Каторжник

Глава 15

Глава 15

Ну вот и финиш увлекательного тура «по местам не столь отдаленным». Карийские прииски, вотчина господина Разгильдяева[1], чиновника с говорящей фамилией. Надеюсь, он оправдает ее и не будет слишком уж старательно выбивать пыль из наших шкур.

В первый же день нашего пребывания в этом райском уголке нас, как скот на ярмарке, разбили на бригады по восемь рыл — артели. Видимо, для удобства учета и последующей утилизации. В нашу элитную команду попал весь цвет каторжного общества: старый лис Фомич, вечно кашляющий Софрон Чурис, непроницаемый Сафар, наш силач Тит, гений коммерции Изя-Зосим, Васька — нелюдимый мужик с нашего этапа — и, разумеется, я.

Вишенкой на торте стал Захар, древний старик, которого приписали к нам, видимо, в качестве ходячего музейного экспоната или источника местных баек.

— Да на кой ляд он нам сдался, старикан энтот? — немедленно возмутились Тит и Софрон, наши главные ценители производительности труда. — Он же кайлом толком не махнет, всю норму нам завалит, а то и помрет чего доброго!

— Цыц! — осадил их мудрый Фомич. — Песок-то сыплется, зато он тут все знает! Пригодится Захар — научит нас старательской премудрости! А то будете кайлом махать, как дураки, без толку.

Тут к нашей новоиспеченной артели подошел немолодой здоровый мужик в тулупе, воняющем потом и безысходностью: ваштейгер[2]* Климцов — местный мастер и надсмотрщик.

— Кто у вас за вожака будет? Аль так, стадом ходить собираетесь? — угрюмо буркнул он, оглядывая нас, как покупатель выбирает лошадь или, скорее, свинью на убой.

— Ну, вот, пожалуй, Пантелей. Подкидыш за старшого пойдет! — не моргнув глазом, ляпнул Фомич, ткнув в меня пальцем.

Спасибо, друг! Удружил так удружил. Сдал как стеклотару. Подставил по-братски!

— А ты чего? — удивился я такому «повышению». Мне эта должность была нужна как собаке пятая нога.

— А я — что? Я тутошних мест не знаю! — развел руками хитрый Фомич. — Были бы мы на Нерчинском заводе, так я бы хоть што! А тут я, сударик да соколик, сам впервой! Ты у нас головастый, с начальством, опять же, умеешь договариватьси, так тебе, значится, и карты в руки!

Становиться бригадиром этой банды смертников в мои планы, прямо скажем, не входило. Не то чтобы я боялся ответственности — опыта командования у меня хватало, хоть отбавляй. Но отвечать за результат работы, о которой я не имел ни малейшего понятия, да еще и в таких условиях — увольте!

Видимо, все мои сомнения крупным шрифтом написались на лице, потому что Чурис тут же затараторил, глядя мне в глаза с преданностью:

— Да не сумлевайси, Подкидыш! Ты же — голова! Мы ж видим! Уж ты такие дела проворачивал по пути сюда — да мы бы без тебя давно уже или с голоду подохли, или друг дружку перегрызли! Давай, соглашайси! За тобой — как за каменной стеной! Ну, или как за Титом — он тоже крепкий.

— Ну ладно, — все еще сомневаясь и понимая, что спорить бесполезно, произнес я. — Пиши меня «вожаком». Или «козлом отпущения», если так понятнее. А делать-то что будем?

Мастер Климцов покачал головой с видом «ну и тупые же вы, арестанты».

— Завтрева на вскрышные работы пойдете! Грунт снимать! А вообще, что начальство велит, то и будете делать! И без разговоров мне тут! Ясно⁈

Едва мы оказались в переполненном, вонючем бараке, который должен был стать нашим домом на ближайшую вечность, Изя тут же засуетился. Пока остальные арестанты пытались отвоевать себе место на нарах получше или просто падали без сил, наш коммерсант от еврейской мамы, шипя и оглядываясь, как заправский шпион, тащил мешки с нашим драгоценным «майданом» в самый темный и дальний угол.

— Сюда, сюда! — шептал он мне и Титу, которых мобилизовал в грузчики. — Шоб никто не видел! Это наше богатство! Наше все!

Мы запихали мешки с водкой, картами, солью и прочим барахлом под самые нары, завалив сверху каким-то рваньем и ветошью, а после Изя там лазил и шебуршал — видимо, пытался еще лучше спрятать. Маскировка — высший класс! Любой сыщик умрет со смеху, прежде чем что-то найдет.

