Игры с огнем (СИ)

Глава 15 Сталинский гамбит (продолжение)

Сложный вопрос. Если сказать, что могу направлять, Сталин начнет требовать детальных предсказаний по разным областям. Если сказать, что случайны — потеряю ценность как советник.

— Это сложно объяснить, — начал я осторожно. — Видения приходят спонтанно, но чаще всего связаны с тем, о чем я думаю, над чем работаю. Как будто мой разум настраивается на определенную частоту и улавливает информацию из… другого времени. Иногда это яркие образы, иногда просто знание. Но я не могу вызывать их по желанию.

Сталин задумчиво разглядывал меня, словно какой-то редкий экспонат.

— Вы уникальный человек, товарищ Краснов, — наконец произнес он. — Независимо от источника ваших знаний, они представляют огромную ценность для государства. И мы будем их использовать.

Кажется, он уже собирался закончить нашу встречу, но я решил рискнуть и использовать последний козырь:

— Товарищ Сталин, есть еще один вопрос стратегической важности, который я хотел бы обсудить.

Вождь, уже потянувшийся к трубке телефона, замер:

— Слушаю.

— Это касается Дальнего Востока и железнодорожной магистрали КВЖД, — я понизил голос, словно опасаясь, что нас могут подслушать.

Сталин вернулся в кресло, его взгляд стал острым, внимательным:

— Продолжайте.

— В двухстах верстах северо-западнее Харбина, практически на линии КВЖД, находится крупнейшее в мире месторождение нефти, — сказал я, отмечая, как напряглась фигура вождя. — Оно называется Дацинское. Находится в китайской провинции Хэйлунцзян, является крупнейшим в Китае. Его геологические запасы нефти оцениваются в почти в шесть миллиардов тонн, а природного газа — в один триллион кубических метров. И нефть там высочайшего качества, значительно лучше высокосернистой, той что мы обнаружили в Татарском промысле.

Сталин смотрел на меня, не мигая:

— Откуда у вас эта информация?

Я был готов к этому вопросу:

— Несколько месяцев назад я встретился со старым царским геологом, работавшим до революции на компанию братьев Нобель, — соврал я. — Он был при смерти и решил поделиться со мной тем, что узнал во время своей последней экспедиции в Маньчжурию в 1916 году. Он обнаружил признаки нефтеносных пластов, но из-за революционных событий и японской интервенции эти данные так и не были использованы.

— И вы верите словам умирающего старика? — скептически спросил Сталин.

— Я проверил его информацию, сопоставив с геологическими картами и современными данными о структуре пластов, — уверенно ответил я. — Все сходится. Более того, в моих видениях я ясно вижу огромные нефтяные вышки, покрывающие эту территорию.

Я достал из портфеля карту и развернул ее на столе:

— Вот здесь, товарищ Сталин. Это будущий нефтяной гигант.

Сталин склонился над картой, его пальцы медленно обвели обозначенный район:

— Слишком близко к японской зоне влияния, — заметил он. — И прямо на территории Китая.

— Именно поэтому мое следующее предсказание имеет критическое значение, — я сделал паузу. — Я уже говорил, что в сентябре этого года японцы организуют провокацию у Мукдена на Южно-Маньчжурской железной дороге. Это станет предлогом для оккупации всей Маньчжурии. Они создадут марионеточное государство Маньчжоу-Го и возьмут под контроль весь регион, включая нефтеносные районы Дацина.

Сталин выпрямился, его взгляд стал жестким:

— Вы говорите, в сентябре? Какая точная дата?

— Да, — твердо ответил я. — 18 сентября 1931 года японцы взорвут небольшой участок железнодорожного полотна у Мукдена. Обвинят в этом китайских диверсантов и введут свои войска. Западные державы осудят эти действия на словах, но реально ничего не предпримут.

— И что вы предлагаете? — спросил Сталин, начиная расхаживать по кабинету. — Открыто вмешаться? Начать войну с Японией?

— Нет, это было бы преждевременно, — покачал я головой. — Предлагаю тонкую игру. Во-первых, усилить разведывательную деятельность в регионе. Во-вторых, через тайные каналы предупредить китайское правительство о готовящейся провокации. В-третьих, подготовить дипломатическую почву для переговоров с Чан Кайши.

— С какой целью? — Сталин остановился, внимательно глядя на меня.

— Если нам удастся предотвратить японскую провокацию, мы поднимем авторитет СССР в глазах Китая, — пояснил я. — Это даст нам возможность заключить соглашение о совместной разработке нефтяных месторождений в Дацине. Официально — советско-китайское экономическое сотрудничество. Фактически — получение контроля над стратегическим ресурсом.

