Игры Предвечных

Глава 3

Седрик все-таки осуществил свой замысел. В первый летний день, когда Лей по обыкновению явил миру смену морских ветров, про-принц и его жена Марика без охраны конными отправились на побережье. Омывавшее Веллию море звалось Зеленым из-за окраса его волн. Но оно было столь огромным, что у разных берегов меняло цвет от свинцово-серого до лазурно-голубого. Веллы видели штормливое царство большой воды зеленым, и название моря для них казалось понятным и простым.

Главный город Веллии Ивенот-и-ратт стоял между холмов, но ближе к морю начиналась обширная степь, которая тянулась вдоль побережья до самых романских земель. Здесь была проложена дорога, по которой постоянно двигались пешие, конные, повозки крестьян и торговцев. Чтобы не привлечь внимания, Седрик и Марика надвинули на лица капюшоны плащей и ехали не спеша.

Но едва только свернув на пустынное ответвление от главной дороги, принцесса, которая, должно быть, долго сдерживала себя от этого, все же пустила лошадь вскачь.

Седрик поскакал за ней, любуясь, как его романка держится в седле, легко управляясь с несущейся под ней сильной тварью. Когда много лет назад он только начал узнавать свою жену, про-принца удивляло, как много умела и могла она из того, что нельзя было назвать обычным умением для женщины. Марика неохотно говорила о своем прошлом, и о многом Седрик до сих пор мог только догадываться. По совету отца, он не принуждал романку к прямым ответам, лишь зная наверняка, что Марика появилась в семье легионера из благородных и долгое время жила в одной из приграничных крепостей, в каких обычно несут службу воины Легиона. Должно быть, там она научилась держать в руках оружие и ездить верхом, несмотря на то, что в отличие от веллов, романы не одобряли для женщин такой науки.

Как бы то ни было, теперь Марика неслась по степному бездорожью навстречу волновавшемуся морю. Здесь берег приподнимался, и волны с пеной и плеском разбивались о его склоны. Сильный ветер, первый в этом году, который задул с моря, рвал с плеч принцессы плащ, растрепывал темные волосы и окрашивал в багрянец ее прекрасное лицо. Здесь уже хорошо чувствовался горький запах соли. Крики морских птиц, во множестве носившихся над волнами, тонули в свисте ветра и шуме прибоя, что должен был еще усилиться к полудню.

Седрик догнал жену, когда она сама осадила коня почти у самого обрыва. С возвышенности открывался вид на море и длинную полосу побережья по обе стороны. Марика спрыгнула на землю и, забросив поводья на спину лошади, обернулась к ударявшимся в склоны волнам.

Про-принц в свою очередь сошел с коня. Обвязывая уздечку вокруг куста он искоса и с восхищением наблюдал за своей романкой.

Марика по-прежнему стояла лицом к морю. Ветер бил ей в лицо, трепал тугие локоны темных волос, рвал с плеч дорожный плащ. Принцесса раскраснелась. Она вдыхала запахи моря, слушала крики птиц — и обычно угрюмые, ее черты теперь выражали редкое спокойствие. Глаза Марики были прикрыты, как и плотно сжатые губы. Тонкие ноздри едва заметно трепетали. Седрик смотрел на жену и чувствовал, как любовь и нежность к ней переполняют его душу с новой силой.

Две седмицы, которые прошли с их неудавшейся ссоры в купальне, Марика, по-видимому, чувствовала некую вину. Седрик понял это по ее поведению. Романка всерьез вознамерилась примерить роль доброй жены. Она была неизменно весела и благожелательна. Набравшись терпения, Марика просиживала даже возле Ираики, составляя ей компанию и выслушивая болтовню. Вспомнив, что она мать, по целым дням проводила с детьми, участвуя в их занятиях. И, наконец, за все время не сыграла с Седриком ни одной из ее обычных шуток. Такое поведение было настолько непохожим на его жену, что первое время про-принц не знал, что ему думать.

Потом он догадался. На Марику подействовала угроза не отпускать ее к Прорве. Настолько, что попытки романки задобрить мужа, в конце концов, заставили Седрика испытывать чувство вины. Марика так отчаянно старалась заставить про-принца забыть о его словах, что перестала быть похожей на себя. И, одновременно, Седрик был настолько рад этим переменам, что, несмотря на множественные попытки, так и не сумел признаться ей, что окончательно никогда не собирался претворять свою угрозу в жизнь.

