Исход

5

«Вот и все…» — обреченно подумал Алексей, когда проснулся поутру от крупной дрожи.

Тело горело, обильно источало холодный пот, мышцы тянуло, а суставы ломало, буквально выкручивая. В глаза словно песка насыпали, а в горле словно наждачной бумагой провели. Такое он испытывал лишь раз, когда поросячим гриппом заболел.

Обильное обливание святой водой на холоде не прошло для него без последствий, ослабленное тело, да еще на фоне сильного стресса от попадания, подцепило простуду, тем более что один из монахов вроде как сопливел да покашливал во время чтения молитвы. Сначала Алексей списал это на старость, но теперь понял, тот чахоточник болел и хорошо если не туберкулезом, а именно что простудой, в хроническом виде.

Подобные болезни в это время не знающих антибиотиков смертельноопасны, если уж даже в двадцать первом веке от гриппа каждый год помирает определенный процент заболевших, то здесь… грипп людей косит как серп траву.

Монахи при виде его оставляющего желать лучшего состояния сильно переполошились и даже стали лечить… молитвами, да снова святой водой обрызгивать. Но ни то ни другое отчего-то не помогло и тогда Алексея-Елисея, что окончательно перестал реагировать на внешние раздражители, погрузили на сани и отвезли в ближайшую деревеньку, что принадлежала монастырю.

— Принимай болезного, Матрена… — сказал возница женщине неопределенного возраста, что жила на окраине деревни.

— Что с ним?

— Горячка.

— В баню тогда неси его…

Возница на себе отнес пассажира и сгрузил его на лавку в так называемой бане, совсем крохотного строения, где и сгрузил на лавке. Там эта Матрена избавила его от мокрой рясы, раздула в огонь в печи сложенной из камня, и горячий дым быстро заполнил все пространство этой так называемой бани. Костер горел жарко жадно пожирая все новые порции дров и быстро нагрел очаг. Матрена зачерпнув ковшом воды из деревянного ведра плеснула на камни и пошел горячий пар.

— Кха-кха… — закашлялся Алексей, да так сильно, что аж на некоторое время пришел в себя и осмотрелся мутным взглядом.

Дым пополам с паром не самая лучшая дыхательная смесь особенно когда легкие и так не очень хорошо работают.

— Дыши милок, дыши… этот дым полезный… на хвое пихтовой…

— Пожар… Звони в один-один-два…

— То не пожар… в бане ты…

— Горим… — продолжал хрипеть Алексей в полубреду, и даже инстинктивно попытался шевелиться, чтобы хоть ползком покинуть задымленное место.

— Лежи болезный, не двигайся… сейчас веничками тебя березовыми еще обхожу… болезнь выбивать буду.

И смочив вник в горячей воде, что грелась над очагом в керамическом горшке, начала выбивать.

— А-а-а… спасите… помогите… — хрипел Алексей, вяло извиваясь на полке.

От веника очень быстро мало что осталось, листья облетели, так что фактически его истязали голыми прутьями, словно пучком розг. А Матрена эта работала как заведенная, то и дело добавляя пару.

Экзекуция продолжалась долго, так что на пациенте живого места не осталось, разве что лицо не подверглось процедуре.

— Пей…

Алексея напоили травоягодным взваром, что так же готовился на огне в бане и оставили лежать в покое, дышать дымом и обильно обтекать потом.

Когда дрова в печи окончательно прогорели и баня проветрилась, а так же изрядно выстудилась, его облили из деревянного ведра теплой водой, обтерли грубой холстиной, замотали в еще более грубую ткань вроде мешковины и довели до дома, благо хоть на это сил хватило, после чего уложили на лавку с матрацем набитого сеном и укрыли одеялом из все той же мешковины наполненного сорной шерстью пополам со мхом.

— Спи.

Но Алексей этого уже не услышал, вырубившись еще до того, как тело легло.

Лечение похоже помогло, потому как на утро Алексей чувствовал себя хоть и крайне паршиво, но ощущение что вот-вот подохнет прошло. Под потолком висела грозовая туча из дыма, это из-за горевшего очага на открытом огне которого что-то в котелке готовила хозяйка.

Алексей так же заметил, что является не единственным больным в этом доме. С противоположной стороны так же на лавке лежал еще один мужик с забинтованной головой. Даже в густом сумраке было видно, что избивали мужика долго и со вкусом, потому как лицо было черным от синяков, нос сломан, губы порваны (но сшиты), ну и надо думать, что и с зубами все плохо. И это еще неясно, что с остальным телом, ибо укрыто одеялом, Алексей ставил на то, что и там все бито-отбито и изломано. В общем явная жертва опричников.

Налив варева из котелка в миску, женщина подошла к Алексею.

— Пей…

Варевом оказалась жидкая овсяная каша.

— Мне бы до ветру сходить…

— Потерпи немного. Сейчас Радомира покормлю и помогу…

Напоив второго пациента, Матрена помогла встать Алексею и повела его к бане.

— Мне до ветру…

— Там все дела сделаешь, заодно обмою…

Из бани дохнуло дымом и жаром.