— Звучит заманчиво, но слишком оптимистично, — Сталин снова подошел к карте. — Чан Кайши слабо контролирует северо-восточные провинции. Даже если мы предотвратим первую провокацию, японцы придумают другую.

— Верно, — согласился я. — Поэтому нужно параллельно готовиться к защите наших интересов. Для этого требуется ускоренное развитие Дальневосточного военного округа, укрепление границ по Амуру, а также…

— А также? — Сталин приподнял бровь.

— Технологический рывок, товарищ Сталин. Именно здесь нам может помочь сотрудничество с американцами.

— Американцы? — Сталин нахмурился. — Что общего между ними и нашими интересами на Дальнем Востоке? Кажется, наоборот, они там противоположные.

— Американцы уже сейчас крупнейшие производители бурового оборудования в мире, — пояснил я. — Для освоения башкирских месторождений, не говоря уже о Дацине, нам потребуются сотни бурильных установок и оборудование для тысяч скважин. Мы можем начать кооперацию с их частными компаниями, предложив взаимовыгодные условия.

— Какие именно?

— Мы можем поставлять им наши дизельные двигатели для его бурового оборудования, — ответил я. — Они сейчас активно разрабатывают новые буровые установки, и мощные экономичные дизели им крайне необходимы. Взамен мы получим современные технологии бурения и готовое оборудование.

Сталин задумчиво потер подбородок:

— А что мешает нам просто скопировать их технологии?

— Время, товарищ Сталин, — твердо ответил я. — Обратная инженерия займет годы. А оборудование нужно сейчас, если мы хотим опередить японцев в нефтяной гонке на Дальнем Востоке.

— Допустим, — Сталин вернулся к столу. — Что еще требуется для защиты наших дальневосточных интересов?

— Совершенное вооружение, — я развернул еще один лист. — Мы уже работаем над новым танком, но нужно также развивать артиллерию и авиацию. Благодаря нашим разработкам в области специальных сталей мы можем производить надежные артиллерийские орудия, которые защитят Владивосток и Петропавловск с моря от японского флота.

— А авиация?

— Мы можем могут запустить в серию новые истребители с металлическим каркасом, обтянутым перкалем. Легкие, маневренные машины, способные противостоять японским самолетам. Но для этого нужны наши специальные стали и технические решения.

Сталин внимательно выслушал, не перебивая. Когда я закончил, он долго молчал, разглядывая карту. Наконец произнес:

— Если все, что вы говорите, правда… это меняет стратегическую картину на Дальнем Востоке. Месторождение такого масштаба, очень большой козырь в большой игре.

— Именно так, товарищ Сталин, — кивнул я. — Контроль над Дацином даст СССР энергетическую независимость на десятилетия вперед. И сделает бессмысленной потенциальную морскую блокаду в случае конфликта с западными державами.

— Кто сейчас командует Дальневосточным округом? — спросил Сталин, явно уже обдумывая конкретные шаги.

— Блюхер, — ответил я. — Неплохой командир, но…

— Но что?

— Для операции такого масштаба и сложности нужен другой полководец, — осторожно сказал я. — Более дальновидный стратег.

— У вас есть конкретное предложение? — Сталин пристально посмотрел на меня.

Конечно, у меня были кандидатуры. Но я лучше не буду слишком много советовать, чтобы он не подумал, что становится чересчур зависимым от меня.

Сталин встал и медленно прошелся по кабинету, заложив руки за спину. Его тень, отбрасываемая настольной лампой, причудливо ложилась на стену.

— Я изучу ваши предложения, — наконец произнес он. — По всем пунктам. И проверю предсказание о японской провокации. Если оно сбудется…

Он не закончил фразу, но я понял смысл. Этот тест станет решающим. Если японцы действительно устроят инцидент на Южно-Маньчжурской железной дороге, как я предсказал, Сталин поверит всем моим словам. И тогда…

— Товарищ Сталин, — я решился на последнее замечание. — У нас есть уникальная возможность изменить ход истории. Предотвратить японскую агрессию, получить контроль над стратегическими ресурсами и создать прочный фундамент для индустриализации СССР. Но действовать нужно быстро и решительно.

Сталин внимательно посмотрел на меня, затем кивнул:

— Подготовьте детальный план по всем обозначенным вопросам. Особенно по предотвращению японской провокации и доступу к Дацинским месторождениям. Срок — три дня. Я подумаю. Возможно, вы тоже примете участие в этой операции.

