Глава 13

Как бы мне ни хотелось остаться и доесть ужин, после использования Дара сил не осталось совсем. Не физически — внутри. Голова была тяжёлой, будто в неё налили густого свинца, мысли тянулись медленно, цеплялись одна за другую, и ни одна не хотела идти до конца. Желание продолжать вечер исчезло окончательно, словно его просто выключили.

Отрезанная голова и тело без неё тоже как-то не располагали к аппетиту.

Я выходил из зала для особых гостей так, чтобы никто из моих спутников и никто из коридора не увидел, что там осталось. Это было не про стыд и не про страх. Просто лишнее. Ненужное знание, которое ничего не даст и только добавит грязи туда, где она никому не нужна.

Дверь я закрыл аккуратно, почти бесшумно, поймав момент, когда петли не скрипнут. Только после этого позволил себе выдохнуть — длинный, медленный, как будто сбрасывал с груди лишний вес.

То, что случилось в VIP-комнате, требовало паузы. Не осмысления — с этим у меня проблем не было. Скорее, смены фокуса. К смерти я привык давно. К убийствам тоже. Но никогда они не приносили удовольствия и никогда не должны были. Если ловишь себя на обратном — значит, пора завязывать.

Я отвёл взгляд от двери и осмотрел коридор.

Он был выполнен так же дорого и сдержанно, как и весь ресторан. Никакой показной роскоши, никаких кричащих деталей. Чистая, выверенная классика. Тёплый свет, мягко ложащийся на стены, дорогие материалы, которые не бросались в глаза, но чувствовались сразу — по фактуре, по тому, как гасили звук шагов.

Здесь не было случайных элементов. Даже ковёр под ногами был выбран не для красоты, а для тишины. Чтобы шаги гостей не эхом разносились по коридору, а тонули, оставляя ощущение приватности.

Этот коридор был не просто проходом.

Это было пространство ожидания.

Сюда приходили самые важные гости ресторана. Князья, герцоги, главы родов, люди, для которых статус был не украшением, а инструментом. Те, кто мог позволить себе VIP-комнату не ради понтов, а потому что им было нужно место, где никто не слушает и никто не смотрит.

Здесь обсуждали сделки, которые не попадали в отчёты. Здесь решали вопросы, которые не выносились на советы. Здесь пили не ради вкуса, а ради паузы между словами.

Даже воздух в коридоре был другим. Чуть прохладнее, чище, как будто его фильтровали отдельно. Я поймал себя на том, что дышу глубже, медленнее, позволяя этому ощущению выровнять внутренний шум.

Соня всё-таки попыталась заглянуть внутрь. Любопытство у неё, как оказалось, было сильнее осторожности. Я заметил это краем глаза и вовремя сместился, перекрыв обзор, не словами, а просто положением тела. Она замерла и спросила

— А мне можно? — сразу спросила она. — Можно туда зайти?

— Нет, Сонечка, — спокойно ответил я. — Сейчас туда заходить точно не стоит.

— Но я… тогда вы мне должны всё рассказать. Мне же отчёт сдавать.

— Князь обо всём позаботится, — перебил я. — Поймите одну вещь: когда в деле участвуют князья такого уровня, как Змеевский, лучше лишний раз не светиться. Вообще.

Я посмотрел на неё внимательнее.

— А вы зачем вообще в этом ресторане?

— Я праздную поступление в Канцелярию, — ответила она и слегка смутилась.

— То есть у вас сегодня первый рабочий день?

— Да.

— Ну вот и отлично. Тогда возвращайтесь за стол или поезжайте домой. Блокировка ресторана уже должна быть снята.

Я перевёл взгляд на Женю и Ксюшу.

— А мы поедем домой.

— Я есть хочу, — тут же сказала Ксюша.

— Я бы тоже не отказался перекусить, — поддержал её Женя.

Я посмотрел на время. Восемь вечера.

— Тогда поехали к офису. Там плов вкусный.

— Тот самый? — Ксюша оживилась. — Про который вы с Женьком говорили?

— Тот самый.

Соня нерешительно посмотрела на нас.

— А… можно я с вами?

Я уже приготовился мысленно останавливать Ксюшу — по выражению её лица было понятно, что она сейчас пойдёт в лобовую. Но Женя неожиданно шагнул вперёд и встал между ними, как грузовик перед танком.

— В принципе, я не против, — сказал он.

Я кивнул.

— Как видите, мои товарищи не против, так что, да, поехали.

Сказал это нарочно. Пусть Ксюша немного пострадает. За последние дни она слишком уж увлеклась подколами.

Сегодня моя очередь.

* * *

Красть Лапа умел не первый год. И не первый год считался одним из лучших.

Про его способность толком не знал никто. Скорее всего, даже близко никто не представлял, насколько она у него слабая. Но этой слабости хватало, чтобы делать по-настоящему серьёзные вещи.

Главное в его работе было даже не это.

Главное — у Лапы была самая обыкновенная внешность.

