Король встретил младшую невестку, лежа на диване в своем кабинете. Рядом стоял старый Тристан. Его величество Хэвейд болел каменной болезнью уже третий день, и она вот-вот должна была привести его к тому же, что и прочих. К вялому удивлению принцессы Марики, начальника охраны Тристана, который был старше короля, по возрасту носил в себе множество хворей и давно уже не бывал полностью трезв, чума обошла стороной. Он не чувствовал ничего сверх обычных телесных недомоганий, был как и ранее спокоен и деловит. Теперь Тристан оставался одним из нескольких мужчин, которые еще оставались живы в замке, да и, похоже что, во всем Ивенот-и-ратте.
С застывшим лицом, которое не выражало ничего, кроме отстраненности и было бледно до синевы, принцесса Марика подошла к королю. Уловив жест своего повелителя и друга, Тристан взял со стола и протянул романке письмо.
— От императрицы Таисии Романской, — преодолевая каменевшее горло, проговорил Хэвейд. — Она написала всем наместникам. В Роме на многие тысячи женщин — всего несколько десятков мужчин. И те… большая часть из них — запойные пьяницы и хворые… на другие болезни. Каменная чума поражает самых крепких, молодых и здоровых. Из того, что известно ей, болезнь не обошла ни одной провинции. Бемеготов задело… отмахом, но для чумы даже их горы — не помеха. Ты… я не знаю, как ты… — король закашлялся, и Тристан поспешно поднес к его губам кубок с настоем из винных ягод.
Припав к кубку, Хэвейд сделал несколько глотков. Лицо его слегка порозовело. С него отошла смертельная сероватая каменная бледность. Напившись, король откинулся назад, на какое-то время прикрыв глаза.
— Странно, но кажется… будто после вина… делается легче, — Хэвейд вновь с великим трудом поднял голову, посмотрев на Марику. — Дочка, мое время… почти подошло. Послушай. Не знаю, как, но ты должна остановить маннов. Если это их рук дело… они придут. Не знаю, хватит ли у тебя сил… Ведь уже почти… совсем никого…
Он сипло втянул воздух распахнутым ртом. Невестка подошла к дивану и опустилась перед ним на колени. Тяжелые, холодные пальцы короля нащупали ее руку и слабо стиснули маленькую ладонь.
— Прости… меня, — Хэвейд собрался с последними силами, но, похоже, что болезнь слишком долго терзала его тело и сегодня твердо решила довести начатое до конца. — Я… знаю, что… мое… решение… принесло тебе много муки. Но я наказан… узнать перед смертью гибель всей страны… ради чего я столько времени… И… гибель своего рода… Империя повержена… мои дети… мои внуки… мертвы… Все… до единого…
Он сглотнул. Тристан сунулся с кубком, но король досадливо отвел его руку.
— Мой род погиб… как и все прочие роды, — он с усилием поднял тяжелую, как камень, руку, и коснулся мокрого лица склонившейся над ним юной романки. — Но тебе… спасибо. Тебе удалось то, чего не… удавалось… никому больше. Ты дала мне надежду… на продолжение. Мне и моему… сыну… моему роду. Спа… спасибо тебе… Светлый да… примет тебя… спасибо…
Бормотание короля понемногу делалось все более бессвязным. Некоторое время Марика наблюдала за ним, будто о чем-то напряженно размышляя и колеблясь. Хэвейд дышал рвано, с трудом. Похоже было, что его тело из последних сил боролось с болезнью, с каждым разом с все большей тяжестью вздымая каменную грудь.
Наконец, Марика опустила глаза. Губы ее дернулись. Не выпуская руки короля из своей ладони, она отерла щеку костяшками пальцев и шмыгнула носом, давя в себе глухой, утробный всхлип.
— Погоди, король, — кривясь, проговорила она, с трудом заставляя голос звучать ровно. — Не знаю, стоит или нет… да и зачем, но… Ты должен знать. Твой род… погиб не весь. У Дагеддидов есть… еще один… наследник. Если к тому времени болезнь пойдет на спад, он… Появится в мир… немногим больше, чем через полгода.