Я продолжал сидеть за столом и смотреть на двух надутых женщин напротив.
Теперь уже на двух.
Они обе демонстративно пересели на диван и так же демонстративно отвернулись от меня. Причём синхронно, будто заранее договорились. Лица — в сторону, спины — ко мне. Но время от времени каждая из них всё равно бросала в мою сторону злобный взгляд, словно проверяя, дошло ли уже или требуется повторить воспитательную беседу.
Ксюша устроилась в своём любимом стиле — подтянула ноги к груди. Обычно в такой позе она делала это с очевидным удовольствием, не слишком заботясь о том, что именно я вижу. Но сейчас всё было иначе. Она явно постаралась так развернуться, чтобы ничем лишним не радовать, спрятала ноги за Соней и сидела, уткнувшись подбородком в колени, всем своим видом демонстрируя оскорблённую добродетель.
Длинные, красивые ноги, которые обычно были отдельным оружием индивидуального поражения, на этот раз были аккуратно убраны из поля зрения. Наказание, не иначе.
Соня села совсем по-другому. Прямая спина, руки ровно на коленях, поза отличницы на первом ряду. Только при этом она отвернулась ко мне спиной, будто я временно перестал существовать как объект визуального восприятия. Спина напряжённая, плечи собраны, вся поза кричала о сдержанном, но очень принципиальном недовольствие.
Я смотрел на эту композицию и понимал, что спор я, возможно, и не проиграл. Но очков мне точно не добавили.
Потому что сначала я достаточно долго выслушивал одну, потом вторую. Вариации были разные, но суть сходилась в одном: какой я нехороший мужчина и как вообще так можно. На первой встрече сразу соглашаться на свидание с другой девушкой — это, оказывается, верх неприличия. Некультурно. Невоспитанно. И вообще я веду себя как мужчина лёгкого поведения.
Это в более аккуратном, почти дипломатичном варианте от Сони.
И в куда более прямом, резком и жёстком — от Ксюши.
Я слушал, кивал, иногда даже пытался вставить слово, но без особого успеха. Впрочем, время это хоть как-то скрашивало ожидание, потому что телефон по-прежнему молчал.
И вот он зазвонил снова.
Я машинально потянулся к нему, уже почти уверенный, что это глава охраны Карловых.
Но нет.
Максим Викторович.
Я взял телефон и ответил:
— Да, алло. Максим, приветствую.
— Приветствую, Роман, — голос был спокойный, почти будничный. — Как твои дела?
— Нормально, — ответил я. — Ты решил позвонить, чтобы узнать, как у меня дела?
— Не совсем, — хмыкнул он. — Я хотел сказать, что мы с Элизабет подумали. И поняли, что Ксюша ни в чём не виновата. Так что если ей нужно забрать вещи… из особняка её матери, из дома её рода — пусть приходит. Мы её пустим. Наблюдение сняли, путь свободен.
Я усмехнулся.
— Так мы уже забрали.
— Когда?
— Пару дней назад.
На той стороне повисла короткая пауза.
— А почему я об этом не знаю?
— Ну… — я пожал плечами, хотя он этого, конечно, не видел. — Мы, видимо, прошли мимо твоей охраны так, что ты даже не узнал.
— Я уволю всех, — сухо сказал Максим Викторович.
— Не переживай, — добавил я. — Ксюша просто отличный маг.
Ксюша довольно усмехнулась. Похвала ей понравилась.
— Ну да, — протянул он. — Похоже на то.
Он на секунду замялся, потом продолжил уже другим тоном:
— Слушай… может, поужинаем как-нибудь? Если честно, я тебя нормально не отблагодарил.
— Ну как не отблагодарил, — сказал я. — Ты мне заплатил за мою работу.
— Это не то, — возразил он. — Я по-человечески хочу отблагодарить. Может, завтра встретимся?
Я машинально поднял глаза.
— Завтра у меня уже есть план на ужин, — спокойно сказал я.
В мою сторону тут же метнули два одинаково злобных женских взгляда.
— Тогда давай на послезавтра.
— Давай, — согласился я. — Тогда договорились.
— До послезавтра.
— До связи.
Я положил телефон на стол и снова уставился вперёд.
Не знаю, что делать дальше.
Сообщение от Кати пришло уже давно. Я открыл карты и ещё раз посмотрел точку встречи. Местечко выбрано очень грамотно. Центр парка. Центральный парк Серпухова.
