Массивная дубовая дверь кабинета Студенцова, теперь уже моего кабинета, распахнулась ровно в десять утра. Секретарь Лисицын, худощавый юноша с бледным лицом и нервными движениями, впустил руководителей отделов «Южнефти». Они входили по одному, настороженно оглядываясь, словно дикие животные, почуявшие нового хозяина в лесу.
Я восседал за внушительным письменным столом красного дерева, единственной по-настоящему роскошной вещью в этом аскетичном конструктивистском кабинете с высокими потолками и огромными окнами. Первым делом распорядился снять со стены портрет Студенцова в тяжелой бронзовой раме. Теперь на этом месте висел стандартный портрет Ленина, а рядом географическая карта нефтяных месторождений СССР.
— Товарищи, прошу занимать места, — я указал на длинный стол для совещаний у противоположной стены. — Времени у нас немного, а вопросов множество.
Руководители отделов, пятнадцать человек, расселись вдоль стола. Преимущественно мужчины среднего возраста: инженеры, экономисты, геологи. Лишь одна женщина, Корсакова, начальник планового отдела, полная дама в строгом сером костюме с неожиданно пронзительными умными глазами.
Мышкин незаметно пристроился в углу кабинета, наблюдая за реакцией присутствующих. Эта привычка контрразведчика оказалась невероятно полезной. По лицам и жестам руководителей можно определить, кто лоялен, а кто готовит подвох.
Котов расположился справа от меня с раскрытым гроссбухом. Зрелище, способное вызвать трепет у любого финансиста. Легендарная «черная книга» Котова, куда записывались все финансовые операции нашей разрастающейся промышленной империи.
— Представляться не стану, — начал я, обводя взглядом собравшихся. — Полагаю, все уже наслышаны о моем назначении временным управляющим треста решением товарища Орджоникидзе. Для тех, кто еще не осведомлен, поясню. Игорь Платонович Студенцов арестован по обвинению в экономических преступлениях, саботаже и шпионаже в пользу иностранных держав.
По лицам собравшихся пробежала волна различных эмоций. От неподдельного ужаса до плохо скрываемого удовлетворения. Особенно выделялся Щукин, финансовый директор, грузный мужчина с обрюзгшим лицом и редеющими волосами, зачесанными набок. Его правая рука непроизвольно дернулась к галстуку, словно тот душил его.
— Никаких массовых увольнений или арестов не планируется, — продолжил я, заметив, как многие облегченно выдохнули. — Каждый, кто честно выполняет свои обязанности и готов работать на благо социалистического строительства, сохранит должность и получит возможность карьерного роста. Однако… — я сделал паузу, — любые попытки саботажа, утаивания информации или продолжения незаконных схем Студенцова будут пресекаться жестко. Надеюсь, эта позиция предельно ясна.
— Предельно ясна, товарищ Краснов, — подобострастно отозвался Лисицын, хотя я обращался не к нему.
— Отлично. Теперь коротко о предстоящих изменениях. Трест «Южнефть» станет частью более крупной структуры. Объединенного треста «Союзнефть», который будет управлять всеми нефтяными активами страны. Наша задача — провести интеграцию максимально эффективно, без потерь производительности и кадрового потенциала.
— Позвольте вопрос, товарищ Краснов, — осторожно поднял руку Завадский, главный инженер, худощавый мужчина с аккуратно подстриженной бородкой и проницательными серыми глазами. — Как это преобразование отразится на текущих проектах треста? У нас несколько важных разработок, включая модернизацию скважин в Грозненском районе.
— Все перспективные проекты продолжатся, — ответил я, делая пометку в блокноте. — Более того, получат дополнительное финансирование. Особенно интересуют разработки в области глубинного бурения и новых методик геологоразведки. Детали обсудим позже. Теперь о финансовой дисциплине. Товарищ Котов, прошу вас.
Котов аккуратно поправил пенсне и раскрыл гроссбух на заложенной странице:
— По предварительному анализу финансовой отчетности треста выявлены многочисленные нарушения и несоответствия. Расходы завышены в среднем на восемнадцать процентов, значительные суммы проходят через подставные фирмы, аффилированные с бывшим руководством. Выявлено семь компаний-посредников с признаками фиктивности, через которые только за прошлый год прошло около двадцати миллионов рублей.
