Улица Трёх Башен встретила меня запахом тухлой рыбы и дыма. Кособокие дома теснились друг к другу, словно боялись упасть, а между ними тянулись узкие проходы, где на грязных ступенях сидели оборванцы и о чём-то болтали. Дорога была вся в ямах, под ногами чавкала грязь вперемешку с мусором, валялись обглоданные собаками кости. Честно говоря, я рассчитывал, что военный госпиталь будет расположен в более приличном месте.
Вторым сюрпризом оказалось то, что заведение ещё надо было найти. Мы проехали по улице сначала в одну сторону, затем в другою — благо она была короткая, но никакого госпиталя не увидели. После чего кучер пожал плечами и сказал, что больше ничем мне помочь не может. Я подхватил два здоровенных заплечных мешка с продуктами, что купил по пути на рынке, покинул экипаж и продолжил поиски пешком.
Шёл, разглядывая жуткие полуразвалившиеся хижины, и примерно через сотню шагов обнаружил узкий проулок, в начале которого на заборе висела вывеска в виде стрелки с надписью: «Госпиталь Вирена-благодетеля». По направлению этой стрелки я и направился.
Пройдя с десяток домов, увидел в конце переулка госпиталь — здоровенное, трёхэтажное и очень «уставшее» здание. И чем ближе я к нему подходил, тем всё меньше оно мне напоминало лечебное заведение. Скорее, оно было похоже на какое-то исправительное учреждение: серое, тяжёлое, побелка давно потемнела, штукатурка местами осыпалась. И ничем военным здесь даже не пахло, что меня сильно удивило.
Я подошёл к воротам и обратился к старому сутулому охраннику:
— Мне нужно в северное крыло, к целителю Хариксу. Не подскажете, как туда пройти?
— Через двор, до конца, потом направо, — равнодушно пробурчал охранник.
— Понял, благодарю, — сказал я и направился во двор, стараясь не наступить в лужи.
Людей во дворе было немного, но картина выглядела удручающе: раненые, покалеченные, хромые. У некоторых бинты почернели от засохшей крови, у других вообще были тряпки вместо перевязок. Кто-то сидел на лавке, кто-то гулял.
«Похоже, император здесь — тот ещё упырь, — подумал я, глядя на этих несчастных. — Понятно, что разломы создают проблемы, но это же не война, забирающая вообще все ресурсы. Лекарей должно быть достаточно в стране. Как можно доводить больных до такого состояния?»
Добравшись до северного крыла, я заметил, что тут ситуация немного получше — стены даже были побелены. Невольно порадовался за Элронта, хотя слово «радоваться» в данной ситуации не подходило совсем.
Я вошёл в здание — внутри оказалось ожидаемо неуютно. Узкий тёмный коридор тянулся вдаль, его стены были побелены как попало, на полу — трещины, в которых застрял песок и грязь, в воздухе — тяжёлый запах лекарственных трав и микстур.
У входа за небольшим столом сидела девушка в сером платье сестры милосердия с уставшим лицом и потухшими глазами человека, который слишком часто видит чужую боль. Я подошёл к ней ближе и сказал:
— Добрый вечер, мне нужен целитель Харикс. Как мне его найти?
Девушка подняла на меня взгляд, моргнула, будто не сразу поняла, о ком речь, и тихо ответила:
— Целитель Харикс приходит по пятницам после обеда.
Я хмыкнул. Неплохой график у лечащего врача моего брата — раз в неделю.
— А кто из лекарей сейчас на месте? — спросил я.
— Лекари у нас не каждый день бывают, — ответила девушка. — Обычно во вторник и в пятницу.
Учитывая, что заканчивалась среда, на встречу с кем-то из лекарей в ближайшее время рассчитывать не стоило. Понятно теперь, почему из столицы сюда никто не едет. Своих-то не дождёшься.
— А как же вы лечите людей, если лекарей два раза в неделю видите? — не удержался я от вопроса.
Девушка чуть смутилась, опустила глаза и негромко ответила:
— Вот так и лечим. Народ к пятницам и вторникам собирается, но обычно за пару дней приходят, чтобы очередь занять. Целители приходят, лечат, кого успеют. Остальных — на следующую неделю. А в остальное время мы, сёстры, чем можем помогаем: перевязки делаем, травами поим, жар сбиваем, некоторые лекари зелья оставляют для экстренных случаев.
