Глава 24

Всё наконец-то было кончено. Контроль над Зардобом восстановлен, и над станцией, и над системой в целом, так что я со спокойной душой вызвал штаб.

Дежурный офицер ответил сразу же. На этот раз уже не сонным и вялым голосом, а вполне бодрым и сосредоточенным.

— Это «Гремящий», командир корабля старший лейтенант Мясников, — представился я. — Контроль над системой и станцией восстановлен, угроза ликвидирована.

— Переключаю на командование, — сказал дежурный.

Я почувствовал небольшой укол совести за неподчинение приказу, но всё вроде бы кончилось хорошо, наилучшим образом, так что я рассчитывал на то, что наказания не будет. Или оно будет чисто символическим.

— Кононенко, слушаю, — холодно процедил вице-адмирал после небольшой паузы.

— Господин адмирал, станция Зардоб возвращена под контроль Империи, — доложил я.

Повисла тишина. Напряжённая, гнетущая.

— Каким же образом, позвольте спросить? — сварливо произнёс адмирал.

— Десантная операция силами сводного отряда двух кораблей, — бодро доложил я, понимая, что тучи над моей головой сгущаются с каждой секундой. — Главари повстанцев арестованы, губернатор Димитриевский арестован как пособник туранцев!

Кононенко тяжело вздохнул.

— Вы идиот, Мясников, — прошипел он. — Нет, если вы и впрямь отбили станцию, то вы молодец. Но всё-таки вы идиот.

Я молча скрежетнул зубами. Не будь он моим начальником, я бы вызвал его на дуэль.

— Димитриевского освободить немедленно, с извинениями, — приказал адмирал.

Пожалуй, надо было устроить несчастный случай. Как же, это граф, человек благородных кровей, негоже с ним так обращаться. С другой стороны, официальных обвинений Димитриевскому никто не выдвигал. Наоборот, его могли посчитать жертвой, и посчитают, раз он пострадал от действий туранских повстанцев.

— Господин адмирал… — начал я, но Кононенко меня перебил.

— Я не желаю слышать никаких оправданий, — сказал он.

— Делом Димитриевского занимался подполковник Игнатов, его подставили и отстранили, — всё равно продолжил я. — Обратите на это внимание, будьте добры. Граф предал Империю, я готов дать показания под присягой. Предоставить все доказательства.

Про майора Пеньковского, сидящего в моём трюме, я пока докладывать не стал.

— Разберёмся… — проворчал адмирал. — Раз уж станцию взяли, теперь вам с «Беспощадным» её и оборонять. Крейсера скоро к вам подойдут, обратно их пока не отправить… Значит, так. «Гремящий» пока останется в Зардобе. Отправим пехоту к вам на помощь, станцию надо зачищать после такого. Вы назначаетесь военным комендантом, временно, как прилетит пехота, сдадите полномочия… А кому? Подполковнику Самохину сдадите. Всё понятно вам?

— Так точно, господин адмирал, — ответил я.

— Не такточничайте, вас, Мясников, по восемь раз переспрашивать надо, — произнёс Кононенко. — Вопросы есть?

— Никак нет, господин адмирал, — ответил я.

— Тогда ожидайте. Конец связи, — сказал он.

Я откинулся назад на спинку кресла, провёл рукой по лицу. Вроде обошлось, но это не точно. Во всяком случае, могло быть и хуже. Освободить губернатора… От этого приказа меня тянуло блевать, но и проигнорировать его я не мог. Тут точно будут последствия, и не самые приятные для меня. Но, с другой стороны, я могу переправить его на корабль и освободить чисто формально. Пригласить в гости, отплатить Димитриевскому за его гостеприимство точно таким же гостеприимством.

На станции пока что всем заправлял мичман Заварзин, занимался он тем, что организовывал эвакуацию раненых. Медблок самой станции использовать мы не решились, хоть он и был оснащён гораздо лучше нашего. Начальником тамошней медицинской службы работал туранец, и мы не рискнули привлекать его к лечению наших людей.

Потери вообще терзали моё сердце, и если команда «Беспощадного» была для меня чужой, то всех наших ребят я знал лично. Из сотни штурмовиков сводного отряда целыми и невредимыми остались только три десятка, все остальные так или иначе выбыли. Почти половина — безвозвратно. Экипаж «Гремящего» лишился во время этого штурма двадцати восьми человек, и ещё неизвестно, сколько раненых сумеют выкарабкаться.

