Исход

28

В ушах Малюты Скуратова при въезде в Великий Новгород все еще звучал гневный голос царя: «Принеси мне головы этих поганых вероотступников! А не принесешь, то и сам с головой расстанешься!»

Глава опричного приказа редко когда видел Ивана Четвертого таким… грозным, да гневлив, но все же не позволял себе так откровенно выражать свои чувства, как-то сдерживался, бурлил словно котелок на сильном огне, но не выплескивал из себя… содержимое, а тут прямо извержение, такое, что еще немного и сметет вообще всех кто попадет под горячую руку.

Царя, несмотря на буйный нрав и жестокость к врагам отличался изрядной набожностью, опять же о всех врагах коих повелел казнить молился, поминая каждое имя… можно было понять. Ведь подобное происшествие в его царстве бросало на него тень, как на правителя, ведь его подданные не просто перешли в какую-то другую христианскую конфессию или секту на худой конец вроде все тех же приснопамятных жидовствующих, а вернулись к язычеству, это фигурально выражаясь даже не пощечина, а смачный плевок в лицо. Все это накладывалось на начавшуюся информационную кампанию против Москвы в Европе с подачи спевшихся друг с другом польского короля и английской королевы дабы остановить и без того жиденький приток различных специалистов в первую очередь оружейников и строителей в Россию.

В общем если не решить быстро проблему, то могли пострадать и совершенно непричастные люди, что хуже для ближников царя, они и пострадают, а потому Скуратов намеревался дабы затушить царский гнев и не расстаться с собственной головой, выполнить порученное задание со всем тщанием… как умел.

Новгородцы только вздрогнули, когда узнали, кто приехал проводить дознание — царский палач, от которого многие натерпелись еще в его предыдущий визит вместе с царем. Многие, словно опомнившись, попытались в последний момент сбежать из города, но поздно, Новгород окружили разъезды из опричников, что словно стаи бродячих псов сновали по дорогам и хватали всех, кто попадался им на глаза.

Действовала простая формула: «бежал — виновен», так что пыточных дел мастеру изрядно прибавилось работы в подземельях новгородского кремля. Ну а много ли надо, чтобы простой человек оговорил себя, лишь бы только прекратить мучения? Тут не только себя оговоришь, но и соседей.

А ведь еще доносы шли сплошным потоком. Как водится в такие моменты не самые духовно возвышенные и чистые люди чужими руками расправлялись со своими врагами… Так что сотни людей оказались в застенках.

— Рассказывай, — вольготно развалившись в кресле, вальяжно, но с угрозой потребовал Малюта от архимандрита Александра, коему даже не предложил присесть.

Как и всякий незначительный человек волей случая вознесенный на самый верх он упивался полученной властью и всячески ее демонстрировал окружающим, глумясь над теми, кто еще недавно был несравненно выше его по положению. Более того, всяческими способами старался эту власть приумножить. А что этому может поспособствовать лучше, чем стать родичем царя? Скуратов задумал отдать свою дальнюю родственницу Марфу Собакину в жены Ивана Четвертого, а собственную дочь за двоюродного брата царя Ивана Глинского.

Так что ради того, чтобы породниться с царским родом он был готов решительно все, хоть всех новгородцев прирезать поголовно собственной рукой, а сам город сжечь дотла.

— Стало быть укрыл у себя сынка семейки бунтовщиков⁈ — вскричал Скуратов, выслушав историю Елисея в изложении настоятеля Свято-Юрьевского монастыря. — Признавайся собака, с какой целью укрывал?!!

— Только из христианского милосердия и сострадания…

— А мне мнится, что вы собаки долгогривые измену измыслили! Притвориться решили, что верны царю, а сами бунтовщиков укрывали и готовились предать при первом же возможном случае! Кому продался пес?!! Ляхам⁈ Свеям?!!

— Что ты…

— Да и история с Елисеем этим… что на капище поганом одержимым стал. Бог все видит! Отвернулся Он от вас за задуманное вами предательство, вот и отнял у вас святость, потому и не смогли опознать беса в Елисее! В каземат его!

Стоявший караул из опричников ловко скрутили архимандрита и выволокли его из зала.

— Воеводу мне!

Когда прибыл вызванный Колычев-Умный, Скуратов приказал:

— Василий Иванович, бери свою сотню и езжай в Свято-Юрьевский монастырь, да хватай всех монахов! Скверна поселилась в сем святом месте и надо ее вырвать с корнем!

— Будет сделано!

Далее Малюта Скуратов вызвал доносчика из числа монахов, что описал «злодеяния» своего начальства.

— Ну, Амвросий, поедем, лично мне покажешь, где творил волшбу этот одержимый бесами…

— Не опасно ли⁈ — подобострастно склонился монах с бегающими глазами.

— Нет! Вера моя крепка! Веди!

— Как прикажешь…

Скуратов сел на коня, а монах пошел пешком.

— Говори…

— Как я и писал отрок сей бесами одержимый сначала волшбой своей исцелял людей хлебом слюной ведьмы опоганенным, что стала ему служить…

— А ведьма откуда взялась?

— Так это… еще прежним настоятелям приветили ее, да и не только ее…

— Вот как⁈

Над архимандритом Леонидом, что являлся предыдущим настоятелем Свято-Юрьевского монастыря (с 1568 года являлся владыкой Чудова монастыря) и кандидатуру которого царь рассматривал в качестве следующего епископа Новгородского нависли тучи.

— Истинно так милостивец… пригрели змею на груди… не ведает царь-батюшка что скверна поселилась в монастыре и всей земле новгородской еще при прежнем владыке…

— Опиши сие!

— Как прикажешь, сегодня же все исполню!