— А вы, случайно, не знаете, где лежит Эрлонт Оливар?
— Не припомню такого, — призналась девушка. — А что с ним?
— Магическое заражение после сражения с тварью из разлома.
— Все, кто после разлома — на третьем этаже, — ответила сестра милосердия и указала в сторону лестницы.
Поблагодарив её, я отправился туда. Быстро поднялся на третий этаж и наткнулся там сразу на мужика с перевязанной рукой и измученным лицом.
— Не подскажешь, где лежит Эрлонт Оливар? — спросил я у него, подойдя ближе.
— В четвёртой палате, — ответил мужик и неопределённо махнул рукой вглубь коридора.
Я поблагодарил его и отправился искать эту четвёртую. Нашёл быстро, толкнул дверь, вошёл. Осмотрелся. Палата была рассчитана на восемь человек, но заняты были лишь три койки. Эрлонт лежал у окна, возле его кровати на полу валялись костыли. Увидев меня, он от неожиданности открыл рот, но так и не смог быстро найти нужных слов, чтобы выразить эмоции.
— Ари?.. — произнёс он наконец, не веря своим глазам.
— Здравствуй, брат! — сказал я, рассматривая Эрлонта.
Он, похоже, был очень высоким — на кровати не умещался, лежал немного по диагонали. Но при этом не выглядел здоровяком, впрочем, и жердью тоже. Худощавый, жилистый, коротко стриженный, темноволосый — очень похож на отца. Сейчас он лежал слегка осунувшийся, бледный, но даже это не портило его. И похоже, дело было во взгляде — твёрдом, уверенном, в котором чувствовалась внутренняя сила.
Я поставил мешки на пол, подошёл к Эрлонту и обнял его — чужого для меня человека и одновременно родного. И что-то даже защемило в груди — я однозначно был рад его видеть. Странное чувство, похоже, я ещё долго буду к этому привыкать.
— Ари! — вновь произнёс Эрлонт после объятий, не отпуская полностью моих плеч. — Ты ещё больше возмужал с зимних каникул! Но что ты здесь делаешь?
— Пришёл тебя навестить, — ответил я.
— Но как ты узнал, что я здесь?
— Был дома, родители рассказали, что ты в госпитале. Отец дал адрес. Хотя, признаюсь, военный госпиталь представлялся мне немного другим.
Эрлонт усмехнулся и пояснил:
— Он был военный. А теперь это просто лечебница для бедноты. В своё время госпиталь решили закрыть, здание хотели снести. Но один человек — богатый торговец Вирен, выкупил его у министерства за бесценок и сделал лечебницу. Говорят, при нём тут было получше. Потом этот Вирен погиб при странных обстоятельствах, но лечебницу не закрыли — он все свои деньги завещал на её содержание.
— Похоже, не слишком много там было, — заметил я, глядя на обшарпанные стены.
— Управляющие воруют, — вздохнув, сказал брат.
— Откуда ты всё это знаешь?
— Так три недели здесь лежу, чего только не услышишь за такой срок.
— Нога-то твоя как? — спросил я. — Хуже не становится?
— Да всё нормально, — ответил брат, стараясь выглядеть оптимистом. — Жду лекаря из столицы. Как и все здесь на этаже. Говорят, приедет рано или поздно.
Я не стал говорить о своих планах. Не стоило раньше времени обнадёживать — вдруг что-то пойдёт не так: директор передумает или Таливир заартачится. Если всё будет нормально — завтра и обрадую. Я потому и продуктов набрал побольше — на всякий случай.
— Держись, брат, — сказал я. — Всё будет хорошо.
— Я держусь, мне грех жаловаться. Инфекция почти не прогрессирует. Вот Тиор, товарищ мой по тому злосчастному дежурству… — Эрлонт сделал паузу и тяжело вздохнул. — Вот он уже еле жив. Тварь ему брюхо распорола. И неглубоко вроде, но заражение пошло по крови быстро. Уже по полдня в бреду проводит.
Эрлонт снова вздохнул и помрачнел. Чтобы отвлечь его, я сказал:
— А я ведь тоже отдежурил уже.