— Заварзин! — вызвал я комвзвода охраны. — Губернатора Димитриевского переправить на «Гремящий» на ближайшем челноке.

— Мест нет, господин старший лейтенант, — ответил мичман. — Или мне кого-то из раненых следующим рейсом отправить?

— Нет, сначала раненые, потом граф, — сказал я. — Но не тяните с этим, хорошо?

— Так точно, господин старший лейтенант, — ответил он. — А этого, коменданта… Тоже на «Гремящий»?

— Нет, пусть на станции сидит, — сказал я. — Не хватало нам ещё туранцев на корабле.

Заварзин усмехнулся.

— Давай раненых, готовимся принимать. Конец связи, — добавил я.

Позвал вестового, пока выдалась свободная минутка, можно потратить её на себя любимого и быстренько пообедать. От меня в данный момент всё равно ничего не зависело, на станции разберутся сами, границы системы обороняет «Беспощадный», который тоже никакого внимания к себе не требует.

Ефрейтор Дёмин принёс мне фасоль с мясом и овощами, естественно, разогретый сублимат, другой пищи на корабле не осталось. Мы слишком давно не были в мирной тихой гавани, чтобы закупиться нормальными продуктами, так что приходилось довольствоваться старыми запасами.

После обеда настало время для традиционной чашечки кофе. Я поглядывал на мониторы, отсчитывал минуты до конца вахты и наслаждался терпким вкусом натурального чёрного кофе, от которого меня непременно будет клонить в сон вместо того, чтобы бодрить.

Обещанных крейсеров и транспорта с пехотой так и не было. Я даже начал немного беспокоиться. По моим расчётам, приблизительным и условным, конечно же, они должны были уже добраться до Зардоба, даже если шли медленнее обычного.

Первый челнок наконец добрался до «Гремящего», раненых при штурме начали размещать по местам. Самых тяжёлых — в медблок, остальных в жилые отсеки, на всех не хватало места. Госпоже Фидлер даже пришлось мобилизовать себе помощников, которые установили круглосуточное дежурство рядом с ранеными, причём трое из них сами были ранены на станции, но отделались буквально царапинами.

Менять меня пришли лейтенанты Магомедов и Козлов. Артиллерист впитывал знания как губка, и на этот раз Магомедов показывал ему, как принимается вахта. Теория теорией, но гораздо эффективнее показать всё вживую.

И как только я передал вахту второму помощнику, сенсоры «Гремящего» сообщили нам о появлении в системе нового корабля. Пришлось остаться на мостике.

— Ну-ка, запрашивай, — приказал я Козлову. — Смотри, кто к нам колёса катит.

— Какие колёса? — не понял он.

— Круглые, какие ж ещё… Нет, вот сюда нажимай, — сказал я.

Лейтенант выполнил просьбу, это оказался один из наших крейсеров, «Диана». Не прошло и полгода. Вызвали связистов, запросили канал.

— Крейсер «Диана», вахтенный офицер капитан-лейтенант Ефимов, — раздался грубый хриплый голос в динамиках.

Представляться пришлось мне, как старшему на мостике, пусть даже я уже сдал вахту.

— Малый эсминец «Гремящий», командир корабля старший лейтенант Мясников, — сказал я. — Докладываю, станция Зардоб под контролем.

Пауза несколько затянулась.

— Капитан первого ранга Черных, — произнёс уже другой голос. — Выходит, мы шли сюда зря? «Гремящий» опять навёл шороху?

Я почувствовал явное раздражение, репутация снова летела впереди меня. Плохая репутация. Совсем не о такой я мечтал, выпускаясь из Академии.

— «Гремящий» и «Беспощадный» взяли станцию под контроль, не дождавшись вашего прибытия, — холодно произнёс я.

— Вас понял, «Гремящий», — проворчал капитан Черных. — Штаб уже в курсе событий?

— Так точно, — сказал я.

— Значит, наше присутствие здесь больше не требуется. Я буду запрашивать разрешение на отход, — сказал он.

— Вас понял, «Диана», — сказал я. — Конец связи.