— Продолжай про бесноватого!

— Так вот… лечил он людей хлебом поганым… подмешивая его в квас… вылечил многих, через что смущал умы людские, ведь не святой водой и молитвами они исцелялись, а зельем колдовским да ведьмаческим… и многие оказались столь слабы в своей вере во Христа и подались в язычники погубив свои бессмертные души в обмен на жизнь земную…. Ведь по слову одержимого этого, от кары господней можно защититься, вернувшись к старым богам… то есть я хотел сказать, приняв метку демоническую…

— Что еще за метка? Почему и об сем не написал⁈

— Не успел милостивец! Но все опишу…

— Так пока расскажи!

— Резал он левую руку людям, что отринули господа нашего Иисуса Христа, вот здесь, выше локтя и втирал снадобье какое-то в рану… гнила та рана, люди слабость чуяли да жар… не иначе отголоски адского огня ощущали… а что до слабости, то видать демон их жизненные силы себе тянул да души пил! Но потом рука заживала, и метка образовывалась. Так что у кого на левой руке след словно от язвы оспенной размером с ноготь, то принявшие в душу демона… не ошибешься!

Скуратов искренне перекрестился, пробормотав слова какой-то защищающей молитвы.

— Дальше!

— Дальше повелел своим слугам метку получивших, сей бесовский Елисей, копать землю по всему городу в нужниках да конюшнях нечистоты перед этим вычерпав… Очередное колдовство мерзостное измыслив… Землю ту поганую в большие дома велел сносить, в коих раньше больные чумным мором лежали… и ссыпали на первом этаже… а потом глиняные трубы клали и снова сыпали землю от нужников… и так до потолка… потолок потом разобрали на дрова и стали топить печи дым от которого проходил через трубы те землей засыпанные… не иначе, чтобы дышали горожане воздухом наполненным оскверненным дымом… Но и это еще не все милостивец! Повелел он слугам своим жижу болотную возить и ею поливать ту землю… И топил он эти адовы печи несколько недель в домах сих землей засыпанных да жижей поливаемой…

— Поистине бесовские дела у вас творились! Как есть бесовские! — крестясь воскликнул Малюта Скуратов. — И что потом⁈

— А потом и вовсе колдовство черное творить принялся, хотя, казалось бы, куда уж больше⁈ Но можно, ибо святотатство неслыханное устроил! Стал он эту землю в колоколах снятых с церквей варить!!! В колоколах с храмов снятых!!!

— Ох! Нечестивец! Сатанинское отродье!

— А потом землю ту раскидывал кругом… не иначе осквернить весь город хотел этим, чтобы провалился он в Ад со всеми его жителями живьем!

— Ох страсти-то какие!

— Мы ее конечно собрали всю да в болото снесли, а еще для надежности по улицам очистительным крестным ходом прошли святой водой все залив… Вот здесь тот дом стоял…

— Пепелище же одно…

— Спалили мы те дома от греха подальше, милостивец… и пепел тот тоже в болото бросили.

— И правильно…

От творящегося в Великом Новгороде даже у Малюты Скуратова кровь в жилах стыть начала и волосы на голове и прочих местах дыбом вставали, хотя крови он пролил без меры, но то кровь, а тут… ужасы ужасные.

«А ведь Елисей этот, точнее бес, что в нем поселился, идут куда-то! Дескать в Беловодье… — подумал он. — А может цель его в осквернении земли русской⁈ Идет и скверну распространяет! И будут через то беды неисчислимые на Руси!»

В общем задерживаться в городе дольше необходимого Малюта Скуратов не стал. Повелел казнить всех задержанных посажением на кол, а тех, у кого обнаружилась демонская метка, для чего проверили всех горожан не взирая на принадлежность к сословию, возраста и пола, приговорили к очищающему огню, так что запылали костры на центральной площади.

Поспешность его объяснялась даже не тем, что следовало во что бы то ни стало выполнить приказ царя и даже не тем, что требовалось очистить землю русскую от злонравной погани, а с тем профитом, что он мог получить изничтожив этого Елисея, коего можно было из «обычного» одержимого бесами «раздуть» в демона и тогда…

«Григорий Демоноборец звучит гораздо лучше, чем Малюта», — подумал он, чье полное имя вообще-то звучало как Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский, а Малюта — это просто прозвище, данное ему за не шибко великий рост и часто произносимую фразу: «молю тя…»

В общем никак нельзя допустить, чтобы демона в теле Елисея побил кто-нибудь другой, а это могло случиться. А ну как местные помещики, решив отличиться, решат все-таки еще раз напасть на стан поганых язычников и на этот раз им повезет? Тем более что к ним готово было выдвинуться подкрепление в виде еще полутысячи всадников.

Все-таки своего прозвания оказавшись на самом верху, он несколько, мягко говоря, не любил, да и не соответствовало оно его еще более великим амбициям, а стать Скуратов хотел при царе ни много ни мало, а кем-то вроде великого визиря, вторым человеком, как при османском султане.

Опять же статус демоноборца это… такое ничем не перешибешь, он станет по определению неприкасаемым, практически святым! Бояре пасть поостерегутся на него разевать, ведь сразу получишь статус пособника Сатаны раз на святое покусился — защитника веры, и даже вспыльчивый и быстрый на расправу царь десять раз подумает прежде, чем проявить к нему свою немилость. Как это не так давно случилось с его одним из самых верных приближенных князем Афанасием Вяземским, коего оклеветали те самые злонравные бояре и запытали до смерти в присутствии царя. А именно этого очень боялся Малюта, что однажды сам окажется на месте пытаемых, он хотел стабильности своего положения, а не сидеть словно на пороховой бочке, что может в любой момент рвануть.