Бесконечное исцеление. Том 1. Изгой

Глава 8. Король леса

После душа, пока вытирался, телефон отозвался парой приятных вибраций. Проверил: два перевода. Один от Насти, солидная сумма за проданный лут с кабанов и прошлые трофеи. Второй… от Елены. С сообщением: «Купи себе что-нибудь вкусненькое, мой хороший. Худенький очень, расти надо.» Пипец. Жизнь профессионального содержана, пусть и с элементами виртуального бандитизма, оказалась на удивление комфортной.

Сидел на кухне, уплетая очередную порцию макарон с котлетой (мама, кажется, уже смирилась с моим звериным аппетитом), когда она сама подошла и села напротив. Взгляд у неё был не упрекающий, а скорее оценивающий, деловой.

— Ну вот. Ты уже неплохо зарабатываешь. Самостоятельно. Даже очень неплохо, судя по тем суммам, что на карту приходят… А когда жену найдёшь и съедешь? Можешь ведь себя обеспечивать. И квартиру снять, и за девушкой ухаживать.

— Мам… — попытался найти хоть какую-то отмазку. — Я только встал на ноги. Нужно стабильность накопить. И с девушкой… это не так быстро.

— Быстро-не быстро, — махнула она рукой. — Но и сидеть вечно на шее у родителей не дело. Ты же мужчина. Тебе своё гнездо вить пора. Хотя бы на съёмную квартиру подумай. А то у тебя тут только игра да бокс, никаких больше занятий нет.

Я молча ковырял вилкой в тарелке. Она права. Мои виртуальные победы и лёгкие деньги от Елены не отменяли того, что в таком возрасте живу с родителями и не имею ни малейшего понятия, как устроить свою взрослую жизнь.

— Подумаю, — буркнул я в тарелку, самый беспроигрышный и ничего не значащий ответ.

— Смотри, чтобы не слишком долго думать, — мягко, но настойчиво заключила мама, вставая и забирая свою чашку. — А то так и до сорока лет можно продумать.

На следующий день, лёжа на ляжках Елены после завтрака, я спросил, крутя в пальцах край простыни:

— А если твой муж такой… отстранённый, то почему ты его не бросишь?

Мне ведь действительно нужно было думать о будущем, о жене. А она лучшая кандидатура из всех, что были рядом: взрослая, хозяйственная, внимательная.

Елена замерла на секунду, её пальцы, перебирающие мои волосы, остановились.

— Ну… я люблю его, — тихо сказала она. — И тебя тоже люблю. Но… вас обоих. По-разному. И не хочу ничего менять. Так хорошо.

— То есть я тебе как игрушка, развлечение от скуки?

— Нет! Что ты!? — она встрепенулась, её голос стал виноватым и сбивчивым. — Просто… ну не могу его бросить, совесть не позволяет. Он хороший человек, кормилец… Да и что люди скажут? Бросила нормального, обеспеченного мужа и взяла какого-то… мальчика.

Последнее слово повисло в воздухе тяжёлым, унизительным грузом. Мальчика. Не мужчину, не партнёра, а мальчика. Забавного питомца, которого можно приголубить, накормить и отпустить гулять.

Я не стал ничего отвечать. Просто поднялся, начал одеваться. Елена пыталась что-то сказать, оправдаться, но слова звучали пусто. Границы обозначены с предельной ясностью. Для неё я был тайным удовольствием, грешком, но не жизнью. Мысль о том, чтобы связать с ней судьбу, сгорела дотла в один миг.

Стоп… Она говорит не слишком уверенно, её оправдания шаткие. Значит, присутствует слабина. Есть шанс. Какая же ты тварь, Елена, и прошмандовка, играющая в добрую женушку. Но зато… моя.

Я резко развернулся и вернулся к дивану, снова устроившись на её ляжках, теперь с новой, хищной решимостью.

— Прости, — в моём голосе не было ни капли раскаяния, только твёрдое, почти властное утверждение. — Но ты моя.

— Ой, что ты, Илюша… — попыталась она смущённо отшутиться, но голос дрогнул.

