Хозяин облачного трона

Глава 11

— Всем сложить оружие! — голос капитана раскатился по берегу, как пушечный выстрел, настолько громко и резко, что я даже невольно дёрнулся.

И тут же всё стихло: маги перестали шептать формулы, клинки замерли на полпути. Все взгляды обернулись к капитану. Граст застыл с открытым ртом, не понимая, что происходит. Его лицо вытянулось, глаза бегали между капитаном, гвардейцами и мной.

Капитан выдержал небольшую паузу и произнёс уже спокойнее, но с железной ноткой в голосе:

— Напоминаю всем, что ваше дежурство ещё не закончено. До конца смены я ваш командир, и вы обязаны выполнять все мои приказы. И я приказываю всем сложить оружие. Немедленно. Кто не сложит — пойдёт под трибунал.

Он выдержал паузу и добавил:

— Кому-нибудь напомнить, что такое имперский военный трибунал?

По виду наёмников было понятно, что им напоминать не нужно. Первым среагировал один из магов — махнул рукой, и клубки энергии, зависшие в воздухе, тут же рассеялись. Второй опустил руку и погасил руну на ладони. Рыцари, переглянувшись, убрали мечи в ножны. Барончик, глядя на это всё, побагровел.

— Да как ты смеешь⁈ — заорал он, на капитана, топнув сапогом по грязи. — Ты, простолюдин в мундире, перечишь самому барону Бильдорну⁈ Да ты знаешь, что тебя за это ждёт?

Граст, захлёбываясь, орал про лишение звания, про каторгу, про то, что его отец дружен с самим Советником Императора, и тот лично прикажет казнить капитана публично — как изменника Империи.

Капитан слушал эту истерику спокойно, ни одна мышца не дрогнула на его лице.

— Я не сделал ничего противозаконного, ваша светлость, — ответил он, когда Граст заткнулся. — Я лишь следую уставу.

Я смотрел на них и радовался, что всё обернулось довольно неплохо. Хотелось, конечно, прибить эту истеричку в штанах или хотя бы хорошо отпинать при всём честном народе, но это был бы однозначно перебор. Не сейчас. Я пока ещё не освоился в этом мире настолько хорошо. Но вот как-нибудь потом — обязательно.

А пока были проблемы и посерьёзнее — например, умирающий Аркас. Он уже лежал неподвижно, глаза закрыты, дыхание едва заметное. Руки, что зажимали рану, разжались, и из-под пальцев вытекала алая струйка.

— Эй! — окликнул я лекарей. — А вы чего стоите? Лечите раненого!

Те переглянулись, замерли. Старший состроил страдальческое лицо, но не двинулся с места.

— Я сказал — лечите! — повторил я, делая шаг к лекарям.

Они всё равно не шевельнулись, только грустно посмотрели в сторону барончика. А тот словно только этого и ждал, он вскинул руку и выкрикнул:

— Запрещаю! Запрещаю лечить преступника! Пусть сдохнет, как собака!

Я подошёл к Грасту и рявкнул ему в самое лицо:

— Пока дежурство не закончено, он просто дежурный!

Барончик испуганно отшатнулся от меня, а я повернулся к капитану и спросил его:

— Почему твои лекари не оказывают помощь раненому бойцу?

Капитан на это лишь развёл руками и сказал:

— Лекари мне не подчиняются. У них своя служба. Свой командир и свои приказы.

— Прекрасно, — буркнул я. — У всех свои службы, у всех свои приказы, а человек помирает из-за какой-то крысы, пырнувшей его в бок.

Я подошёл к седому лекарю, посмотрел ему прямо в глаза и спросил:

— Кому служат лекари императорской гвардии? Сыну барона Бильдорна или Императору?

Старик дёрнулся, словно от пощёчины — было видно, что ему обидно слышать такие слова. Его глаза метнулись в сторону барончика, потом обратно на меня. После он вздохнул и нехотя ответил:

— Императору…

— Я вот почему-то тоже так думал, — сказал я. — И раз так, то, может, вы приступите уже к исполнению своих прямых обязанностей и начнёте лечить раненого? Потому как в противном случае в столице обязательно узнают, что лекарь императорский гвардии отказался помочь тому, кто уничтожил тварь из разлома. Уверен, в имперской канцелярии оценят такую преданность уставу и Императору.

Я откровенно пытался взять лекарей, как говорят в моём родном мире, на понт. Какая ещё столица? Кому я там пожалуюсь? Но в старом мире такая штука иногда срабатывала. Оставалось, надеяться, что и здесь прокатит. Не силой же их заставлять.

И похоже, прокатило. Седой лекарь решил не испытывать судьбу. Он тяжело вздохнул и сказал своим помощникам:

— Приступайте.

