— Хотя, я ведь могу дом продать! — осенило Алексея. — Знать бы только где он? И еще — купит ли кто, это при условии, что на него не наложили лапу какие-нибудь право имеющие наследники.
Ходить по городу с просьбой: «Люди добрые, покажите, где мой дом?» не самая лучшая идея, потому Алексей решил действовать через Матрену.
— В общем тут такое дело Матрена, что я память потерял и теперь не знаю где мой дом…
Ну и рассказал под «охи» и «ахи» свою историю, в смысле Елисея, как он на поганом капище дрова рубил, ну и потерял сознание с последующей потерей памяти.
— Но ты не бойся, отец Михаил в курсе моей ситуации, да и проверяли меня в монастыре на предмет бесовских козней.
— Я и не боюсь! — воскликнула она.
Алексей нахмурился. Снова в голове промелькнула мысль о каком-то неправильном поведении напарницы.
«Да, она ни разу не перекрестилась, когда слушала историю… — понял он. — Другой бы крестился беспрестанно слушая такие страсти… И голос какой-то… торжественно-довольный, глаза вон как лихорадочно блестят. Может приболела снова?»
Он и раньше замечал странные взгляды, что бросала на него Матрена, но не мог из однозначно идентифицировать, по крайней мере на заинтересованные взгляды, что бросают девушки на парней они не походили, да и сложно ему было представить, чтобы Матрена положила на него глаз, ведь до этого отношение с ее стороны напоминали скорее материнское.
«Хотя одно другому не всегда мешает», — усомнился он, вспомнив парочку извращенцев, то бишь Пугачеву с Галкиным.
И снова Алексей не стал копать дальше в этом направлении, других забот хватает. Ну и просто, не стоит «выкапывать» то, с чем потом не знаешь, что делать…
— В общем, я хочу попросить тебя тихонечко узнать, где мой дом. Потом сходим с тобой туда, посмотрим, что и как…
— Конечно Елисей, я все сделаю!
Матрена не подвела.
«Ей бы в разведке служить», — только покачал головой Алексей.
Информация ею была получена в тот же день и сходить в дом Елисея решили на следующий вечер, благо возникла пауза в поступлении новых больных, а кроме того в чумном доме помимо них появился дополнительный персонал из числа самоотверженных родичей больных, а так же выздоравливающих. В общем имелось на кого сбросить рутину.
Что до дома, то он представлял собой удручающе зрелище, как и всякий брошенный и разграбленный до основания дом. Выломали даже петли, так что заходи кто хочешь и делай что хочешь.
В сам дом Алексей даже заходить не стал. Достаточно было заглянуть в дверной проем, чтобы понять, что дело дрянь, ведь даже половые доски из половинок бревен скоммуниздили, не то, что двери со ставнями, про окна и говорить нечего. А те же окна, если судить по мелкому крошеву слюды, были богатыми.
Алексей сразу направился в кузню. Там он тоже не рассчитывал обнаружить что-то из инструментов, так и оказалось — уперли все начисто, но вот горка каменной пыли, там, где раньше стоял точильный круг, хоть и была разворошена (видимо и в ней не побрезговали что-то поискать) в целом осталась на месте.
Зачем она ему нужна эта бесполезная куча? Так железная пыль, что копилась там не меньше года при шлифовке и заточке изделий. Осталось только придумать, как ее оттуда изъять.
«Надо что-то магнитное, — подумал он. — Хотя… все бесполезно, все ржа сожрала».
Алексей с досадой сплюнул.
— Ладно… Идем отсюда. Попробуем продать эту халупу хотя бы на дрова…
Для жизни дом по мнению Алексея уже не годился. Из-за сырости в воздухе витал тяжелый запах плесени.
— Но продавать попробуем через отца Михаила и вообще через монахов.
Оно и понятно. Кто с ним дело иметь станет?
Вот только с продажей вышел гигантский облом.
— Ты запамятовал Елисей… с тем случаем, только дом свой ты как вклад монастырю отдал, когда трудником решил стать, — сказал монах.
«Ну что же, не жили богато и не хрен начинать», — подумалось ему, хотя кто бы только знал, каких усилий ему стоило удержать лицо от гримасы злости и разочарования, а также не начать грязно ругаться.
— И правда… запамятовал… отец Михаил.
Оставался вопрос, действительно ли запамятовал или церковники решили наложить свою потную ладошку на имущество обеспамятевшего трудника, все равно ведь ничего не помнит, так что ему любую лапшу на уши можно повесить. Хотя действительно мог дополнительно заплатить за себя.
Впрочем, думать об этом он не стал, с Церковью в это время спорить бессмысленно и опасно для жизни. К тому же в их чумной дом в этот момент ворвался какой-то здоровяк с криком:
— Спасите! Кровиночку мою спасите!
Следом за крикуном шел еще более здоровенный бугай под два метра ростом не обезображенный отпечатком интеллекта на лице, и нес на руках тело девушки.
— Озолочу! Только спасите! — продолжал надрываться здоровяк.
«А вот и третий звоночек», — мелькнула мысль в голове Алексея.
Крикун явно не из простых, как бы не боярин, но может и просто богатый купец, а оных в данном районе, что курировал отец Михаил не водилось, по крайней мере на данный момент. В Новгороде из бояр и купцов вообще выжили только представители промосковской партии, а они так уж получилось жили кучкой в одном квартале и его конечно прибрал себе кто-то из более «достойных» монахов не иначе как в расчете на богатые подношения.
Вот только с исцелением у более «достойного» как-то не заладилось, разводили руками, дескать все по воле Господа. Слухи же про отца Михаила уже пошли гулять по городу, и вот первый результат.
«И вот еще что интересно, мне хоть копейка перепадет от этого „озолочу“, — снова подумалось Алексею. — Хотя чего это я? Конечно же нет!»