— Надежно! — удовлетворенно потер руки Изя, когда вылез из-под нар. — Теперь главное — заявить о себе!

Услышав, что «трудовые подвиги» начинаются лишь завтра, Захар, не обращая внимания на нашу коммерческую суету, тут же решил воспользоваться моментом и завалиться спать. По-хозяйски уложив под голову свою драную котомку, он деловито очистил нары от грязи и расстелил подстилку из какой-то дерюжки. Опытный!

Впрочем, наша неугомонная компания за исключением Изи, который уже мысленно открывал первый филиал, не дала старику насладиться заслуженным отдыхом. Всем не терпелось из первых уст узнать местные порядки и перспективы…

— Захар, а как тут это золото-то распроклятое нашли? — уныло спросил Тит, видимо, уже прикидывая, сколько кубометров мерзлой земли ему предстоит перелопатить. — Ей-богу, уж лучше бы и не находили!

— Да-a, это ты, паря, верно сказал — ответил тот, поворачиваясь к нам и подпирая голову тяжелым и, чувствуется, много бывавшим в деле кулаком. — А затеялось все это с орочонов[3]. Не ведали они, нехристи, что накличут злополучие. Тридцать лет назад дело было, я ишшо совсем молодой был. Раз, сказывают, завезли орочоны в Нерчинск самородки. Ну, там их, понятное дело, спрашивают: «Где нашли?» — «На Каре-речке», — отвечают, дышло им в душу!

Захар закашлялся так, что покраснел до лысины, смачно сплюнул на пол и продолжил:

— «И давно, — спрашивают, — камешки эти собираете? Много ли их там?» — «Давно, — говорят, падлы. — Раньше желтолицым продавали, а теперича они не идут, вот, к вам принесли». Бисовы дети, ***** ****** мать! — Захар поморщился, будто проглотил паука.

Видимо, ненавидел он этих орочонов лютой ненавистью.

— Ну, начальство-то не дураки сидят, смекнули, что к чему. Орочонам, как водится, по шее надавали да отправили восвояси. А на Кару снарядили экспедицию с инженером. Павлуцкой фамилия из самой столицы! Душевный был человек… послал нас в эту задницу! И я туда попал, на санях его возил. А куда денешься? Приехали мы сюда, в долину эту змеиную. Шалаши поставили, туда-сюда… копать начали. Снег метешь, метешь — рубаха мокрая. До земли доскребешься, а она — мерзлота, камень! Ломом-пудовиком тюкаешь, аж искры из глаз! А я-то парень молодой, силенок мало… Тайга кругом, жрать нечего, комарье это проклятое… Мрак!

— Ну а золото-то? Нашли? — не терпелось кому-то.

— Что «золото-то»? — злобно зыркнул старик. — Нашли, язви его! Прибежал с речки старатель один, патлы во все стороны, сам трясется, орет: «Золото!!! Крупинки в лотке! Видать хорошо!» Его начальство осаживает: «Да брешешь, собака! Перепил с утра? Иди похмелись!» — «Никак нет, ваше благородие, вот те крест! Водосвятие служите! Целовать буду!» Ну и все. Пошла наша жизнь прямиком в преисподнюю! Спирту дали — пей не хочу, только землю рой да песок промывай. Инженер по утрам орет: «Гайда на работу, орлы!» — а сам знай нахваливает. Обхождение в энто время у нас было самое галантерейное! Никого не били, с утра уже все полупьяные, а к вечеру и лыка не вяжем. А золото прет и прет!

Захар примолк, мечтательно глядя в черный потолок барака.

— Да-а. Жи-ли… Думали, праздник вечный будет. А не подумали, дураки, что не нам с господами чай пить. Года три еще золотишко… вот так… сквозь пальцы текло. Прах его возьми! Мы-то и не воровали почти, потом спохватились, да поздно! Начальство лиходейное прочухало, что к чему — пошли строгости. Золоту цену назначили, народу работного нагнали, а потом и вас, каторжных. Ну и все: за каждый золотник тут шкуру спускать стали. Не одна сотня нашего брата тут померла, царство им небесное!

— Дак ты вольнонаемный, выходит, был? — удивился Софрон. — А как же в кандалы-то угодил?