— Да ну? — удивился брат. — Когда успел?
— На второй день после приезда домой.
— И как всё прошло? Рассказывай! Какие твари были?
К нашему разговору сразу же подтянулись двое соседей: один с перебинтованной шеей, другой без правой руки. Сели поближе и тоже приготовились слушать историю моего дежурства у разлома. Я присел на свободную кровать и начал рассказ.
Покинул госпиталь я уже совсем поздно. Воздух уже успел остыть, народ разошёлся по домам и злачным местам, во многих окнах зажглись огни. Было понятно, что на улице Трёх Башен экипаж мне в такое время не найти — мало найдётся желающих ехать вечером в подобный район. Но проблемой это не было, я никуда не торопился и вполне мог пройтись до более менее приличной улицы.
Да и просто хотелось прогуляться. Причём именно по этому жуткому депрессивному району. Он сейчас просто идеально соответствовал моему настроению. Если ещё и подраться получится — вообще отлично. Сам я, конечно, никогда никого первым не трону, но вот если найдутся желающие проверить карманы и у прилично одетого симпатичного юноши, то выход накопившаяся во мне злость найдёт сразу. А ещё захотелось выпить — впервые с момента попадания в этот мир. Причём так, чтобы серьёзно — по-взрослому.
Я никогда не считал алкоголь средством ухода от проблем и выпивал, лишь когда наоборот было хорошее настроение. Но вот сейчас захотелось. Впрочем, у меня и проблем сейчас не было — я их почти все решил. Частично сам, частично, как выяснилось, при помощи Тины, но решил. А вот на душе было тошно. Смешалось всё до кучи: дежурство это безумное, полнейшее разочарование в директоре академии, атмосфера безнадёги в госпитале, нищета улицы Трёх Башен. Дико захотелось домой — в мой родной мир, в Питер, в две тысячи двадцать пятый год.
Пройдя несколько кварталов по улице Трёх Башен, свернул на другую — пошире. Грязи вокруг меньше не стало, но жизнь здесь кипела: у харчевни «Кипящий котёл» двое пьяных уже мерились силой, дубася друг друга кулаками по голове; из «Крепкого глотка» шатаясь, вышел парень, сделал несколько шагов, рухнул прямо на мостовую и там же уснул; у перекрёстка стояли две девицы в ярких коротких платьях и лохматых накидках и лениво зазывали прохожих, обещая им любые прелести продажной любви за какие-то несчастные пару серебряных риалов.
На одном из углов этого перекрёстка стоял большой кабак с потемневшей вывеской: «У старого пса». Тяжёлая кованая дверь была приоткрыта, и когда я проходил мимо, до меня донёсся звон бокалов и чей-то грубый смех.
«Почему бы и нет», — с этой мыслью я и переступил порог кабака.
В нос сразу же ударил запах жареного лука, прокисшего пива и пота. Свет от нескольких коптящих ламп позволил рассмотреть помещение: довольно большие, с низким потолком и толстыми закопчёнными балками.
За столами сидели люди — самую малость поприличнее тех, что сидели на мостовой и просили милостыню. Но всё же у этих было чем заплатить за пиво. И не только за него. И по внешнему виду большинства этих ребят вполне можно было предположить, что деньги они не заработали, а у кого-то забрали или украли — очень уж мрачная была публика.
Я сразу же прошёл к стойке. За ней стоял мужик лет пятидесяти — широкий, пузатый, с редкой бородёнкой и хитрым лицом. Он прищурился и посмотрел на меня так, словно сразу оценивал, какую сумму я оставлю в его заведении.
— Ты, что ли, старый пёс? — спросил я у мужика.
— Нет, — мрачно буркнул он. — Я Гриск, хозяин этой таверны.
— А кто пёс?
— Пёс мёртв.
— Zed is dead, baby, Zed is dead, — пробурчал я под нос фразу из старого фильма и уже громче добавил: — Извини, не знал. Что есть выпить хорошего?
— Хорошего? — переспросил Гриск ухмыляясь. — Это не сюда. Есть пиво, яблочная брага, и настойка на болотных травах.
— А покрепче что-нибудь есть? — поинтересовался я. — И чтобы без болотных трав.