Щукин, финансовый директор, заерзал на стуле, его лоб покрылся мелкими капельками пота.
— Кроме того, — безжалостно продолжал Котов, — обнаружены признаки вывода средств за рубеж через закупку несуществующего оборудования. Товарищи из ОГПУ сейчас изучают эти схемы.
— Что же, — я прервал затянувшееся молчание, — наведение финансового порядка задача первостепенной важности. Товарищ Щукин, с сегодняшнего дня вы отстраняетесь от должности финансового директора.
Щукин дернулся, словно от удара:
— Но позвольте! Я не имею никакого отношения…
— Не имеете? — Котов перевернул страницу гроссбуха. — А как объяснить вашу подпись на документах о закупке бурового оборудования у фирмы «Промтехсбыт», которая фактически не поставила ни одной единицы техники?
Щукин побледнел:
— Это недоразумение… Я лишь визировал документы, подготовленные плановым отделом.
— Всему этому дадут правовую оценку компетентные органы, — отрезал я. — Временно исполняющим обязанности финансового директора назначается товарищ Котов. Он детально изучит всю документацию и проведет полную ревизию активов треста.
Щукин обмяк, понимая бессмысленность сопротивления.
— Теперь о структурных изменениях, — я развернул на столе схему реорганизации, заготовленную заранее. — Создаются три новых управления: геологоразведочное, технологическое и перерабатывающее. Геологоразведка получает приоритетное финансирование. Нам необходимо расширить ресурсную базу страны, особенно с учетом перспектив индустриализации и оборонных потребностей.
— Разрешите вопрос, — подняла руку Корсакова. — Как быть с существующими пятилетними планами треста? Они утверждены в ВСНХ и Госплане, их изменение потребует длительных согласований.
— Планы необходимо пересмотреть в сторону увеличения, — ответил я. — Нынешние показатели, утвержденные при Студенцове, занижены минимум на тридцать процентов. За это и отвечал трест «Южнефть» как саботажник перед государственным планом. Подготовьте новые проектировки с учетом реального потенциала месторождений и представьте через неделю.
В кабинете воцарилась напряженная тишина. Корсакова судорожно записывала мои слова, остальные переваривали услышанное. Увеличение плана на тридцать процентов казалось им фантастикой, но, имея знания из будущего, я понимал, что даже этот показатель занижен.
— Вопрос от товарища Завадского, — снова заговорил главный инженер. — Для такого резкого увеличения добычи потребуется масштабное техническое перевооружение. Где взять оборудование? Кировский и Путиловский едва справляются с текущими заказами.
— Часть оборудования закупим за рубежом, — ответил я. — Уже есть предварительные договоренности с американскими и немецкими производителями. Кроме того, мы разработали новую систему турбобуров, которая значительно увеличит производительность скважин без капитальной замены оборудования. Кировский и Путиловский выполнят заказы, уж в этом можете не сомневаться.
Завадский с сомнением покачал головой:
— Американское оборудование слишком дорого для массового применения, а немецкое не приспособлено к нашим условиям. Что касается турбобуров… С уважением к вашему опыту, товарищ Краснов, но эта технология еще экспериментальная, нигде в мире промышленно не применяется.
— Потому что мы станем первыми, — парировал я, зная, что именно советское турбобурение станет прорывом в нефтедобыче в ближайшие годы. — В нашем конструкторском бюро уже разработана и испытана действующая модель. Производительность увеличивается в два-три раза по сравнению с роторным бурением.
Завадский заинтересованно подался вперед:
— Если это правда, то действительно прорыв. Я бы хотел ознакомиться с документацией.
— Получите к концу дня, — пообещал я. — Теперь о кадровых назначениях. Главным инженером объединенного треста назначается товарищ Завадский. Учитывая ваш опыт и техническую грамотность, вы идеально подходите на эту должность.
