После напряженного разговора со Студенцовым мы с Головачевым покинули здание ВСНХ и вышли на Варварскую площадь. Холодный мартовский ветер пронизывал насквозь, но на душе становилось еще холоднее от осознания опасности.
— Семен Артурович, — произнес я, оглядываясь по сторонам, — убедитесь, что за нами никто не следит, и отправляйтесь к Мышкину. Нужно выяснить, какие именно материалы Студенцов передал в ОГПУ. А я пойду на встречу с Полуэктовым.
— Где встретимся после? — спросил Головачев, пряча бумаги во внутренний карман.
— В шесть вечера у Мышкина, там же, где вчера. Возможно, придется всю ночь работать над документами.
Мы разошлись в разные стороны. Я направился к Лубянской площади, где меня ждал Степан с машиной. Мой верный водитель притаился в переулке, подальше от любопытных глаз.
— В штаб РККА, — скомандовал я, садясь в автомобиль.
Степан кивнул, лицо его оставалось невозмутимым, хотя я знал, что он чувствует напряжение. За последние месяцы он научился безошибочно улавливать мое настроение.
По дороге я достал блокнот, просматривая заметки после встречи с Ипатьевым. Нужно систематизировать мысли перед разговором с военными. Основное направление аргументации стратегическое значение нашей нефти для обороны страны.
Штаб РККА располагался в массивном здании на Знаменке. Часовые у входа проверили мой пропуск, который Мышкин раздобыл накануне.
Суровые лица, внимательные взгляды. Никаких лишних вопросов, только четкая процедура идентификации.
Меня проводили по гулким коридорам на второй этаж, где располагалось Артиллерийское управление. Стены украшали схемы орудий и карты полигонов. Пахло бумагой, сапожным кремом и холодным металлом. Особенный запах военных учреждений.
В приемной Артиллерийского управления сидела немолодая женщина с предельно строгим выражением лица. Ее короткие седеющие волосы и форменное платье с петлицами придавали ей вид скорее боевого офицера, чем секретаря.
— Товарищ Краснов? Вас ожидают, — она указала на дверь с табличкой «Полуэктов Г. В. Командир танковой бригады».
Кабинет Полуэктова выглядел аскетично: металлический стол, несколько жестких стульев, шкаф с документами и большая карта на стене. Единственным «украшением» служил макет какого-то артиллерийского орудия в разрезе.
Георгий Всеволодович Полуэктов, высокий, подтянутый, с идеально уложенными седеющими усами, встретил меня, поднявшись из-за стола. На нем безупречно сидела военная форма с петлицами комбрига. Гвардейская выправка выдавала выпускника Николаевского кавалерийского училища.
— Леонид Иванович! Рад видеть, — он крепко пожал мне руку. От него пахло одеколоном «Шипр» и еле уловимым ароматом хорошего табака. — Как промысел? Бьет нефть?
— Бьет, Георгий Всеволодович. И даже больше, чем мы ожидали.
— Присаживайтесь, — он указал на стул. — У нас не так много времени. Через час у меня совещание в наркомате.
Полуэктов по старой привычке поглаживал серебряный портсигар с вензелями, память об отце-полковнике. Его пальцы, по-военному четкие в движениях, выдавали внутреннее напряжение.
— Знаю о ваших неприятностях в ВСНХ, — сразу перешел к делу Полуэктов. — Мышкин телеграфировал. «Южнефть» решил устроить новую атаку?
— Именно так, — я кивнул. — Но теперь они бьют по-новому. Пытаются связать наш промысел с иностранной деятельностью. Намекают на экономическое вредительство.
Полуэктов нахмурился:
— Серьезное обвинение. Особенно сейчас, когда идет кампания по выявлению вредителей в промышленности, — он открыл портсигар и достал папиросу. — Но я не верю в эту чушь. Георгий Всеволодович коротко рассмеялся. — По всей стране никто не смог запустить нефтепровод в срок, а вы смогли. Какое тут вредительство?
— Логика простая, — ответил я. — Если не можешь победить конкурента честно, используй политический донос.
Полуэктов зажег папиросу, глубоко затянулся и выпустил дым к потолку.
— Чем могу помочь?
— Мне нужна официальная поддержка военного ведомства на комиссии. Доказательства стратегического значения нашей нефти для обороны страны.
Комбриг внимательно посмотрел на меня:
— У вас ведь особая нефть, с высоким содержанием серы?
— Именно. Ипатьев проводил анализы. Наша нефть уникальна по своему составу.
Я достал из портфеля запечатанный конверт и протянул Полуэктову:
— Здесь результаты анализа. Особое внимание обратите на возможности получения высокооктанового авиационного топлива.