Хозяин кивнул и ответил:
— Есть «Зелье манны» — в горле так горит, что из глаз искры сыпятся. И самогон, на змее настоянный.
— А просто самогон есть?
— Кончился.
— А Зелье манны твоё из чего?
— Не знаю. Бабка одна делает по старому графскому рецепту. Но никто не помер ещё, если тех троих дураков не считать, но они сами виноваты.
Прозвучало заманчиво. В любом случае самогон, настоянный на змее, пить не хотелось.
— Ладно, наливай своё Зелье манны, — сказал я. — Будем пробовать.
Хозяин прищурился ещё сильнее, будто проверяя, не шучу ли я, потом кивнул, достал пузатую бутылку из-под стойки, налил из неё в стакан какую-то мутноватую жидкость и поставил передо мной.
— Пей! — уверенно сказал Гриск и уже с меньшей уверенностью добавил: — Тебе понравится.
Я поднял стакан, коротко кивнул и залпом выпил, стараясь не нюхать. Напиток обжёг язык и горло, будто я хлебнул расплавленного железа. Грудь свело, глаза заслезились, дыхание на секунду остановилось — до обещанных искр осталось всего ничего.
Но отпустило быстро. Мир качнулся, стал мягче и немного теплее. Я шумно выдохнул и сказал:
— Неплохо. Как удар кувалдой по голове, только приятнее.
Хозяин усмехнулся и спросил:
— Ещё?
— Можно, — согласился я. — Но попозже. Что есть перекусить?
— Похлёбка мясная с ячменём, жаркое из курицы с картошкой и луком, каша пшённая со шкварками и пирог мясной. Но он вчерашний — высох.
— Давай жаркое. И целую бутылку своего Зелья манны сразу неси на стол. И кружку пива.
Хозяин тут же начал наливать пиво и сказал:
— Садись, где свободно, сейчас принесу.
Я кивнул и пошёл к свободному столу у стены. Сел спиной к стене, чтобы видеть весь зал, и принялся с интересом читать откровения посетителей этого кабака, вырезанные и нацарапанные на столе. От этого дела меня отвлёк чей-то громкий крик:
— Смотрите-ка, какой курсантик к нам пожаловал! Наверное, заблудился и проголодался!
Я быстро поднял глаза, но заметить, кто это крикнул, не успел. По залу прокатился гогот. Похоже, мне здесь были не рады, и это меня не удивило — в чистой, сделанной из дорогой ткани форме курсанта академии я выглядел здесь инородным телом. Неудивительно, что все на меня косились.
Буквально за соседним столом сидела компания граждан с лицами, как из криминальной сводки, и не сводила с меня глаз. Один из них — здоровяк с бычьей шеей, нечёсаной бородой и шрамом на пол-лица бросил на меня совсем уже недобрый взгляд и громко произнёс:
— Я смотрю, богатенький сосунок решил посмотреть, как простые люди живут и что едят.
— Опасное это дело, — подхватил его товарищ — тощий доходяга с неприятным злым лицом. — Вдруг понравится.
И тут же вся их компания заржала, оценив шутку тощего. А я даже не повернул в их сторону головы — краем глаза на это всё смотрел. К тому же и хозяин заведения как раз подоспел.
— Жаркое, Зелье манны, пиво… — повторил он заказ, выставляя это всё на стол, а потом, перейдя на шёпот, добавил: — Не самое удачное место ты выбрал для ужина, парень.
Гриск, разумеется, шутки не понял, пожал плечами и убежал. А я поднял кружку с пивом — очень хотелось пить, а воду в таких местах не подают. Сделал первый глоток, за ним сразу второй… Третий уже не пошёл. Пиво оказалось не просто плохим. Оно было мерзким — кислое, бессовестно разбавленное, с привкусом ржавчины и запахом болота. Наверное, тоже болотных трав добавили для вкуса.
Но народ вокруг пил и не морщился, похоже, здесь это было нормой. Я отодвину кружку и принялся за жаркое из курицы с картошкой и луком. Точнее, из лука с картошкой, так как курицы я в тарелке не заметил. Но болотом не воняло, поэтому я решил попробовать. Картошка оказалась разваренной в кашу, а лук при этом был полусырой. Ещё и недосолили.
