Игры Предвечных

Глава 1

… Последний рывок, наконец, сдвинул основание застрявшего столба с мертвой точки. Усталые рабочие в отчаянном усилии натянули канаты и, с помощью налегавших с другой стороны товарищей, столкнули подножие тяжеленного дерева в залитую крепительным раствором яму.

Отмахиваясь от дыма множества костров, которые были зажжены цепочкой вдоль всей готовой части стены, работный распорядитель подошел к отстоявшим поодаль двум праздным фигурам. Среднерослый, крепкий центурион, по-велльски светловолосый, держал напряженную руку на рукояти меча, в любой миг готовый пустить его в ход. Вторая фигура принадлежала маленькой черноволосой женщине. Женщина эта была молода и настолько красива, что не каждый имперский поэт смог бы сразу подобрать сравнения ее поразительной красоте. Небрежно подхваченные куском кожи густые черные кудри, точеное лицо и зеленые глаза с несомненной ясностью указывали на принадлежность к романам. Как и все вооруженные мужчины вокруг, она носила сплошной доспех. Но по движениям прекрасной романки не было заметно, что ее кованый из стоика нагрудник имел немалый вес. Два посеребренных меча, загнутых на асский манер, были удобно подогнаны под обе ее руки на прочных ременных стяжках.

Работный распорядитель почтительно склонил голову.

— Еще один столб почти готов. До темноты есть немного времени. Прикажете продолжать работы, ваше высочество?

Женщина оглянулась. То, что было у нее за спиной, едва проглядывалось в темных пластах тумана. Густую пелену прорезали два ряда высоких, в три человеческих роста, столбов из каменного дерева. Между непреодолимыми линиями обороны, в которую превращалась стена из плотно пригнанных друг к другу древесных стволов, было оставлено такое пространство, чтобы свободно разминулись две повозки. Разгоняя туман, между стенами этой странной изгороди горели костры. Костры тянулись бесконечной цепью и терялись во мгле. Поддерживая их, едва зримые, двигались зыбкие фигуры рабочих, нагруженные дровами и древесным углем. Подножия столбов были выложены огненным камнем. Этот камень, который добывали из глоток горючих гор, никогда не остывал и очищал воздух не хуже костров.

Романка обернулась к распорядителю и посмотрела поверх его плеча. Работники все еще укрепляли только что вкопанный столб, заливая щели в земле твердеющим раствором и поднося огненный камень, который препятствовал наползанию мглы. Чуть поодаль огромная изгородь, которую с таким трудом и поспешностью возводили люди, заканчивалась. Туман здесь был настолько плотен, что, казалось, его можно было нарезать ножом. Если позади темно-серую мглу разгоняли языки пламени и дымы костров, то впереди туман был полновластным хозяином. Время от времени оттуда доносились неясные, пугающие звуки — от мокрого, трущегося шороха, до треска и рыкающих всхрипов. Двойная цепь из тяжело вооруженных, закованных в лучшие романские доспехи воинов отрезала рабочих от еще не покоренной туманной Прорвы. Их большие квадратные щиты, за которыми укрывались защитники, создавали видимость стены. Пусть не такая надежная, как та, которую строили за их спинами, стена из щитов могла служить непрочной, но все же преградой от того, что могло выйти из тумана.

Еще раз оценив ход работ, юная романка, наконец, поглядела на большие песочные часы, установленные у повозки с припасами. В туманную мглу Прорвы никогда не проникали лучи дневного светила, поэтому солнечные часы были здесь бесполезны. Но время, отмеряемое песком, не подводило никогда.

— Уже почти закат, — на глаз определила женщина, кивая на беспрестанно бегущие песчинки. — После заката эти… оживляются особенно. Нужно подготовиться к ночи. На сегодня довольно.

Распорядитель коротко поклонился. В полутьме, которую разгоняли факелы, костры и мерцание огненных камней, его лицо осталось непроницаемым. Однако, похоже, что решение романки пришлось ему по душе.