Полуэктов вскрыл конверт и внимательно изучил содержимое, время от времени делая пометки в своем блокноте.
— Впечатляет, — наконец сказал он. — Особенно перспективы получения авиационного бензина. Наши моторы М-17 требуют качественного топлива. И вот эти данные о содержании серы… — он постучал пальцем по листу. — Вы понимаете, насколько это важно для производства взрывчатых веществ? Кроме того, это ведь все затевалось для обеспечения танков топливом?
— Разумеется. Профессор Ипатьев особо это подчеркивал. Серная кислота — основа для нитрации.
— Именно! — Полуэктов оживился. — Без серной кислоты не сделаешь ни тола, ни динамита, ни пороха. Кроме того, в артиллерийском деле сера необходима для множества применений.
Он встал и подошел к карте на стене:
— А месторасположение промысла… В центральной части страны, в глубоком тылу. Никакой противник не достанет. Тогда как бакинские нефтепромыслы уязвимы для ударов с моря и через Закавказье.
Полуэктов вернулся к столу и достал из сейфа папку с грифом «Совершенно секретно».
— Смотрите, Леонид Иванович. Вот расчеты потребности РККА в нефтепродуктах при мобилизации. К тридцать пятому году нам понадобится втрое больше топлива для танков и бронемашин. В четыре раза больше авиационного бензина.
Сев рядом со мной, он показал мне секретные таблицы из наркомата обороны. Цифры впечатляли. Армия нуждалась в огромных объемах нефтепродуктов, и наш промысел мог обеспечить значительную часть этих потребностей.
— А это сравнительная таблица затрат на развертывание новых промыслов и транспортировку нефти, — продолжал Полуэктов. — Экономически выгоднее разрабатывать месторождение в центре страны, чем возить нефть с Кавказа.
Я внимательно изучал цифры. Здесь основа для экономического обоснования необходимости сохранения нашего промысла. Если добавить данные Ипатьева о качестве нефти, получалась убедительная аргументация.
— Георгий Всеволодович, можно использовать эти данные на комиссии?
— Общие цифры — да. Конкретные детали, связанные с оборонной промышленностью — только в присутствии представителя военного ведомства. Я поговорю с Гаврюшиным, он как раз должен представлять Артиллерийское управление на комиссии.
Полуэктов открыл ящик стола и достал блокнот с кожаным переплетом:
— Теперь о других союзниках. Академическая среда… — он задумчиво постучал карандашом по столу. — С Ипатьевым вы уже говорили. Но нужен кто-то из Академии наук. Кто-то авторитетный и с безупречной репутацией.
— У меня есть контакт с Величковским, — сказал я. — Он сейчас профессор Промышленной академии, но до революции работал с Губкиным.
— Губкин… Да, это серьезное имя. Если Величковский поддержит, это будет весомо. Но еще лучше заручиться поддержкой кого-то из действующих академиков.
— У Ипатьева должны быть связи в Академии наук.
— Безусловно, — кивнул Полуэктов. — Но будьте осторожны. Вокруг Ипатьева сейчас сложная обстановка.
Полуэктов не закончил фразу, но мне все стало ясно. Ипатьев находился под подозрением из-за своих международных контактов. Обращаться к его академическим связям следовало крайне осторожно.
— Что ж, тогда положимся на Величковского, — решил я. — Его авторитета должно хватить. Особенно если он выступит вместе с представителем Артиллерийского управления.
Полуэктов кивнул, затушил папиросу в массивной бронзовой пепельнице.
— Теперь об экономическом обосновании. Здесь потребуется тщательная работа. Ваши недоброжелатели наверняка подготовили цифры, доказывающие нерентабельность вашего промысла по сравнению с бакинскими и грозненскими.
— У меня есть реальные данные о себестоимости нашей нефти после запуска нефтепровода. Они значительно ниже расчетных, которыми оперирует Главнефть.
— Этого мало, — покачал головой Полуэктов. — Нужно показать долгосрочную перспективу. Сколько будет стоить тонна вашей нефти через три года? Пять лет? После выхода на полную мощность? Нужны комплексные расчеты, учитывающие стоимость дальнейшей разведки, бурения новых скважин, расширения нефтепровода.
Я задумался. Такие расчеты у нас были, но они требовали уточнения с учетом новых данных.
— Подготовим, — уверенно сказал я. — У Котова есть все необходимые цифры.
Полуэктов взглянул на часы:
— Время поджимает. У меня предложение. Давайте подготовим два варианта выступления на комиссии. Первый общий, для открытого заседания. Второй секретный, с акцентом на оборонное значение, для закрытой части, где будут только проверенные люди.