Два молодых лекаря тут же подбежали к Арксу и опустились возле него на колени. Один достал флакон с густой тёмной жидкостью, другой принялся бормотать заклинание. Над их ладонями появился мягкий золотистый свет. Они осторожно приподняли Аркаса и срезали ткань вокруг раны.

Старший лекарь и опустился рядом, приложил к груди Аркаса ладонь. От его пальцев пошёл слабый голубой отсвет, будто тонкий дым, который втянулся внутрь тела.

— Он готов, — пробормотал старик через некоторое время. — Вливайте эликсир.

Помощник быстро влил в рот Аркасу несколько глотков из фляги. Парень закашлялся и хрипло застонал. А лекари начали операцию. Работали, как и в прошлый раз с Лирой — быстро и слаженно: один останавливал кровотечение, другой сводил края раны, третий усиливал регенерацию, прикладывая ладони к боку. Кровь почти сразу перестала течь, ткань начала стягиваться, оставляя лишь розовую полосу на месте недавней жуткой раны.

Через несколько минут дыхание Аркаса выровнялось, и он пришёл в себя. А злющий барончик стоял в стороне и злобно шипел:

— Вы ещё пожалеете! Вы все пожалеете! Все! И ты, ублюдок, достойный виселицы, и твой дружок Оливар, и эти лекари! И ты, капитан! Вы все ответите за неповиновение воле барона Бильдорна! Мой отец… мой отец разберётся с каждым! Вы все…

И тут барончик вдруг осёкся на полуслове. Замолк резко, будто ему рот рукой зажали. Глаза его уставились куда-то за наши спины, и выражение лица поменялось мгновенно — со злого на настороженное. Я машинально повернул голову, туда, куда смотрел Граст. Все остальные — тоже.

В нашу сторону шёл мужчина. Лет примерно сорока — сорока пяти. Аристократ — это было видно сразу: одет в дорогой длинный камзол из тёмно-бордового бархата с золотым шитьём по вороту и рукавам, сапоги из лакированной кожи, на поясе красовалась здоровенная золотая пряжка. Шёл размеренно, не торопясь, в сопровождении четырёх охранников. Трудно было не догадаться, что к нам пожаловал сам барон Бильдорн-старший.

Когда он приблизился, я разглядел его внимательнее. Что-то общее с сыном, конечно, было — та же форма черепа, тот же прищур, такой же невысокий рост и некрасивое лицо. Но на этом сходство заканчивалось. Отец был широкоплечим и коренастым, почти лысым, с грубым лицом и холодным уверенным взглядом.

Он подошёл к нам, равнодушно всех оглядел. Ни злобы, ни доброты, ни любопытства — вообще ничего не было в этом взгляде. Просто посмотрел, а потом спросил:

— Что здесь происходит?

И вроде негромко спросил, но в голосе была слышна такая сталь, что никто не решился взять на себя ответственность и ответить. Но через некоторое время Граст опомнился и заявил:

— Имперские лекари лечат преступника, отец!

Барон перевёл взгляд на седого лекаря, опять же вообще без каких-либо эмоций. Старик побледнел, опустил глаза и торопливо заговорил:

— Ваша светлость, я обязан лечить всех дежурных до конца дежурства. Таков приказ. Мы обязаны оказывать помощь каждому, кто получил ранения у разлома. Без различия чинов и происхождения.

— Ранение он получил уже после дежурства! — взвизгнул барончик. — После!

Бильдорн-старший снова уставился на лекаря, а тот совсем уже растерялся и не знал, что ответить.

— Формально дежурство не закончено, — сказал я, обращаясь к отцу Граста. — Нас никто не отпустил, приказа о завершении не было. А этот человек, — я кивнул на Аркаса, — получил ранение от наёмника, действовавшего по приказу вашего сына. А это, если по уставу — прямое нарушение и нападение на дежурного. И со стороны наёмника, и со стороны вашего сына.

Барон окинул меня всё тем же равнодушным взглядом и спросил:

— Кто ты такой, чтобы так нагло вмешиваться в разговор?

— Я дежурный, находящийся в данный момент всё ещё при исполнении своих обязанностей.

— Имя?

— Аристарн Оливар.

— Оливар, — повторил барон, слегка кивнув, и опять же никаких эмоций — ни удивления, ни раздражения.

Затем он перевёл взгляд на сына. Молча. И как мне показалось, Граст бы предпочёл услышать крик, потому как он сразу съёжился и поник. Но потом всё-таки смог совладать с собой и снова запустил старую пластинку.

— Это не дежурный! Это преступник! — заявил Граст, указывая на Аркаса. — И эти лекари — такие же преступники, раз лечат преступника!

Седой лекарь, всё ещё стоявший возле Аркаса покачал головой и обратился к старшему барону:

— Для меня он дежурный, ваша светлость. Прошу прощения, но я не могу нарушить присягу военного и клятву лекаря.

