Следующие недели были интенсивными. Несмотря на протесты Кайрона и лекарей — которые ходили за мной как наседки за больным цыплёнком — я погрузилась в работу с головой.
Трудоголизм как механизм совладания с травмой. Классика. Сколько раз я отчитывала пациентов за то же самое? "Работа не убежит, а здоровье не вернёшь", — говорила я. Ирония в том, что я сама всегда нарушала это правило. И в прошлой жизни, и в этой.
Первым делом — реформа двора. С помощью Аурума, который чувствовал ложь как я чувствую запах кофе по утрам, мы устроили тотальную чистку. Методично, кабинет за кабинетом, человек за человеком.
Процедура была простой до гениальности. Человек входил, Аурум — в форме золотой кошки размером с рысь — смотрел ему в глаза, и я задавала три вопроса: "Вы преданы империи?", "Получали ли вы золото от врагов?", "Планировали ли предательство?"
— Семнадцать человек, — подвёл итог Кайрон после очередной "чистки". Он сидел в кресле, потирая виски — жест усталости и разочарования. — Семнадцать предателей в моём ближайшем окружении. Как я мог быть таким слепым?
— Не предателей. Людей со своими интересами. Некоторые просто хеджировали риски.
— Хеджировали? — Он поднял бровь. Левую — это у него означает искреннее недоумение. Правую поднимает, когда саркастичен.
— Подстраховывались. Если империя падёт, хотели остаться на плаву. Базовая стратегия выживания в нестабильные времена.
Базовый инстинкт выживания. Нельзя их за это винить. Помню 1998 год — половина моих знакомых держали сбережения в долларах, на всякий случай. Никто не знал, что будет с рублём завтра.
— Ты слишком добра к ним.
Голос жёсткий, но я слышу подтекст — он не возмущён моей мягкостью, а удивлён. Привык, что предательство карается только смертью.
— Я прагматична. Казнить всех — создать мучеников и озлобленные семьи, жаждущие мести. Простить и дать второй шанс — получить лояльных подданных. Человек, которому дали второй шанс, часто становится фанатично преданным. Из чувства вины и благодарности.
Вторая реформа — женская гвардия. То, что начиналось как утренние тренировки для фрейлин, превратилось в полноценное воинское подразделение. Пятьдесят девушек и женщин разного возраста — от шестнадцати до сорока лет.
— Они великолепны, — признал Маркус после показательных учений.
Старый вояка стоял, скрестив руки на груди, но в глазах был блеск гордости. Как отец, наблюдающий за успехами дочери. Собственно, он и видел в них своих дочерей — ту, которую потерял, и тех, которых мог бы потерять.
— Не сильны, как мужчины, но хитры и быстры. И используют грязные приёмы.
— И главное — неожиданны. Враг не ждёт удара от женщины.
Серафина стала капитаном. Оказалось, у неё настоящий талант к стратегии. Годы манипулирования мужчинами при дворе дали неожиданный результат — она умела просчитывать людей на пять ходов вперёд.
— Знаете, ваше величество, — сказала она после назначения, теребя новые капитанские нашивки. — Я всю жизнь думала, что моя ценность только в красоте. Что я просто... красивая кукла для развлечения. Спасибо, что показали — я гораздо больше.
В голосе дрожь — не слёзы, а что-то более глубокое. Переоценка собственной идентичности.
Классическая проблема красивых женщин. Общество сводит их к внешности, игнорируя интеллект и способности. Сколько талантов похоронено под макияжем и декольте?
Третья реформа — экономическая. С помощью леди Марвин (которая оказалась финансовым гением) и её мужа (который после разоблачения стал параноидально лояльным) мы полностью пересмотрели налоговую систему.
— Снизить налоги для ремесленников и торговцев, повысить для роскоши, — объясняла я совету министров. — Стимулировать производство, а не накопление золота в сундуках.
— Но аристократия возмутится! — воскликнул граф Монтарис, владелец трети виноградников империи. Лицо покраснело — признак повышенного давления. Стресс от угрозы кошельку.
— Пусть возмущаются. Лучше возмущённые аристократы в своих поместьях, чем голодные толпы с вилами у ворот дворца.
Аурум, присутствовавший на совете в форме большой золотой кошки (его новая любимая форма — говорит, так меньше пугает людей), фыркнул. Из ноздрей вырвались струйки дыма.