— Опять? — обреченно спросил Алексей.

— Опять. Надо из тебя хворь выбивать. Вот сядь на лавку, оправься в горшок, а потом ложись на полку.

В общем экзекуция повторилась. Снова напоили лечебным взваром одновременно восполняя потерю жидкости в организме, что вышла с потом, после чего отвели обратно в дом. Матрена перевернула матрац, а то он пропитанный за ночь потом Алексея не успел просохнуть и пациент вновь провалился в сон.

Так и шло лечение. Утром и вечером баня, а все остальное время — сон. Алексей даже заподозрил, что в питие, что давала Матрена есть что-то снотворное. Из еды, жидкие каши иногда с кусочками рыбы или грибов.

Как выяснил Алексей чуть позже расспросив хозяйку, монастырь подрядил некоторых женщин оставшихся без мужей и сыновей при этом не сумевших повторно выйти замуж (гендерный перекос из-за бесконечных войн шел сильно в пользу женщин), а значит фактически без средств к существованию, работать на ниве выхаживания больных. За это их снабжали дровами и кормом, как им самим, так и на пропитание больных.

Алексею повезло. Матрена относилась к своим обязанностям ответственно, то ли, потому что занялась сим не так давно, то ли опасалась, что если ее пациенты будут дохнуть как мухи, то и такой источник пропитания обрежут.

Как бы там ни было столь интенсивное лечение делало свое дело. Через неделю, Алексей уже мог ходить (благо вместе с ним и тюк одежды привезли, так что было во что одеться), ну и связно думать. А подумать было над чем, ведь вопрос, как заполучить достаточную силу, чтобы его остереглись трогать, оставался открытым.

«Самое простое, если отвлечься от технических деталей, это собрать собственную ватагу-банду, — подумал он. — Если за спиной будет человек сто преданного народу готового вступить в бой, то можно уже что-то крутить-вертеть…»

Но вот при ближайшем рассмотрении все становилось не так просто. Всплывало множество тех самых «технических деталей».

— Нельзя так просто взять и собрать банду…

«Как, собственно, собрать эту самую банду? — спрашивал себя Алексей. — Выйти на площадь и гаркнуть во всю глотку: „Эй, народ! Я собираю ватагу! Айда за мной, кто желает!“»

Понятно, что так это не работает.

Опять же, кто он такой, чтобы за ним кто-то пошел? Где гарантия, что в банде не сформируется иной центр силы и в итоге его не скинут перехватив рычаги управления? Это в лучшем случае. А могут ведь и запродать или вовсе прибить. Да и не нужна ему банда из обычных душегубов, что разбежится от одной угрозы столкновения хоть со сколько-нибудь сильным отрядом.

— Но ведь у Ермака же как-то получилось сбить ватагу? И не только у него… Сколько их сейчас колобродит по Дону?

Ну и… Алексей честно признавался самому себе, что не только не понимает механизма сбора банды с нуля, так еще и не потянет на роль лидера ватаги, особенно в сии времена, с жестокими, если не сказать звериными нравами. По крайней мере вот так вот сразу. Не обладает он нужными лидерскими качествами. Не хватит харизмы.

Ему это и раньше не интересно было. В той же школе или во дворе. Всегда с презрением относился к тем, кто окружал себя подпевалами-жополизами и гнобил слабых, видя в этом животную, обезьянью сущность (очень уж похожи повадки в таких подростковых шайках, особенно после просмотра телепередач про обезьяньи стаи). Он предпочитал равные дружеские отношения, не терпя никого над собой и никого, не загоняя под себя.

Строить из себя нечто большее? На такой риск Алексей не готов был пойти. Сам хорошо чувствуя фальшь в отношении себя со стороны других людей он предполагал, что и остальные люди так же почувствуют фальшь в его поведении с ними. Актер из него так себе. Кто-то может интерпретировать его поведение как высокомерие, а кто-то как слабость, что обернется для него большими проблемами, ибо любая банда — это все равно что волчья стая, в которой лидера, что хоть немного проявит признаки слабости и неуверенности тут же сомнут.

«И в итоге окажется мое место во мной же собранной банде у параши…» — подумал Алексей и вздрогнул от поганой перспективы.

В общем, классическая банда не подходила. Требовалось что-то иное.

— Вот только что? Попробовать создать секту? Стать каким-нибудь пророком или что-то в этом роде?..

Опять же, теоретически это возможно, особенно сейчас, когда общество изначально до предела религиозно и мыслит мистическими категориями. Благо как это сделать он знает, сам ведь в подобном обществе состоял, ну и потом дополнительно изучил тему, так что механизмы как оболванить людей превратив их в фанатиков ему были известны. А вот что касается практики… Церковь конкурентов не любит, и либо натравит власть, либо справится своими силами. Да, у нынешней Церкви есть свои вооруженные силы, небольшие, но есть, так что она сейчас не такая беззубая какой стала чуть позже. В общем схватят и четвертуют или что они предпочитают с «несистемными» конкурентами делать…

— Лучше уж тогда обычную банду собирать… на татей хотя бы официальная Церковь не охотится.