С одной стороны — людное место, камеры, дорожки, открытые пространства.
С другой — центр парка далеко от оживлённых улиц. И встреча назначена на восемь — девять вечера.
Это могло сыграть в обе стороны. Либо там будет много народа. Либо — никого.
Сегодня будний день, и вероятность второго варианта слишком высокая. Людей может быть мало. А может, и вовсе не быть.
Если это ловушка, всё делается просто. Достаточно перекрыть входы, выставить людей, сообщить, что ведутся какие-нибудь внутренние работы. Реставрация. Проверка. Что угодно.
Меня пустить. Или того, кто должен прийти.
А я почему-то был уверен, что ждут именно меня.
Всех остальных — разворачивать.
Проблема в том, что у меня нет глаз на входах.
И тут снова встал тот же вопрос, который уже крутился в голове: брать кота или нет.
И в этот момент телефон зазвонил снова.
Я даже сразу посмотрел на экран.
Карловы.
А именно — глава их охраны.
Я выпрямился и взял трубку.
— Да.
— Мы всё решили, — раздался знакомый голос. — Слушайте план, господин Крайонов…
Мужчина в капюшоне стоял у окна и смотрел на двор, в котором почти ничего не происходило.
На вид ему было около пятидесяти. Возраст, который легко обманывает: слишком ровная осанка, слишком спокойные движения, слишком отточённые паузы. Он давно считал себя мастером криминального мира и тёмной стороны Империи — и, что важнее, у него были основания так считать.
О нём знали многие.
Аристократы.
Крупные бизнесмены.
Адвокаты, нотариусы, посредники, люди, которые никогда не светятся напрямую, но держат в руках половину процессов.
Он был уверен: даже Император знал о его существовании. Возможно, знал гораздо больше, чем следовало бы. Но поймать его не могли. Не потому, что не пытались. А потому, что он всегда продумывал всё заранее. Шаг за шагом. Год за годом.
Он шёл к этому давно. Строил свою империю постепенно, не торопясь, не сжигая мосты. Он умел ждать.
У него был ученик.
Первого он нашёл случайно. Тогда ещё пацан, дерзкий, голодный, решивший, что готов ограбить квартиру аристократа. Через свои каналы он узнал, что тот готовится к краже у одного из его мелких партнёров.
Аристократы с ним работали — это было взаимовыгодно. Он использовал их ресурсы, они использовали его.
Он тогда остановил его и забрал к себе.
Парень шёл хорошо. Долго шёл хорошо.
А потом сломался.
Начал жадничать. Начал спорить. Начал отказываться выполнять приказы. Решил, что стал самостоятельной фигурой.
Он убил его сам.
Без свидетелей. Без истерики. Без сожалений.
«Я тебя породил — я тебя и убью», — тогда подумал он.
И именно в тот период у него уже был второй ученик.
Смышленый. Очень смышленый. Слишком смышленый для своего возраста.
В двадцать два он понимал вещи, к которым сам Учитель пришёл только к тридцати. Он схватывал всё на лету. Иногда говорил так, словно ему было не двадцать, не двадцать один и даже не двадцать два. Его мысли с каждым разом становились умнее, глубже, опаснее и интереснее.
Это напрягало.
И это радовало.
Учитель этого боялся — и одновременно видел в этом будущее. Он всё равно собирался уходить. Денег он заработал достаточно. Алиби придумал себе на всю оставшуюся жизнь. Можно было бы передать всё дальше.
Последние десять лет его лица никто не видел, кроме его ученика. Общение шло только через мобильную связь. Некоторые аристократы, за которыми пристально следила Империя, даже использовали голубей — настолько боялись электронных следов.
Но сегодня был редкий день.
Один из тех, когда нужно встретиться лично.
Не с князем.
Не с герцогом.
С бароном Иосифом Кацем.
Человеком, который при большом желании мог бы затмить своим разумом даже самого Учителя и давно занять его место. Но не стал. Этот хитрый, расчётливый человек был знаком с ним чуть ли не с детства. И всегда предпочитал белый бизнес.
Со схемами.
С обходами.
С серыми зонами.
Но всё-таки белый.
Кац был безумно богат. Средства у него были как в Империи, так и за её пределами. Банковские счета, офшоры, подставные фирмы — целая сеть, о которой, возможно, не знала даже его собственная дочь.
Сегодня они встречались как старые друзья.