— Будет исполнено, товарищ Сталин, — я встал, понимая, что аудиенция окончена.

— И помните, товарищ Краснов, — голос Сталина стал тише, но от этого еще более пронзительным, — вы играете с огнем. Если ваши предсказания и планы приведут к успеху, вас ждет мое полное доверие. Если же нет…

Он не договорил, но угроза была ясна без слов.

Вождь достал из ящика стола какой-то документ и протянул мне:

— Вот распоряжение о вашем новом статусе. Особый консультант при Совете Народных Комиссаров по вопросам промышленного развития. С правом прямого доклада мне лично. И с соответствующими полномочиями.

Я взял документ, с трудом сохраняя внешнее спокойствие. Это даже больше, чем я мог надеяться.

— Спасибо за доверие, товарищ Сталин, — искренне сказал я. — Я не подведу.

— Очень на это надеюсь, — ответил он с легкой улыбкой, которая не коснулась его глаз. — Потому что ваша судьба теперь полностью зависит от успеха ваших проектов. И от точности ваших… предвидений.

Он снова взял в руки трубку, давая понять, что разговор окончен. Помолчал, продолжая изучать меня взглядом. Затем медленно кивнул:

— Хорошо, товарищ Краснов. Я дам вам возможность доказать свою правоту. Вас освободят из-под стражи. Вы вернетесь к руководству Специальным управлением по разведке и разработке нефтяных месторождений. Но под особым контролем.

Он поднял трубку телефона:

— Пригласите товарища Ягоду.

Через несколько минут в кабинет вошел глава ОГПУ. Его лицо оставалось непроницаемым, но я заметил, как напряженно он сжимает в руке кожаные перчатки.

— Товарищ Ягода, подготовьте распоряжение об освобождении товарища Краснова, — спокойно произнес Сталин. — Дело прекратить. Товарищ Краснов будет работать под особым контролем партии и лично докладывать мне о ходе своих работ.

Если Ягода и был удивлен, он не показал этого.

— Слушаюсь, товарищ Сталин, — коротко ответил он, бросив на меня быстрый взгляд.

— И организуйте усиленную охрану Краснова, — добавил Сталин. — Он слишком ценен для государства, чтобы рисковать его безопасностью.

Охрану? Или соглядатаев? Возможно, и то, и другое.

— Будет исполнено, — кивнул Ягода.

— Что касается Студенцова, — продолжил Сталин, — проведите проверку его деятельности. Особое внимание обратите на зарубежные контакты и финансовые операции.

— Так точно.

— Товарищ Краснов, — Сталин повернулся ко мне. — Я жду от вас подробный план развития нефтяной промышленности между Волгой и Уралом в течение недели. Включите туда все свои… предвидения. А также предложения по особому статусу этой территории в структуре народного хозяйства.

— Да, товарищ Сталин, — ответил я, с трудом сдерживая эмоции.

— И помните, — голос вождя стал тише, но от этого еще более пронзительным, — я буду внимательно следить за исполнением ваших предсказаний. Особенно по Японии и Германии. Если они не сбудутся… мы вернемся к этому разговору в другой обстановке.

Он уже говорил это. Но специально повторил для Ягоды. Угроза была понятна без дополнительных пояснений.

— Они сбудутся, товарищ Сталин, — твердо сказал я. — К сожалению.

Сталин встал, давая понять, что аудиенция окончена.

— Идите, работайте. Докладывайте лично мне раз в месяц о ходе работ. Постарайтесь оправдать мое доверие.

Когда я в сопровождении Ягоды покидал кабинет, то ощутил на спине тяжелый взгляд человека, державшего в руках судьбу целой страны. И теперь, в определенной степени, мою собственную.

Выходя из кабинета, я чувствовал, будто сбросил с плеч невероятную тяжесть. Моя авантюра, мой безумный блеф сработал. Теперь у меня появился шанс действительно изменить ход истории — создать танк, подобный Т-34, на восемь лет раньше, заложить основы «Второго Баку», подготовить страну к войне, которая обязательно придет.

Но я также понимал, что получил лишь отсрочку. Сталин не из тех, кто легко верит в сверхъестественное. Он даст мне шанс доказать свою ценность, но будет внимательно следить за каждым шагом. И при первой серьезной ошибке, при первом крупном промахе в «предсказаниях» моя судьба будет решена.

Рискованная игра только начиналась. Но первый, самый опасный рубеж я преодолел.