Вжался в неё сильнее, обнял так, чтобы она почувствовала всю силу в своих, всё ещё ноющих после тренировок, мышцах. Мои губы нашли её шею, потом губы, не прося, а беря. Я целовал её так, чтобы в её голове не осталось места для мыслей о муже, о приличиях, о том, «что люди скажут». Чтобы осталось только моё дыхание, желание. Чтобы она забыла. Хотя бы на время. Чтобы она почувствовала не мальчика, а того, кто может диктовать условия в этом маленьком, тёмном мире её квартиры.

Из-за этого пропустил тренировку по боксу. Но это осознанная жертва. Потому что теперь Елена, лежащая разбитая и липкая от пота подо мной, вряд ли думает о муже.

В игре меня встретила Настя, уже полная боевой готовности. Солнце едва пробивалось сквозь густую хвою, бросая на сырую землю длинные, зыбкие тени. Она переминалась с ноги на ногу, явно ожидая меня, но в её позе не было привычной хищной собранности.

— Пошли волчат бедных бить, — без особых предисловий заявил я, проверяя затяжки на перчатках.

Настя не ответила сразу. Она отвела взгляд в сторону, к чащобе, откуда доносилось далёкое, весёлое тявканье. Губы её неожиданно и обиженно надулись.

— Эх… Не хочется этого делать. Они же такие милые. Бегают маленькими стайками, на кроликов охотятся… Почти как щенки, только дикие. Смотри, вон один, ушки такие мягкие!

Она указала пальцем туда, где между деревьями мелькнуло серое пятнышко. В её глазах, обычно колких и насмешливых, на миг вспыхнул неподдельный, почти детский восторг.

— Не ной, — строго сказал я, хотя внутри самую малость улыбнулся её внезапной сантиментальности. — Нам надо для коллекции. Четвёртый босс в цепочке. Без этого к титулу и награде не подступиться. Или ты хочешь, чтобы какой-нибудь гильдейский «страж земли» опять пришёл и снисходительно предложил нам работу, которая заставит делать не то, что нравится?

Моё напоминание подействовало как ушат ледяной воды. Настя вздрогнула, её губы сжались.

— Ладно, ладно, зануда, — буркнула она, уже хватаясь за лук. — На щенят поохотимся. Только смотри, чтобы они меня не покусали. Будешь от волчьей чесотки лечить.

— Это я-то? — флегматично поднял бровь. — С твоей-то ловкостью? Они до тебя даже не добегут.

Несмотря на то, что это были, по сути, щенки, игровая логика безжалостна. Над каждой серой спинкой пульсировала полоска в 100 HP. Одного выстрела Насти не хватало, исключение — крит, но удачно попасть стрелой по маленькой, вёрткой туше, очень сложно. Они не падали замертво, а с визгом отскакивали, их глаза загорались злобой, и тогда начиналось самое неприятное. Волчата нападали стаей, с отлаженной тактикой коллекционного режима. Пока двое отвлекали, цепляясь острыми, молочными зубками за мои ноги, третий заскакивал сбоку, пытаясь вцепиться в руку или горло. Их укусы срывали куски виртуальной плоти с пугающим чавкающим звуком, и боль была острой, жгучей, будто в кожу впивались раскалённые щипцы. -12, -18, -15 — цифры сыпались градом. Без моего исцеления они бы за минуты, буквально, загрызли меня до смерти словно пираньи. Не удивительно, что эту игру многие люди сразу забраковали, слишком реалистичная боль, которую не каждый и стерпит.

Штаны из кабаньей кожи, те самые, что сшила Аня, оказались не просто подарком. Грубая, но удивительно прочная кожа гасила часть урона, не давая зубам вонзиться по-настоящему глубоко. Без них каждая атака отнимала бы на пять-семь здоровья больше. Толстая, жилистая прослойка между моей плотью и злобой этого цифрового леса.

Бой превратился в изматывающую рутину: рывок волчонка, укус, острая боль, мгновенное исцеление. Моя мана таяла, словно снег на раскалённой сковороде. Настя, злясь, что не может убить с одного раза, начала бить прицельноч в глаза, в пасть, стараясь попасть в критические зоны, получилось редко.

Вскоре, после сотого убитого волчонка, чьё тело растворилось в цифровой пыли, вокруг воцарилась неестественная тишина. Даже ветер стих, будто затаив дыхание. И тогда из чащи, бесшумно ступая по мху, вышел Он. С виду просто взрослый волк. Единственное отличие: его клыки, длиннее и острее, чем у сородичей, тускло поблёскивали в скудном свете. Но больше всего впечатляла та самая полоска здоровья, что всплыла над его крупной головой, жирная, кроваво-алая черта: 1000/1000.