Младший сын короля Хэвейда хорошо помнил то время, когда он только начинал семейную жизнь с юной и таинственной романкой. Принужденная выйти за Седрика против воли, Марика ненавидела каждое его прикосновение. Казалось, ее трясло от одного его вида, а запах вызывал дурноту. Рождение первенца не улучшило, а усугубило происходившее между ними. Когда-то по неосторожности Марика дала ненавистному ей Дагеддиду высшую клятву — не перечить ему ни в чем. Лишь потом принц догадался, что жена в самонадеянности не могла вообразить, что обещанное придется исполнять. Все же она сдержала слово. По желанию Седрика романка соединилась с ним в вечности перед лицом Светлого Лея, а после покорялась приказам, слушаясь каждого желания. Марика не отказывалась подчиняться, но кроме исполнения его прихотей, больше ничего и не делала. По целым дням она лежала в постели так, как ее там оставлял супруг, зябко кутаясь в одеяло, даже когда в комнате было жарко натоплено. Встревоженный Седрик пытался согреть ее жаром своего тела, обнимая и подолгу пролеживая рядом с ней. Но, казалось, Марика даже не замечала усилий помочь ей. Она только ежилась в его руках, холодея еще больше.

Лекари не находили в маленьком теле принцессы никакой хвори. Но хворь была. Она пожирала Марику изнутри. Прекрасная романка поднималась все реже, а когда вставала, то едва перекидывалась несколькими словами с Ираикой, и реже — с Седриком. Она не подходила к ребенку и даже не выбиралась из комнаты, все норовя опять прилечь. Ее прекрасное лицо делалось все бледнее, волосы потускнели и даже глаза казались прозрачными, утратив их блеклую зелень.

Седрик чувствовал себя близким к помешательству от сильнейшей тревоги. Он даже прекратил любовные утехи с женой, наблюдая, что после каждого раза ей делалось зримо хуже. Однако это уже не помогло. Марика тихо умирала от непонятной и неизлечимой тоски. По ее тусклому взгляду Седрику иногда казалось, что она забывала, кто она и что делает в этом месте. Во сне она иногда начинала бредить на языке своего народа, но как ни прислушивался супруг, уловить смысла он не мог.

Когда казалось, что все было уже кончено, неожиданный выход Седрику подсказал отец. Король Хэвейд лишь раз и ненадолго вошел в комнату младшего сына. Подойдя к ложу, на котором, уронив руки на колени, бессмысленно сидела Марика, он присел перед ней сам, заглядывая в лицо. На несколько мгновений их взгляды встретились. Потом король поднялся и, не говоря ни слова, вышел, поманив Седрика за собой.

Уже на следующий день недоумевающий про-принц вез жену в один из отдаленных монастырей Светлого Лея. Женщины допускались в это священное место лишь в виде великого исключения. Марику, однако, допустили. Спустя какое-то время, Седрик повез ее в другой монастырь, оттуда — в главный Храм Светлого Веллии. Всюду к изумлению мужа Марика ненадолго оживала — и горячо, искренне молилась. Бывало, что в каком-то из священных мест они проводили больше месяца. Поддерживая жену во всем, Седрик не представлял даже отдаленно, о чем Марика просила Светлого Лея. Он только понимал, что ее мольбы были как-то связаны с ним, ее супругом, и что жена, похоже, не обретала того, о чем вопрошала так страстно.

Седрик каким-то чутьем догадался, что Марика так и не получила отклика Предвечного. Однако несмотря на это, в ее душу все же сошел некий покой. Каждое новое священное место, все испытания и обеты, через которые им довелось пройти вместе, и молитвы жены помалу словно вытаскивали Марику из пропасти безумия, в которую ввергала ее тоска. Совершившая паломничество романка словно примирилась с чем-то неведанным, но очень важным. Седрик, который все время испытывал настоящий, острый страх за жизнь любимой жены, необъяснимым образом понял — основная и самая страшная опасность для нее миновала. И будто бы в подтверждение этому, едва вернувшись домой, в Ивенот-и-ратт, они получили благословение свыше. Вновь подпустившая к себе супруга принцесса понесла двойню.