Когда аудиенция завершилась, я вышел из кабинета на негнущихся ногах. Секретарь, дожидавшийся в коридоре, проводил меня в небольшую комнату с диваном, креслами и столиком, на котором уже стоял поднос с чаем и печеньем.

— Подождите здесь, товарищ Краснов, — сказал он. — Сейчас подготовят документы для вашего освобождения.

Я опустился в кресло, ощущая невероятную усталость. Напряжение схлынуло, оставив после себя оцепенение и легкую дрожь в руках.

Обманул ли я Сталина? Вряд ли полностью, но достаточно, чтобы заинтересовать его моими предложениями и убедить дать мне шанс.

Чай остывал в фарфоровой чашке с затейливым узором, но я не притрагивался к нему. Мысли лихорадочно крутились вокруг множества задач, которые теперь предстояло решить.

Нефтяные месторождения, танки, японская провокация, договоренности с американцами… И все это нужно обосновать, расписать, представить в виде детальных планов.

Через двадцать минут дверь открылась, и вошел Ягода. Его лицо сохраняло непроницаемое выражение, но в глазах читалась смесь раздражения и любопытства.

— Ну что ж, товарищ Краснов, поздравляю, — сухо произнес он, протягивая мне папку с документами. — Вам удалось произвести впечатление на товарища Сталина. Это редкое достижение.

— Благодарю за содействие, товарищ Ягода, — я старался говорить ровно, хотя внутри все клокотало от адреналина и запоздалой тревоги.

— Не стоит благодарности, — в его голосе звучал плохо скрываемый сарказм. — Распоряжение об освобождении подписано. Более того, вот ваш новый мандат.

Он протянул мне еще один документ, красную книжечку с золотым тиснением. Внутри значилось: «Особый консультант при Совете Народных Комиссаров по вопросам промышленного развития».

— Документ дает вам право беспрепятственного прохода в большинство правительственных учреждений и приоритетный доступ к информации, — пояснил Ягода. — Но учтите, товарищ Краснов, за вами будут пристально наблюдать. И не только мои люди.

В его словах отчетливо звучало предупреждение.

— Я понимаю, — кивнул я. — И готов к сотрудничеству.

— Хорошо, — Ягода поправил значок на лацкане пиджака. — Теперь о практических вопросах. Товарищ Сталин распорядился выделить вам квартиру в доме правительства на улице Серафимовича. Временно, пока идет подготовка основного жилья в новом доме на Берсеневской набережной.

Я пытался скрыть удивление. Дом на Берсеневской набережной — это будущий печально известный Дом на набережной, откуда в годы Большого террора будут забирать жителей целыми подъездами.

Но сейчас, в 1931 году, получить там квартиру означало войти в высшую номенклатуру страны. Посмотрим, если все получится так, как я задумал, может, мы обойдемся и без Большого террора.

— Также товарищ Сталин распорядился обеспечить вас усиленной охраной, — продолжал Ягода. — Двое сотрудников будут дежурить постоянно, еще двое — сопровождать при выездах. Не пытайтесь от них избавиться, — он холодно улыбнулся. — Это не только для вашей безопасности.

Иными словами — постоянная слежка.

— Разумеется, — кивнул я.

Мы вышли из дома и направились к машине. Вечерело, заходящее солнце окрашивало верхушки сосен в золотистый цвет.

Воздух был чист и свеж после недавнего дождя. После нескольких дней в камере я жадно вдыхал его полной грудью.

Когда мы шли к автомобилю, Ягода неожиданно задал вопрос:

— Скажите, Краснов, вы действительно видите будущее? Или это искусная мистификация?

Я внимательно посмотрел на него:

— А вы как думаете, товарищ Ягода?

Он усмехнулся:

— Я думаю, что вы очень умный человек. И очень опасный. Сочетание блестящего аналитического ума, интуиции и актерского мастерства может создавать иллюзию предвидения.

— Возможно, — не стал спорить я. — Но результаты говорят сами за себя.

— Именно поэтому вы все еще живы, — сухо заметил Ягода. — Ваши промышленные проекты действительно впечатляют. Но помните, один серьезный промах, одно несбывшееся предсказание…

Он не закончил фразу, но и так все было ясно.

Остаток пути мы провели в молчании. Автомобиль быстро двигался по вечерним московским улицам, которые казались мне необычайно яркими и живыми после тюремной камеры.

Несмотря на поздний час, на тротуарах было много людей, трамваи звенели на поворотах, из окон доносились обрывки музыки и разговоров.

Меня привезли на улицу Серафимовича, к серому шестиэтажному дому в стиле конструктивизма. Подъезд охранялся, но навстречу нам вышел комендант, получивший соответствующие инструкции.