— Ну вот и папочка пришёл, — процедила Настя, и в её голосе впервые за весь день не было и тени насмешки. Только лёгкая, неподдельная тревога. Она уже отступила на шаг, инстинктивно ища взглядом ближайшее дерево для укрытия.

Мда… Если того кабана еле убили, то этого точно не осилим. Ну ничего. Выкрутимся.

Волк, почуяв слабину, рванул вперёд с такой взрывной скоростью, что УвУшка лишь метнулась к ближайшей сосне, не успев прицелиться. Я не стал уворачиваться. Вместо этого принял удар на себя, подставив под его рывок согнутые в локтях руки. Сила оказалось чудовищной. Меня сбило с ног, как пустую картонную коробку. Спина ударилась о землю, вышибая воздух из лёгких, а сверху, давя всей массой, обрушился волк. Его пасть, пахнущая медью и сырым мясом, сомкнулась на моём предплечье. Клыки с хрустом пробили кожу и упёрлись в кость. -67!

Боль пронзила мозг. Но руки уже действовали на автопилоте. Одна вцепилась в густую шерсть на его горле, пытаясь отодвинуть зубастую пасть, вторая шлёпнулась на разодранное предплечье. Целительная энергия хлынула потоком, сшивая плоть прямо вокруг впившихся клыков.

— Держи его, держи! — крикнула сверху Настя.

Свист, и первая стрела вонзилась волку в бок, чуть выше ребер. -48! Ещё одна в бедро. -52! Он дёрнулся, но не отпустил хватку, лишь глубже вонзил клыки, пытаясь перегрызть кость. Я застонал, снова вливая в рану ману. -71! И снова лечение. Сумасшедший цикл: получил урон, исцелился, и так по кругу.

Вдруг до меня дошла простая истина. Волчара проще кабана. Да, быстрый. Да, сильный. Но не такой бронированный и невероятно живучий. Кабан-секач это танк, который может пережить десятки ударов. А псина жаба ассссссссасинская, рассчитанный на один сокрушительный прыжок и добивание. Но против цели, которую невозможно шотнуть, его тактика терпит крах.

Я стал его идеальной жертвой, которую он не мог убить. А Настя, сидя на дереве, превратилась в идеального палача, расстреливая неподвижную мишень. Стрелы застревали в его шкуре одна за другой, превращая серый бок в жутковатую подушку для иголок. Его длинная полоска здоровья, начала таять с пугающей скоростью. Он выл от ярости и боли, тряс головой, пытаясь вырваться, но моя хватка и непрерывное лечение держали его, как в тисках. Ещё одна стрела вошла ему под лопатку. КРИТ! — 121! Волк взвыл последний раз, его тело обмякло, хватка ослабла. Я оттолкнул тяжёлую тушу, с трудом поднялся на ноги, весь в грязи и крови, своей, и чужой. Настя спрыгнула с ветки, оглядывая нашу работу.

— Говно босс, — заключила она, пнув бок волка носком сапога. — Быстрый, да. Но если его удержать… просто мешок с хитами. Кабан куда проблемнее.

— А вот теперь пора искать медведей, — сказал я, смахивая с мантии прилипшие травинки и волчий волос. — Четвёртый пункт в коллекции.

— Медведей? — переспросила она. — И где, интересно, мы их возьмём? В этом лесу я за всё время ни одного медвежьего следа не видела. Кролики, еноты, кабаны, волки — есть. Медведей — нет.

Хм… Я задумался, листая в памяти карту окрестностей. Наш сырой, хвойный лес с оврагами и полянками явно не был медвежьим угодьем. Это территория стайных хищников и быстрых травоядных. Медведь же зверь другой, более основательный, требующий иного ландшафта.

— Значит, искать нужно не здесь, — заключил я вслух. — Коллекция называется «Хозяева Леса», а не «Хозяева Этой Конкретной Рощи». Значит, речь о всём регионе. Нужно сменить локацию. Медведь должен быть дальше. На границе леса, или в каких-то особых местах.

Мы замолчали, обдумывая. Просто так бродить наугад в надежде наткнуться на редкого босса, занятие на дни, если не на недели. Нужна была зацепка.

