Иуда

Глава 15

— Не вижу смысла в вашем дальнейшем присутствии при моей особе, — холодно проговорил король шведов. — Гетман предлагает торг, а я не согласен повышать цену, ибо не так велик приз, как он полагает.

— Гетман резонно считает, что дело не в Малороссии, ваше величество, — со всей возможной учтивостью ответил посол — явный иезуит, чтоб им провалиться. — Она — лишь ключ к завоеванию Московии и реорганизации сей страны по вашему усмотрению. Сделать вас господином полумира — это ли не тот приз, который стоит…некоторых первичных вложений? То, что нижайше просит гетман — сущая безделица по сравнению с тем, что вы получите взамен.

— Пока я получаю взамен лишь обещания, — фыркнул король.

— Так же, как и его ясновельможность, ваше величество.

— А вот дерзить мне не советую, господин посол, — теперь Карл озлился: что они себе позволяют, эти туземцы?

— Сие не дерзость, ваше величество, — посол снова склонился. — Гетман пока еще владетель сих земель по изволению царя московского, и так будет продолжаться, покуда он не принесет вам настоящую присягу. Он готов ее принести, если получит желаемое. Тогда то, чего желает ваше величество, сделается совершенно реальным.

Ведь он прав, этот иезуитский выкормыш. Без расквартирования и провианта эта зимовка для головной армии шведов может стать последней. Здешняя природа уже показала свои ледяные зубы: несколько сотен отменных воинов расстались с жизнью, просто замёрзнув насмерть. Но ведь сие не повод терпеть неподобающее поведение этого…посланника.

— Полагаю, предложение гетмана стоит обдумать, — демонстрируя недовольство, проговорил король. — Ступайте… господин посол. Я сообщу вам о своём решении завтра.

«Я тоже умею играть в эти игры», — подумал он, провожая взглядом удалявшегося после положенных поклонов посланника. Он не верил ни папистам, ни схизматикам.

Ожидание приближающейся шведской армии — голодной и озябшей, как доносила военная разведка — не лучшим образом сказывалось на настроениях гарнизона и горожан. Последним мы всю торговлю под корень обломали со своей войной, в плюсе оказались только те, кто вовремя подсуетился и переключился на армейские поставки. А теперь и поставлять особо нечего, кроме изделий ремесленников: землевладельцы, имевшие в Полтаве свои дома, давно уже продали свой урожай и отвалили в маетки.

Впрочем, накануне визита шведов самые умные всё-таки перебрались обратно в город. Оно, знаете ли, как-то спокойнее, когда между тобой и вражеской армией — крепкие бревенчатые стены и несколько полков вооружённых до зубов вояк.

— … А ещё, Дацько, скажи Максиму да Василю, чтоб особо следили за воротами и за провиантскими магазинами, — инструктировал я своего верного оруженосца — Незаймая. — Сам знаешь, что будет, коли вражина ворота шведу откроет в ночи. И коли склады нам спалят. Было б дело в Батурине, я б точно знал, что нам такое учинят. А тут — город незнакомый, да солдат царских тыщи четыре. Могут и поостеречься.

— Мы уж стараемся, пане гетман, глядим, — кивнул Дацько. — И полковник Палий того же опасался.

— Ты, ежели что, его держись.

— Полно вам, пане гетман, что вы всё о недобром…

— В мои годы — самое время о недобром всякий день помнить. А дело кому-то завершить надобно. Вот пусть Семён и завершит, ежели вдруг что… Да, а Скоропадского с тайным приглядом не тревожь, помощи не проси: больно у него язык длинный. Надо будет совета спросить, а я его подать не смогу — иди к Келину. Он со шведом уж повоевал, знает его повадки…

Да, всё верно: у меня теперь под рукой не один Дацько, и даже не десяток его парней, а самая настоящая секретная служба. Плачу я им из собственного — то есть, Ивана Степаныча — кармана, и неплохо. Ребята из тех, кто не выпендривается, обвешиваясь дорогими цацками, потому от простых казаков отличаются только более добротной одеждой и дарёными мною дорогими саблями. Сердюки как сердюки, да только полномочия у них были особые. Постепенно они навербовали осведомителей и теперь регулярно снабжали меня данными из всех кругов здешнего общества. А я — избирательно, конечно — делился оными с Келиным и Палиём. Не обо всех тайных делишках им можно было знать.