Завадский выпрямился, явно не ожидая такого поворота:
— Благодарю за доверие, товарищ Краснов.
— Начальником геологической службы остается товарищ Терентьев, — продолжил я, — но с расширенными полномочиями и приоритетным финансированием.
Я бегло просмотрел список других руководителей, делая новые назначения. Лояльных оставлял или повышал, сомнительных отправлял на менее ответственные позиции под присмотр проверенных людей.
— В завершение, — я захлопнул папку с документами, — о безотлагательных мерах. С завтрашнего дня начинается полная инвентаризация всех активов треста, включая месторождения, оборудование, материальные запасы. Все договоры и контракты приостанавливаются до проверки их целесообразности и законности. Любые финансовые операции свыше пяти тысяч рублей требуют личного согласования со мной или товарищем Котовым.
Из угла кабинета подал голос молчавший до этого Мышкин:
— В целях обеспечения безопасности и сохранности документации прошу всех руководителей отделов организовать архивную опись документов. Особое внимание материалам геологоразведки, финансовым отчетам и технической документации. Документы не должны покидать территорию треста. С сегодняшнего дня вводится усиленный пропускной режим.
— И последнее, — я встал, давая понять, что общая часть совещания подходит к концу. — Завтра в шестнадцать часов состоится расширенное заседание с участием представителей ВСНХ и наркомата. Прошу всех руководителей подготовить краткие отчеты о состоянии дел в своих подразделениях, честно указывая проблемы и потребности. Утаивание информации будет расцениваться как саботаж. На этом все свободны. Товарищи Терентьев, Завадский и Корсакова, прошу остаться.
Когда остальные руководители покинули кабинет, я жестом пригласил оставшихся к малому столу для совещаний в углу кабинета.
— Товарищи, с вами мы будем работать особенно плотно, — начал я, когда все расселись. — Существует стратегическая задача, о которой знает лишь узкий круг лиц, включая товарища Сталина и наркома Орджоникидзе.
— Слушаем вас, товарищ Краснов, — отозвалась заинтригованная Корсакова.
Ее внимательные карие глаза выдавали недюжинный интеллект. Прежде чем продолжить, я еще раз оценил оставшихся руководителей.
Корсакова, несмотря на полноту и строгий серый костюм устаревшего покроя, излучала энергию и компетентность. Под маской партийной сдержанности скрывался острый аналитический ум.
Редкое качество для планового отдела, обычно погрязшего в бюрократической рутине. На вид ей было около пятидесяти, но выправка и четкость движений выдавали человека, держащего себя в форме.
Рядом с ней Терентьев выглядел почти болезненно. Худое, изможденное лицо с запавшими глазами, немного сутулые плечи, потертый, но идеально чистый костюм. Пальцы, покрытые чернильными пятнами, нервно теребили карандаш.
Главный геолог «Южнефти» явно не принадлежал к числу кабинетных интриганов. Его выдавали загрубевшие от полевой работы руки и цепкий взгляд человека, привыкшего замечать мельчайшие детали.
Завадский, в отличие от них обоих, излучал спокойную уверенность. Главный инженер с аккуратной бородкой клинышком и внимательными серыми глазами представлял тип дореволюционного технического специалиста.
Образованного, основательного, с глубоким пониманием своего дела. Его манера держаться, прямая спина, уверенные, но сдержанные жесты, выдавала человека, привыкшего к ответственности и принятию решений.
— Наша основная нефтяная база — Кавказ, находится в критическом состоянии, — продолжил я, понизив голос. — По данным разведки, существует высокая вероятность внешнеполитических осложнений в ближайшие годы. В случае конфликта бакинские и грозненские промыслы оказываются под угрозой из-за близости к границам.
Завадский нахмурился:
— В технических кругах эта проблема обсуждается не первый год. Еще в двадцать втором Губкин предупреждал о стратегической уязвимости южных месторождений.
— Совершенно верно, — подтвердил я. — Но есть еще один аспект, который делает ситуацию критической. Состояние «Азнефти» значительно хуже, чем отражено в официальных отчетах. Студенцов намеренно тормозил модернизацию бакинских промыслов, чтобы продлить зависимость от своих посредников в закупках оборудования.