— Аня, — вдруг сказала Настя. — Она же всё время травы собирает, шныряет везде. Могла что-то видеть.

Решили спросить её, наверняка она знает. Вернувшись в наш захламлённый сарай, мы застали алхимику за привычным делом, она аккуратно переливала дымящуюся жидкость из котла в ряд склянок.

— Ань, — начал я, присаживаясь на груду шкур. — Мы ищем медведей. Для коллекции. Ты, бродя везде, не видела следов? Берлог, когтей на деревьях, ну… медвежьего помёта?

— Ну… — протянула она, слегка зевая. — Вроде да, видела. Не самих, конечно, я бы тогда не вернулась… Но у дальнего ручья, того, что в скалы впадает, следы огромные. С когтями. И земля там будто вспахана, они, наверное, рыбу ловят или коренья ищут.

— Ладно, — выходннул я. — Значит, идём к тому ручью. Да начнётся последняя сложная охота в этом лесу!

Мы пришли к ручью, о котором говорила Аня. Место и правда особенное: вода с шумом пробивалась меж камней, поросших мхом, а вокруг, вместо привычных сосен, возвышались древние, корявые ели. Побродили вдоль берега недолго, выискивая следы, как вдруг Настя резко сжала мне запястье, указывая взглядом вверх по течению.

Медведь. Вернее, медвежонок. Он стоял на задних лапах у воды, словно принюхиваясь, и был, по меркам своего вида, совсем небольшим, размером с крупную собаку. Его шкурка имела нежный, почти игривый оттенок корицы. А над его головой пульсировала цифра, моментально отрезвляющая любые мысли о «милашке»: 200/200 HP.

— Двести хитпоинтов, — скрипуче прошептала Настя. — Даже с критом мой выстрел в лучшем случае, не убьёт. Его минимум два, а то и три. Проклятая губка для урона.

И тут я заметил движение на противоположном берегу. В тени огромного валуна замерли две фигуры. Парень в латах, держащий перед собой массивный, в рост человека, стальной щит с гравировкой. И девушка в просторном сером одеянии, с посохом, на навершии которого трепетала крошечная, но яркая электрическая дуга. Она негромко что-то произносила, и из её свободной руки вылетали еле заметные шаровые молнии, маленькие, размером с грецкий орех, частички чистой энергии. Они рассекали воздух и с тихим треском впивались в бок медвежонка, оставляя на его шерсти дымящиеся пятна. Урон был мизерным, — 5, -7, но постоянным, словно она методично точила камень.

Медвежонок, больше раздражённый, чем серьёзно раненый, поворачивался к источнику боли, издавая низкое, грозное ворчание. Парень со щитом тут же делал шаг вперёд, надёжно прикрывая собой магницу. Чёткая, отлаженная работа.

— Вот чёрт, — выругалась Настя тихо. — Крадут наш фарм. Что будем делать, Альфонс?

— Что делать? Разве не очевидно? Убьём их и всё. Сейчас медведь их измотает, я перебегу на другой берег, и мы покончим с этим.

— Ну да, очевидно, — коротко кивнула она, уже оценивая дистанцию и укрытия. — Танк глуп, стоит ко мне боком, щит держит на медведя. Как только зверюга кинется в очередную атаку, я сниму его подружку. Она, похоже, вся в кастах, защиты ноль. Ты в этот момент уже должен быть в воде.

И вот это случилось. Медвежонок, раздражённый до предела крошечными, но бесконечными ударами молний, внезапно рванул вперёд с коротким рёвом. Танк рефлекторно сделал шаг навстречу, его щит принял на себя удар.

Сейчас.

Я оттолкнулся от земли, срываясь с места. Брызги ледяной воды ручья взметнулись вокруг моих ног. Пересечь его можно было вброд за несколько секунд. В тот же миг услышал сзади резкий, чистый звук тетивы.

Стрела Насти пролетела над моей головой. Мегесса, сосредоточенная на своём заклинании, даже не успела понять, откуда пришла беда. Снаряд вошел ей между лопаток. Она вскрикнула, коротко и обречённо, и упала на колени, а потом и навзничь, в траву. Молнии на её посохе погасли.

