Капитан космического флота

Глава 19

Я ещё раз посмотрел на растерянных артиллеристов, на скафандры, на раненых.

— Может, где-то ещё поблизости можно раздобыть? — спросил я.

У нас на «Гремящем» запасные скафандры имелись почти везде. На станции, похоже, не так. Даже те, что принёс Заварзин, оказались инженерными, специально для работ в открытом космосе, а не боевыми.

— Это вряд ли, — покачал головой прапорщик Гришин. — Хотя… Не знаю. Опасно. В оружейке могут быть, но они все захвачены.

— Далеко? — спросил я.

— Так точно, — кивнул Гришин.

— Можем эвакуировать двумя партиями, — предложил мичман Заварзин. — Быстро до «Гремящего» добежим, туда-сюда.

Разделять отряд мне как раз-таки не хотелось. Если зардобцы вновь решат пойти в атаку, мы можем и не сдюжить. Но, похоже, выбора у нас не оставалось.

— Значит, раненых тащим первыми, — заключил я.

— На эсминце можно скафандры взять, — предложил кто-то из наших бойцов.

Но до «Гремящего» тоже бежать далековато. Быстрее, пожалуй, и впрямь сделать две ходки. Или сперва унести раненых, а потом взять на эсминце скафандры для остальных.

— Раненых осмотрите, кто из них способен идти… Первую помощь оказывали? — спросил я.

— Так точно, — ответил прапорщик. — Ну, насколько смогли.

Я подошёл к лежащему артиллеристу, которому выстрелом бластера оторвало обе ноги, на вид он был очень плох. Ладно хоть крови он потерял немного, раны ему прижгло в тот же момент. Если доставим на эсминец, то жить будет. Мадам Фидлер найдёт способ его залатать, а потом уже можно и на биомеханику встать.

— Ты как? — спросил я.

— Ног не чувствую… — простонал он.

Первую помощь обоим раненым и впрямь оказали как сумели, не слишком-то профессионально. Второй раненый схлопотал осколок в живот, и выглядел ещё хуже первого.

— Решайте, господа пушкари, кто пойдёт с первой партией, — сказал я. — Жребий тяните или ещё как. Понесёте своих раненых. Мы прикрываем отход.

Артиллеристы молча переглянулись, прапорщик Гришин задумчиво почесал кончик чумазого носа.

— Ну, я пойду тогда… Так, и вы двое, — ткнул он пальцем в самых здоровых, лучше других подходящих для переноски тяжестей.

Лично мне было без разницы, кого сопровождать к эсминцу. Это им решать, кто останется ждать, а кто пойдёт в безопасное место.

— Тогда одевайтесь, — пожал я плечами.

Первым делом одели раненых, потом артиллеристы облачились сами. Безногого удалось закинуть на плечи, раненого в живот пришлось аккуратно тащить вдвоём.

— Первое отделение, за мной, второе, держитесь здесь. Мы скоро вернёмся, — сказал я.

«Скоро» — понятие растяжимое, но я и впрямь надеялся обернуться как можно быстрее.

— В переговоры с врагом не вступать, стреляйте сразу, — добавил я напоследок.

Мы отправились назад к шлюзу, и на этот раз дорога оказалась гораздо короче. Мало того, что шли быстро, почти бегом, так и сопротивления не встречали, в разгерметизированных отсеках просто не было никого, кто мог бы нам противостоять. Половина отделения впереди с пистолетами наперевес, затем пятеро артиллеристов, затем другая половина отделения, прикрывая нас с тыла. Я шёл в первых рядах, пытаясь на ходу связаться с «Гремящим». Связь хоть и глушили, на таком расстоянии дозваться всё-таки было можно.

— «Гремящий», это Мясников, ответьте, — повторял я, перебирая диапазоны один за другим.

Спустя несколько минут и ещё пару отсеков станции эсминец всё-таки отозвался.

— «Гремящий», лейтенант Магомедов, слушаю, — донеслось до меня сквозь помехи и заикания.

Сигнал терялся, но по мере продвижения к шлюзам ситуация становилась получше.

— Эвакуируем раненых, готовьтесь встречать, — сказал я.

— Наших? — обеспокоенно спросил второй помощник.

— У нас без потерь. Артиллеристы, — сказал я.