— Сворачиваем работы! — отойдя от женщины, заорал он на своих людей, которые продолжали спешно вбивать камни в грунт. — Пошевеливайтесь! Живей!

В предчувствии скорого отдыха и желая хотя бы ненадолго уйти от страшного тумана, люди работали теперь еще быстрее. Было видно, что долгий день их утомил, но необходимость оставаться поблизости от неотгороженной мглы ночью заставляя выжимать из себя последние силы.

Меж тем женщина уже не глядела на завершавших трудную смену рабочих. Вскинув голову, она прислушивалась к чему-то сквозь стук, шуршание и негромкие разговоры строителей.

— Центурион, — романка едва заметно повела головой. — Послушай ты.

Воин с готовностью шагнул к туману, собираясь прикрикнуть на строителей, чтобы они притихли и не мешали прислушиваться, когда новый звук, гораздо громче первого привлек его внимание. Он и романка обернулись назад почти одновременно. С той стороны, которая вела в нормальный, человеческий мир без тумана и выходящих из него мерзостных гадов, явственно раздавался частый конский топот.

— Что-то случилось, — романка бросила короткий взгляд на шеренгу воинов, что стояли у самой кромки колеблющейся мглы, и нехотя шагнула навстречу показавшемуся среди костров конному разъезду.

Всадники приближались. Не прошло и нескольких минут, как они оказались перед ожидавшей их романкой. Головной отряда спрыгнул с коня и тут же пал на одно колено, опуская голову и протягивая юной женщине кожаный чехол.

— Приветствую ваше высочество, принцесса Марика! Я — Тельмах, гонец из секретариата его величества. Твой супруг, про-принц Седрик Дагеддид направляет тебе послание. Он так же уполномочил меня передать послание и на словах, если ты… если ты не внемлешь написанному.

Та, кого назвали принцессой Марикой, поморщилась, доставая и разворачивая адресованное ей письмо.

— Мой супруг уже вернулся из его поездки в Ром? Так скоро?

Посланник поднял и снова склонил голову.

— Благодарение Лею, ветра были благосклонны к его парусам, ваше высочество.

Юная романка досадливо дернула щекой, углубляясь в чтение. По ее разрешающему жесту гонец поднялся, и теперь, сохраняя почтительность на лице, украдкой оглядывался вокруг. Несмотря на то, что гонец был молод, за время королевской службы повидать ему довелось немало. Но все здешнее было непохоже ни на что, встреченное ранее и казалось иным, необъяснимо пугающим — два ряда гигантской стены, горевшие костры, сновавшие между ними люди и даже молча застывший каменным изваянием за плечом принцессы ее извечный телохранитель.

Центурион Кедеэрн был одним из немногих веллов, который успел отслужить в Легионе до того, как молодая романская жена принца настояла на реформировании армии по имперскому образцу. Благодаря этой реформе Кедеэрн, который окончил военную школу Рома и воевал за имперцев, смог значительно продвинуться по службе. Однако сперва назначение в отряд, который служил у Прорвы, центурион посчитал великой неудачей. Несмотря на отданную в его распоряжение половину манипулы, Кедеэрн поступал в полное распоряжение принцессы Марики, которая в свою очередь распоряжалась строительными работами в тумане. А принцесса Марика была женщиной. Чего ждать от женщины, которая одновременно приказывала рабочим и солдатам, Кедеэрн мог только догадываться. На всякий случай он распрощался и с семьей, и с ожидавшей его возвращения любимой девушкой.

Прибыв к Прорве и справившись с первым испугом, который навевал на всех и каждого вид кишащего чудовищами тумана, центурион еще увереннее приготовился к скорейшей гибели. Не сомневаясь, что перед смертью вынужден будет исполнять ряд глупейших и непоследовательных женских приказов.