Танк, услышав крик напарницы, обернулся. В его глазах, шок, смятение, гнев. Он на миг отвлёкся от медведя. И этого мига хватило. Я выскочил на берег, не стал бить по щиту. Вместо этого, используя весь свой вес и инерцию, ворвался внутрь его защиты, плечом врезавшись в край щита, отбрасывая его в сторону. Огромная железная стенка беспомощно отъехала, открывая корпус воина в тяжёлых, но не закрывающих всё латах. Всё-таки не зря я, упорным трудом силу качал.

Ещё один выстрел. Стрела впилась парню в лицо, прямо под забрало. Он даже не вскрикнул, просто рухнул навзничь, тяжёлый, с грохотом железа. Тела начали растворяться, оставляя после себя лишь легкий дымок и два аккуратных мешочка на траве.

Тишина. Только тяжёлое дыхание медвежонка и шум ручья. Он смотрел на нас, уставший, израненный, с полоской здоровья вполовину.

— Ну вот, — сказала Настя, спускаясь к воде. — Теперь фармим. Только сначала этого разберём.

Фармили мы очень долго. Медведей, в отличие от стайных волчат, гораздо меньше, и бродили они поодиночке, редко пересекаясь друг с другом. Это делало фарм одновременно проще и мучительнее. Проще, потому что в большую, относительно медлительную цель Настя попадала почти не целясь. Свист, смачный вход стрелы, и очередной бурый зверь с ревом разворачивался к нам, начиная свою недолгую атаку.

А для меня… ну, ничего страшного. Всего-то заживо ели и рвали. Мелочь. Я мужик. Вытерплю.

Очередной медведь, получив стрелу в плечо, с коротким рыком набрасывался. Его лапа с когтями, будто пятью тупыми кинжалами, впивалась мне в бок, рвя мантию и кожу под ней. -89. Боль заставляла вздрогнуть всё тело. Я хрипел, впивался пальцами в его густую шерсть, чтобы удержать эту тушу подальше от горла, и тут же шлёпал свободной ладонью на кровавые полосы. Зелёное сияние зашивало плоть, но боль никуда не уходила, лишь притуплялась на секунду до следующего удара.

Настя тем временем спокойно перезаряжалась, целясь в уязвимое место: глаз, пасть, уже существующую рану. Спокое, чистое, безболезненное занятие. Моё, грязное, кровавое и бесконечно повторяющиеся. Я стал живым щитом, вечно регенерирующим месивом из плоти и боли, которое не давало зверю добраться до хрупкой лучницы.

— Держи его, не дёргайся! — командовала она, выпуская стрелу, которая с хрустом ломала медвежье ребро.

— Стараюсь… — выдавливал я сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как челюсть зверя смыкается на моём предплечье.

Опыт капал мелко, по сотне за штуку. Мучительно медленно. Каждый медведь был отдельным испытанием на прочность, маленькой пыткой, которую нужно пережить, залить маной и двинуться к следующей. Но вытерпел. Потому что цель, последний босс, пятый фрагмент коллекции, уже маячила где-то впереди, в самых тёмных дебрях этого цифрового леса. Вроде какая-то мелочь, но человеческое любопытство страшная штука.

Убив девяносто девятую штуку, проверили запасы. Зелья маны, здоровья, всё на месте.

Начали.

Лес содрогнулся. Не метафорически, земля под ногами поплыла, с верхушек елей посыпалась хвоя. Из чащи, ломая вековые стволы как спички, выползло Оно. Не медведь. Чучело. Гора мха, коры и спутанной шерсти, с горящими углями глаз. Над ним пульсирующая полоса: 10000/10000 HP.

— Ты шутишь, — плоским голосом констатировала Настя.

Его лапа, размером с телегу, пришла откуда-то сверху, будто обрушилась целая скала. Я даже боли не почувствовал. Только мгновенный, абсолютный переход, от осознания себя на ногах к бесплотному наблюдению за тем, как моё тело, разорванное пополам, растворяется в цифровой пыли. Потом, хруст костей и короткий вскрик Насти. Тишина.

Я материализовался в нашем сарае, в клубах синего дыма. Рядом, чуть позже, возникла Настя, с таким же окаменевшим от ярости лицом. Перед нами, прижавшись к стеллажу с колбами, стояла бледная, испуганная Аня.