После появления новорожденных сыновей, которых Седрик в уважении к жене назвал романскими именами, Марика вновь начала тосковать. Однако не дожидаясь того, что уже было, король Хэвейд снова выручил семью своего младшего сына. Он, наконец, ответил согласием на настойчивое предложение императора Тита Максимуса Третьего реформировать велльскую армию по романскому образцу. И к изумлению Седрика, привлек к этому делу свою младшую невестку.

Решение короля вызвало жаркие споры и пересуды по всей бесконечной империи романов. Пересуды только усилились, когда воспрянувшая духом принцесса Марика взялась за предложенную ей работу с внезапным воодушевлением, немалым умением и вовсе непонятным военным опытом. Женщинам в Веллии не было принято ввязываться в воинские заботы, но закон страны им этого не запрещал. Марика наравне с романами, которые были присланы императором в подмогу покладистому вассалу, занималась реорганизацией армии, формированием новых отрядов и выработкой тактики. От ее черной тоски не осталось следа. Седрик, который поначалу с недоверием относился к затее отца, следил за успехами супруги с немалым облегчением. Тогда же он поклялся, что никогда не заступит жене дорогу к ее склонности, если только склонность эта не способна будет причинить вреда.

Ему пришлось крепко напоминать себе об этом обещании, когда Марика впервые собралась покорять туманную Прорву.

Помня о тоске, которая едва не убила его жену, ровно как и о способе избавления от нее, Седрик, скрепя сердце, раз за разом отпускал Марику в проклятую мглу, которую сама романка называла chaos foramine (логовом хаоса). И, пусть не прямо теперь, но собирался делать это впредь. Тем более что в последнее время она старалась заслужить это изо всех сил.

В морской дали появился корабль. Из-за близости порта, корабли бывали здесь довольно часто. Но сегодняшний день был первым в начале нового сезона ветров, и суда всех, даже отчаянных мореплавателей, старались избегать оказываться поблизости от холодных велльских берегов. Должно быть корабль, который пока был едва виден, пришел издалека и его капитан не знал об особенности сегодняшнего дня.

Теперь Марика не отрываясь, смотрела на постепенно приближавшуюся темную точку корабля. Лицо ее было прекрасным — самым прекрасным на свете. Восемь лет, которые прошли со времени замужества, никак на нем не отразились. Романка по-прежнему оставалась свежей и юной, словно какая-то добрая магия берегла ее красоту.

Не выдержав этого зрелища, Седрик подошел к жене сзади и обнял ее, прижимая к себе. Макушка Марики пришлась вровень с его грудью, но Дагеддид, сильно наклонившись, все же сумел зарыться лицом в ее волосы и вдохнуть их аромат.

— Я вот хотел спросить, — подняв голову и тоже глядя на приближавшийся корабль, медленно проговорил он. — Что это такое было сегодня ночью?

Марика знакомо повела плечом, делая попытку отстраниться. Седрик привычно напряг руки, препятствуя ей. Некоторое время они боролись. Для ее маленького тела, романка была довольно сильной. Несколько лет, которые прошли со времени ее последней беременности, она не уставала упражняться с оружием и без него. Седрик, который поначалу легко мог сломить ее сопротивление, давно с удивлением замечал, что в зримо хрупких руках жены пряталась почти мужская сила.

— Ты усовестил меня, — стиснутая в железных объятиях про-принца, наконец, вынужденно призналась юная романка.

Седрик подождал еще. Но продолжения не последовало, и он уточнил.

— Ты говоришь о…

— Мы женаты уже восемь лет, — притиснутая спиной к груди супруга, юная романка по-прежнему смотрела в волновавшееся море. Теперь корабль был виден значительно лучше. Ветер нес его на прибрежные скалы. Однако, по-видимому, команда корабля отчаянно боролась с морем, полная решимости достичь порта, доки которого виднелись вдалеке. — Ты спас меня, Дагеддид. Сперва от дорожных мерзавцев, потом… из огня. А я ни разу… мне не довелось поблагодарить тебя.

Седрик усмехнулся, потирая ее плечи.

— Так это была благодарность? Ты только скажи, что мне сделать еще, чтобы ты благодарила меня так… почаще?

Жена не поддержала его шутливый тон. Вместо этого она мотнула головой на море.

