Инженер Петра Великого – 6

Глава 10

Двадцать первое января 1707 года. Морозный воздух над Игнатовским дрожал от низкого, неумолчного гула — так дышало сердце моей промышленной крепости. За каменными стенами и рвами кипела жизнь почти двухтысячного города, где в одном квартале лили сталь, в другом рождались станки, а в третьем колдовали над колбами и ретортами люди Магницкого. Я собрал в главном зале усадьбы всех, кого считал своими. На негласный совет, хотя столы и ломились от яств.

Медленно проходя по залу, я перекидывался ничего не значащими фразами с гостями. Рядом, отстав на полшага, ступала Анна Морозова. В своем платье из тяжелого темно-вишневого бархата она выглядела здесь явно не случайной гостьей — и этот посыл, без сомнения, считывался каждым.

— А что за гул доносится с той стороны, Петр Алексеевич? — кивком указав на окна, за которыми дымили трубы, спросила она. — Прежде такого не слыхала. На стук молотов не похоже.

Остановившись у камина, я ответил:

— Прокатный стан, Анна Борисовна. Будущее рельсовое железо для наших дорог. Работает круглые сутки, мы научились катать его дешево. Когда-нибудь по таким вся Россия поедет.

Она промолчала, в ее взгляде мелькнул интерес — а быстрый, цепкий расчет. Московские торговые дома уже прикидывали будущие барыши. По уговору с Демидовым он будет строить путь с Уральских заводов в Москву. Я же пока буду связывать Игнатовское с Питером, чтобы отрабатывать новшества, начиная от самой железной дороги, заканчивая паровозами.

Внезапно гомон смолк. В центре зала поднялся Никита Демидов. Грузный, могучий, он оперся кулаками о стол.

— Господа! — его голос, привыкший перекрывать заводской грохот, заставил пошатнуться пламя в камине. — Нынче день для нашего Отечества великий! Предлагаю кубки поднять за здравие их новокоронованных Императорских Величеств! За Государя нашего Петра Алексеевича и за Государыню Императрицу Екатерину Алексеевну! Пусть их слава гремит от моря и до моря, а враги трепещут!

— Виват! — грянуло в ответ.

Поднимая свой бокал, я встретился взглядом с Алексеем. Он был серьезным, пил со всеми, однако его коробила новая реальность, где рядом с отцом возвысилась эта женщина. Это все еще не укладывалась у него в голове. При этом он не выказывал явного неуважения к Марте Скавронской, скорее пытался понять своего отца. В последнее время Алексей любое непонятное для себя событие смотрел под разным ракурсом — я показал как это работает. И мне нравится, что он принял это за норму — быть объективным.

— Смелый шаг, — проговорила Анна, когда шум немного улегся и мы снова отошли в сторону. — Короновать бывшую прачку и в тот же день, не отпировав, умчаться на войну. Наш Государь не перестает удивлять. Жаль, светлейший князь не смог почтить нас своим присутствием. Уверен, его тост был бы еще пышнее.

Тонкая шпилька в адрес Меншикова. Она тоже вела свою игру.

— Он не короновал прачку, Анна Борисовна, — ответил я, наблюдая, как старый Морозов что-то недовольно ворчит Демидову. — Он узаконил статус боевой подруги, единственного человека, который способен его вынести. А на войну умчался, потому что титул Императора для него — новое, тяжелейшее бремя. И он поспешил взвалить его на плечи, пока оно не остыло.

Анна задумчиво кивнула, принимая мою логику.

— Вы говорите о нем так, словно его мысли читаете.

— С железом проще, Анна Борисовна. Оно хоть и гнется, но по понятным законам. А с людьми так не выходит, — мои губы тронула усмешка, но тут же угасла. — Я просто знаю, что любая система стремится к усложнению. Царство стало слишком тесным для его замыслов. Потребовалась Империя. Все закономерно.

Мои рассуждения о системах прервал запыхавшийся приказчик, подбежавший к Демидову с пакетом уральской почты. Не обращая внимания на пиршество, Демидов тут же взломал сургучную печать и, пробежав глазами депешу, коротко бросил стоящему рядом Ушакову:

— Проследи, чтобы на Невьянском с завтрашнего дня ввели двойную смену на откатку руды. Заказ горит.