— Квартира семьдесят пять, второй этаж, — сообщил он, протягивая ключи. — Все подготовлено согласно распоряжению. Телефон подключен, продуктовые заказы будете делать через меня. Завтра привезут ваши личные вещи с прежнего места жительства.

— Спасибо, — я взял ключи, чувствуя себя странно. Еще утром я был заключенным ОГПУ, а теперь получаю элитную квартиру в доме правительства.

— Машина будет ждать вас завтра в девять утра, — сказал Ягода, прощаясь. — Поедете в наркомат, оформлять документы для вашего нового статуса. Затем в ВСНХ, там уже подготовлен кабинет для вашей работы. Не опаздывайте.

Квартира оказалась просторной и светлой. Три комнаты, кухня, ванная, даже небольшой кабинет.

Мебель добротная, но без излишеств: дубовый стол, книжные шкафы, диван, кровать. На столе новенький телефонный аппарат, стопка чистой бумаги, набор карандашей. В шкафу — костюмы моего размера, белье, рубашки. В холодильнике, кстати, моей давнишней разработки, продукты.

Все продумано до мелочей, будто меня ждали. Впрочем, так оно и было.

Решение Сталина оставить меня в живых родилось не спонтанно. Он уже несколько дней наблюдал за мной, изучал мои технические наработки, возможно, даже проверял предоставленную мной информацию.

Я подошел к окну. Из него открывался вид на ночную Москву.

Огни домов, силуэт Кремля, темная лента Москвы-реки. Где-то там, в глубине московских переулков, находился мой тайный конструкторский отдел, где Сорокин, Коробейщиков и Величковский работали над танковым дизелем. А далеко на востоке, между Волгой и Уралом, раскинулся Татарский промысел, теперь преобразованный в Специальное управление.

Я должен был вернуться туда, продолжить работу над нефтяными проектами. Но теперь все изменилось.

Сталин хотел видеть меня здесь, в Москве, под рукой, готовым в любой момент дать совет или предсказание. Это создавало новые проблемы, но открывало и новые возможности.

Нужно связаться с моими людьми, реорганизовать работу. Промыслом пусть руководит Рихтер, он опытный инженер и хороший организатор. За автозаводом присмотрит Варвара. У нее отличное техническое чутье и железная хватка.

Конструкторским бюро в Москве буду заниматься лично я, но потребуется опытный заместитель. Хотя, там отлично справляется Полуэктов. Сорокин занят в металлургии, с ним там Протасов.

Мысли роились в голове, не давая расслабиться. Я механически открыл холодильник, достал колбасу, сыр, масло.

На столе уже стоял хлеб в плетеной корзинке. Налил чай из готового кипятка в термосе.

Несмотря на изысканность правительственного пайка, еда казалась безвкусной. Мысли были заняты другим.

Предстояло разработать детальный план по всем обозначенным Сталину направлениям. Промышленность, защита КВЖД, предотвращение японской провокации, сотрудничество с американцами по бурению, создание танка… Десятки задач, каждая требовала внимания и тщательной проработки.

Я достал из портфеля блокнот и начал составлять список дел на завтра. Первым пунктом — связаться с Мышкиным, он должен организовать доставку всех моих рабочих материалов из тайного архива. Вторым — подготовить распоряжения для Рихтера и Варвары. Третьим — встретиться с Полуэктовым из военного ведомства, нужно ускорить работы по танковому проекту.

Ночь уже давно опустилась на город, когда я наконец закончил писать. План получился объемным, на нескольких страницах мелкого почерка. Теперь нужно было хотя бы немного поспать перед важным днем.

Я лег на кровать, не раздеваясь. Сон не шел. В голове крутились обрывки разговора со Сталиным.

За окном медленно светлело. Новый день нес с собой новые возможности, новые риски и новую ответственность.

Я больше не был просто промышленником, инженером, директором завода. Теперь я стал советником вождя, человеком, от решений которого зависела судьба страны и, возможно, ход мировой истории.

Игра становилась все опаснее, ставки — все выше. Но выбора не было. Только вперед, только преображение этого мира, только превращение отсталой страны в сверхдержаву раньше, чем я помнил из прошлой жизни.

С этими мыслями я наконец провалился в беспокойный сон, из которого меня вырвал телефонный звонок ровно в семь утра.

— Товарищ Краснов? — раздался в трубке незнакомый голос. — Через два часа вас ждут в наркомате. Машина будет подана к подъезду.

Новый день начинался. День, который должен был изменить историю.