— Согласен. Так даже лучше.
Комбриг поднялся, давая понять, что наша встреча подходит к концу:
— И еще одно, Леонид Иванович. Возможно, придется пойти на некоторые уступки. Например, согласиться на усиление партийного контроля над промыслом. Или принять представителя ВСНХ в правление. Тактический отход ради стратегической победы.
Я задумался. Уступки казались логичным шагом в сложившейся ситуации, но все зависело от их масштаба.
— Это приемлемо, если сохраним оперативное управление промыслом и основную линию развития, — согласился я. — Главное, чтобы не развалили производство.
— Не развалят, — усмехнулся Полуэктов. — Для военных ваш промысел слишком ценен.
Мы пожали друг другу руки. Полуэктов проводил меня до двери:
— Завтра получите официальное письмо от Артиллерийского управления с оценкой стратегического значения вашей нефти. Гаврюшин уже готовит. Используйте его как козырь на комиссии.
— Спасибо, Георгий Всеволодович.
— И еще, — он понизил голос. — Знаю, что Студенцов активизировал контакты с ОГПУ. Будьте крайне осторожны. Никаких лишних разговоров, никаких встреч на частных квартирах. Только официальные контакты.
Я кивнул, оценив предупреждение. Полуэктов знал больше, чем говорил.
Вечер после встречи выдался промозглым. Мелкий моросящий дождь превратил московские улицы в лабиринт луж и грязи.
Я отпустил Степана, поехал сам за рулем. Попетлял по городу, убедился, что нет слежки и приехал на место встречи.
Ждал Мышкина в маленькой чайной на Покровке, выбрав столик в дальнем углу, откуда просматривался весь зал. Заказал стакан крепкого чая и листал вечернюю газету, делая вид, что полностью поглощен новостями об успехах первой пятилетки.
Алексей Григорьевич опоздал на двадцать минут. Необычно для него, всегда пунктуального до педантичности. Когда он наконец появился, я сразу заметил, что его сутулая фигура промокла насквозь, а залысины на лбу поблескивали от дождевых капель.
— Извините за опоздание, — негромко произнес он, опускаясь на стул напротив. — За мной увязался хвост, пришлось уходить по переулкам.
— Кто? — спросил я, не отрывая взгляда от газеты.
— Двое. Один в сером пальто, второй в кепке и кожанке. Топают как слоны, настоящие профессионалы, — с иронией заметил Мышкин.
Официантка принесла второй стакан чая. Мышкин достал из кармана потрепанный блокнот, сделав вид, что просматривает какие-то записи.
— Они из органов? — тихо спросил я, когда официантка отошла.
— Вряд ли, — Мышкин покачал головой. — Скорее, люди Студенцова. ОГПУ работает тоньше. Эти просто следят, куда вы ходите и с кем встречаетесь.
Он отхлебнул чай и поморщился — слишком горячий.
— Как прошла встреча с Полуэктовым?
— Успешно. Военные на нашей стороне. Обещают поддержку, — я наклонился ближе. — Но нам нужно больше информации о планах Студенцова. Что именно он готовит на комиссию.
Мышкин едва заметно улыбнулся:
— По этому вопросу у меня есть определенные успехи.
Он оглянулся по сторонам, проверяя, не смотрит ли кто-нибудь в нашу сторону, затем вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенную вчетверо бумагу и ловким движением фокусника подсунул ее под мою газету.
— Что это? — спросил я, не прикасаясь к бумаге.
— Проект реорганизации нашего промысла, подготовленный в аналитическом отделе Главнефти, — еле слышно ответил Мышкин. — Полная программа демонтажа всей нашей системы управления. Документ с грифом «Для служебного пользования».
Я сохранял невозмутимое выражение лица, хотя внутри все кипело от возбуждения.
— Как вы его добыли?
Мышкин отпил еще чая, словно размышляя, стоит ли вдаваться в детали.
— У меня остались некоторые связи со времен службы в контрразведке, — наконец произнес он. — Один старый товарищ теперь работает в секретариате Главнефти. Вернее, его жена работает машинисткой в канцелярии.
— И он просто так отдал секретный документ?
— Ну, не совсем просто так, — Мышкин слегка усмехнулся. — Его сыну очень нужно попасть в медицинский институт. Как раз там, где работает наш друг Зорин. Удивительное совпадение, не правда ли?
Я понимающе кивнул. Взаимные услуги — это валюта, которая никогда не обесценивается.
— Документ подлинный? — спросил я.
— Абсолютно. С визами начальников отделов и пометками самого Студенцова.