Работа не останавливалась ни на минуту. А ведь сколько трудов мне стоило выцарапать Андрея Ушакова из лап Брюсова. Яков Вилимович ни в какую не хотел отпускать ценного кадра. А я знал что выйдет с Ушаковым, поэтому вцепился как клещ. В итоге я оказался прав, Андрей Ушаков стал незаменимым для Демидова, при этом получал ценнейший опыт административного управления. Пока он числился начальником безопасности уральских заводов Демидова, но насколько я знаю, Ушаков становился чуть ли не его правой рукой. Ценнейший кадр.

Жестом пригласив Анну, я повел ее от шумного центра зала к высокому окну, где можно было говорить не повышая голоса. Этим мимолетным касанием к моему рукаву она без слов приняла приглашение и дала понять, что правила игры ей известны.

— А вот, должно быть, и ваш чудо-механик, — сказала она, кивнув в сторону Андрея Нартова. Тот, забыв про еду и вино, что-то горячо доказывал хмурому уральскому мастеру из демидовской свиты, азартно чертя схему прямо на скатерти.

— В Москве о нем уже легенды ходят. Говорят, может из гвоздя и веревки собрать самодвижущуюся карету.

— Андрей Нартов, — ответил я, не скрывая гордости. — Он не строит, Анна Борисовна. Он чувствует металл. Даешь ему сырой чертеж, а в ответ получаешь работающий механизм и список из десяти улучшений, о которых сам и не помышлял. Он — мои руки. И, пожалуй, один из лучших моих учеников, который скоро заставит меня самого садиться за учебники.

— Вы щедры на похвалу. Редкое качество, — с легким удивлением заметила Анна. — В Москве начальники, напротив, предпочитают держать своих гениев в черном теле, чтобы, не дай Бог, не зазнавались.

Затем ее взгляд нашел сурового старика, уединившегося в кресле и с явным неодобрением разглядывавшего привезенный из Европы барометр.

— А этот старец, похожий на голландского пастора, готового начать проповедь о греховности предсказания погоды?

— Леонтий Магницкий. Моя совесть. И мой главный тормоз, — усмехнулся я. — Нартов — парус, что ловит ветер моих идей, а Магницкий — тяжелый киль, не дающий кораблю перевернуться. Именно он доказывает мне с помощью цифр, почему девять из десяти моих затей неминуемо поведут к катастрофе, если не учесть детали.

Тут же, словно в подтверждение, до нас донесся возмущенный голос самого Магницкого, обращенный к одному из молодых офицеров:

— Полноте, сударь! Вероятность попадания зависит не от удачи, а от правильного расчета параболы! Это же арифметика!

Анна тихо рассмеялась.

— Понимаю. Парус и киль. Мудрое устроение. Но кто же тогда ваш штурман, что прокладывает курс в этих опасных водах?

Ее взгляд, полный неприкрытого любопытства, остановился на Изабелле. Заметив наше внимание, та прервала разговор с отцом. На мгновение их глаза встретились — безмолвный поединок двух умов, мгновенная и точная оценка друг друга.

— Испанка… — с легким недовольством протянула Анна. — Красива. И, вижу, умна не по-женски. Опасный союзник, бригадир. Вы-то, с вашей проницательностью, наверняка ее уже раскусили?

— Изабелла — мой аналитик, — уклонился я от прямой оценки. — Она видит связи там, где другие видят лишь случайности. Ум ее остер, как толедская сталь ее батюшки.

Не успел я договорить, как сама Изабелла, словно в подтверждение анниных слов, подошла к нам.

— Петр Алексеевич, простите, что прерываю, — она стрельнула глазками на Анну. — Капитан де ла Серда просил уточнить, когда вы сможете взглянуть на новые списки караула. Он опасается, что люди светлейшего князя могут попытаться внедрить своих под видом простых гвардейцев.

Она говорила со мной, но посматривала на Анну. Вежливый деловой предлог, за которым легко читалось желание прервать наш разговор и оценить соперницу вблизи.