Ни слова не сказав друг другу, развернулись и пошли обратно. Бегом. Вещи, выпавшие при смерти, остаются в мире несколько минут. Пока не пропали. Мы мчались по знакомым тропам, обгоняя собственное унижение. На опушке у ручья ещё лежали аккуратные мешочки: моя мантия, её лук, разная мелочь. Чучело, выполнив свою работу, исчезло, будто его и не было.

Последний босс самый сложный…. мда. Не легко будет победить.

— Какой план дальше? — спросила Настя, одевая потерянную броню.

Я смотрел на свои руки, ещё помнившие призрачное ощущение разрыва.

— Ну, его мы убить пока не можем. Вообще. Так что… снова тренироваться. Убивать игроков. Копить лут. Качать профессии. Всё сначала. Только теперь зная, что в конце леса ждёт это. Эх… — вырвался у меня одинокий, короткий выдох, в котором смешались досада, горечь, и пустота после поражения, которое даже не оставило права на злость. Только на дальнейшую тяжёлую, рутинную работу. Настя молча кивнула, снимая лук с плеча. План до безумия прост, вместе с этим скучен. Типичный гринд, который есть во всех играх.

Пришли к Ане. Она вздрогнула, увидев наши обречённые лица.

— Сделай кучу зелий, — сказал я, даже не присаживаясь. — Выносливости и маны. Самых сильных, какие можешь. Много. Нам для тренировки надо. Последнего босса… не осилили…

Аня лишь быстро закивала, её пальцы уже потянулись к полкам с ингредиентами. Страх в её глазах сменился сосредоточенной работой.

Настя сгоняла на рынок в другую деревню и притащила самую жёсткую тетиву, какую смогла найти. Теперь кряхтит, пытаясь согнуть её руками, перестаралась. Бедной Ане приказали делать не только зелья, но и концентрированный яд для смазки наконечников. Девочка молча кивала, перемешивая в котле липкие, дурно пахнущие субстанции, её плечи были ссутулены от бесконечной работы. Она, наверное, ужасно устала.

У меня же всё ещё проще, хоть и в тысячу раз больнее. Логика такова: пережить атаку медведя невозможно. ХП качать бесполезно, из-за его слишком большого урона. Оставалось одно, не попадаться. Поэтому я бегал. Туда-сюда, по кругу, зигзагами между соснами, пока лёгкие не горели огнём, а ноги не становились ватными. Когда мышцы начинали кричать от боли, то просто заливал их целительной магией и бежал дальше. Выносливость это не восстанавливает, но зато избавляет от боли. Когда надоедало, шёл к огромному, вековому дубу на окраине лагеря. У него целых 15000 HP. Я бил по нему. Раз за разом. Кулаками, локтями, коленями. Древесина трескалась, костяшки стирались в кровь, но с каждым днём цифры над стволом -0, -1, -2, становились чуть больше.

Игроков решили временно не трогать. Арифметика проста: до нового, семнадцатого уровня мне нужно было 16 тысяч единиц опыта. С каждого новичка падало жалких 100–200. Опытные давали в десять раз больше, но таких мало, да и охотиться на них стало рискованно, после нашей осады у деревни многие начали ходить группами. Не та цель.

Так что тренировались. Молча, злостно, с одной мыслью о том десятитысячном хите, который ждал нас в чаще. Но я задался вопросом: а почему уровень навыка «Слабое лечение» так и застыл на первой отметке? Я лил ману тоннами, латал себя ежедневно, а прогресс-бар даже не шелохнулся. Гипотеза пришла почти сразу. Система не дура. Просто использовать одну кнопку недостаточно. Нужен качественный скачок. Прогресс в магии. Попытка изменить форму умения, выйти за рамки заданного шаблона.

Я представил это так: сейчас моё лечение это грубый, неотёсанный поток энергии. Как из шланга. Льётся куда попало, большая часть рассеивается впустую. Чтобы навык рос, нужно научиться лепить из этой энергии. Делать не поток, а точечный импульс для глубоких ран, или щит-пластырь для ссадин, или даже… попробовать направить его вовне. То есть пустить длинный луч энергии.

Завтра попробую. Не просто шлёпать ладонью на рану, а сосредоточиться, применить фантазию.

Утро началось как обычно. Я заявил Елене, что она только моя, вложив в голос всю ту собственническую решимость, что копилась после её слов о «мальчике». Она покраснела, смущённо потупилась, но не возразила. Потом была тренировка по боксу, на которой я уже не отставал. Тело, привыкшее к ударам в виртуальном мире, двигалось увереннее, а сила, прокаченная ударами о дерево, давала о себе знать в каждом хуке.

