Мышкин нисколько не изменился.
Невысокий, сутулый человек с лицом, которое легко забыть через минуту после встречи. Идеальный облик для сотрудника секретной службы.
— Вернулись, значит, — констатировал Мышкин, задвигая за собой шкаф. — И с повышением, как я погляжу.
— Садитесь, Алексей Григорьевич, — я указал на кресло. — Рожков не с вами?
— Передавал привет, — Мышкин опустился в кресло и достал потрепанную папку из внутреннего кармана пиджака. — Удалось разобраться с вашим делом. Вся эта история была тщательно спланирована Студенцовым.
Он раскрыл папку и достал несколько листов с пометками.
— Действовал он хитро. Через своего человека в ОГПУ. Некоего Лаврентьева, заместителя начальника экономического отдела. Подготовили на вас целое досье, «факты» собирали два месяца.
— Какие именно обвинения? — спросил я, хотя примерно представлял ответ.
— Трехслойный пирог, как любит Студенцов, — Мышкин перелистнул страницу. — Нижний слой — экономические нарушения. Якобы нецелевое использование средств, завышенные сметы на месторождении, неучтенные поставки. Средний слой — связи с заграницей. Выписки о покупке иностранного оборудования через подставных лиц, переписка с немецкими инженерами. И верхний слой, самый опасный — «идеологически вредные методы управления». Внедрение буржуазных принципов хозрасчета, премирование руководящего состава, создание частных кооперативов на базе государственных предприятий.
— Профессионально сработано, — невольно отметил я. — Соединение реальных фактов с откровенной ложью. Я видел его фальшивки у следователя. Сделано качественно, ничего не скажешь.
— Ловко провернул операцию, — Мышкин нахмурился. — Документы на ваш арест подписал сам Менжинский. Сделал это после доклада Ягоды, который получил материалы от Лаврентьева.
— А истинная причина? — я знал, зачем спрашиваю.
— Нефть, конечно же, — коротко ответил Мышкин. — Студенцов давно глаз положил на ваше месторождение. А когда вы получили управление на все месторождения в Поволжье, он испугался. Решил нанести превентивный удар.
— Узнаю почерк, — я невесело усмехнулся. — Уничтожить конкурента чужими руками.
— Ошибся он только в одном, — Мышкин впервые позволил себе слабую улыбку. — Не учел, что вы сможете заинтересовать самого товарища Сталина. Я думал, что вы уже не вернетесь с Лубянки. А получилось наоборот — вы вернулись с новым статусом и прямым выходом на самый верх.
— Откуда у вас вся эта информация? — поинтересовался я.
Мышкин усмехнулся:
— Рожков умеет работать. Он лично поднимал ваше дело и обнаружил нестыковки.
Он помолчал, теребя пуговицу на потертом пиджаке, потом вдруг выпрямился, насколько позволяла его сутулая спина:
— Леонид Иванович, должен признать свою вину. Не уследил, не предупредил… Студенцов ударил неожиданно через свои каналы в ОГПУ. Я слишком поздно узнал о подготовке ордера. Это моя ответственность, и я готов…
— Оставьте, — перебил я. — Никто не ожидал такой наглости. Даже Орджоникидзе был захвачен врасплох.
Мышкин извлек из внутреннего кармана портсигар, протянул мне. Я покачал головой. Тогда он сунул папиросу в рот и поднес горящую спичку.
— Все же, я провалил свою работу, — упрямо продолжил он, раскуривая свою папиросу. — Служба безопасности существует именно для предотвращения таких ситуаций.
— Что сделано, то сделано, — я налил себе чаю. — Теперь главное извлечь уроки и нанести ответный удар.
— Насчет этого… — Мышкин слегка подался вперед. — У меня есть интересные материалы на Студенцова. Наш человек в его окружении передал документы о махинациях с алмазным фондом. Еще кое-что нашлось в архивах по его работе в Баку.
— Хорошо, но не торопитесь, — я задумчиво посматривал в окно. — Студенцов думает, что выиграл битву, проиграв при этом войну. Он еще не знает о моем новом статусе и прямом выходе на Сталина. Пусть пока наслаждается мнимой победой. Мы ударим, когда он меньше всего этого ожидает.
— Как скажете, — кивнул Мышкин. — Но материалы я подготовлю. Только свистните, и товарищ Ягода получит очень интересное досье на своего друга Студенцова.