— Чуть позже, баронесса, — ответил я. — Передайте капитану, что я подойду, как только смогу.

Изабелла коротко кивнула и, одарив Анну последним долгим взглядом, вернулась к отцу. Не успела она отойти, как рядом несмело возникла Любава.

— Петр Алексеевич, может, еще горячего сбитня гостям? А то остывает…

Ее тихий голос прозвучал донельзя неуместно в этой атмосфере больших дел и тонких интриг. Отчаянная попытка напомнить о себе, остаться частью моего мира, из которого она стремительно выпадала.

— Спасибо, Любава. Не нужно, — мягко, но твердо ответил я. — Распорядись лучше, чтобы вина не жалели.

Она опустила глаза и молча пошла прочь. Я проводил ее взглядом.

— Вы окружили себя верными людьми, — задумчиво произнесла Анна, не упустившая, разумеется, ни одной детали. — Однако верность, бригадир, — самый хрупкий товар. Ее нужно постоянно подпитывать.

— Знаю, — коротко ответил я. — Доверием, общим делом и, чего уж греха таить, деньгами. Главное, чтобы люди верили в то, что мы строим.

Наш разговор с Анной прервало движение у камина. Отделившись от группы, царевич Алексей на мгновение задержался, глубоко вдохнув, и уверенно направился через зал — где уединились Никита Демидов и его новый начальник безопасности Андрей Ушаков, разбирая какие-то бумаги.

— А вот и ваш самый рискованный проект, бригадир, — негромко бросила Анна, провожая царевича цепким взглядом. — Выглядит… иначе. В Москве до сих пор судачат о той аварии, и не все в вашу пользу.

— Я лишь дал ему дело, Анна Борисовна. Остальное он сделал сам, — ответил я, наблюдая за каждым его движением. — Мальчик, которого можно было поучать, остался в прошлом. Теперь он — будущий хозяин всего этого. И, кажется, начинает это понимать.

— Понимать? — Анна с проницательной усмешкой посмотрела на меня. — Смотрите-ка, бригадир. Промышленники, инженеры, шпионы… не хватает только казначея и судьи, и можно собирать Малый совет при наследнике. Весьма предусмотрительно.

Скрытый вопрос в этих фразах меня напряг. Впрочем, отвечать и не пришлось: развернувшееся у стола действо говорило само за себя. Подойдя к промышленнику, Алексей выдержал выверенную паузу, заставив того поднять на него глаза.

— Никита Демидович, — голос царевича звучал ровно и по-деловому. — Я изучил последние отчеты с Урала для Компанейской Казны. Поставки чугуна идут с опережением графика, несмотря на трудности с подвозом руды. Мое почтение вам и вашим мастерам. Государь будет доволен.

Демидов оторвался от бумаг, и на его лице отразилось изумление. Увидеть перед собой человека, оперирующего его же цифрами, было для старого рудознатца полной неожиданностью. Он крякнул, грузно поднялся и даже слегка поклонился — жест, который от него дорогого стоил. С другого конца зала за сценой наблюдал старый Морозов, одобрительно крякнув в бороду.

— Стараемся, ваше высочество, — пробасил Демидов, и в его голосе прозвучало неподдельное, грубоватое уважение. — Для дела государева, да для общего нашего… ничего не жалко. Коли и дальше так пойдет, к весне первые несколько саженей поставим!

Коротко кивнув, Алексей принял ответ как должное и перевел взгляд на Ушакова.

— А вам, Андрей Иванович, отдельная благодарность за подробные донесения о настроениях на заводах. Информация — ключ к порядку. Продолжайте в том же духе.

После этого он неспешно направился через зал, на ходу обменявшись парой слов с Магницким, отчего тот даже расплылся в довольной улыбке. Это была демонстрация силы: он вникает во все.

— Вот вам и ответ, Анна Борисовна, — тихо сказал я. — Я — всего лишь наставник, который учит будущего Императора самому главному: как заставить механизм работать. А эти люди — не мой двор. Это его будущие шестеренки, рычаги и маховики. И он должен научиться понимать их устройство, иначе вся машина развалится.

Анна долго молчала, наблюдая, как Алексей наконец подходит к Изабелле. Та, заметив его, вышла навстречу.