Но первый его взгляд, брошенный на взбалмошную принцессу, которая за какой-то тьмой решила пробить дорогу через Прорву в якобы лежавшие за ней неизведанные земли, не оставил и тени от его прежних измышлений.

Принцесса Марика была очень красива. Должно быть, она была самой красивой женщиной в бесконечной империи романов. Но не это привлекло к ней сердце Кедеэрна, раз и навсегда сделав его верным, преданным помощником и добровольным телохранителем романки.

Вопреки представлениям о красавицах, юная женщина оказалась умна. То, что центурион принимал за прихоть, в действительности представилось четким, просчитанным и выверенным планом. Молодая жена принца Седрика рождением наследников помогла супругу обрести статус про-принца Веллии. Но вместо того, чтобы оставаться при своих новорожденных детях и едва оправившись от последних родов, она решила воплотить в жизнь идею, равной которой по смелости и безумию в Вечном Роме не знал никто. Принцесса Марика вознамерилась построить безопасную дорогу от самых Великих Ворот, которые отгораживали Прорву через мглу в лежащие за Прорвой человеческие земли.

Ни для кого не было секретом то, что случилось тьму поколений ранее, когда покровители мира людей Светлый Лей и Темная Лия затеяли ссору. После этой ссоры мир был разделен между двумя Предвечными на две равные половины. Светлый Лей по-прежнему дарил солнечный свет и тепло своему миру. Царство же Лии окутала мгла. Широкая и глубокая пропасть непреодолимой преградой пролегла между мирами, и пересечь ее можно было только в одном месте — по каменному мосту на границе с Веллией.

Люди прокляли царство Лии, из которого в мир выбиралась мерзостная нечисть для того, чтобы творить бесчинства. Нечисть отлавливали и уничтожали с большим трудом. Казалось, жизнь оставалась возможна только в мире Лея. Те несчастные, которые после разделения оставались у Лии, были навсегда потеряны во мраке. Избегать Прорвы и постоянно следить за единственным мостом через пропасть вошло у людей в обычай, а после — и в закон. Сплошь покрывавшая мир Лии мгла была опасна и несла в себе только смерть. Кроме отвратительных, искаженных, нечистых тварей ловить в ней было нечего. Это знали все, и это было так же понятно, как и то, что каждое утро встает новое солнце.

Но принцесса Марика думала иначе. Якобы ей удалось единожды пересечь туман и вернуться обратно. По уверениям юной романки, за Прорвой лежал целый мир, который отчаянно нуждался в помощи. Большего безумия трудно было представить, однако к всеобщему изумлению король Хэвейд неожиданно дал добро на затею принцессы проложить безопасную дорогу — от Великих Ворот до самого иного мира, где бы он ни начинался. Сам его величество император Тит Максимус Третий заинтересовался затеями веллов. Едва ли кто-то кроме самой принцессы верил, что через туман можно попасть куда-то, кроме как на клыки обитавшим там чудищам. Однако с благоволения императора король Хэвейд все же получил в поддержку устремлений его неугомонной невестки целую манипулу с правом распоряжаться воинами Легиона и производить им замену каждое межсезонье.

Получив королевское и императорское дозволение, романка взялась за дело с присущей ее народу практичностью. Она едва не в одиночку рассчитала и организовала начало стройки, подвоз материалов, снабжение провиантом и прочим необходимым для рабочих и воинов, которые должны были защищать строителей дороги от чудищ из Прорвы. И, конечно, поиск самих строителей, потому что не каждый обитатель империи соглашался не то, что работать — а просто приблизиться к Великим Воротам, с которых Прорва даже не была видна.

Но, несмотря на все трудности, реальные и мнимые, три года назад начало прокладыванию дороги было положено. Все это происходило на глазах у центуриона, который в составе пробной манипулы принял на себя первый — и самый страшный удар обитателей Прорвы. В начале всего предприятия, когда люди только стекались к туманной пелене и подвозили материалы для строительства, обрадованные чудища стаями кидались на тех, кого они принимали за новую легкую добычу. Объятым суеверным ужасом воинам пришлось немало потрудиться, защищая тех, кого они призваны были защищать. Почти вся манипула романов была уничтожена, и на ее смену пришла другая. Кедеэрн, переживший гибель второго центуриона, сразу стал ветераном и мог рассчитывать на дальнейшее продвижение по службе после возвращения в Вечный Ром.