А потом снова игра. И мой эксперимент.

Я решил применить фантазию. Если система хочет прогресса в магии, значит, надо выйти за рамки. Перестать просто «включать» исцеление. Нужно его осознать. Для начала размялся на старом, надёжном: уменьшал и увеличивал сияние вокруг ладони. Это я уже умел делать интуитивно, концентрировал энергию, и свечение становилось ярче, гуще, а лечение эффективнее. Но это лишь регулятор громкости. Система молчала.

Тогда я закрыл глаза и попытался представить иначе. Как рука покрывается плёнкой. Тончайшей перчаткой из сконденсированной целительной энергии, которая лечит концентрированно, не тратя лишнюю энергию на сияние, чистый хил. Всматривался в свою ладонь, напрягал воображение, чувствовал, как мана отзывается, гудит под кожей, но ничего. Рука просто светилась по-старому.

Весь день ушёл на эту гимнастику ума. Я сидел у нашего сарая, то сжимая кулак, то разжимая пальцы, пытаясь поймать то самое, новое ощущение. Настя, проходя мимо, бросила: «Опять хернёй своей занялась? Лучше бы дерево побил, от этого хоть польза». К вечеру в голове стояла пустота. Ничего не получилось. Ни намёка на новый уровень навыка. Только усталость и чувство глупой траты времени.

Я плюхнулся на землю, спиной к тёплым от дня брёвнам. Может, я не туда смотрю? Может, дело не в визуализации, а в чём-то более… фундаментальном? Или система просто требует какого-то триггера, реальной сложной ситуации, где базового лечения будет недостаточно?

Вопрос повис в воздухе, такой же неразрешённый, как и эта проклятая панель навыка. Но сдаваться не в моих правилах. Значит, завтра попробую иначе.

Как вдруг, проснувшись утром, я понял. Секрет. Он настолько очевиден, что даже стыдно стало. Мне помог тот глава гильдии, маг огня. Перед своей самоуничтожающей атакой он глубоко дышал. Не для пафоса. А чтобы пропустить через себя энергию, сконцентрировать её в сердцевине заклинания. А я? Я всегда задерживал дыхание и тужился, будто пытался поднять неподъёмный груз силой одних только мышц. Сжимался в комок, напрягал волю, пытался выдавить магию наружу. Нужно было не выталкивать, а пропускать. Вдо— и энергия копится где-то внутри, в самой глубине, где резервуар маны соприкасается с чем-то большим. Выдох и она течёт естественно, как кровь по венам, подчиняясь не крику воли, а тихому приказу намерения. Блин, я и вправду идиот. Сегодня, как только погружусь в игру, попробую дышать. И посмотрю, сможет ли эта очевидная, упущенная истина разбить в щепки ту стену, о которую бьюсь головой.

Кто бы сомневался. Получилось.

Вдох. Глубоко, до самого дна лёгких. И на ровном выдохе представил, как мана обволакивает руку, слой за слоем. Белая перчатка из обычного льна вдруг окуталась зелёной плёнкой. Не сиянием, не свечением, а именно плотной, эластичной оболочкой из сконцентрированной энергии.

И тут система, обычно безэмоциональная, выдала уведомление с лёгким, почти музыкальным триумфальным звоном:

Навык «Слабое лечение» эволюционировал. Уровень 2/10.

Доступны две ветки развития:

1. Сфера исцеления. Вы можете формировать из энергии сконцентрированные сферы и направлять их на союзников на расстоянии. Чем выше ваш Интеллект, тем мощнее и больше будет сфера.

2. Перчатка-пластырь. Энергия закрепляется на ваших руках в виде постоянного покрытия. Любое ваше касание будет автоматически и непрерывно залечивать раны. Скорость исцеления зависит от уровня Интеллекта.

Хм… Интересно. Проще говоря: первый путь даёт возможность лечить на расстоянии, классический целитель, который стоит за спинами союзников. Второй делает исцеление постоянным и мгновенным при контакте, то есть подходил паладинам например, которые стоят в тяжёлой броне, отражая и леча все равно. Или же… мазохистам. Выбор очевиден.

Разумеется, выбрал перчатки. И первым делом пошёл хвастаться Насте.