В общем, вкуса не было вообще никакого. Съев с большим трудом несколько ложек, я понял это окончательно. Но болотом не воняло, а это значит, можно было есть. И нужно было есть, если я хотел ещё выпить Зелья маны. Потреблять такое без закуски было опасно.
Потому как желание выпить по-взрослому у меня было от опытного в этом деле Вани Орлова, а вот юный и явно непривычный к алкоголю организм — от Аристарна Оливара, который, возможно, крепче столового вина или пива и не пил ничего в жизни.
Поэтому я запихал в себя ещё несколько ложек луково-картофельного месива и лишь после этого наполнил Зельем манны стакан и осушил его. Второй раз эффект был уже не тот — всё же я знал, чего ждать, но всё равно проняло неслабо. И я на всякий случай запихал в себя ещё две ложки и подумал, что стоило брать пирог.
— Глядите-ка, как курсантик наш без аппетита жуёт, — снова раздался голос здоровяка с соседнего стола. — Не по нраву ему изысканные яства бедняков.
— Лишь бы не помер от такой жратвы, — бросил кто-то за моей спиной и заржал.
И тут же посыпались шутки про богатенького сопляка, который решил сходить на экскурсию в бедный район. Но я продолжал это всё игнорировать. И тогда здоровяк с соседнего стола спросил уже прямо в лоб:
— Эй ты! Сосунок! Что ты у нас потерял? Тебе больше поесть негде? Или нигде больше не наливают?
Под эту фразу я налил себе ещё и быстро осушил стакан — на третий раз вообще замечательно пошло. Но, похоже, это окончательно взбесило утырков за соседним столом. Тощий не выдержал, подскочил ко мне и рявкнул на весь зал:
— Отвечай, когда тебя спрашивают!
Я и на это никак не отреагировал, лишь спокойно вернулся к еде. И надо признаться, меня этот цирк начал забавлять. Хотя, возможно, это Зелье манны сказывалось уже.
Тощий тем временем практически навис над моим столом и крайне самоуверенно, с наглой ухмылкой заявил:
— Сейчас я тебя научу вежливости!
После этой фразы все посетители кабака посмотрели в нашу сторону, с нетерпением ожидая развития событий. А хозяин заведения, будто между делом, но так, чтоб все слышали, бросил:
— Не советую цеплять будущего боевого мага.
Почему-то это развеселило многих — народ заржал. А тощий вскинул подбородок и уверенно заявил:
— А ему нельзя использовать боевую магию вне академии. Выгонят.
— Вообще-то, для самообороны можно, — сказал я, отодвигая от себя тарелку. — Просто использовать боевую магию на таком отребье — неуважение и к магии, и к академии.
— Ты кого…
Договорить тощий не успел. Я резко встал и коротко, без размаха, пробил снизу ему в подбородок. Апперкот получился идеальный — челюсти клацнули так, что, наверное, на улице было слышно. Глаза у придурка сразу же стали стеклянными, мозг выключился, а сам он отлетел в сторону и распластался на полу.
Зал на миг притих. Потом кто-то засмеялся, кто-то выругался, а я как профессиональный фокусник показал всем свои ладони и сказал:
— Вот видите: ловкость рук и никакого волшебства.
После чего я сел за стол и уже принципиально придвинул к себе остывшее жаркое. Правда, к еде приступить не успел — помешали. С разных столов повскакивали желающие повторить подвиг тощего и двинулись ко мне. Они обступили мой стол, грязно ругались и, казалось, вот-вот накинутся на меня. Но, как обычно бывает в таких случаях, никто не хотел быть первым — понимали, что первый отхватит больше всех.
Я их не боялся, но в какой-то момент у меня мелькнула мысль запустить Светлячка — просто чтобы посмотреть на их реакцию. Хотя этим придуркам хватило бы даже крошечного Огненного шара на ладони, чтобы из них вся их отвага вышла. Алкоголь, конечно, придаёт храбрости маргиналам, но лишь до того момента, как боевой маг начинает начитывать серьёзное заклинание. Но ни Огненный шар, ни Светлячка я запустить не мог — сам сказал, что это будет неуважение к магии.