Барон коротко кивнул и негромко произнёс:

— Продолжайте.

Все лекари одновременно выдохнули, а Граст сглотнул обиду, но не успокоился. Он скривился, изобразил ехидную улыбку и процедил:

— Ну и ладно, пусть лечат. В тюрьме пригодится хорошее здоровье. Правда, долго оно там не продержится.

После этого он мерзко захихикал, как крысёныш, а я громко, чтобы все слышали, произнёс:

— Ты ведь обещал отпустить Аркаса, если он выживет у разлома.

Граст моментально перестал смеяться. Лицо его вытянулось, он насупился и посмотрел на меня, как на главного своего врага.

Я ухмыльнулся и добавил:

— Так расскажи отцу, что ты своё слово барона сначала дал, а потом назад забрал. Пусть он услышит это прямо от тебя.

Старший Бильдорн бросил на меня недовольный взгляд — но без ярости, просто как на наглеца, который зашёл немного дальше, чем положено. А потом перевёл взгляд на сына. И вот уже этот взгляд не сулил ничего хорошего.

Граст переступал с ноги на ногу, глядя то на отца, то в сторону, а потом пробормотал:

— Я… я не то чтобы обещал. Да, разговор был, но я до конца не решил. И вообще, какой-то там преступник, оборванец, не может требовать от барона ничего.

Аркас, лежавший на земле, чуть приподнял голову. Голос у него был слабый, но слова прозвучали отчётливо:

— Была договорённость. Я не идиот идти к разлому без гарантии. Ты дал слово. Баронское слово.

Старший Бильдорн посмотрел на сына и спросил:

— Ты дал слово отпустить его, если он отдежурит?

Граст помялся, будто искал выход, но под взглядом отца сник и пробурчал:

— Дал, но…

— Никаких «но», — перебил его старый барон, голос он и в этот раз не повысил, но в нём уже звенел металл. — Слово барона — твёрже камня. Неважно, кому ты его дал. Обещал — значит, выполни. Как только этого пройдоху вылечат, он будет свободен.

Барончик побледнел, но возражать не решался. Он лишь с обидой пробормотал, глядя на отца:

— Но ты же сам хотел его повесить.

Барон кивнул и сказал:

— Хотел. И повесил бы. С радостью. Но ты решил отправить его к прорыву вместо этого.

Граст опустил голову. Видно было, что до парня дошло, как он облажался. По всем фронтам. И Аркаса освободил, и отца разозлил, и перед кучей народа опозорился.

— И я его повешу, — продолжил тем временем старший барон всё тем же ровным голосом. — Обязательно. Когда в следующий раз поймаю. Но сейчас он свободен. Это не обсуждается.

Барон шагнул вперёд и заговорил уже громче, обращаясь сразу ко всем — и к наёмникам, и к гвардейцам, и даже к лекарям:

— Запрещаю трогать Аркаса до конца сегодняшнего дня, до полуночи! Кто ослушается, будет обвинён в том, что помешал барону сдержать слово!

Все слушали молча. Возражать никто не решился. Да, кроме Граста, никто и не хотел возражать. А тот сморщился и совсем поник. Старший тем временем подошёл к лежащему Аркасу, посмотрел на него сверху вниз и спокойно сказал:

— Тебе сильно повезло. Мой сын поступил опрометчиво, отправив тебя к разлому. Не знаю, как ты там выжил, но если я тебя ещё раз поймаю, повешу лично. А я тебя поймаю.

Аркас благоразумно промолчал. Глаза у него были открыты, но он даже не попытался что-то сказать. Лишь слегка кивнул — мол, понял.

А я стоял рядом и думал: чем же Аркас так этим Бильдорнам занозил? Что он мог сделать, чтобы барон и его отпрыск так люто его ненавидели? Что за преступления он совершил, что за них должны были повесить?

Бильдорн между тем подошёл вплотную к сыну и сказал:

— А тебе, сын, я хочу дать совет. Впредь не разбрасывайся обещаниями. А уж если дал слово — держи его. Не позор род.

Говорил он без эмоций, спокойно, и я отметил про себя ещё раз, что выдержка у старшего Бильдорна железная. Сын в этом плане явно был не в него. Тот при этих словах стоял, как побитый пёс, и даже не пытался ничего сказать. Да и что тут скажешь, когда так облажался?

После этого Бильдорн-старший кивнул капитану, и они отошли чуть в сторону — видимо, что-то обсуждать. А барончик — вот же неугомонный — тут же преобразился, подбежал к Аркасу и всё с тем же мерзким самодовольством заявил:

— Ничего ещё не окончено! Подожду до полуночи, а потом тебе конец!

И тут я точно понял, что Граст — психически больной. Тут уже без вариантов. А ещё к моей сестре сватался упырь.

— А ты найди меня после полуночи, — усмехнувшись, произнёс тем временем Аркас, которому вообще до лампочки были угрозы барончика.