— Расскажите подробнее, что там.
Мышкин наклонился ко мне, понизив голос до шепота:
— Первое — ликвидация научно-исследовательского отдела промысла. Все разработки по катализу передаются в центральную лабораторию Главнефти в Баку. Второе — отмена нашей системы оплаты труда и премирования. Возвращение к стандартным тарифным сеткам. Третье — и самое важное — расформирование действующей управленческой структуры. Ваше снятие с должности директора и назначение на ваше место человека Студенцова — некоего Шаронова из грозненского управления.
— Шаронов? — имя показалось мне знакомым. — Тот самый Шаронов, который завалил бурение на Майкопском участке?
— Он самый, — кивнул Мышкин. — Абсолютно некомпетентный, но идеологически выдержанный товарищ. Идеальная кандидатура для разрушения нашего промысла.
Я покачал головой, осознавая масштаб угрозы:
— Это же полное уничтожение всего, что мы создали.
— Именно так. В документе прямо указано: «Ликвидировать неоправданный экономический эксперимент и привести управление промыслом в соответствие с общепринятыми нормами социалистического хозяйствования».
— А что насчет технологических разработок? Нашей системы очистки нефти?
— Предлагается «провести дополнительную экспертизу экономической целесообразности». Что, как мы понимаем, означает закрытие проекта. Студенцов не заинтересован в развитии нашей технологии. Ему нужно показать, что ваш эксперимент провалился.
Я тихо выругался, но Мышкин остановил меня предостерегающим жестом.
— Это еще не все. В документе есть пункт о передаче материалов по финансовой деятельности промысла на проверку в ревизионное управление.
— Это еще зачем? Какое отношение они имеют к нефтяной промышленности?
— Никакого, — Мышкин невесело усмехнулся. — Кроме того, что на основании акта ревизии могут арестовать любого по обвинению во вредительстве. Студенцов решил действовать наверняка. Если не удастся через комиссию, попробует через органы.
Я медленно сложил газету, прикрывая лежащий под ней документ.
— Когда состоится заседание комиссии?
— По моим данным, через три дня. Времени очень мало.
— Нужно использовать этот документ как козырь на встрече с Орджоникидзе, — решил я. — Показать, что Студенцов действует не в государственных интересах, а из личных побуждений.
Мышкин задумчиво постучал пальцами по столу:
— Это рискованно. Мы не должны раскрывать, как получили документ. Серго может заинтересоваться источником.
— Скажем, что у Студенцова тоже есть недоброжелатели в аппарате. Это даже недалеко от истины.
— Возможно, — согласился Мышкин. — Но документ нужно тщательно изучить. Там могут быть детали, которые помогут построить линию защиты.
Я аккуратно взял сложенную бумагу и убрал во внутренний карман пиджака:
— Сегодня же просмотрю от корки до корки. Любое оружие против нас должно стать оружием за нас.
Мышкин допил чай и поднялся, бросив на стол несколько монет:
— Еще одна деталь, Леонид Иванович. Этот документ существует в трех экземплярах. Первый у Студенцова, второй в аналитическом отделе Главнефти, третий теперь у вас. Если Студенцов узнает о пропаже…
— Понимаю. Будет расследование.
— И довольно серьезное. Так что используйте информацию, но не сам документ. Не показывайте его, только говорите о его содержании.
— Договорились.
Мышкин застегнул потертый пиджак:
— Я продолжу работать по своим каналам. Может быть, удастся выяснить, что еще готовит Студенцов.
— Спасибо, Алексей Григорьевич. Без вас мы бы давно потерпели поражение.
— Не благодарите раньше времени, — Мышкин поправил очки. — Битва только начинается.
Он ушел первым, а я остался еще на несколько минут, обдумывая полученную информацию. Проект реорганизации это настоящая бомба. Если правильно его использовать на встрече с Орджоникидзе, можно серьезно подорвать позиции Студенцова.
Я расплатился и вышел в промозглый вечер. Дождь усилился, превратившись в настоящий ливень. Натянув шляпу поглубже, я зашагал к стоянке, где оставил автомобиль.
Дома я разложил в портфеле полученные материалы, тщательно отделив секретные от общедоступных. В голове уже складывался план действий. Привлечь Величковского для научной аргументации, использовать военную поддержку для демонстрации стратегического значения промысла, подготовить детальное экономическое обоснование.
Москва за окном жила обычной жизнью. Трамваи позванивали на поворотах, прохожие спешили по делам, витрины магазинов пестрели весенними плакатами.
Я заварил крепкого чаю. Впереди бессонная ночь работы над обоснованием, привлечение союзников, подготовка к решающему столкновению.