— Это подтверждается нашими предварительными данными, — кивнула Корсакова, открывая папку с графиками. — По документам технического состояния, более шестидесяти процентов оборудования изношено до критических значений. Большинство вышек и насосов устарели уже к середине двадцатых годов, не говоря о нынешнем времени.
— Мне приходилось бывать на промыслах Баку в прошлом году, — вступил Терентьев. — Ситуация действительно удручающая. Во многих местах до сих пор используются дореволюционные установки, кустарно модернизированные местными мастерами. Добыча ведется варварскими методами, пласты истощаются неравномерно.
— Что вы знаете о нынешнем руководстве «Азнефти»? — задал я ключевой вопрос. — Насколько они связаны со Студенцовым?
Трое переглянулись, каждый явно не желал первым затрагивать скользкую тему. Наконец, Завадский осторожно произнес:
— Директор «Азнефти» Мамедов — креатура Студенцова. Назначен три года назад после смещения прежнего руководства, обвиненного в «техническом консерватизме». Фактически проводил политику минимальных инвестиций в модернизацию при максимальной выкачке ресурсов.
— А технический директор Рахманов? — уточнил я.
— Хороший инженер, но абсолютно зависимый от Мамедова, — ответил Завадский. — В профессиональных кругах ходят слухи, что Рахманова держат на крючке из-за какой-то истории с его прошлым. До революции он работал в «Товариществе братьев Нобель».
— Интересно, что по финансовой части у них Алиханов, — добавила Корсакова. — Умнейший человек, но изворотливый, как угорь. Создал сложнейшую систему внутренних расчетов, в которой, кажется, только он один и разбирается. Все закупки оборудования в Баку проходят через фирмы, аффилированные с его родственниками.
— А с геологической службой как обстоят дела? — повернулся я к Терентьеву.
— Профессор Алекперов — человек старой школы, еще с царских времен, — ответил он. — Крупный специалист по каспийским месторождениям, но совершенно не признает новых методов геофизического исследования. К тому же окружил себя родственниками и земляками, создав фактически семейный клан в геологической службе.
Я задумчиво постучал карандашом по столу:
— То есть, практически все руководство связано со Студенцовым и погрязло в коррупции?
— Не все, — неожиданно возразил Терентьев. — Есть там один интересный человек. Касумов, заместитель технического директора. Молодой, энергичный инженер, окончил Промышленную академию в Москве. Пытался внедрять новые методы бурения, но постоянно наталкивался на сопротивление руководства. Его разработки по турбобурам могли бы революционизировать добычу, но их положили под сукно.
— Это тот самый Касумов, который представил доклад о глубинном бурении на конференции в Ленинграде? — оживился Завадский.
— Именно, — кивнул Терентьев. — Блестящий инженер, но, к сожалению, не умеет интриговать и выстраивать связи. Поэтому остается на вторых ролях.
— А еще в планово-экономическом отделе есть Герасимова, — добавила Корсакова. — Принципиальная, честная работница, постоянно конфликтует с Алихановым из-за непрозрачных схем финансирования. Ее несколько раз пытались уволить, но она каждый раз находила защиту в профсоюзе.
Я внимательно записывал имена потенциальных союзников.
— Что с рабочими? Как у них отношения с руководством?
— Сложно, — вздохнул Завадский. — С одной стороны, традиционное уважение к старшим и начальству, особенно среди местных. С другой растущее недовольство условиями труда. За последний год произошло несколько несчастных случаев из-за изношенного оборудования. Был даже стихийный протест на промысле «Карадаг» после гибели трех рабочих при обрушении вышки.
— Уровень травматизма на бакинских промыслах втрое выше среднего по отрасли, — подтвердила Корсакова, сверяясь с данными в папке. — Причем официальная статистика еще и занижена. Многие случаи просто не регистрируют.
— Какие наиболее острые технические проблемы требуют немедленного решения? — спросил я, переводя разговор в практическое русло.