— Как-как… Известно как! Говорю ж, водка рекой текла! Ну, я по пьяни и учудил делов… А каких — тебе, сопляку, знать не положено!

Захар демонстративно отвернулся к стене, давая понять, что лекция окончена, и скоро захрапел. А я лежал, глядя в темень, и думал: «Вот же угораздило. Не Нерчинск, так Кара. Не мытьем, так катаньем. И гешефт этот еще… Чувствую, весело будет».

Утром началось наше знакомство с прелестями каторжного труда. Два мрачных типа притащили нам тулупы — драные, вонючие, явно снятые с предыдущих «счастливчиков», теперь уже пребывающих в лучшем из миров. Выдали рабочие рукавицы — «кокольды» — и «баклушки» — деревянные колодки на ноги, чтоб острые камни не порвали обувку раньше времени, если она у кого еще осталась. Инструмент — под стать одежде: тупые долота, пара молотков, четыре кайла с расшатанными ручками, две деревянные лопаты и один заступ, которым, наверное, еще Хабаров отбивался от маньчжуров. Шикарный набор для передовиков производства!

Двери барака распахнулись, и мы вышли в залитую солнцем морозную долину Кары, в звенящий от холода воздух, и отправились на «разработки».

Как нам доходчиво объяснил мастер Климцов, нашей артели из восьми будущих героев труда полагалось за день вскрыть одну кубическую сажень мерзлого грунта. То есть долбить кайлом камень, лед и прочую мерзлую дрянь, а потом деревянными лопатами кидать все это в «таратайку» — убогую тележку, запряженную косматой якутской лошадкой, посматривавшей на нас с нескрываемым сочувствием.

Тяжелее всего оказалось махать кайлом по этому каменному грунту. Наш гений коммерции Изя Шнеерсон оказался к этой работе совершенно непригоден — после пяти минут он уже извел всех своим нытьем про мозоли, больную спину и еврейское счастье.

Пришлось поставить его на «лопату» — загружать тачку тем, что надолбили другие. Нытье от этого не прекратилось, но зато хоть появился какой-то толк.

Нашего благородного корнета Левицкого, естественно, среди нас не наблюдалось. Видимо, местное начальство решило, что махать кайлом — это не для аристократических ручек. Его пристроили в «теплое» местечко в местную контору — бумажки перебирать да стирать пыль с портрета государя императора. Негоже ведь дворянину, как простому смерду, землю ковырять! Пусть лучше страдает интеллектуально, в тяжких думах над судьбами Родины.

Зато Тит… О, Тит работал за двоих, а то и за троих! Мерно поднимал и опускал тяжеленное кайло, с таким звуком врубаясь в мерзлоту, будто это был не грунт, а его личный враг.

— Это что! Вот молотом махать на заводе — это да! — скромно отвечал он на наши восхищенные и завистливые взгляды. — А тут после кузни-то — рай земной! Кормили бы только получше, а то сил не хватает раздолбать!

«Таратайкой» отвозили грунт на промывочную машину. Ох уж эта машина! Венец творения инженерной мысли! Адская карусель, которая выплевывает крохотный золотник золота… но не нам. Нам — шиш с маслом. Казне — золото, нам — кайло и клейстер из муки. Справедливость как она есть!

Устройство этой шайтан-машины поражало своей примитивностью: длиннющая деревянная горка с поперечными планками-углублениями. Сверху сыплют нашу добычу: смесь льда, камней и песка, — а потом поливают ледяной водой из реки. Качают воду, конечно же, вручную, помпой — дополнительный фитнес для желающих!

Вода смывает все легкое вниз, в отвал, а в планках, если звезды сойдутся, остаются самые тяжелые частицы — «черный песок», в котором иногда, подмигивая на солнце, прячется ОНО — золотая «крупичка».

Забавно. Я ведь бывал на золотых приисках в прошлой жизни. Даже рулил одним таким пару месяцев. Но там были драги, экскаваторы, водяные пушки, самосвалы… А тут — деревянная горка и лопата. Причем работали абсолютно по-идиотски: все артели валили грунт с разных участков на одну машину. Никто не проверял, может, половина из нас таскает пустую породу? По-хорошему, надо бы пробы с каждого карьера брать, смотреть, где золото есть, а где — только камни и наши страдания. Но кому это надо? План — вот бог! Рви жопу, круглое таскай, квадратное катай! А рентабельность, эффективность и человеческие жизни — это так, нестоящие мелочи.