Магомедов и Козлов покосились на меня, я не скрывал своего раздражения. Приди крейсер чуть раньше, может, и потерь было бы гораздо меньше. На крейсере должен быть не просто взвод охраны, а целая рота абордажников, десантников. С тяжёлым армейским вооружением.

Вскоре пришла и «Минерва». Тяжёлый крейсер во главе со знакомым уже капитаном Миллером. С ним тоже связались, рассказали, что помощь уже не требуется. Миллер, однако, отнёсся к этому гораздо спокойнее.

На краю системы теперь находилось целых три имперских корабля, граница была надёжно прикрыта от вторжения извне. Туранские транспорты, ожидавшие за пределами системы, скрылись в гиперпространстве, возвращаясь к себе домой, только «Гуверчин» остался пристыкованным к станции, фактически под арестом. Жизнь потихоньку налаживалась.

— Если кто ещё появится, докладывайте сразу, — попросил я. — Если крейсера уйдут, тоже доложите.

— Есть, господин старший лейтенант, — произнёс лейтенант Магомедов.

Я вышел из командирской рубки, но отправился не в свою каюту, а в медблок, проведать раненых. Это не входило в обязанности командира судна, но я чувствовал необходимость это сделать. Для меня каждый из них был героем, без исключения.

В медблоке серая от усталости старший мичман Фидлер в испачканном кровью белом халате преградила мне путь.

— Господин старший лейтенант, — произнесла она. — При всём уважении. Не надо сюда заходить.

Я на секунду опешил.

— Почему? — спросил я.

— Им нужен отдых. Зайдите лучше потом, — вздохнула начмед.

— Понял, не мешаю, — ответил я.

Всё-таки в медблоке находились тяжело раненые. Я решил сходить в жилой отсек, проведать тех, кто отделался царапинами и лёгкими ожогами. А ведь потом ещё предстоит хоронить павших, со всеми почестями.

— Сми-ирна! — заорал дежурный, завидев меня в дверях жилого отсека.

— Отставить! — рыкнул я. — Ты дурак или где? Какое смирно, тут раненые лежат!

— А-атстаить! — сконфуженно продублировал команду дежурный.

Жилой отсек «Гремящего», в котором обитали нижние чины, представлял собой достаточно тесное и многолюдное место, в отличие от офицерского отсека. Здесь вместо отдельных кают и кубриков были капсульные ячейки, в которых и отдыхали простые операторы. Ладно хоть у каждого имелась своя личная капсула и её не приходилось делить с кем-то ещё, как это было на морских кораблях в древние времена.

Дежурный сунулся ко мне с докладом, но я отогнал его красноречивым жестом, уставные ритуалы меня не интересовали. Вместо этого я попросил его проводить меня к раненым бойцам. Раненых постарались собрать вместе, поближе к выходу, и несколько из них попытались вскочить при моём появлении.

— Сидите-сидите, — произнёс я.

Вернулись по местам, начали переглядываться. Глаза у всех блестели, настроение определённо было боевым.

— Благодарю за службу, господа, — произнёс я.

— Служим Империи! — наперебой ответили они.

Я вдруг подумал, что если бы потребовалось, они пошли бы на станцию снова. Без всяких сомнений. И пока такие люди продолжают служить в космофлоте, Империя будет стоять непоколебимо.

— Империя вас не забудет, братцы. И я не забуду, — сказал я. — Списки на награждение уже сформированы. Не буду больше вас отвлекать, отдыхайте.

Пожал руки нескольким из них, перекинулся ещё парой слов, и только после этого отправился к себе.

Едва я зашёл в каюту и снял китель, как с мостика поступил вызов.

— Господин старший лейтенант! Из гипера вышел транспорт, наш, имперский! — доложил лейтенант Магомедов.

— Кто такой? Запроси цель прибытия, — сказал я.

— Это пехота! — ответил он.

— Сопроводи их к станции, — приказал я.

— Есть, рассчитываем манёвр! — ответил второй помощник.

Пехота долетела бы и самостоятельно, но мне хотелось, чтобы лейтенант Козлов увидел как можно больше во время своей подготовки.

Остальные наши корабли так и паслись на краю системы, крейсеры готовились уходить обратно, «Беспощадный» гонял челнок туда-сюда, тоже вытаскивая раненых. Транспорт с номером вместо названия пошёл на сближение со станцией.

