И вот этот день наконец-то настал — мне исполнилось двадцать лет! Ну конечно, не то чтобы прям мне, Ване Орлову, но всё же. Я на самом деле уже не просто смирился с тем, что попал в чужое тело, но даже начал потихоньку себя с ним идентифицировать. Потому как иначе было просто невозможно — недолго и с ума сойти. Помогло ещё, что два моих соседа по телу Ари, как говорится, не отсвечивали, и порой я вообще про них забывал.
Двадцать лет — цифра серьёзная по местным меркам. Уже не мальчик, даже и не юноша — взрослый мужчина. По такому важному поводу за ужином собралась вся семья. Хоть мы и договаривались раньше, что будем отмечать сразу два события: мой день рождения и возвращение Эрлонта, но всем было понятно, что главным поводом сегодня стал именно мой праздник. И брат нисколько не возражал.
С самого утра в доме стояла особая атмосфера — лёгкая, праздничная. Все улыбались: родители, Миа, даже Скурт, наш старый садовник, весь день ходил в чистом камзоле и сиял, будто сам был виновником торжества. И я несколько раз ловил себя на том, что чувствую себя здесь… по-домашнему. Да, настоящий дом остался там, в другом мире, в Питере. Но чем дольше я жил среди этих людей, тем труднее было воспринимать их как чужих. Они были добры, искренни, без фальши — и что уж скрывать, я начинал к ним привыкать.
За стол сели чуть раньше обычного. Отец, в знак особого уважения, уступил мне место во главе стола. Это было неожиданно и, как ни странно, приятно. Все нарядились — отец в свой лучший камзол, мать и сестра надели свои лучшие платья, брат тоже не подкачал.
Чтобы празднование моего дня рождения не стало большим ударом по семейному бюджету, я заранее отдал отцу ещё триста золотых риалов, сказав, что академия, узнав о болезни брата, выделила их в качестве помощи. У родителей — людей мягких и доверчивых это вызвало совсем уже запредельное уважение к академии и её «доброму», «справедливому» директору. Но с другой стороны, а что я ещё мог сказать? Как объяснить появление денег? Лотерей в этом мире не было.
Когда мы все расселись за большим столом, прислуга начала торжественно вносить праздничные кушанья. Так как блюд в этот раз было больше обычного, нашей единственной служанке Ноле помогала кухарка, надевшая в честь этого праздничный передник. На белой скатерти появились запечённая утка с яблоками, дымящийся горшок с тушёным мясом и овощами, большая миска картофеля с маслом и зеленью, свежие пироги с капустой и яйцами, а в центре — целая сковорода жареной рыбы, уложенной веером. Всё это благоухало так, что в животе невольно заурчало.
После того как слуги поставили последние блюда и тихо покинули комнату, отец поднял со стола бутылку вина, покрытую пылью, и произнёс:
— Это вино я спрятал в подвале в тот день, когда ты родился, Ари. Сегодня самое время его открыть.
Отец протянул бутылку Эрлонту, и брат, аккуратно вынул пробку. А затем он налил всем по бокалу — даже Мие немного, хотя мать при этом неодобрительно покачала головой. Когда у всех было налито, отец поднялся, держа бокал перед собой.
— Аристарн! — сказал он торжественно, — двадцать лет назад мы с твоей матерью даже представить не могли, каким ты станешь. А сегодня я вижу перед собой мужчину — умного, сильного и честного. Мы все гордимся тобой. Пусть твой путь будет светлым, друзья — верными, а дом — всегда полон тепла! Мы тебя любим и верим в тебя!
Отец сделал паузу, поднял бокал выше и завершил тост:
— За тебя, сын!
Все встали, звонко чокнулись бокалами и пригубили вино. Я тоже сделал глоток — вино оказалось терпким, с заметной горечью, не особо вкусным, но сейчас это не имело никакого значения. Главное — обстановка: уютный свет свечей, тепло домашнего ужина, настоящая семья.
Все снова сели за стол. Я взял вилку, попробовал тушёное мясо — мягкое, сочное, с ароматом лавра и чёрного перца. Несмотря на простоту, блюдо оказалось на удивление вкусным. Я с удовольствием потянулся за следующим куском, и тут вдруг в дверях появилась Нола. Служанка остановилась на пороге, переминаясь с ноги на ногу, потом решилась, подошла к отцу и, нервно теребя передник, проговорила сбивчиво:
— Простите, господин Оливар… Приехал посыльный от барона… Требует вас.
Лицо отца в одно мгновение потемнело. Он тяжело выдохнул и тихо, но очень выразительно выругался в адрес Бильдорна.
— Ну конечно, — пробормотал отец. — Как же без барона. Даже в такой день не может дать людям спокойно поужинать.
— Похоже, это их родовой магический дар — гадить людям, — предположил я.
Отец кивнул, соглашаясь со мной, и поднялся из-за стола.
— Сейчас быстро прогоню этого гонца, — сказал он, — и вернусь. Пусть завтра приезжает. Сегодня не до него.
Мы с Эрлонтом тоже встали.