— Вы создаете нечто большее, чем просто союзников, — наконец произнесла Анна, и голос ее стал серьезен. — Эти люди… они другие. Не то что наши московские бояре, способные лишь считать барыши от старых вотчин. С такими людьми можно строить новое дело, Петр Алексеевич.

Тем временем Алексей с горящими глазами начал что-то рассказывать испанке. Слов было не разобрать, но его воодушевление било через край. Говорил он заговорщицким шепотом, который, впрочем, долетал до нас:

— Представляете, баронесса, я нашел ошибку! Ошибку в расчетах его лучшего инженера, самого Нартова! Бригадир сначала не поверил, но я доказал. Он даже позволил мне самому составить ответ! От своего имени!

Сейчас он был мальчишкой, получившим высшую похвалу. И Изабелла, видя этот искренний порыв, тепло и ободряюще улыбнулась ему.

— Вы играете с огнем, — тихо произнесла Анна. — Вы создаете Императора. Но если ваш механизм даст сбой, он похоронит под обломками не только вас, но и всю Империю.

Очередной спор Демидова и старого Морозова о ценах на уральский чугун уже грозил перейти в открытую перепалку, когда Алексей, оторвавшись от увлеченной беседы с Изабеллой, вдруг поднялся. Негромкий стук серебряного кубка по столу в наступившей тишине прозвучал неожиданно. Все взгляды обратились к нему. Он обвел зал долгим, серьезным взглядом, задержавшись на каждом, и лишь убедившись, что все внимание приковано к нему, поднял кубок.

— Господа! — его голос звучал на удивление зрело, без прежней робости. — Сегодня великий день для нашего Отечества. Впервые за многие сотни лет на нашей земле вновь есть хозяин — Император, помазанник Божий. И пока он на южных рубежах будет биться за нашу державу, наш долг — быть ему верной опорой здесь. Я хочу поднять этот бокал за здоровье и многие лета их императорских величеств, Государя Петра Алексеевича и Государыни Екатерины Алексеевны!

Он произнес это без запинки, отчеканив титул «Императрица». Не тост, а политический манифест. Этим шагом наследник публично и безоговорочно признавал новую реальность, разом развеивая слухи о своем недовольстве и пресекая в зародыше любые интриги вокруг статуса Екатерины. Зал взорвался криками «Виват!», и даже старый Морозов, известный приверженец старины, с одобрительным ворчанием осушил свой кубок до дна.

Когда шум стих, Алексей не опустил свой бокал. Выдержав паузу, он вновь приковал к себе всеобщее внимание.

— И второй тост… — продолжил он, его взгляд нашел меня в толпе. — Я хочу поднять за человека, который в самые темные для меня дни не отвернулся, не осудил, а заставил меня работать. Который вернул мне веру в себя и показал, что истинная сила — в знании, в деле, а не в титуле. За моего наставника и, смею надеяться, друга.

Сделав шаг вперед, в самый центр зала, он поднял кубок выше.

— За бригадира Петра Алексеевича Смирнова! За лучшего учителя, которого только мог пожелать себе наследник Империи!

Зал затих. Мертвая тишина. Первый тост был данью уважения власти, однако второй стал актом ее перераспределения. Все, от Демидова до последнего офицера, в этот миг осознали, что на их глазах происходит нечто необычное. Публично назвав своим другом инженера-выскочку, наследник возносил своего учителя на недосягаемую высоту и ставил себя в позицию ученика. Этот шаг окончательно цементировал наш союз и обозначал новую расстановку сил для всех присутствующих.

Я встретил его взгляд. В нем была и благодарность, и вызов. Он сделал свой ход, теперь ответ был за мной. Я поднял свой кубок.

— За будущее Российской Империи, ваше высочество. И за ее будущего Императора.

Тихий звон наших бокалов стал звуком рождения нового, могущественного альянса. Мой самый рискованный проект увенчался успехом. Оглушительным.

Однако одного взгляда на сосредоточенные, просчитывающие все наперед лица Морозова, Демидова и даже Анны было достаточно. Создав этот новый центр силы, я немедленно породил и новую, пока еще невидимую оппозицию.