"В моё время аристократов съедали, когда они становились слишком жадными. Буквально. Хруст костей отлично мотивировал остальных к щедрости."
— Аурум, это не помогает.
"Просто историческим фактом делюсь. Образование же важно, ты сама говорила."
Дракон с чувством юмора. Кто бы мог подумать.
Кайрон, к моему удивлению, поддержал все реформы без возражений. Более того — активно продвигал их, используя свой авторитет ледяного императора.
— Ты меняешь империю, — сказал он однажды вечером.
Мы сидели в его кабинете, разбирая документы. Уютная домашняя сцена, которая стала нашей новой нормальностью. Два бокала вина, стопки бумаг, Аурум, дремлющий у камина. Почти семейная идиллия, если забыть о масштабе решаемых проблем.
— Мы меняем. Это наша общая работа.
— Нет, Лирана. Это твоя заслуга. Я бы никогда... — он замялся, подбирая слова. — Я слишком застрял в традициях. В том, что "всегда было так". Ты показала — может быть иначе.
Признание собственной ограниченности. Колоссальный прогресс для человека с нарциссической травмой. Полгода назад он скорее умер бы, чем признал свою неправоту.
— Традиции важны. Они — фундамент. Но время перемен тоже необходимо. Баланс между стабильностью и развитием.
Он встал, подошёл к окну. Любимая поза для сложных размышлений — силуэт на фоне заката, руки за спиной.
— Знаешь, что говорят при дворе?
— Много чего говорят. Что конкретно?
— Что императрица околдовала императора. Что ты ведьма, подчинившая древнего дракона и опутавшая меня своими чарами.
Я рассмеялась — искренне, от души. Звук эхом прокатился по кабинету.
— Ну, насчёт дракона почти правда. Я же его уговорила на новый договор.
"Эй!" возмутился Аурум, приподнимая голову. Один глаз приоткрылся, блеснул золотом. "Никто меня не подчинял! Это взаимовыгодное сотрудничество! Партнёрство равных!"
— Конечно, Аурум. Конечно. Спи дальше.
Дракон фыркнул, выпустив колечко дыма, и демонстративно отвернулся к стене.
Кайрон развернулся ко мне. В глазах что-то изменилось — потеплело, стало глубже.
— Но насчёт меня они правы. Ты меня околдовала. Не магией, но...
Он не договорил, но мне и не нужны были слова. Невербальная коммуникация иногда честнее любых деклараций. Расширенные зрачки, учащённое дыхание, наклон корпуса в мою сторону — все признаки налицо.
Я встала, подошла к нему. Медленно, давая время отступить, если захочет.
— Кайрон, я...
Он поцеловал меня. Не отчаянно-голодно, как в первый раз. Не с болезненной страстью человека, боящегося потерять. Нежно, бережно, словно я хрустальная.
— Я люблю тебя, — прошептал он в губы. — Не знаю, когда это случилось. Может, когда ты бросила мне вызов в первый день. Может, когда закрыла меня от стрелы. Но я люблю.
Окситоцин, дофамин, серотонин. Химия мозга, эволюционный механизм формирования пары. Но также и что-то большее. Что-то, что наука пока не может измерить и классифицировать.
— Я тоже тебя люблю.
И это была правда. Чистая, неожиданная правда. Несмотря на разницу в возрасте душ. Несмотря на абсурдность ситуации — психолог из Москвы и император волшебной страны. Я полюбила этого сложного, израненного, но невероятно сильного мужчину.
"Фу, человеческие брачные ритуалы," пробормотал Аурум, не открывая глаз. "Столько слов для простого факта. Драконы просто приносят самый большой алмаз и дело сделано."
— Аурум, ты портишь момент.
"Я улучшаю его реалистичностью. И вообще, у вас там документы не подписаны. Налоговая реформа сама себя не внедрит."
Дракон-бюрократ. Вот уж чего я не ожидала в этой жизни.
Кайрон рассмеялся — тихо, но искренне. Прижал меня к себе крепче.
— Он прав. Работа ждёт.
— Работа подождёт ещё пять минут, — возразила я, устраиваясь удобнее в его объятиях.
И в этот момент, стоя в объятиях мужчины, который научился любить, с дремлющим драконом у камина и империей, ждущей реформ, я подумала — а может, эта странная вторая жизнь и есть моя награда за сорок лет помощи другим?
Или просто очень детальная предсмертная галлюцинация.
В любом случае, я намерена прожить её по полной.