А Скоропадскому я и правда вовсе ничего не сообщал. Ну его. Не по злобе, так по услужливой своей душе может разболтать. Пусть лучше организацией обороны занимается, это у него неплохо выходит.

…Шёл четвёртый день с момента отъезда Орлика из Полтавы, когда Семён на совете объявил, что не вернулись сразу два разъезда, посланных на северо-западное направление.

— Мыслю я, то швед идёт, — высказал предположение Келин. Я ему завидовал: что бы ни случилось, всегда одет «с иголочки», полковничий нагрудный знак до блеска начищен. — Разъезды далее, чем на день пути, от города не отдаляются, а стало быть, явится Каролус самое позднее послезавтра. А то и завтра к вечеру его знамёна увидим.

— У нас ко встрече всё готово, — сказал Палий. — А скажи, пане гетман, куда генеральный писарь твой поехал?

— К шведу, — едко усмехнулся я. — Поближе к тому, кто ему платит. Я его из города прибрал, чтоб он тут пакость какую не устроил. И есть у меня подозрение, что Пилип ранее шведа здесь объявится — мол, вернулся с добрыми вестями, пустите за ворота. Так вот, мой приказ: не пускать. А станет грозиться — пристрелить, как собаку.

Три полковника уставились на меня с нескрываемым удивлением.

— То ты его слушаешь, словно сына родного, то пристрелить приказываешь, — покачал головой Скоропадский. — Не пойму я тебя, пане гетман.

— И в самом деле, Иван Степанович, выглядит сие несколько странно, — согласно кивнул Келин.

— Не верите, что Пилип с иезуитами снюхался? Так я вам его письма показать могу, — ответил я, почти физически чувствуя на себе тяжёлый взгляд Семёна. — Сам едва из ума не вышел, когда прочёл. Сперва хотел зарубить сего пса, а после подумал, что пусть наш враг к нашей же пользе послужит. Нацарапал цидулку шведу, да и отправил Пилипа за ворота… Мы Карла когда ждали? Третьего дня. А ныне обсуждаем, завтра он явится, либо послезавтра. Значит, получилась каверза моя. Лишние три дня для нас на вес золота.

— Хитёр ты, пане гетман, — покачал головой Палий. — Да только такие дела сообща решать треба.

— Так и будет, — ответил я, прямо глядя ему в глаза. — Теперь могу делать сие, не опасаясь — когда весь клубок змеиный вконец обезвредил.

— Сам же его и завёл.

— Сам завёл — сам и раздавил. Ты больно уж прям, Семён, тебя бы они враз сожрали. Да, собственно, и сожрали — по моей глупости. А я их хитростью взял.

— Ныне швед придёт — его тоже хитростью брать станешь?

— И этим тоже, коли в том нужда будет, — осадил его Келин. — Ты, Семён Филиппович, привык с честным врагом биться. А противу нас не токмо армия шведская идёт, при Каролусе иезуитов польских видели. Этих силой не одолеть, а вот хитростью — можно. Посему поступок господина гетмана я полностью одобряю. Самого опасного врага он из города удалил — того, кто мог бы тайно ворота шведу открыть и город позорно сдать.

— Как бы Орлик нам беды не сделал, — покачал головой Скоропадский. — Коли он предатель, так наверняка шведу и план крепости сдаст, и всё про гарнизон расскажет.

— Немного он Карлу дать может, — уверенно заявил я. — Укрепления мы переобустроили, пока он при ставке государевой обретался. А когда приехал, я ему не особенно позволял по сторонам глазеть, почитай, сразу отсюда сплавил.

— Ладно, то дело прошлое, — подытожил Семён, всё ещё сомневаясь в действенности моих методов. — Сядем в осаду и станем держаться, покуда государь с войском явится… Остатние вести, что от него были, неделю назад с курьером пришли. Полагаю, следует удвоить разъезды на северную дорогу, чтоб встречь государевым гонцам, буде таковые случатся, выехали. А то ведь как ворота закроем, сразу вестям конец. Снова морозы ударят, так швед и через Ворсклу по льду переберётся, обложит нас со всех сторон.

— Обложит, — согласился я. — На то и осада. На то и головами своими рискуем, чтоб швед у нас под стенами застрял. А как тут его морозами прихватит, да с голоду животы подводить начнёт, тут государь с войском и явится. Но до того нам подраться предстоит всерьёз. Скажи, Алексей Степанович, легко ли шведа бить?