Однако к удивлению своих родичей и более всего — в собственному изумлению Кедеэрн неожиданно сам для себя наотрез отказался уходить от Прорвы. Он остался сначала на первую смену, потом на вторую… Рабочие и воины сменяли друг друга и, получив плату либо выполнив свой долг, стремились хотя бы на сезон убраться подальше от проклятого тумана. Но не Кедеэрн. Днями и ночами он находился подле принцессы, оберегая ее от любой несчастной случайности, настолько, насколько позволяли ему служебные обязанности. Невестка короля, проявляя нежданные настойчивость, смелость и силу воли, неделями торчала в Прорве, наблюдая, как твердые, как камень, столбы вгрызаются в тело тумана, а языки постоянно поддерживаемого пламени разгоняют густую гибельную пелену. Кедеэрн оставался подле нее, поддерживая во всем. Он замечал, что другие мужи — от второго центуриона до последнего разнорабочего, несмотря на ужас, потери и безнадежность работ, а так же опасность со стороны тумана, все равно стремились возвращаться сюда. И знал этому причину. В конце концов, он разобрался и с мотивами собственного безумного поведения. Как и безнадежности того, о чем втайне мечтал. Но остался все равно, оказывая принцессе Марике всю ту поддержку, которую мог оказать. И в которой она подчас отчаянно нуждалась.

… Теперь центурион продолжал молча стоять рядом, готовый оберегать принцессу Марику от любых опасностей, которые таила в себе Прорва. К его великому сожалению, от той опасности, которую привез королевский гонец, защитить свою госпожу Кедеэрн был не в силах.

Все в Веллии, да и в прочих частях империи знали об обстоятельствах заключения брака второго сына короля Хэвейда. Тогда еще бывший де-принцем Седрик снял прекрасную романскую ведьму прямо с костра, к которому она была приговорена духовными отцами. Сам Лей уберег от смерти невинную — позже удалось выяснить, что девушка была осуждена по оговору подлого завистника. Женитьба де-принца на спасенной им красавице могла бы надолго сделаться образом для вдохновения множества имперских поэтов и темой для их баллад, если бы не…

Если бы не проклятие, которым второй сын короля Хэвейда был поражен с самого рождения. Де-принц Седрик Дагеддид появился в мир в Ночь Голубой Луны — и не мог вожделеть женщин. После его свадьбы с прекрасной романкой Марикой, споры, предположения и шутки о способе, которым де-принц сделал своего наследника, не утихали во всех тавернах, на всех площадях и кухнях как в самой Веллии, так и за ее пределами. И едва только подутихли сплетни о маленьком наследнике Дагеддидов, как новая беременность принцессы, которая случилась спустя совсем недолгое время после первой, подлила масла в огонь пересудов.

Центурион мог только догадываться, что происходило между Марикой и ее мужем. Разрешившаяся от бремени принцесса тут же выбила разрешение и средства на свою неслыханную идею. И уехала к Прорве, чтобы днями и ночами торчать в ее гибельном тумане. Но кроме казавшегося безумным нежелания сидеть дома и каждый день видеть мужа и новорожденных детей, принцесса более ничем не походила на безумную. Юная романка была умна и рассудительна. Ее спокойный нрав, умение принимать быстрые и верные решения, глубокие познания и способности к обучению всему тому, чего от нее требовали обстоятельства, поражали всюду сопровождавшего ее Кедеэрна. И одновременно заставляли его сердце сжиматься от щемящей жалости.