— Останься, Ари, — сказал отец. — У тебя день рождения, не стоит омрачать вечер.
— Нет уж, — ответил я. — Меня просто раздирает любопытство: что этим упырям понадобилось теперь.
Отец не стал спорить, просто кивнул, и мы втроём пошли на улицу.
Экипаж барона Бильдорна с родовым гербом на дверцах, как и в прошлый раз, стоял у самых ворот. Как и в прошлый раз, рядом с ним, заложив руки за спину, стоял Фиркан — гладковыбритый, напомаженный, расфуфыренный, с выражением вечного превосходства на мерзкой роже. Мы подошли к воротам. Фиркан театрально склонил голову и с наигранной вежливостью произнёс:
— Господин Оливар, господа! Имею честь вновь приветствовать вас! Надеюсь, вы…
— Говори сразу, зачем приехал! — грубо перебил его отец. — Моя семья уже дважды отдежурила у разлома. Мой старший сын после этого месяц провалялся в госпитале. Что ещё нужно от нас твоему барону?
Фиркан растянул губы в своей привычной мерзкой ухмылке и, изобразив на лице некое подобие сочувствия, сказал:
— Мне жаль сообщать вам такую новость, господин Оливар, но барону Бильдорну опять требуются люди на дежурство.
— Что⁈ — вспыхнул отец. — Да вы там совсем, что ли… разум потеряли? Мы дважды за месяц отдежурили! Пусть твой барон сам у разлома постоит, коли так приспичило!
Эрлонт тоже не выдержал и возмутился:
— Меня только на днях вылечили, Ари вообще курсант, вы не имеете права его вызывать. Какое ещё дежурство?
Фиркан, не меняя мерзкой улыбки, покачал головой и произнёс:
— Понимаю, господа, всё понимаю. Но, к сожалению, дежурить сейчас некому. Барон вынужден пойти на крайние меры. И он имеет на это право. Если вы ознакомились с последним указом нашего герцога, то вы должны это знать. Отказать барону нельзя — это неповиновение воле Императора.
Я смотрел на это всё, слушал и молчал. Что-то здесь было не так. Не верилось, что в округе при огромном количестве крестьян до такой степени некому выйти к разлому, что пришли звать недавно отдежурившего дворянина. Я сильно сомневался, что старший Бильдорн был в курсе происходящего, очень уж это всё пахло самодеятельностью.
— Как тебе сегодня всё видно, Фиркан? — спросил я хлыща. — Подсветка не нужна?
Посыльный барона на секунду потерял свой лощёный вид. В его глазах мелькнули злость и испуг — вспомнил тот случай со Светлячком.
— Я очень надеюсь, — процедил он, — что в этот раз никто не станет позволять себе опасных шалостей с заклятиями.
— Тут уж как пойдёт, — ответил я. — Кто тебя прислал? Сам старик Бильдорн или Граст?
— Это не имеет значения, — ответил Фиркан. — Я уполномоченный посыльный семьи Бильдорнов. И вы обязаны меня слушать.
— Повторю вопрос, — сказал я спокойно. — Кто конкретно тебя прислал?
— Я уже ответил, — раздражённо бросил хлыщ. — Неважно кто. Завтра к полудню один из вашей семьи должен прибыть на дежурство.
Отец после этих слов побледнел и снова возмутился:
— Это безумие! Я буду жаловаться герцогу!
— А я — в столицу! — добавил Эрлонт.
— Жалуйтесь хоть самому Императору, — спокойно ответил Фиркан, пожав плечами. — Но завтра к полудню дежурный должен быть у разлома.
Я смотрел на отца — тот стоял растерянный, сжимая кулаки так, что побелели костяшки. Эрлонт дышал часто, едва сдерживая злость, готовый броситься на ухмыляющегося посыльного. Что ж, пришлось констатировать неприятный факт: упыри Бильдорны испортили нам праздник. Наш семейный вечер. Мой день рождения. Но они были в этот момент далеко, так что ответить за испорченный праздник предстояло тому, кто находился рядом.
— Кто тебя прислал? — спросил я уже максимально жёстко, глядя Фиркану в глаза.
А тот даже не моргнул. Снова мерзко ухмыльнулся и заявил:
— Это неважно. И кроме того, что я уже сказал, вы от меня ничего не услышите.
— Услышу, — возразил я спокойно. — Вопрос только в том, как быстро и каким способом я заставлю тебя заговорить.
Хлыщ посмотрел на меня так, словно перед ним стоял мальчишка, усмехнулся и произнёс:
— И не вздумайте снова показывать свои магические штучки, господин Оливар.
— Зачем мне их показывать? — ответил я и тоже улыбнулся. — Я и без магии справлюсь.
Почему-то эти слова развеселили Фиркана, и его ухмылка стала ещё шире. И вот прям такая мерзкая и самодовольная морда у него была в этот момент, что прям просила кулака. И не просто просила, а настоятельно требовала.
И тогда я подумал: а почему бы собственно и нет? Зачем отказывать себе в маленьких удовольствиях, если можно не отказывать?