То, что нам удалось добраться до батареи, не потеряв ни одного человека, уже само по себе достижение. Местные не рвались в бой, это нас и спасло, по сути. На станции наверняка были ещё верные присяге люди, но их спасение придётся оставить на потом.

Мы добрались к раскуроченным гермодверям, начали выбираться на поверхность станции. Эсминец по-прежнему висел рядом со станцией, вплотную к ней, и мы вновь перекинули трос.

Ладно хоть гравитация за пределами станции действовать перестала, и раненых можно было теперь просто толкнуть по направлению к шлюзу «Гремящего». Там уже поджидали встречающие.

— Нужны четыре скафандра! — сообщил я.

Благо, размер универсальный, подгоняется по фигуре.

Обменялись. Мы закинули артиллеристов на эсминец, забрали скафандры, побежали обратно. Нехорошее предчувствие набатом гудело в голове, и на подходе к отсеку, где осталось второе отделение, мы вновь услышали пальбу. Ускорились ещё сильнее.

Я вновь проверил пистолет, переключил режим огня на автоматический, понизил мощность выстрела до нелетального. Первым ворвался в коридор, примыкающий к батарее, где держали оборону наши ребята.

Теперь на нас наседали уже станционные безопасники, или кто-то в их форменных бронежилетах и шлемах. Перестреливались из укрытий, изредка перебегая из одного в другое, но оборону Добрынин со своими людьми держал крепко.

— Как вы тут? — спросил я его.

— Справляемся! — ответил старший мичман. — Подранков унесли?

— Да! Сейчас остальные оденутся и валим отсюда! — сказал я.

Укрывались кто за чем горазд, за вывороченными дверьми, за опрокинутой мебелью, за углами, высовывались только для того, чтобы сделать выстрел-другой. Не слишком успешно. Несколько наших ребят схлопотали по броне, но остались целы, с той стороны тоже особых потерь не было. Я бы вообще предпочёл обойтись без кровопролития. Но стрелял по высовывающимся аборигенам вместе со всеми, пока в помещении артбатареи оставшиеся пушкари облачались в скафандры.

— Все готовы, господин старший лейтенант! — доложил Заварзин.

— Всё, уходим, уходим! — приказал я.

Начали отходить, на этот раз всем составом, организованно, отстреливаясь от преследующих нас местных. Знакомыми уже путями, так быстро, насколько это было возможно. Двери закрывали за собой, чтобы хоть как-то задержать преследующих нас аборигенов, одну даже наскоро забаррикадировали удачно подвернувшимися баллонами.

Бежать оказалось куда труднее, чем я думал изначально, я взмок до нитки в тяжёлом бронированном скафандре, но всё же продолжал отходить в арьергарде, прикрывая всех остальных. Может быть, капитан и не должен так делать, он должен только сидеть за штурвалом и раздавать указания, но я чувствовал — то, что я делаю, правильно. Я не мог отсиживаться за чужими спинами, я не мог посылать людей на смерть ради своих амбиций. Может, поэтому я всего лишь старший лейтенант, а не адмирал. У адмиралов такой дилеммы не возникло бы и в помине.

Мы наконец добрались до шлюза. «Гремящий» висел на месте, пристёгнутый тонким тросом к станции, словно поводком, и мы начали перебираться на эсминец. Он висел прямо напротив шлюза, так что мы разбегались и прыгали через невесомость на другую сторону. Спасённые артиллеристы заскочили первыми, с ними половина нашего отряда. Шлюз эсминца не мог уместить нас всех, так что мы остались ждать, пока они переберутся внутрь корабля.

Нас продолжали преследовать, из глубины коридоров то и дело по нам пытались стрелять, но мы открыли огонь на подавление, не давая местным и шанса. Вспышки бластеров мерцали, как светомузыка на какой-то дикой тусовке.

Я вновь вызвал Магомедова.

— «Гремящий», это Мясников! — позвал я. — Готовьтесь отходить по команде!

— Вас понял! — отозвался второй помощник.

Шлюз открылся, приглашая оставшихся, мы начали запрыгивать внутрь один за другим, помогая друг дружке, втаскивая тех, кто не допрыгнул и удерживая тех, кто разогнался слишком сильно. Я покинул станцию последним, продолжая поливать коридор огнём бластера.

— Отходите! — приказал я вахтенному.