Глядя на весь этот цирк, я не выдержал и рассмеялся. Граст аж подпрыгнул от злости и переключился на меня.

— И надо ещё разобраться, Оливар, чего ты так об этом преступнике заботишься! — прошипел он. — Может, вы с ним заодно!

— Я же тебе уже сказал, — ответил я спокойно. — Раз нас не отпустили, значит, смена не закончена, и мы всё ещё одна команда. А за команду я буду стоять. И за этого храброго парня, и даже за этих ссыкунов ряженых, которые нас бросили. Нас в академии так учат. И мне вот даже интересно, где учился ты, если тебя не научили таким простым вещам.

Тут я немного соврал, конечно. Учили меня этому не в академии, а в армии в другом мире — но какая разница? Смысл тот же.

— Зря ты, Оливар, полез не в своё дело! — сказал барончик. — Ты об этом ещё сильно пожалеешь! Я тебя накажу!

— Наказывалка у тебя ещё не выросла, — ответил я и отмахнулся от него, потому как реально уже задолбал до невозможности.

К тому же как раз вернулась первая партия гвардейцев с зачистки. Они шли широким шагом, довольные, уставшие. Доспехи покрыты слизью и пятнами крови тварей, мечи испачканы, плащи в клочьях. Видно, что пришлось поработать. Они подошли к капитану и старшему Бильдорну. Я, естественно, тоже направился к ним — любопытно было, что скажут. Один из гвардейцев, видимо, старший в группе, отдал честь и отчитался:

— Господин капитан, территория вокруг разлома зачищена! Несколько отрядов отправлены прочёсывать окрестности.

— Высшая тварь уничтожена? — уточнил капитан.

— Уничтожена, — ответил гвардеец. — Но не нами. Её убили дежурные. Мы лишь зафиксировали, что она мертва.

По лицам прошло удивление. Даже воздух будто на секунду застыл. Все обернулись и посмотрели на меня, Лиру и Аркаса.

— Как вам это удалось? — спросил капитан.

— Было трудно, — ответил я. — Особенно когда сбежали, сверкая пятками, ваши якобы профессионалы. Но мы справились.

— Попалось, наверное, что-то слабое, повезло, — раздалось из-за наших спин — и тут Граст решил поехидничать.

Гвардеец на эти слова лишь покачал головой и сказал:

— Не слабое. Третьим из разлома вышел краснокожий.

Все снова переглянулись, словно не веря своим ушам. Даже капитан на миг остолбенел.

— Краснокожий? — переспросил он. — Этого не может быть. Три человека не могут убить краснокожего. Это просто невозможно. Вы не ошиблись?

— Нет, господин капитан, — ответил гвардеец. — Краснокожий. Ещё и с камнями на спине.

Тут даже старый Бильдорн впервые проявил яркую эмоцию — искреннее удивление. Он поднял бровь, посмотрел на меня, словно оценивая заново, прищурился.

— Кто бы там ни был — краснокожий или кто-то другой, по большому счёту это не имеет большого значения, — сказал капитан. — Важно одно — дежурные убили тварь высшего порядка.

После этого он достал блокнот с карандашом из кармана и обратился ко мне:

— Кто конкретно убил тварь?

— Мы трое, — ответил я.

Капитан покачал головой.

— Это не ответ. По уставу я должен вписать одного. Указом императора за уничтожение твари высшего порядка полагается награда. Нужно указать, кому именно.

— Но мы все её убили, — сказал я.

И это была правда. Без Лиры и Аркаса я бы просто не дожил до момента, когда проснулся Хрант. Они держали тварь, рисковали, спасали. Их заслуга была ничуть не меньше моей.

— Я должен вписать кого-то одного, — пояснил капитан. — А уж как вы там поделите награду — решайте сами. Хоть на всех дежурных. Так кого вписывать в отчёт?

— Господина Аристарна Оливара, — сказал Аркас, едва слышно, но уверенно.

Капитан кивнул и записал моё имя в блокнот.

— А справку дадите? — спросил я.

Капитан поднял взгляд и растерянно спросил:

— Какую справку?

— По месту учёбы, в академию, — пояснил я. — Может, от практики освободят.

Шутку мою, кончено же, никто не оценил. Что, впрочем, было ожидаемо — в этом мире, наверное, студенты и курсанты практику не проходят. Ещё очень хотелось спросить, сколько там будет денег, но не стал — не хотелось показать, что я совсем нищий. Но тем не менее словно невзначай уточнил:

— И когда теперь эту награду ждать?

— А вот этого, — ответил капитан честно, — никто не знает. Одно могу сказать точно — не быстрое это дело.

— Да не проблема, мне не горит, — ответил я, а про себя подумал, что очень даже горит, и не просто горит — пригорает, без денег я как-то не привык.