— Сначала другое, — я наклонился к Мышкину. — Нужно выяснить, кто входит в его ближайшее окружение. Особенно интересуют контакты с иностранцами и финансовые операции. Если он имеет выходы на западные компании, хочу об этом знать.
— Понял, — Мышкин сделал пометку в маленьком блокноте. — А что у вас с охраной? Ягода прислал двух агентов из резерва. Надежные ребята?
— Эти, в приемной? Проверьте их по своим каналам. Но они больше не для охраны, а для наблюдения за мной. На всякий случай.
Мышкин покачал головой.
— Ну и шороху вы навели, Леонид Иванович, — тихо проговорил он, попыхивая папиросой. — После вашего освобождения в наркоматах только об этом и говорят. И назначение это… необычное. Что, если не секрет, товарищу Сталину рассказали? — Мышкин прищурился сквозь дым папиросы. — Что его так впечатлило?
Я выдержал взгляд:
— Это, Алексей Григорьевич, государственная тайна высшей категории. Ясно одно. Теперь у нас еще больше работы и еще выше ответственность.
Мышкин понимающе кивнул, не стал настаивать. Он слишком опытный оперативник, чтобы лезть в такие дебри.
— Усильте охрану ключевых объектов, — сказал я. — Конструкторского бюро, лабораторий, особенно танкового проекта.
— А как же… особые операции? — осторожно спросил Мышкин. — После такого внимания на самом верху будет сложнее проворачивать наши комбинации.
Он имел в виду тайные каналы финансирования и нелегальную покупку технологий за рубежом. Действительно, теперь, когда на меня обращено внимание Сталина, любая ошибка может стоить очень дорого.
— Переходим на новый уровень конспирации, — ответил я. — Никакой прямой связи. Шифры меняем еженедельно.
Мы еще около часа обсуждали детали текущих операций, перестройку системы безопасности, новые коды для связи с агентурой. За это время Головачев дважды заходил с новыми срочными бумагами, телефон звонил почти непрерывно.
Мышкин ушел так же, как и пришел. Не успел он закрыть за собой дверь, как в кабинет влетел Зотов.
Вечно растрепанные волосы, заляпанный чем-то темным рукав инженерного кителя и ворох проводов в руках создавали колоритную картину увлеченного техническими идеями человека.
— Леонид Иванович! Наконец-то вернулись! — Зотов сгрузил на стол провода, инструменты и какой-то металлический ящик. — А я тут как раз вовремя. Сейчас все наладим.
Не дожидаясь моего ответа, он принялся сосредоточенно осматривать стены, бормоча что-то про «оптимальную точку размещения».
— Что вы собираетесь делать, Василий Петрович? — спросил я, наблюдая, как Зотов деловито простукивает стену.
— Устанавливать правительственную связь, — бросил он через плечо. — Прямое распоряжение товарища Орджоникидзе. Ваш новый статус требует особого коммуникационного обеспечения.
Он достал из кармана складной нож и без малейших колебаний поддел деревянную панель на стене.
В этот момент дверь снова открылась, и в кабинет вошли Сурин с чертежными тубусами под мышкой и Извольский в форме военного связиста.
— Вижу, Василий Петрович уже начал монтаж, — заметил Сурин, ставя тубусы в угол. — Добрый день, Леонид Иванович. Рад видеть вас в добром здравии.
— И снова при должности, — добавил Извольский, пожимая мне руку. — Мы тут наводили справки через свои каналы, когда вас… забрали. Были готовы даже писать коллективное письмо в наркомат.
— Благодарю за поддержку, — искренне ответил я. — Но, как видите, все разрешилось благополучно.
— И даже более чем благополучно, судя по вашему новому статусу, — Сурин хитро прищурился. — Надо же, вы теперь высоко сидите. Как же так получилось?
— Товарищ Сталин лично разобрался в ситуации, — коротко ответил я, многозначительно поглядев ему в глаза. — Но давайте к делу. Что вы тут монтируете?
Зотов тем временем уже прокладывал провода в стене, а Извольский извлек из принесенного чемоданчика три телефонных аппарата. Черный, защитного зеленого цвета и кремлевский, с небольшим гербом на корпусе.