«Гремящий» резко ушёл вниз, прочь от Зардоба и подальше от его орудий, где теперь сидели не верные солдаты Империи, а неизвестно кто.

Шлюз закрылся, распахнулась внутренняя дверь в коридор, но у меня не было сил, чтобы пройти внутрь, я сел на пол прямо там, где стоял, и сорвал надоевший шлем, тяжело дыша. Пусть даже я каждый день уделял внимание физподготовке, этого оказалось недостаточно. Этого никогда не бывает достаточно.

— Так… — выдохнул я, оглядывая своих бойцов.

Все остальные тоже отдыхали прямо у шлюза, разве что спасённых артиллеристов немедленно повели в медблок. Я прикоснулся затылком к прохладной металлической переборке, прикрыл глаза. Я даже поверить не мог, что всё получилось.

«Гремящий» потихоньку отходил за пределы досягаемости орудий станции, но систему покидать было нельзя, если туранцы вдруг надумают вернуться, то система совершенно точно будет потеряна. Поэтому нам теперь нужно было доложить в штаб о сложившейся ситуации и ждать ответа.

Долго рассиживаться было нельзя, поэтому я поднялся почти сразу же, вызвал мостик. Здесь связь работала уже без перебоев.

— Вахтенный, отводите эсминец на высокую орбиту, — приказал я. — Сейчас я к вам поднимусь.

Оставалось ещё одно дело, которое требовалось сделать, так что я снова оглядел уставших бойцов.

— Спасибо за работу, господа, — произнёс я и исполнил воинское приветствие. — Империя этого не забудет.

— Служим Империи… — отозвались они один за другим.

— Отдыхайте пока. Увольнение на станцию не обещаю, — усмехнулся я. — Но как будет возможность — всё будет. Заварзин, проконтролируйте, чтобы всё оружие вернулось на место, в оружейку.

— Есть, — проворчал мичман.

Я оставил их возле шлюза, а сам отправился в командирскую рубку, прокручивая в голове варианты доклада в штаб. Система Зардоб осталась под нашим контролем, а вот станция, можно сказать, потеряна. Вооружённое восстание — это не шутки, и пусть нашей прямой вины в этом нет, по головке меня всё равно не погладят. Скажут, допустил мятеж у себя под носом, прозевал очевидные признаки. И плевать, что это вне моей зоны ответственности. Не увидел, не доложил, не отреагировал.

То, что это дело рук губернатора — всем будет плевать. Уж кого, а наших штабных я знаю. Не удивлюсь, если Димитриевскому и вовсе удастся выйти сухим из воды. Подмажет где надо, и вся недолга. Для людей его уровня — раз плюнуть.

На мостике снова находился один только Магомедов, старпом ушла отдыхать, так что я рухнул на свободное место и принялся сочинять письмо на деревню дедушке. То есть, рапорт на имя адмирала Строгова, одного из самых старых адмиралов космического флота. Для контрразведки придётся сочинять другой.

— Как всё прошло, господин старший лейтенант? — спросил меня второй помощник.

— На удивление гладко, — ответил я, не отрываясь от процесса. — Нас там не ждали. А если и ждали, то побоялись всерьёз дать отпор.

— И что теперь будем делать со станцией? — спросил он.

— Пока ничего, посмотрим, что прикажут… Возьмём в блокаду, скорее всего, — сказал я.

В рапорте писал всё без утайки, но и без приукрашивания, чётко по делу. И про «Исмаила», и про станцию, и про спасение артиллеристов. Неудобные моменты, конечно, старался сгладить, но не так, чтобы вовсе их избежать. Я прекрасно понимал, что вся эта история с «Исмаилом» и его отходом обратно в пространство Турана — счастливая случайность, и мне крупно повезло, что на станционной батарее дежурили вменяемые люди. Я рисковал, и рисковал по-крупному, а это у нас не очень-то любят.

Но кто не рискует — тот не пьёт. В конце концов, чтобы выигрывать много — надо ставить по-крупному.

Сочинил, подписал, отправил. Нутром чуял, что без неприятностей не обойдётся, но даже так я считал, что я прав. А кто попытается это оспорить, того можно и на дуэль вызвать. Их начальство тоже не одобряет, но мне и терять-то нечего.