— Прежде всего, устаревшие буровые установки, — без колебаний ответил Завадский. — Большинство из них еще дореволюционной конструкции, с примитивными паровыми приводами. КПД низкий, расход топлива огромный, износ катастрофический.
— Далее, — продолжил он, — отсутствие нормальной системы поддержания пластового давления. Добыча ведется хищнически, без учета геологических особенностей, что приводит к преждевременному истощению скважин.
— Еще проблема с подготовкой кадров, — добавил Терентьев. — Большинство технических специалистов — старой школы, молодежь привлекается мало и неохотно. Инженеров с современным образованием можно пересчитать по пальцам.
— И, наконец, транспортная инфраструктура, — завершила перечисление Корсакова. — Нефть транспортируется преимущественно в цистернах по железной дороге, что создает узкое место и повышает себестоимость. Нефтепровод Баку-Батуми работает на пределе возможностей и требует расширения.
Я внимательно слушал, мысленно выстраивая план действий:
— А что с качеством нефти? На кавказских месторождениях преобладает легкая или тяжелая нефть?
— В основном легкая, с высоким содержанием бензиновых фракций, — ответил Терентьев. — Это наше преимущество. Но есть и месторождения с тяжелой нефтью, особенно на старых промыслах. Кстати, с переработкой тоже беда. Заводы устарели, выход светлых нефтепродуктов низкий.
— Понятно, — я захлопнул блокнот с записями. — Товарищи, ситуация действительно критическая. На следующей неделе я лично отправляюсь в Баку для комплексной проверки и начала реорганизации. Сейчас нам необходимо подготовить детальный план действий.
Я повернулся к Завадскому:
— Антон Николаевич, вы назначаетесь главным техническим инспектором комиссии. Подготовьте перечень наиболее критичных объектов, требующих немедленной модернизации, и предварительные технические решения.
— Будет исполнено, — кивнул Завадский.
— Товарищ Терентьев, — обратился я к геологу, — подготовьте полную характеристику перспективных площадей для интенсификации добычи и предложения по внедрению новых методов разведки. Особое внимание — глубокозалегающим пластам, до которых прежнее руководство не добралось.
— Сделаю, — Терентьев сделал пометку в блокноте.
— И, наконец, Прасковья Ивановна, — я посмотрел на Корсакову, — вам самая сложная задача. Необходимо выявить все теневые финансовые схемы «Азнефти», каналы вывода средств и коррупционные связи. Особенно интересуют зарубежные контакты руководства и компании-посредники в закупках.
— Уже начала работу, Леонид Иванович, — Корсакова похлопала по увесистой папке. — У меня есть предварительная схема движения средств, но нужен доступ к закрытой документации в Баку.
— Получите, — заверил я. — У меня полномочия от наркома на любые проверки. О результатах докладывайте лично мне, минуя общую канцелярию. Информация строго конфиденциальна.
Я встал, давая понять, что основная часть разговора завершена:
— Завтра к вечеру жду предварительные доклады. Послезавтра проведем расширенное совещание с участием специалистов из наркомата. А через неделю выезжаем в Баку.
Когда руководители вышли, я подошел к окну, глядя на дневную Москву. Ситуация в «Азнефти» оказалась даже сложнее, чем я предполагал. Коррупция, техническая отсталость, клановость… И все это в ключевой отрасли, от которой зависела индустриализация и обороноспособность страны.
Вот так подарочек от Студенцова, подумал я, возвращаясь к столу. Впрочем, знание будущего давало мне преимущество. Я точно знал, что нефтяная отрасль способна на технологический рывок. Достаточно вспомнить достижения советских нефтяников в моей изначальной реальности.
Предстояла сложная работа по модернизации существующих месторождений на Кавказе, и только после этого можно будет приступать к поиску «Второго Баку» в Поволжье. Но времени оставалось катастрофически мало.
Я взял телефонную трубку:
— Соедините меня с наркоматом тяжелой промышленности. Мне нужен личный секретарь товарища Орджоникидзе.
Наша нефтяная империя только начинала формироваться, и первым серьезным испытанием станет бакинский вояж.