат не отпустит их просто так — он будет их пытать, а потом убьет, чтобы спровоцировать войну, которой он так жаждал. А отец… находящийся под влиянием Эрлика, он даже не станет разбираться, кто был прав, а без размышлений использует этот инцидент как повод для нападения.
Инсин лежал на холме, сжимая в руке лук. Младший сын хана был один против шестерых, включая его брата, одного из лучших воинов орды. Вступать в открытый бой было безумием, нужно было что-то придумать. Найти способ спасти послов, не развязав при этом гражданскую войну. И сделать это нужно было прямо сейчас, пока Бату не перешел от угроз к делу.
Время истекало. Инсин видел, как Бату теряет терпение — он схватил Каскила за волосы, приставив к его горлу нож.
— Я спрашиваю в последний раз, лесная мразь…
Нужно было действовать. Инсин наложил на тетиву особую стрелу — с широким, тупым наконечником, которым охотники глушили мелкую дичь, не портя шкурку. Он прицелился не в брата и не в пленных, а в большой медный котел с водой, стоявший у костра. Стрела со свистом сорвалась с тетивы и с оглушительным, гулким звуком ударила в котел. Звук, усиленный ночной тишиной, был подобен удару грома. Все, включая Бату, инстинктивно вздрогнули и обернулись на шум.
— Какая досада, брат, — раздался спокойный голос Инсина с вершины холма. — Похоже, моя рука дрогнула. Я целился в зайца, что сидел вон за тем кустом.
Он медленно, с достоинством, спустился вниз, к костру. Его появление здесь было как ушат холодной воды. Бату, оттолкнув от себя пленника, в ярости уставился на него.
— Ты⁈ Что ты здесь делаешь, выродок!
— То же, что и ты, — невозмутимо ответил Инсин, останавливаясь по другую сторону костра. — Несу дозор. Отец беспокоится, что ты, в своем рвении, можешь наделать глупостей. Как я вижу, он был прав.
— Глупостей⁈ — взревел Бату. — Я поймал их лазутчиков! Они шпионили за нами!
— Это послы, Бату, а не лазутчики, — терпеливо поправил его Инсин. — Их отряд ждет нашего ответа. Убив их, ты нарушишь прямой приказ хана и навлечешь на наш род позор трусов, убивающих безоружных.
— Мне плевать на позор! — Бату был в еще большем гневе от появления младшего брата, который всегда, как заноза в заднице, мешал ему. — Я очищу нашу землю от этой скверны!
Началась долгая словесная перепалка. Инсин, сохраняя ледяное спокойствие, апеллировал к законам чести, к воле отца, к тактической невыгодности преждевременного нападения. Бату же, наоборот, распалялся все больше, обвиняя брата в трусости, в сговоре с врагом, в предательстве. В какой-то момент, дойдя до точки кипения, Бату потерял контроль. Он перескочил через костер и, издав яростный рык, схватил Инсина за горло, вжимая его в ствол дерева.
— Ненавижу тебя! — прошипел он, и его лицо исказилось от безумия. — Все беды от тебя, папенькин сыночек! Проклятый ублюдок, связанный еще и каким-то шаманским пророчеством!
Его хватка усилилась. Инсин захрипел, пытаясь высвободиться. Нукеры Бату и пленные шаманы замерли, боясь пошевелиться.
— Я уничтожу тебя, Инсин! — рычал Бату, брызгая слюной. — Если не получилось в первый раз, получится сейчас! А потом я найду твою девчонку-шаманку, из-за которой ты, я уверен, и примчался сюда на всех парах! Использую ее так, как мне только вздумается, а потом, на глазах у всего ее племени, прикажу разорвать ее четырьмя лошадьми!
И в этот момент, когда его ярость достигла пика, воздух пронзил тонкий, смертоносный свист. Это была стрела. Она летела так быстро, что даже великий воин Бату не успел среагировать. К тому же, его рука была занята. Он попытался извернуться, но было поздно — стрела со свистом полоснула по его предплечью, унося с собой кусок ткани дорогого дээла и оставляя на руке зияющую, кровоточащую рану. Бату зашипел от боли, как разъяренная змея, и инстинктивно отпустил Инсина, схватившись за раненое предплечье. Тот, кашляя и хватая ртом воздух, поднял голову в сторону, откуда прилетела стрела.
И увидел ее. На краю поляны, в свете костра, стояла Кейта. Она вышла из тени леса, и в ее руках не было лука. Рядом, у ее ног, лежал колчан Каскила, оброненный им, когда его схватили. Одна стрела из этого колчана сейчас торчала в дереве за спиной Бату. Она словно сама вылетела из него и нашла свою цель. Словно ее направила воля, несгибаемая воля девушки, стоявшей напротив.
Ее лицо было спокойным, но в синих глазах горел такой холодный огонь, что от него, казалось, мог бы замерзнуть даже огонь костра. Во взгляде Инсина, когда он смотрел на нее, читалось все: огромное уважение, благоговение перед ее невероятной силой. И страх. Страх за нее. За то, что пришла сюда, еще и совершенно одна. Девушка уверенно шагнула вперед, в круг света. Кейта с презрением посмотрела прямо в налитые кровью глаза Бату.
— А теперь повтори то же самое, глядя мне в лицо, жалкий степной червь!