Тут же начал строчить другое послание, подполковнику Игнатову. Старпом, конечно, должна была написать и ему, и в штаб, но теперь у меня было куда больше информации, да и известие о том, что в системе происходит какая-то хрень, не равно известию о том, что хрень побеждена.

Игнатов, конечно, приказывал нам отходить, а не соваться в пекло, и за эту самодеятельность мне непременно выскажут. Однако система всё ещё под нашим контролем, а не перешла в волосатые руки туранцев, и уже только за это можно простить нам любые прегрешения.

Второе донесение состряпал ещё быстрее первого. В сущности, оно было его копией, разве что тут пришлось перефразировать кое-что, поменять акценты, насыпать немножко подробностей и деталек. В сущности, доклад Игнатову был улучшенной и дополненной версией рапорта в штаб.

И всё же на связь первыми вышли контрразведчики. Дежурный связист доложил Магомедову, тот доложил мне. По-хорошему, мне стоило бы сейчас пойти отдыхать, а не торчать на мостике, но я опять решил, что без меня не обойдётся. Я прекрасно знал, что переработки у нас не оплачиваются, а трудоголизм не ценится, но всё равно рвал жилы, потому что не мог иначе. Хочешь сделать хорошо — делай сам.

— «Гремящий», командир корабля старший лейтенант Мясников, — представился я неизвестному.

— Майор Петров, служба внутренних расследований, получили ваш рапорт, — произнёс незнакомый голос. — Отправляем к вам корабль, позывные и частоты для связи прилагаем. Оставайтесь на месте, в системе.

Фамилия, скорее всего, была ненастоящей, а вот данные по кораблю походили на правду.

— Понял, ждём, — ответил я.

Сейчас сюда набегут все подряд, как стервятники на свежую падаль. Пока выдалась свободная минутка, полистал новостные паблики, разыскивая новости о Зардобе, что-то наверняка должно уже было просочиться, но нет, во всех новостях была тишь да гладь, даже в зарубежных, где через одного постили пропагандистские фейки. Сначала я не понял, в чём дело, а потом догадался. Станция продолжает глушить сама себя, и все сообщения теряются в потоке белого шума.

Корабль службы внутренних расследований выпрыгнул из гиперпространства едва ли не через полчаса после того, как майор Петров вышел с нами на связь, видимо, мчались на всех парах, на максимально возможной глубине. Оно и понятно, ситуация неординарная, всё же не каждый день из повиновения выходит целая орбитальная станция.

Другие корабли не смели даже показываться в Зардобе, на всех звёздных картах, во всех актуальных справочниках эта система теперь обозначалась высшим уровнем опасности, как только мы доложили в штаб о нападении крейсера.

Вместо названия у этой посудины тоже был буквенно-числовой код, не имеющий, на первый взгляд, никакого смысла. И полетело это корыто не к станции, а напрямую к нам.

Предчувствие у меня, как обычно, было нехорошее, но я старался отогнать его прочь, понимая, что кругом прав и поступил единственно верным образом. Сдать систему туранцам было бы гораздо хуже и для Империи, и для меня лично, а так хотя бы Зардоб по-прежнему считается нашим пространством.

— Запрашивают стыковку, — доложил связист.

— Разрешаю, — сказал я.

На этот раз я лично отправился встречать гостей. Прямо как был, в бронескафандре, на котором виднелись грязь и прочие отметины, мол, я тут не прохлаждался, а выполнял боевые задачи.

К шлюзу я подошёл как раз вовремя, их кораблик закончил стыковку. Пожалуй, нужно было взять кого-нибудь из офицеров себе в сопровождение, но уже было поздно кого-то звать.

Гермодверь с шипением отъехала в сторону, на пороге показался низенький коренастый мужчина с майорскими погонами и бульдожьим недовольным лицом. Я представился первым, исполнил воинское приветствие, протянул руку для рукопожатия.

Майор даже не шелохнулся, и я понял, что это недобрый знак.

— Здравия желаю, старлей. Майор Пеньковский, служба внутренних расследований, — проскрипел он, вяло махнув рукой рядом с фуражкой.

— А где полковник Игнатов? Пошёл дальше на повышение? — попытался пошутить я, одновременно козырнув знакомством.

— Игнатов? Отстранён, — холодно произнёс Пеньковский. — Арестован. И нам, похоже, есть что обсудить по этому поводу.