Обычный человек. Обычное лицо. Обычные черты. Такой теряется в толпе мгновенно. Его невозможно вспомнить, невозможно описать, невозможно вытащить из памяти. Обычный горожанин, один из тысяч. Именно поэтому он всегда спокойно уходил с места дела.

Своё погоняло он получил просто. По факту.

Лапа.

Он мог просовывать руку сквозь пространство.

Сейчас — почти полностью. А когда-то начинал с половины пальца. Тогда это выглядело жалко, смешно и почти бесполезно. Но он понимал, что именно эта способность даст ему в будущем ту жизнь, которую он хотел. Поэтому развивал её. Медленно, упорно, без рывков.

И развил.

Полностью пройти он всё ещё не мог. Магия была слабой, грубой, ограниченной. Но даже того, что у него получалось, хватало с головой. Открыть дверь с другой стороны. Вытащить предмет из-за стены. Главное — чтобы длина руки позволяла.

Со временем его начали брать и под контрабанду.

Лапа мог прятать предметы прямо в металл — в кузов машины, в конструкцию, в стенку контейнера. Снаружи это выглядело как обычный кусок металла. Ни одна собака, ни один сканер ничего не находили. Сам металл скрывал то, что было внутри. А уже в точку назначения, куда приезжал груз, подвозили и лапу, и он проворачивал обратную операцию по изъятию контрабанды. Спокойно. Чисто. Работа безопасная и не пыльная.

Поэтому он был востребован.

Сейчас ему достался сложный заказ. Острый. Дорогой. Один из самых дорогих за всю карьеру.

Восемьсот тысяч рублей.

Цену он назвал сам. Втайне надеясь, что заказчики откажутся. Но, по реакции, понял: скажи он полтора миллиона — их бы это тоже устроило.

Задача была простой по формулировке и неприятной по сути.

В определённый день зайти в ресторан. Дойти до нужной стены. Забрать ожерелье. И поставить на его место камень.

Проблема была в сейфе. Необычном. С датчиками веса. Нужно было сделать всё одновременно — убрать одно и тут же положить другое.

Он сделал.

Зашёл в рабочей спецовке. Отличная маскировка. Мало кто задумывается, что человек из какой-нибудь службы газа, света или воды может быть вором. Особенно вечером, в будний день. Даже если это очень дорогой ресторан.

Маршрут был известен. Место сейфа объяснили. Всё подготовили.

Лапа сделал работу и вышел.

Чего он не знал — чем всё это обернётся. Что произошло дальше и сделало это дело очень неприятным.

На точке, где он должен был передать ожерелье, его уже ждали. Люди княжеского рода. В тот момент он был уверен, что жизнь закончилась.

Но нет.

У него просто забрали ожерелье. Пнули — без злобы, почти формально. И взяли контакт. На всякий случай. Для возможной будущей работы.

Так Лапа и понял, что не все дела заканчиваются легко и чисто.

И впервые за долгое время задумался о том, чтобы вернуться к обычной воровской работе. Без заказов сверху. Без аристократов.

С ними он больше пересекаться не хотел.

* * *

Выходя из ресторана, Евгения окликнули двое. Женщина и мужчина лет сорока пяти — пятидесяти.

— Женечка, а ты тоже был сейчас здесь?

На него было жалко смотреть. В этот момент Евгений явно хотел превратиться во что угодно — в таракана, мышь, муравья. Во всё, что угодно, лишь бы не быть сейчас Евгением и быть намного меньше.

Я перевёл взгляд на Соню — и она побледнела. Не просто напряглась, а именно побледнела, когда увидела тех, кто его окликнул.

Я, честно говоря, не знал в лицо всех аристократов. Но реакция Сони говорила сама за себя. Было ощущение, что мы опять увидели Савелия… только чуть страшнее, чуть больше и заметно важнее.

Тут в разговор вмешался мужчина:

— Женя, к тебе мама обратилась. Ты почему игнорируешь?

— Мама? — переспросила Ксюша.

Она попыталась спросить это с удивлением, хотя я прекрасно видел, что она узнала его родителей и знала кем является Евгений.

— Извините, — сказал он. — Я сейчас подойду.

Он шагнул в сторону родителей. Его отец тут же добавил:

— Женя, а почему ты не позовёшь своих друзей и не представишь нас с им?

Евгений недовольно фыркнул:

— Пап, ну что ты опять начинаешь? Не лезь в мою жизнь.

Значит, Женя — аристократ. Аристократ, который сознательно выбрал жить обычной жизнью.

Если честно, я и раньше замечал за ним повадки, которые не свойственны обычной городской шпане. Но списывал это на то, что парень просто умнее среднего. Теперь картинка сложилась.

Я, конечно, умею читать людей. Но зная, как здесь воспитывают аристократов, и глядя на Соню, я понимал: перед нами кто-то из высших каст. Такие люди умеют держать эмоции в узде и не показывать их на публике.

И если сейчас перед нами стоит, к примеру, князь с княгиней, а Евгений — княжич и, возможно, наследник, то его вырастили так, что он может быть кем угодно. Шпаной. Князем. Императором.

Такие уж у них стандарты воспитания и поведения.