Оба прекрасно понимали: их реальные жизни не имеют ничего общего с тем, что видят окружающие. Когда-то давно они вдвоём купили один особняк пополам. Решили, что это будет место встреч — в стороне от людей, в стороне от влияния.
Особняк находился в Московской области и формально не входил в зону их контроля. Хотя каждый из них мог бы спокойно переехать в столицу и начать игру за неё — и с тёмной стороны, и со светлой.
Сегодня два крупных игрока собирались обсудить дела.
Без свидетелей.
Без записей.
Без лишних слов.
И вот он увидел, как человек в обычной одежде, в простой кепке, заходит на территорию.
Никакой маскировки, никакой суеты. Спокойный шаг, уверенная походка. Он двигался ровно по тому маршруту, по которому ходили всегда, когда приходили в этот дом. Ни шага в сторону. Ни паузы. Значит, свой.
Дом стоял глубоко в лесу. Глубоко-глубоко. Несколько гектаров земли вокруг были выкуплены заранее, с запасом, так, чтобы никакие случайные соседи не появлялись даже теоретически. Идеальное место для тишины. Идеальное — для встреч, о которых не должны знать.
Система охраны здесь была продумана с двух сторон. Каждый внёс своё. Можно было даже предположить, что некоторые контуры дублируют друг друга. Но Учитель знал: он точно добавил своё. И оно работало.
Человек дошёл до дома, открыл дверь и громко, без опаски, крикнул:
— Эй, ты тут?
— Да-да, мой друг, приветствую, — отозвался голос из глубины дома.
Лицо Учителя расплылось в улыбке. Не злой, не хищной. Спокойной. Улыбке человека, который точно знает, кто пришёл, и точно знает, зачем.
Он вышел из комнаты и начал спускаться по лестнице на первый этаж, разводя руки в стороны, будто встречал старого родственника.
Внизу его ждал пухленький мужчина.
Не толстый — именно чуть-чуть пухлый. Мягкий. Лицо светилось добродушием, почти домашним теплом. Таким людям хочется доверять. Таким хочется пожать руку и спросить, как дела.
И именно за этой внешностью добряка скрывался безумный бизнесмен. Человек, способный делать деньги буквально из всего. Даже из воздуха.
И ведь делал.
Пару десятков лет назад он действительно продавал воздух. Очень просто. Сдал помещение, а в перечень коммунальных услуг включил вентиляцию. Именно вентиляцию. Когда арендатор попытался отказаться, в систему вентиляции пустили газы — с помощью одного не самого дешёвого артефакта. Всё помещение провоняло так, что находиться там стало невозможно.
А арендатор никуда уйти не мог.
Контракт был долгосрочный, на пять лет, полностью оплаченный. О «плате за вентиляцию» он узнал уже после срока, отведённого на установку оборудования. Первые два месяца он вообще не платил аренду — готовил ангар под запуск производства. Большой ангар, с оборудованием для выпуска жестяных банок, которые потом уходили ещё куда-то дальше.
Это уже не интересовало Учителя.
Интересовала суть.
Человек платил за воздух. За воздух, который гоняют вентиляторы. Которые потребляют электричество. За которое он тоже платил.
Вот таким был Иосиф Кац.
Учитель спустился с последней ступени, и они обнялись, как старые друзья, без лишнего напряжения, без фальши.
— Ты всё в капюшоне прячешься? — усмехнулся Иосиф. — Уже дед, небось, радикулит, а всё в прятки играешь. Денег у тебя — завались. Вышел бы ты в белую зону, открыл нормальный бизнес.
— Вообще-то у меня есть белый бизнес, — спокойно ответил Учитель.
— Ой, я тебя умоляю, — махнул рукой Кац. — Знаю я таки твой белый бизнес. Такой же белый, как на базаре фруктами торговать и говорить, что всё с огорода.
Учитель усмехнулся.
— Иосиф, ты же не поэтому пришёл. И не поэтому меня звал.
— Ой, послушай его, — фыркнул Кац. — Как будто старый друг не может просто так зайти к старому другу. Как будто мы не можем просто встретиться.
— Могли бы, — кивнул Учитель. — Если бы были обычными людьми, которые решили за чашкой крепкого пива поговорить. Но мы с тобой не такие. И ты бы не тратил своё время просто так.
Кац посмотрел на него пару секунд, потом рассмеялся.