Следуя за ней по пятам как тень, он знал ее высочество Марику как никто другой. Блекло-зеленые глаза принцессы помимо душевной твердости и едва различимой насмешки, с которыми она имела свойство говорить, порой на короткое время отражали горькую тоску. Это случалось с ней редко, и едва ли кто-то, кроме Кедеэрна мог что-то заметить. Тоска принцессы была ее тайной. Тайной, которая, как он понял это с несомненной точностью, пожирала ее душу. Юная женщина, самая прекрасная женщина бесконечной империи Вечного Рома, была несчастна. Она умела владеть собой, и никто кроме Кедеэрна не знал об этом несчастии. Никто не обращал внимания на тени горечи, набегавшие на лицо принцессы, если ей доводилось слышать о супруге. Центурион не знал, что делал де-принц с женой. Но одна лишь мысль о том, каким издевательствам будущий король Веллии подвергал хрупкое тело и живой разум его романки, побуждала в душе Кедеэрна горячее желание растерзать проклятого мужеложца голыми руками. Чем дальше в Прорву пролегала их дорога, тем у центуриона сильнее крепло убеждение в том, что принцесса Марика привела в исполнение свою безумную затею не из сумасшествия, а чтобы иметь повод как можно меньше времени проводить в обществе мужа.

… Меж тем принцесса дочитала послание. Лицо ее едва заметно переменилось.

— Передайте моему супругу, что я вернусь в Ивенот-и-ратт в начале межсезонья, — романка сунула письмо в чехол, а тот протянула обратно гонцу. — Не раньше. Мы начали новый квадрат. Нужно в нем укрепиться…

Ее прервал чудовищный рев, раздавшийся со стороны тумана. Обернувшиеся принцесса и ее собеседники увидели похожую на клювастого паука огромную тварь, которая состояла как будто из одних только жвал и челюстей. Легионеры, которые прикрывались щитами в первом ряду, привычно ощетинились копьями. Из-за их спин веллийские лучники уже осыпали чудище градом стрел, целясь по глазам.

— Щелкач, — равнодушно бросил центурион, видя, что солдаты пока хорошо справляются и без его помощи. — Вы были правы, ваше высочество. Я тоже его слышал, но отвлекся на… наших гостей.

Щелкач сделал последний выпад своим чудовищным клювом — и опал на землю. Воины хладнокровно добивали подергивавшуюся тварь копьями. В стороне двое разделывальщиков уже ждали, когда можно будет приступить к вырезанию особо ценившихся зубов, когтей и внутренностей порождения Прорвы.

— Я приеду в столицу ближе к окончанию летней поры, — повторила принцесса, вновь привлекая внимание гонца. — До того времени…

— Прошу простить меня за дерзость, что осмеливаюсь прерывать тебя, но его высочество про-принц Седрик велел мне передать еще, — гонец вновь пал на колено, в опасении, что гнев принцессы может пасть на его безвинную голову. — Он просил сказать на словах, что если я не привезу тебя в Ивенот-и-ратт с моим отрядом, его высочество выдаст мне сто плетей своей рукой. Смилуйся, милосердная Марика! Принц с одного удара способен вышибить дух из волка!

Принцесса поморщилась сильнее. Центурион, который уже отвлекся от боя, смотрел на нее с нескрываемым сочувствием, радуясь, что забрало шлема скрывает его лицо.

— С чего ты взял, что мне есть до тебя дело?

Гонец глядел в истоптанную проклятую землю Прорвы. В стороне воины уже закончили расправляться с пауком, уступая раздельщикам место для их работы.

— Про-принц Седрик, да благословит его Светлый Лей, приказал мне сообщить тебе последнее, если твое сердце не смягчится к моим мучениям, — он поднял лицо, снизу вверх глядя в блекло-зеленые глаза принцессы. — Если через две седмицы, которые потребуются мне, дабы съездить к Прорве и привезти тебя в столицу, ты не появишься во дворце, он… Его высочество пообещал лично явиться сюда и… прекратить все здешние работы раз и насовсем.