— Мы устанавливаем вам полноценный центр управления производством, — пояснил Сурин, разворачивая на столе схему. — Вот смотрите. По башням Шухова идет основной канал связи, соединяющий все ключевые предприятия. Зеленый телефон — для прямой связи с заводами. Черный — для нашей внутренней сети. А этот, — он указал на кремлевский аппарат, — для правительственной связи. Отдельная защищенная линия, шифрованный канал.
— Мы с Извольским смогли убедить Смородина выделить вам специальную линию через военную сеть, — Зотов на мгновение высунулся из-под стола, где прокладывал кабель. — Таким образом, вся система работает независимо от городской телефонной сети.
— Более того, — добавил Извольский, — мы подключили и систему телеметрии. Вы сможете не только говорить с предприятиями, но и видеть происходящее там в реальном времени.
Он достал из своего планшета фотографии:
— Вот центр телеметрии, который мы установили в штабе. Экраны, пульты управления, система записи данных. После нашего разговора обязательно туда пойдем, покажем все в действии.
Сурин тем временем развернул на столе чертеж нового комплекса связи:
— Мы фактически создали нервную систему промышленности. Глаза, уши и голос управления. С военной точки зрения прорыв в методах командования. Штаб РККА очень рад, что в свое время помог нам с башнями Шухова.
Зотов наконец закончил с проводами и теперь устанавливал телефонные аппараты на моем столе.
— Самое важное, что вся система защищена от прослушивания, — пояснил он, подключая последний провод. — Мы используем специальные шифрующие устройства собственной разработки. Восемь уровней защиты.
— А вот этот блок, — Извольский показал на небольшое металлическое устройство, которое Зотов прикреплял под столешницей, — позволяет определить, откуда идет звонок. Если вам будет звонить кто-то из высшего руководства, индикатор покажет источник связи.
— Готово! — торжественно объявил Зотов, отряхивая руки. — Система установлена и подключена. Можно проверять.
Он поднял трубку зеленого телефона:
— Центральная диспетчерская? Говорит инженер Зотов. Проверка связи из кабинета товарища Краснова… Да… Хорошо… Соедините с мартеновским цехом головного завода.
Зотов протянул мне трубку:
— Попробуйте, Леонид Иванович.
Я взял трубку:
— Мартеновский? Говорит Краснов. Как слышно?
После секундного треска раздался голос начальника цеха:
— Товарищ Краснов! Отлично слышно! Мы тут все обрадовались, когда узнали, что вы вернулись. У нас как раз плавка специальной стали для отдельного проекта идет.
— Как успехи? — спросил я, мысленно отмечая чистоту и четкость связи.
— По графику идем, товарищ Краснов. Первая партия сегодня к вечеру будет готова.
— Отлично. Продолжайте работу.
Я положил трубку и повернулся к Зотову:
— Впечатляет. Связь чистая, словно из соседней комнаты говорят.
— И это только начало, — Зотов был явно доволен собой. — В центре телеметрии мы покажем вам еще и визуальную связь. Можно будет не только слышать, но и видеть, что происходит на заводах.
— Уникальная система управления производством, — Сурин аккуратно собирал разложенные на столе чертежи. — Никто в мире еще такого не делал.
— Даже американцы только подступаются к этим технологиям, — добавил Извольский. — А у нас уже действующая система.
Я обвел взглядом установленные телефоны:
— Что ж, пора опробовать все это на практике. Пойдемте посмотрим ваш центр телеметрии. Только дайте я сначала сделаю несколько звонков.
Центр телеметрии мог подождать. Сначала нужно решить насущные проблемы, наладить работу всех ключевых предприятий
За время моего отсутствия они оказались в подвешенном состоянии. За несколько дней моего ареста многие важные решения были отложены, а исполнение критически важных задач замедлилось.
— Спасибо за установку связи, товарищи, — обратился я к Зотову, Сурину и Извольскому. — Но прежде чем отправиться смотреть ваш центр телеметрии, позвольте мне связаться с ключевыми предприятиями. Нужно привести в движение всю систему, которая фактически замерла в мое отсутствие.
— Конечно, Леонид Иванович, — кивнул Сурин, приглаживая редеющие волосы. — Мы подождем в приемной. Когда закончите с неотложными делами, просто поднимите зеленую трубку и скажите диспетчеру.
Зотов с гордостью осмотрел установленные аппараты:
— Еще раз проверьте, пожалуйста: зеленый — для связи с заводами, черный — внутренняя сеть, а кремлевский — для правительственных переговоров.