Там же должен быть и новый комендант, которому предстоит разгребать авгиевы конюшни станции Зардоб, наводить порядок. Во всех смыслах. И мне надо сдать ему полномочия, как приказал вице-адмирал. Похоже, придётся вновь лично посетить станцию. Китель я надел снова.

Наш челнок как раз готовился к отстыковке, я подошёл к шлюзу как раз вовремя. Затурканный, уставший пилот, почти без передышки гонявший от станции к эсминцу и обратно, вяло меня поприветствовал.

— Ну как, есть места на следующий рейс или это в кассе надо спрашивать? — пошутил я.

Ефрейтор, обычно смешливый и весёлый, шутки не оценил, понуро кивнул в ответ.

— Располагайтесь, господин старший лейтенант, — сказал он.

В салоне пахло кровью и смертью. Кое-как замытые бурые пятна виднелись тут и там, раненых везли прямо так, взгромождая чуть ли не друг на дружку. Да, тут было не до смеха. Весь путь проделали в тягостном молчании.

К станции пристыковались на соседних шлюзах, поближе к высоким кабинетам, и если с транспорта выбегали солдаты в полной боевой экипировке, организованно, строились повзводно в зале, примыкающем к шлюзу, то с челнока я сошёл в гордом одиночестве. По статусу, конечно, положено уже иметь помощника, адъютанта, но я пока обходился сам, не видя в его отсутствии никакого урона чести.

Подполковник Самохин оказался высоким статным офицером с едва заметной проседью в волосах и безобразным ожогом на лице, тянущимся от лба вниз куда-то под китель. Я лихо исполнил воинское приветствие, стараясь не пялиться на ожог, который всё равно притягивал взгляд будто магнитом.

— Здравия желаю, старлей, — произнёс подполковник.

Голос был синтезированным, воспроизводился с помощью импланта. Похоже, служба его изрядно помотала, и это невольно вызывало уважение.

— Господин полковник, приказом штаба сектора… — начал я, но Самохин остановил мой доклад жестом.

— Кратко. Обстановка, — сказал он.

— Станция усмирена, отдельные очаги сопротивления заблокированы и физически отрезаны от остальной станции, — доложил я. — Главари повстанцев арестованы.

Самохин кивнул, задумчиво потёр подбородок. Взгляд мой снова скользнул по его безобразному шраму.

— Плазма, — коротко объяснил он, заметив мой взгляд, который я тут же отвёл в сторону.

На секунду повисла тишина, затем армеец развернулся к своим людям и начал отдавать приказы, суть которых сводилась к контролю всех основных точек на станции. Реакторы, системы жизнеобеспечения, артиллерийская батарея, узел связи, диспетчерская. Ощущение было такое, словно он уже не в первый раз этим занимается, словно ему уже приходилось усмирять мятежные орбитальные станции.

— Где губернатор? — спросил он.

Я вдруг подумал, что Димитриевского всё-таки нужно было вытаскивать на эсминец первым же челноком.

— Арестован. Есть доказательства его причастности к мятежу, — сказал я.

Но вместо того, чтобы обрушиться на меня с критикой, как это сделал бы Кононенко, полковник просто кивнул.

— Не удивлён, — сказал Самохин.

Это давало шанс, что графа не придётся освобождать, всё-таки Самохин подчинялся другому командованию.

— Что-то ещё? — спросил подполковник. — Что мне нужно знать.

Я задумался на мгновение.

— Никак нет, господин полковник, — ответил я. — На станции более-менее порядок навели уже.

— Хорошая работа, старлей, — похвалил он.

— Служу Империи, — машинально ответил я, и он пожал мне руку на прощание.

Рукопожатие у Самохина оказалось крепким, пусть он и не старался сломать мне кости в руке, как некоторые.

Я вернулся на челнок, который снова был полон народа, усталые бойцы сдавали посты армейцам и возвращались на корабль. Когда челнок был готов отстыковаться от станции, меня снова вызвали Магомедов и Козлов.

— Господин старший лейтенант! Это вахтенный, лейтенант Магомедов! — затараторил он.

Голос звучал испуганно, нервно.

— Что у вас? Что стряслось? — спросил я.

— Э-э-э… Тут корабль! Нет, два! Три! Четыре корабля! Это туранцы!

Загрузка...