Пока я обо всём этом размышлял, здоровяк со шрамом подошёл совсем близко и положил свою тяжёлую ладонь мне на плечо. Видимо, хотел показать таким жестом, кто здесь главный. Доминатор хренов — лучше бы дружка своего оттащил, пока на того никто не наступил.
— Убери руку, — спокойно сказал я.
— Надо поговорить, — рыкнул здоровяк.
— Убери — и поговорим.
Он издал какой-то странный звук — то ли усмехнулся, то ли крякнул, но руку убрал. Тогда я поднял голову и, посмотрев ему прямо в глаза, спокойно, без тени раздражения спросил:
— Почему вы мне не даёте спокойно поесть?
Здоровяк ответил не сразу. Видимо, не ожидал, что с ним будут разговаривать так спокойно.
— А ты чего вообще сюда припёрся? — наконец бросил он злобно.
— Настроение дерьмо, — честно ответил я. — А эта ваша рыгаловка идеально ему подходит. И пиво здесь дерьмовое, и жратва несъедобная. И публика соответствующая — сплошные отбросы общества. Вообще ничего хорошего здесь нет, если не считать Зелья манны. Здесь всё плохо и тошнотно, вот прямо как у меня внутри. Поэтому я буду вам очень признателен, если перестанете выносить мне мозг и позволите спокойно дожрать это луково-картофельное хрючево и потом уйти отсюда на хрен!
Здоровяк растерялся. Не ожидал, видно, такого ответа.
— А с чего у тебя такое настроение поганое? — спросил он с нескрываемым любопытством.
— Чтобы говорить со мной на эту тему, надо быть психологом с четвёртым размером груди, — ответил я, продолжая смотреть ему прямо в глаза. — Кстати, ты знаешь, что такое последний шанс?
Здоровяк нахмурился, криво усмехнулся и пробурчал:
— Не умничай, курсантик.
— Ясно, — сказал я. — Тогда объясню. Последний шанс — это когда ты накосячил по полной, но судьба даёт тебе возможность всё исправить. Так вот, вы уже ошибок сегодня наделали немало. Но фатальной ещё не совершили. И у вас есть ещё этот шанс. Последний. Советую им воспользоваться. Настоятельно рекомендую хорошо подумать, нужны ли вам неприятности, и сделать правильный выбор!
Я выдержал небольшую паузу, глядя, как здоровяк переваривает мои слова, и уже совсем тихо добавил:
— Дайте спокойно пожрать. И я уйду.
Толпа вокруг замерла, ожидая, что же ответил здоровяк. А я на всякий случай уже приготовился запускать Светлячка. Однако здоровяк оказался не таким глупым, как можно было предположить.
— Да жри, — пробурчал он, махнул рукой и вернулся к своему столу.
Остальные тоже разошлись — недовольные и расстроенные. Кто-то негромко выругался, кто-то пнул от досады табуретку. Двое помогли встать пришедшему в себя тощему и куда-то его увели.
Я налил себе ещё немного Зелья манны — последнюю порцию на сегодня, выпил, доел жуткое жаркое и понял, что пора уходить. Стало скучно. А уйти хотелось весело. Я встал из-за стола, позвал хозяина и, когда тот подошёл, громко, так, чтобы меня слышали все в зале, произнёс:
— По кружке пива за мой счёт этим милым людям, которые сегодня сделали правильный выбор!
После этого я сразу же достал из кармана одну ассигнацию и протянул её Гриску.
— Тут многовато для такого заказа, — пробормотал тот, глядя на ценную бумажку.
— Тогда по две кружки или на сколько там хватит.
Не дав ни хозяину заведения, ни посетителям толком переварить информацию, я направился к выходу. В зале раздались одобрительные возгласы, кто-то даже рассмеялся. А когда я переступал через порог, мне в спину донёсся крик здоровяка:
— Заходи почаще, студентик!
Последнее слово потонуло в хохоте — не в злобном, как раньше, а радостном.
Я шёл по улице и улыбался. И ямы на дороге уже казались не такими глубокими, и тухлой рыбой воняло уже не так сильно. Хорошо, что эти ребята сделали правильный выбор, всем от этого только плюс: им целые кости и пиво, а мне хорошее настроение. Никакая драка так бы его не подняла, как осознание того, что халявное пиво, пусть даже и такое ужасное — творит чудеса и делает теплее даже таких отморозков.