Рука будто сама пошла — я ударил коротко, без замаха. Прямо в нос. Кулак встретил мягкое сопротивление, послышался сухой хруст ломающегося хряща, Фиркан отшатнулся, заорал так, будто его начали резать, и схватился за лицо. Сквозь пальцы у него потекла кровь.
Хороший удар получился. Идеальный в сложившейся ситуации: выпендрёжнику было больно, но сознание он не потерял. Отец и Эрлонт переглянулись и с удивлением посмотрели на меня — оба не ожидали такого хода.
— Всё нормально, — сказал я им, после чего приблизился к Фиркану и задал ему всё тот же вопрос: — Кто тебя прислал?
Посыльный выпучил на меня глаза, полные ненависти, и прохрипел:
— Ты за это ответишь…
— Ответ неверный, — сказал я спокойно и снова ударил туда же, в сломанный нос, сквозь его ладони.
Фиркан рухнул на колени, взвыл совсем уже дико и, казалось, даже забыл про меня. Пришлось напомнить хорошим пинком в живот. Выглядело жёстко, но это было вопросом дисциплины, а не жестокости — чтобы хлыщ уже точно понял: всё по-взрослому. После этого я схватил его за ворот, чуть встряхнул и проговорил медленно по слогам:
— Кто те-бя по-слал?
Фиркан продолжал стоять на коленях, сипло дышал, кровь с его лица и ладоней капала на землю, но отвечать он не спешил.
— Ты меня вообще слышишь? — спросил я.
— Слышу, — прошипел посыльный.
— Тогда я жду ответ на свой вопрос, — напомнил я. — Но в этот раз в случае неверного ответа я вырву тебе коленные чашечки. Безо всякой магии, как и обещал. А без магии это будет намного больнее.
Фиркан вздрогнул, замотал головой и ответил:
— Не бей… Я скажу, всё скажу…
Я отступил на пару шагов, а посыльный так и стоял на коленях, подвывая и захлёбываясь соплями и кровью. Отец, как мне показалось, побледневший, смотрел на меня так, словно я только что избил самого барона Бильдорна-старшего. Эрлонт тоже был впечатлён. Кучер Фиркана вообще куда-то спрятался на всякий случай.
— Вы же видели, я несколько раз пытался по-хорошему, — сказал я отцу и брату. — Но если человек — идиот, то там по-хорошему не получается.
После этого я слегка пнул Фиркана носком сапога по рёбрам и сказал:
— Вставай уже и рассказывай, кто тебя послал.
Посыльный барона, пошатываясь, поднялся, убрал окровавленные руки от лица и выдавил сквозь зубы:
— Граст.
— А старший Бильдорн знает об этой инициативе?
— Нет.
Вот теперь всё сложилось. Вспомнилось, каким взглядом в прошлый раз Бильдорн-старшой посмотрел на меня, когда я назвал своё имя. Тогда я подумал, что мне показалось — слишком уж барон скуп на эмоции, но теперь сомнений не осталось — тот взгляд был удивлением. Старик не знал о том, что его сын вызвал одного из Оливаров на дежурство. В тот раз тоже всем стоял Граст. Самовольничал гадёныш.
— И в прошлый раз тоже Граст тебя отравил, а старик не знал ничего? — уточнил я.
Фиркан ничего не ответил, лишь опустил взгляд в землю. Я тут же отвесил ему лёгкую, но звонкую затрещину — не больно, зато в чувство приводит сразу.
— Про коленные чашечки уже забыл? — поинтересовался я.
Посыльный вздрогнул и, не поднимая головы, буркнул:
— Да… и в прошлый раз это был Граст.
— Поздравляю всех, дело раскрыто! — усмехнувшись, сказал я и, снова схватив посыльного за шиворот, подтянул его к себе и проговорил ему в самое ухо: — Передай Грасту: ещё одна такая выходка, и я всё расскажу его отцу. А заодно напишу жалобу в Имперскую канцелярию. Думаю, там оценят, как младший Бильдорн использует власть, чтобы травить соседей и нарушает запрет Императора — привлекает членов одной семьи для дежурства чаще одного раза в месяц.
После этого я отвесил Фиркану ещё одну затрещину — для закрепления материала и добавил:
— А теперь пошёл вон! У нас сегодня, конечно, праздник, но клоунов мы не заказывали.
Посыльный на это ничего не ответил. Держась за нос, он поспешил к экипажу, залез внутрь, хлопнул дверцей и затаился. Испуганный кучер занял своё место, стегнул коней, и экипаж укатил прочь. А мы с отцом и братом стояли и смотрели ему вслед. Когда он исчез за поворотом дороги, отец тяжело вздохнул и сказал:
— Испортили тебе день рождения, сынок.
— Наоборот, — возразил я. — Граст мне уважение оказал. Возможность дать в морду Фиркану — это отличный подарок на день рождения.
Эрлонт не выдержал первым — рассмеялся. Потом и отец, хоть и пытался сохранять серьёзность, хмыкнул, прикрыв рот рукой. Через минуту смеялись уже все трое. Напряжение спало, и вечер снова стал замечательным.