Ещё раз, уже внимательнее, я посмотрел на его родителей — и поймал знакомую ноту. Та же уверенность и та же надменность, что у Савелия Юрьевича, но другого калибра, другого рисунка. У Савелия это было жёстче: строгий бизнесмен, местами тиран, человек, который давит одной своей тенью.

Здесь же стоял мужчина, похожий на сильного и умного делового человека, но без этой тирании — скорее стратег, умеющий считать на несколько ходов вперёд. А рядом с ним — приятная женщина с тем самым флёром аристократии, который не носится напоказ, а просто есть. И смотрела она на Женю так, как смотрит мать, которая любит сына, а не статус.

И мне стало по-настоящему странно: почему он вообще не хочет жить в тех условиях, где мог бы жить.

— Жень, ну и правда… — мягко вставила она. — Позови друзей, познакомь их с нами. Мы не виделись сколько… год?

Женя дёрнулся, будто его ткнули иголкой.

— Мам, ну не надо. Я не хочу, чтобы кто-то знал, что я княжич. Я же вам это объяснял. И так вы уже всё испортили. Я только начал жить нормально.

Отец усмехнулся — спокойно, без злобы, но с таким оттенком, который легко режет по самолюбию.

— Нормально? — он мотнул головой в сторону машины. — Это вот то, что сейчас сзади тебя следует? Чёрное недоразумение?

Женя сжал челюсть. Я видел, как он держит себя, как держат себя люди, которых с детства учили не показывать лишнего на публике.

— Женя, — продолжил отец всё тем же ровным тоном, — я же тебе предлагал. Возьми любую машину. Если надо — купи какую-нибудь поломанную. Нравится ковыряться, так ковыряйся. Но зачем из семьи уходить? Зачем жить в этой квартире съёмной? Ещё и в маленькой. Мы же тебя любим. Зачем ты так с нами?

— Пап, вы слишком сильно на меня давите, — выдохнул Женя. — Я не хочу быть аристократом. Я хочу быть нормальным парнем.

Я перевёл взгляд на Ксюшу и Соню и тихо сказал, скорее фиксируя факт, чем жалуясь:

— Похоже, этот разговор затянется надолго.

Женя это услышал. Даже не обернулся, но как будто собрался внутри, одним движением.

— Нет. Мы уезжаем.

— Женя, постой! — сразу окликнула мать, и в голосе у неё мелькнуло то самое, от чего у людей обычно ломается оборона: не приказ, не давление, а тревога.

Парень уже разворачивался к машине, и движение у него пошло привычное, отработанное — уйти, закрыться, поставить точку. Я сделал шаг ему навстречу и перехватил его за руку. Не грубо. Просто так, чтобы он остановился и понял: сейчас с ним говорят по делу.

— Жень, — тихо сказал я, почти на выдохе, чтобы это слышал только он. — Это, конечно, не моё дело. Но родители у тебя одни. Мы-то тебя как считали Женьком, так и будем считать. Хочешь — буду звать тебя господином, мне без разницы. Я вижу, как твоя мать волнуется. Поговори с ней. Успокой.

Он резко посмотрел на меня, и в этом взгляде было всё сразу — злость, усталость и защита.

— И ты туда же? Тоже хочешь воспользоваться моими деньгами?

Я даже не сразу ответил. Просто посмотрел на него спокойно, давая ему услышать собственную фразу.

— Ты идиот, если ты так думаешь обо мне, — сказал я ровно. — Если правда так считаешь — можешь завтра в офис не приходить.

Я отпустил его руку, развернулся и пошёл в сторону дороги.

— Ксюша, мы идём домой.

— Я с вами, — тут же сказала Соня, будто боялась, что её сейчас выкинут из сцены окончательно.

Позади раздалось, резче, чем надо, потому что он тоже был на взводе:

— Ром… — Женя крикнул, и тут же, спохватившись, уже по-другому: спокойнее, — да извини. Ты не понял.

Я остановился, но не повернулся.

— Всё я прекрасно понял, Женя. Подумай.

Мы встали у обочины. Я достал телефон и начал заходить в приложение вызова такси, намеренно спокойно, без демонстрации. Так, как делают люди, которые уже приняли решение и не торгуются.

Через пару секунд Женя подошёл. Ближе. Тише.

— Идёмте… — он сглотнул и поправил сам себя, будто заставил язык работать нормально. — Пойдёмте. Я познакомлю вас с родителями.

Он посмотрел мне в глаза, коротко, как умеют те, кто не привык просить.

— Ром, извини. Я не хотел.

Я кивнул. Не потому что «простил и растаял». Я видел, что ему сейчас это нужно — чтобы прийти в себя и не сжечь мосты там, где мосты ещё держатся.

И я снова посмотрел на его родителей — и снова увидел: не желание вырастить из него ещё одного княжича любой ценой, а обычную, упрямую, человеческую любовь двух людей, которые, похоже, многое в прошлом сделали неправильно и теперь пытаются исправить хоть что-то.

Это читалось у них в глазах. И они были рады что сын решил познакомить с друзьями.

Загрузка...