— Ладно, ладно. Таки не буду ходить вокруг да около. Пойдём лучше чаю выпьем. Крепкого.
Они прошли на кухню.
Дом сам по себе был не слишком большим — около трёхсот квадратных метров, не больше. Ни дворцовой показухи, ни лишних коридоров. Всё строилось с расчётом на то, что здесь не живут постоянно, а появляются время от времени. Но кухня… кухня была сделана так, будто именно она и была сердцем этого места.
Просторная, удобная, с правильной геометрией и без единого лишнего угла. Не огромная, не демонстративная, но такая, в которой можно было спокойно развернуться, не задевая локтями мебель и не чувствуя себя стеснённым. Рабочие поверхности шли вдоль стен, образуя чёткий, продуманный контур, а в центре стоял массивный остров — не для красоты, а для работы.
Всё было выполнено в практичном, почти аскетичном стиле. Никаких кричащих цветов, никакого дизайнерского баловства. Натуральный массив дерева тёплых, спокойных оттенков. Камень на столешницах — плотный, тяжёлый, такой, который не боится ни ножа, ни времени. Металл — матовый, неблестящий, без лишнего глянца.
Техника была дорогой. Очень дорогой. И подобрана не по принципу «самое модное», а по принципу «самое надёжное». Встроенные плиты, духовые шкафы, вытяжки, холодильники — всё от тех производителей, которые не нуждаются в рекламе и не ломаются через год. Кофемашины стояли отдельным блоком — сразу несколько, под разные виды зёрен и разные режимы, хотя за всю историю существования этого дома ими, по сути, ни разу не пользовались.
Вообще, всей этой техникой здесь почти не пользовались.
Она была чистой, нетронутой, будто её только что установили. Не потому, что за ней плохо следили — наоборот. Просто этот дом никогда не был местом быта. Здесь не готовили завтраки, не пили утренний кофе, не ругались из-за грязной посуды. Здесь встречались, говорили и расходились.
Но при большом желании любой из них мог бы спокойно остаться здесь жить. Неделю. Месяц. Год. И не чувствовать ни малейшего дискомфорта. Всё необходимое было под рукой. Всё продумано заранее. Всё работало.
Фильтрованная вода шла отдельным контуром, с дублирующей системой очистки. Чайник — простой по виду, но идеальный по качеству. Чай хранился в вакуумных упаковках, аккуратно разложенных по ящикам, с пометками по годам и сортам. Такой чай мог лежать десятилетиями и не терять вкуса.
Даже освещение было выстроено с умом. Никакого резкого верхнего света. Несколько уровней — мягкий общий, рабочий над поверхностями и приглушённый, почти домашний, для долгих разговоров. Свет не давил и не слепил, создавая ощущение спокойствия и безопасности.
Это была кухня не для жизни.
Это была кухня для встреч.
Для разговоров, которые не стоит вести в гостиной. Для решений, которые принимаются без свидетелей. Для людей, которые привыкли думать о будущем, а не о том, что приготовить на ужин.
И именно поэтому она была такой удобной.
Именно такой и должна была быть.
Здесь всё было подготовлено именно под такие встречи. Фильтрованная вода. Хороший чайник. Чай в вакуумных упаковках — чтобы не пропах, не испортился и мог лежать десятилетиями.
Учитель оглядел стол и прищурился.
— Ты опять зажал и не купил печеньки?
Кац посмотрел на него с искренним удивлением.
— Вообще-то я таки думал, что ты их купишь. С каких это пор Иосиф Кац покупает печеньки всяким поцам?
— Ой, не вредничай, — отмахнулся Учитель. — Ладно, ладно.
Кац отодвинул куртку и достал оттуда маленькую упаковку печенья.
Учитель рассмеялся.
— Ну ты, как всегда, в своём репертуаре.
— Ой, иди ты, — буркнул Кац, усаживаясь. — Так о чём таки ты хотел поговорить?
Учитель посмотрел на него внимательно.
— О моей дочери. И о твоём ученике.
— И что ты, Йоси, придумал такого сделать с моим учеником и со своей дочкой?
Учитель говорил спокойно. Он уже поставил чайник на подставку, проверил уровень воды и только после этого поднял взгляд на собеседника.
Иосиф усмехнулся, устроился поудобнее за столом и махнул рукой.
— Ой, не притворяйся, что не знаешь о чём я говорю. Мы-то с тобой таки взрослые люди, — сказал он. — Два мужчины, два старых друга. Между нами союз таки мог быть только дружеским. Ни больше, ни меньше.