Когда они вышли, я на мгновение откинулся в кресле, собираясь с мыслями. За окном огромная махина моей промышленной империи, раскинувшаяся от Ленинграда до Урала, ждала указаний.
Сотни тысяч рабочих, десятки заводов, шахты, рудники, лаборатории. Все это требовало единой воли, единого управления.
Я решил начать с Магнитогорска. Поднял зеленую трубку:
— Центральная диспетчерская? Соедините меня с директором Магнитогорского комбината Мартыновым.
После короткого треска в трубке послышался низкий, слегка хрипловатый голос:
— Мартынов слушает.
— Петр Васильевич, здравствуйте. Говорит Краснов.
Секундная пауза, затем голос Мартынова, повеселевший и удивленный:
— Леонид Иванович! Вот это да! А мы тут уже всякое думали… В общем, рад слышать, что вы на связи!
— На связи и с новыми полномочиями, — ответил я. — Как дела на комбинате? Что с доменной печью номер два?
— С доменной… — в голосе директора послышалось замешательство. — Если честно, Леонид Иванович, застопорилось все. Без вашего разрешения не решались перебрасывать средства со строительства административного корпуса на ремонт. Документы подготовили, но…
— Немедленно начинайте ремонт, — твердо сказал я. — Финансирование обеспечим. Перебросьте инженеров с третьей очереди, нам сейчас действующие мощности важнее. Особое внимание системе охлаждения, там слабое место.
— Сделаем, Леонид Иванович! — в голосе Мартынова слышалось облегчение. — Разрешите доложить по кадрам? Тут нам прислали нового главного инженера, Пахомова. Говорит, назначен вместо Прохорова.
Я напрягся. Пахомов… Фамилия, которую упоминал Мышкин в связи со Студенцовым.
— Никаких изменений в руководящем составе без моего личного распоряжения, — отчеканил я. — Прохоров остается на месте. А этого Пахомова попросите предъявить документы о назначении с моей визой. Если таковых нет, отправляйте обратно.
— Понял, — коротко и с явным удовлетворением ответил Мартынов. — Сделаем.
— И еще, Петр Васильевич. Через три дня жду полный отчет о состоянии комбината. Особенно интересует качество стали для спецзаказов.
— Будет исполнено! И… с возвращением вас, Леонид Иванович.
Я положил трубку и сразу же снова поднял ее:
— Соедините с директором Путиловского завода Захаровым.
Связь с Ленинградом оказалась не столь четкой. Сквозь помехи пробивался резкий голос путиловского директора:
— Захаров на проводе. Кто говорит?
— Краснов. Добрый день, Николай Петрович.
В трубке на мгновение воцарилась тишина, затем раздалось:
— Леонид Иванович⁈ Вот это новость! А мы тут… В общем, рад слышать.
— Как обстоят дела с новыми станками для прокатного цеха?
Захаров откашлялся:
— Застряли на таможне. Немцы поставили оборудование в срок, но наши таможенники третий день проверяют каждый винтик. Говорят, инструкция такая.
— Сегодня же снимаем эту проблему, — ответил я. — Звоните в таможенный комитет, сообщите, что вопрос под личным контролем товарища Орджоникидзе. Я со своей стороны тоже нажму.
— Спасибо, Леонид Иванович, — в голосе Захарова слышалось облегчение. — А то у нас из-за этих станков весь график модернизации под угрозой.
— Что еще беспокоит?
— Кадры, — вздохнул директор. — Хороших инженеров не хватает. Старые спецы боятся брать на себя ответственность, а молодежь еще неопытная. После этой истории с вашим… отсутствием многие вообще затаились.
— Направляю к вам Бубнова из центрального конструкторского бюро, — решил я. — Он поможет наладить работу с инженерными кадрами. А вы лично проведите собрание с техническим составом, объясните, что никаких репрессий против специалистов не планируется. Наоборот, всячески поощряйте инициативу.
— Будет сделано! И… с возвращением!
Когда я повесил трубку, в дверь постучали. Заглянул Головачев:
— Леонид Иванович, директор Златоустовского завода Смирнов срочно просит связи. Говорит, критическая ситуация с поставками кокса.
Я кивнул, снова поднимая зеленую трубку:
— Соединяйте со Смирновым.