— Тяжело, — признался Келин. — Тяжело, но можно. Швед скалою держится, покуда над ним офицер стоит и команды отдаёт. А как офицера не станет, тут швед не знает, что делать, и бежит, коли его давят.

— Я сие запомню, — согласно кивнул Семён. — Тебе, Алексей Степанович, держать западную и южную стену. Тебе, Иван Ильич — северную и восточную. Тебе, пане гетман, как ты сам себе положил, следить за порядком в городе, чтоб никто подлости не учинил. А я послежу, чтоб всем было вдосталь еды и пороха со свинцом.

— Лекарей моих, немцев тех, в оборот возьми, — посоветовал я. — Пускай нашим коновалам покажут, каково там у них в европах раны лечат…

Шведская армия славилась скорыми маршами, но в этот раз Карл не спешил. Виной тому была оттепель, которая превратила дороги в ловушки для сколь угодно большого воинского контингента. А если учесть, что самая лёгкая пушка весит полтонны, я вполне понимаю шведского короля. Потому дымы от бивуаков «хувудармен» мы увидели лишь на рассвете того самого послезавтра, которое наступило после военного совета. И то — на горизонте, а значит, полноценного явления шведских полков раньше следующего утра мы не увидим.

И, как я и думал, именно сейчас под Покровскими воротами объявился Пилип Орлик. Завидев закрытые в ожидании осады створки, он начал выкрикивать караульных на стене: мол, свои, открывайте. Караульными там были казаки глуховского полка. Ребята дело своё знали туго, приказ «не пущать» получили, о чём приехавшему и объявили. Тот попытался давить авторитетом — мол, я вам не кто-нибудь, я генеральный писарь, второе лицо после гетмана! На что казаки скучно ответили, что генеральным писарем нынче Иван Скоропадский, а ты вообще иезуитский наймит, пошёл вон к своим хозяевам, псина. Пилип ожидаемо начал бушевать, грозиться и такое прочее. Караульные же, буквально исполняя полученный приказ, взвели курки и начали крикуна выцеливать… Сообразив, что дело пахнет керосином, Орлик развернул коня и припустил назад.

«Продаст он тебя, — устало заявил мне бестелесный голос Ивана Степаныча. — Помяни моё слово».

«На другое я и не рассчитываю. Твоя школа».

«Лучше бы ты велел его в город пустить, и тут же на него цепи надел».

«Чтобы поутру мы в подвале ничего, кроме цепей, не нашли? Он же при тебе только тем и занимался, что разведсеть выстраивал. Я его агентуру хорошо проредил, раскидал, о ком точно знал, по всем мухосранскам. Но кое-кто наверняка остался. Ведь даже ты не знал всех его агентов».

«Тут твоя правда… — согласился Мазепа. — Пригрел я змею… Гляди, Георгий. Пилип ведь почитай всё обо мне знал. Как бы не удумал чего в отместку».

«Ему тоже придётся непросто, причём довольно скоро, — едко усмехнулся я. — А остальное я уж как-нибудь переживу. Хочу помахать саблей в Полтавской баталии… напоследок».

«Гляди, — повторил Мазепа. — Хитёр ты, да как бы сам себя не перехитрил, в самом-то деле».

— Гетман предал вас, ваше величество. Он и меня предал…

— Безусловно, первое беспокоит вас менее, чем второе, — язвительно заметил король. — Что ж, отдаю гетману должное: он сумел-таки задержать меня до оттепели с её чёртовой распутицей и выиграл несколько дней. Теперь главный вопрос: для чего ему понадобились эти дни? Не знаете? А я догадываюсь: вероятнее всего, письмо царя, которое вы прочли в дороге и затем сообщили мне его содержимое, было подложным. Русская армия не собирается зимовать под Смоленском, она в скором времени будет здесь.

— Ваше величество предпримет меры, дабы…

— … дабы сия встреча состоялась как можно скорее, — теперь голос Карла был почти весёлым. — Разбить царя Петера в генеральной баталии — вот что мне желательно, и он сам идёт мне навстречу. Но пока его здесь нет, я займусь гетманом… Старый хитрец сумел меня обмануть, а это далеко не всякому удавалось.

— Если вашему величеству угодна моя скромная помощь в сём деле, я к вашим услугам.

— Хорошо. Ступайте к полковнику Чечелю, он введёт вас в курс дела… Гёрдт! Созывайте совет!