— Мне не доводилось никому об этом рассказывать, — Марика пошевелилась. Думая, что подруга замерзла, Седрик запахнул на ней края своего плаща. — Но забыть не получается. Когда меня прикручивали к тому столбу… и потом поджигали хворост — мне хотелось жить. Казалось — пусть как угодно, но чтобы остаться здесь. И жить. Смотреть, слушать звуки и скакать навстречу морю, чтобы ветер приносил его соленые брызги в лицо. Это то, чего хотелось тогда. Жить любой ценой. Лишь бы кто-то пришел и спас меня.

Она помолчала.

— Пришел ты, Дагеддид. Не знаю, какой тьмы случилось так, но… Ты тогда едва не сгорел вместе со мной. У меня до сих пор нет уверенности, смог… ла ли я сделать то же для кого-то из… чувства привязанности.

Романка помолчала еще. Никогда ранее не слышавший от нее таких откровенных слов, Седрик молчал тоже, ненавязчиво прижимая к себе женское тело и грея ей спину.

— Потом Лей соединил нас, — судя по звуку, Марика подавила вздох. — Я до сих пор не могу решить этой загадки. Но, должно быть, для чего-то это нужно.

Корабль поднесло уже совсем близко. Он не был похож ни на романское судно, ни даже на асскую галеру. Рука мастера придала его носу необычную форму в виде головы дракона. Должно быть, тем, кто был на борту, удалось поймать прибрежное течение. Дагеддидам с возвышенности было видно — еще немного, и корабль окончательно минует опасность. Если так, самое меньшее — к полудню это судно уже будет в порту.

— Я — паршивая жена, — некоторое время пронаблюдав за маневрами корабля с драконами на носу, призналась Марика. — Будь у меня такая жена — впору было бы бить ее каждодневно смертным боем. Но… я попытаюсь… Мне это непросто, Дагеддид. О таком не говорят, и я не могу рассказать…

— Не нужно рассказывать. Я все знаю сам.

Романка круто развернулась. Седрик успокаивающе положил руку на ее плечо.

— Давно заметил. Ты не можешь вожделеть мужчин.

Жена поперхнулась. Некоторое время она в заметном волнении произучала лицо супруга. Но не увидела в нем ничего для себя тревожного. Седрик смотрел на нее в ответ, и взгляд его оставался спокоен.

— Как ты понял? — через силу спросила она наконец. Про-принц пожал плечами.

— Я не слепой и не дурак, жена. Я видел, как ты смотришь на красивых женщин, которые оказываются поблизости. У тебя… мужской взгляд. Думаю, это из-за дня твоего рождения. Ты говорила, оно пришлось на Солнцестояние Лея. Это сильный… мужской день. Должно быть, рождение в такой день тебе не минулось даром, — Седрик успокаивающе стиснул ее плечо. — Лей силен в тебе так же, как во мне Луна. Я понял давно… и смирился. Нужно просто держать эту… неправильность в узде и не давать ей ходу. Мы родились, чтобы быть вместе. Думаю… думаю, в этом-то и заключается разгадка той самой загадки, которую… как ты говоришь, ты все не можешь решить.

Марика опустила взор. Потом подняла глаза, снова устремляя взгляд на море. Чужой корабль уже справился с бушевавшими ветрами. Все-таки поймав течение, кормчий благополучно правил к далекому порту.

— Ты… отпустишь меня к Прорве? — прямо спросила романка.

Седрик внутренне подобрался. Ему не хотелось ломать хрупкое доверие, которое сегодня впервые за много лет начало образовываться между ним и его женой. Он догадывался, что его ответ может мгновенно нарушить то, что только что появилось. Но другого выхода из создавшегося теперь положения он не видел.

— Ты не забыла о приглашении императора? — уточнил он. Марика мотнула головой.

— Помню. Но в Прорве… мы очень близко, Даг… Седрик. Близко, как никогда. Дай мне еще три месяца. И тогда у меня будет, чем отвлечь Тита Максимуса и его не в меру ретивого отпрыска от… всего другого. Клянусь. Когда мы пробьемся через туман…

— Не когда, а если, — Седрик тяжело вздохнул, внутренне готовясь к неприятному, но неизбежному. — Прости, Марика. Я не могу отпустить тебя сейчас к Прорве. Потом — обязательно. Но не теперь. Однако мы и без Прорвы сумеем отвлечь этого мерзавца Клавдия. Я… уже решил. Марика, я… дам тебе еще одного ребенка.