Он наблюдал, как Учитель достаёт из ящика аккуратные вакуумные упаковки, выбирает одну, разрезает ножом ровно по шву.
— А я, как и ты, — продолжил Кац, — собираюсь скоро на покой. И знаешь… почему-то для своей дочери я таки хотел бы выбрать хорошего жениха.
Он сделал паузу, следя за реакцией.
— Она многих отталкивает. Даже князь один приходил. Со своим княженком. Предлагал, — Иосиф хмыкнул. — Ну вот скажи мне, таки зачем мне княжеский сынок? Что мне с ним делать? Избалованный дегенерат.
Учитель молча насыпал чай в заварник.
— Да и ты сам прекрасно знаешь, — добавил Кац, — захотел бы я быть князем — таки давно бы уже был.
— Думаю, если бы ты захотел, — спокойно ответил Учитель, — ты бы и императором стал.
Иосиф рассмеялся, громко и искренне.
— Ой, ну ты меня уж совсем не возвышай. Хотя… — он прищурился. — Может быть. Кто его знает.
Чайник тихо щёлкнул. Учитель снял его с подставки и аккуратно залил заварку.
— Император у меня, кстати, таки недавно денег в долг брал, — как бы между прочим добавил Иосиф.
— Да ну?
— Да шучу я, шучу, — отмахнулся он. — Хотя… финансирую я Империю таки неплохо. Поэтому на многие мои делишки глаза закрывают.
— Ты же всё в белую, — заметил Учитель, расставляя чашки.
— Ну так не всё же белое бывает таки белым, — пожал плечами Кац. — Иногда оно чуть-чуть серенькое. А иногда… — он улыбнулся, — чуть-чуть черненькое. Ты это знаешь лучше меня.
— Знаю, — кивнул Учитель.
Он достал тарелку, выложил на неё печенье — немного, но аккуратно, как полагается.
— Ну так что, — продолжил Иосиф, — хочешь породниться с моим семейством? Через твоего ученика.
Учитель сел напротив.
— Я ясно понимаю, о чём ты говоришь, — сказал он. — Он сейчас серьёзная фигура. Серьёзная персона на рынке.
— Говорят, даже таки превзойдёт тебя, — не без удовольствия добавил Кац.
— Кто говорит?
— Да все говорят. Все. Мол, будет лучше, чем ты.
Учитель усмехнулся, взял чашку, сделал первый глоток.
— Тут я с ними согласен, — сказал он спокойно. — Это не просто замена. Это лучшая версия, которая вообще могла получиться.
— То есть твоя мечта — тёмный император, — прищурился Иосиф. — Но ты им так и не стал. А он по-твоему таки станет?
— Я — нет, не стал. А он станет. Хотя, если бы выложился посильнее, — Кац покосился на него, — стал бы.
— Ой, да я знаю, как ты работаешь, — махнул рукой Иосиф. — Ночами не спишь, мешки под глазами. Вон какие.
Учитель лишь хмыкнул.
Они помолчали, отпивая чай. Чай был крепкий, густой, правильный. Чай отлично подходил к разговору. И дешёвые печеньки, которые принёс Кац, напоминали о прошлом.
— Так что думаешь? — снова заговорил Кац. — Самый богатый человек Империи выдаёт дочь за ученика мастера тёмной стороны. Сильный союз. Очень сильный.
— Ты подумал о выгоде, — заметил Учитель.
— А как же без этого? — улыбнулся Иосиф. — Хочется, чтобы и на пенсии денег было побольше.
— И куда ты их денешь?
— Ну как куда? — Кац рассмеялся.
— Хочешь, чтобы тебя не в землю закопали, а в купюры?
— О, отличная идея! — он задумался. — Представь: склеп, яма с деньгами, и я там лежу.
— Ты издеваешься.
— Конечно.
Они снова отпили чай. Разговор стал тише, спокойнее, ушёл в сторону — на другие темы, на воспоминания, на старые истории.
Но главное уже было сказано.
Этот разговор мог изменить вектор сил в Империи. И оба это понимали. Оба знали: решение правильное.
Оставалась самая сложная часть.
Убедить этих двоих.
Заставить дочь и ученика сделать шаг навстречу друг другу.
И каждый из них знал: это, пожалуй, будет самой трудной задачей за всю их жизнь.