В обед привезли «бизнес-ланч»: сушеную рыбу — юколу — и немного ржаной муки. Снова квест «раздобудь дрова, разожги костер, свари клейстер». Под чутким руководством Захара соорудили очередное малоаппетитное, но горячее варево. Костер, кстати, пригодился и вечером — наломали от него головней и работали остаток дня при их романтическом мерцающем свете. Труд облагораживает, говорили мне в детстве…

К вечеру руки превратились в кровавое месиво, спина отказывалась разгибаться, а кайло весило тонну. Едва добрели до барака, швырнули пропотевшие тулупы к очагу на просушку и рухнули на нары. Только забылся тяжелым сном — уже снова подъем! День сурка в аду.

Несколько дней мы вкалывали на этой «выемке». Холод, ветер, монотонный, изнуряющий труд. Глядя на серые, осунувшиеся лица вокруг, на пустые глаза, в которых давно потухла всякая надежда, я понимал: перспектив тут ноль. Только тяжкий труд и смерть — от болезни, от холода, от истощения или просто от тоски, которая въедалась под кожу похлеще любой заразы. Ночью барак сотрясался от кашля. Почти каждое утро кого-то не добудишься — тихо ушел ночью, и никто не знает, от чего именно. Может, просто надоело.

В общем, сразу же, с первых дней, стало понятно, что ловить тут нечего. Ночью, ворочаясь на скрипучих нарах и слушая симфонию храпа, кашля и предсмертных стонов, я лихорадочно думал: что дальше? Выжить здесь шансов мало. Бежать? Идея заманчивая, но как? Куда? Сбежать с разреза практически нереально. Пока доберешься до отвала по сыпучему песку — охрана из тебя решето сделает. Проскочишь — догонят казаки. Уйдешь от казаков — сожрет тайга или замерзнешь. Документов нет… Сплошной тупик. Ответов не было.

И вот на фоне этой всеобщей безнадеги наш неугомонный коммерсант Изя решил, что пора начинать делать дела. Видимо, пришел к выводу, что хуже уже не будет. Оптимист! Вечером, после работы, когда арестанты, измотанные до предела, пытались прийти в себя в душном бараке, Изя, прихватив пару колод карт и пузырек с чем-то подозрительно пахнущим. Видимо, водкой, надеюсь, он ее водой не из ближайшей лужи разбавил, начал аккуратно «окучивать» потенциальных клиентов из других артелей.

— Господа хорошие, не желаете ли скрасить серые будни? — вкрадчиво мурлыкал он, демонстрируя товар. — Карты — почти новые, не крапленые! Честное слово! А это… эликсир бодрости! Капля — и вы снова орлы! Почти даром отдам, по-божески!

Поначалу народ смотрел на него с подозрением, но соблазн развеяться или разжиться чем-то запретным был велик. Пара сделок даже состоялась. Но тут… тут его и заметили.

Из другого угла барака к нам неспешно направилась группа товарищей из конкурирующей «фирмы» — артели, которая, по слухам, держала здесь свой майдан. Здоровенные, угрюмые лбы с пустыми глазами. Возглавлял их тип по кличке Бугор — бугай с перебитым носом и кулаками, как гири.

— А шо тут у нас за дела? И без спросу, — пробасил Бугор, останавливаясь перед трясущимся Изей. Его шестерки встали полукругом, отрезая пути к отступлению. — Новенькие не по чину берете! Майдан на стол! Быстро!

Изя залепетал что-то про честную торговлю и здоровую конкуренцию, но Бугор его слушать не стал. Он просто протянул свою лапищу к мешочку с картами, который Изя сжимал в руке.

— А ну, не трожь! — рявкнул я.

Фомич, Тит и Сафар тоже поднялись, молча окружая наш импровизированный «прилавок». Старый Захар неодобрительно крякнул, но с нар не слез.

— О, защитнички нашлись! — осклабился Бугор. — Не лезь не в свое дело! А с этим… мы сами разберемся! Отдай товар, нехристь, по-хорошему!

Изя пискнул и попытался спрятать мешок за спину. Дальше тянуть было бессмысленно.

[1]Разгильдяев на самом деле он «Разгильдеев» но каторжане постоянно допускали в фамилии этой влиятельнейшей персоны простительную для неграмотных людей ошибку.

[2] Ваштейгер — горный мастер, надсмотрщик на рудниках.

[3]Орочоны — одна из территориальных групп эвенков.