— Смотри, эволюционировал. — сказал я, подняв руки перед её лицом. Кисти покрыты той самой плотной, светло зелёной плёнкой, будто вторым слоем кожи. Энергия пульсировала ровно, как второе сердцебиение, и на ощупь казалась шелковистой и тёплой.

Она прищурилась, изучающе покосилась.

— Херня. Скучно. Будто медицинские перчатки на помойке. Ты теперь как санитар будешь ходить?

Я, не долго думая, ударил её по лицу. Несильно, но резко, пощёчиной. Но покраснения, лишь мимолётное зелёное мерцание в точке касания. Рана, которой и не успела появиться, исчезла без следа, забрав крошечную часть маны.

Ого! Вечный двигатель получается. Могу бить не оставляя следов. Интересная механика.

Потом я показал Ане. Она ахнула, осторожно потянулась и погладила тыльную сторону моей ладони кончиками пальцев.

— Ой, как мило… — пискнула девочка, её глаза округлились. — Такие… тёплые. И мягкие. Как будто живые.

Теперь гладить Аню по голове, ещё приятнее, причём для нас обоих.

Потом посмотрел характеристики. Взгляд зацепился за важное:

Мудрость 10 (+4)

Профессии:

Боец 4, осталось 120 единиц.

Навыки:

Целительное касание, уровень 2/10

Что я понял? Перчатки жрут по единице маны в минуту просто на поддержание. Навык вырос не просто так, эффективность должна подняться. И самое главное: до нового уровня бойца всего 120 единиц урона. Значит, план дальнейших действий простой. Нужно пойти избить Настю. Благо, теперь у меня есть идеальный инструмент. Можно не просто драться, а отрабатывать удары всерьёз, не боясь оставить синяки. Она, конечно, взбесится, но зато прогресс в профессии будет чистым, быстрым и… без последствий. Почти.

На этот раз я её победил.

Не зря тренировался здесь и на боксе. Движения стали чётче, удары жёстче, а главное, появилось то самое чувство дистанции, о котором твердил тренер. Я двигался уверенно, заходя с флангов, сбивая её атаки предплечьями. Правда, из-за перчаток не мог нанести настоящего урона. Но боль оставалась. Каждый мой удар был резким, точным и унизительно безвредным снаружи. И когда я, поймав её повалил на землю, уселся сверху, зажав её бёдра своими, стало ясно, это конец.

Я бил сильно, без остановки. Прямые, короткие удары в лицо, которое она пыталась закрыть руками. Зелёные вспышки мелькали при каждом касании, восстанавливая полоску здоровья, но не снимая оскорбительной, томительной боли. Она дёргалась подо мной, пыталась вырваться, но тяжелее, сильнее.

Я бью женщин и детей, потому что я красавчик

Потому что я сильней, и они не могут сдачи дать мне

Женщин и детей бить неправильно, я знаю

Но бью женщин и детей, и я самоутверждаюсь, о-о-о

— Хва-а-атит! — наконец выдохнула Настя. — Всё! Я сдаюсь, придурок! Слезь!

Я замер, занеся руку для очередного удара. Дышал тяжело, пар стоял в ледяном воздухе. Смотрел на неё, растрёпанную, злую, но побеждённую. Впервые. Значит, всё-таки могу в бою на кулаках что-то противопоставить. Усилия здесь, в лесу, на боксёрском мешке, на бесконечных пробежках, прошли не зря. Понимаю, может показаться: избить какую-то девку, это не особо крупное достижение. Но не стоит забывать. Настя спортивная, ловкая, и явно дралась раньше, не на ринге, так во дворе. А я… обычный ботаник. Анимешник. Затворник. Маменькин сынок, в конце концов. Слабый бездарь, чья сила до недавнего времени равнялась силе тренированной женщины, и это в лучшем случае. А сейчас… я так легко победил, словно ребёнка. Многие возразят и скажут, что женщины не на много слабее мужчин, но это глупо. Я прямо сейчас, на личном примере выяснил, что разница колоссальная. Но всё-таки приятно выигрывать. Не зря меня две мамочки кормили. Одна дома, с тревогой в глазах. Другая в соседней квартире, с томными взглядами и наваристыми борщами. Калории превращались в силу, в массу, в эти самые мышцы, которые сейчас победили, пусть и не самого сильного противника.