Мийэн

Раннее утро выдалось пасмурным. Грузные тучи закрыли небосвод над Грелимараем, но все еще не решались пролить свои слезы на проснувшийся каменный город. Люди-муравьи как всегда спешили, и теперь среди них был сам Мийэн Заурбанз в сутане храмовника и с фальшивой бородой на лице, которую одолжил Эвтею его знакомый лицедей. Песочная голова уверенно вышагивал рядом, сжимая в правой руке жезл Допрашивающего. Когда-то такие предметы служили не просто символом определенных полномочий, возложенных на служителя Тибора. Эти жезлы являлись з'уартхилами, предназначенными обеспечить дополнительную защиту от возможных хаоситских атак на допросах. В нынешние времена они представляли собой всего лишь позолоченный металл с навершием в виде восьмиконечной звезды. Да, силы Хаоса чуть более века назад потерпели серьезное поражение, но и Порядок крайне ослаб. Погибли почти все н'шасты, в битвах уничтожилось немыслимое количество наполненных энергией вещей, отравлен Источник самой жизненной силы Энхора. И что его понесло на столь угрюмые думы? Прямо в пору низко нависшим над головой грязным тучам! Мийэн отмахнулся от ненужных размышлений. Фульмера он отправил на маяк в одиночку, не сомневаясь, что старательный помощник выполнит все как следует. К тому же допрос продлится недолго, и скоро главный смотритель порта вернется к повседневным обязанностям.

Ужин с одаренными детьми прошел в спокойствии. Пока слуги подавали на стол, Мийэн рассматривал мальчишку и девочек, словно видел их впервые. Ауры, окружающие их тела, пульсировали в такт биения их юных сердец. Мощь, рвущаяся наружу, была очевидна. Аархин не ошибся с выбором.

Ральмидур выглядел чуть младше своих семнадцати лет. Он был высоким, совершенно обычной внешности, но его волосы могли стать предметом зависти — казалось, что они блестят золотом. Юноша ел много, постоянно жестикулировал во время разговора, и уже не был тем неуверенным мальчишкой, которого привезли в Грелимарай. Наставник Ральмидура положительно влиял на него, и Мийэн искренне радовался, что угадал с воспитателем. Он также заметил, что мышцы на руках юноши из Домридинши окрепли, значит, занятия шли впрок, и Аархин будет доволен результатом.

Рыжеволосая Саанка из столицы Пердожалафа Виндаръюстрэка много улыбалась и активно поддерживала беседу. Девочка уже расцвела в пятнадцать лет — платье, подаренное ей художницей, подчеркивало большую грудь. Несмотря на ее конопатость, Мийэн с легкостью мог сказать, что Саанка станет еще большей красавицей, чем была сейчас. Она с удовольствием рассказывала про работу в отцовской мастерской, не скрывая, что сильно скучает по дому. Саанка буквально светилась добротой, оставалось надеяться, что она направит эту энергию на защиту Порядка, а ее будущие деяния принесут благо Энхору.

Заркондайская девочка за ужином вела себя прилично. Ахшамилла не проявляла свойственного ей хамства и наглости, но всем своим видом демонстрировала, что ей не интересно быть среди соседей по столу. Она в основном молчала и с неохотой ковырялась в тарелке, хотя блюда, приготовленные поваром Мийэна, не уступали тем, что подавались на королевском столе в Юружаое. Ахшамилла отвечала на расспросы односложно, и с неодобрением бросала взгляды на Ральмидура, особенно когда он говорил с набитым ртом. Для нее он оставался мальчишкой из трущоб. Мийэн не ощущал в ней ни капли склонности к Хаосу, аура ее была чиста, но понимал, что некая предрасположенность есть. Он обязательно посоветует Аархину заниматься с уроженкой Зирры тщательнее, чтобы не допустить ее падения во тьму Хаоса.

Уже столько лет прошло с тех пор, как Мийэн в последний раз примерял одеяние служителя Тибора. Он считал, что, облачившись в него сейчас, ничего не почувствует. Но серая сутана по-прежнему казалась родной, словно с ней Мийэн не расставался ни на секунду. Его захлестнул водоворот воспоминаний о тех годах, что последовали за неудачным посвящением в н'шасты. Он словно увидел перед собой внутренние залы грелимарайского Храма, где оттачивалось мастерство владения энергетическими потоками. Мийэн не забыл, как смотрели на него другие служители Порядка: одновременно с восхищением, ибо его сила была очень велика, и с жалостью. Каждый храмовник от юных послушников до членов совета, понимал, как тяжело он справлялся с тем, что его предназначение было напрочь сметено коварством прислужников Великого Саусесана. Но Мийэн переборол себя, отринул свои сомнения, и достиг впечатляющих высот. Серая сутана будто говорила ему — чем бы он не занимался, где бы он не находился, он навсегда останется на защите добра и света.

Плохая погода, несмотря на испорченное настроение, пришлась кстати — появился повод не снимать капюшон на улице, а значит, у Жгералиха или его подчиненных не возникнет лишних подозрений, когда их с Эвтеем встретят у входа в Темницу. Накладная борода дарила неприятные ощущения, будто Мийэн нацепил на себя жесткое мочало для чистки винных бочек. К тому же он понимал, что через какой-то промежуток времени его лицу станет чересчур жарко. Допрос займет всего-то пару часов, а актеры, использующие этот атрибут своей профессии, носили бороду гораздо меньше, ведь спектакли по обыкновению продолжались не дольше часа. Мийэну оставалось только терпеть, конфликтов с начальником Темницы и Наместником было необходимо избегать.

Вместительная тюрьма Грелимарая, официально называемая Темницей, была почти ровесником города. Некоторые считали ее такой же достопримечательностью, как Чиризанский маяк или площадь Гласа. В ней содержались не только те, кто предал Порядок и поддался соблазну темной стороны Великого Саусесана, но и обычные преступники: воры, убийцы и насильники. Часть из них была обречена на долгое заточение до их смерти от болезней или несчастных случаев, другие же дожидались казни, которая последнее тысячелетие проводилась неподалеку от Темницы на прилегающей площади. Там возводились виселицы, и палач из числа добровольцев приводил в нужный час механизм в действие. Убийц после казни хоронили на специальном кладбище в общих могилах. Хаоситов же сжигали с помощью энергетических потоков, чтобы избавить Энхор даже от их пепла.

Мийэн и Эвтей как раз уже шагали по мощеной булыжником площади, на которой отправлялось правосудие. Черное невысокое здание мрачно и безмолвно ожидало одетых в серое мужчин. Горожане старались обходить это место стороной — многие боялись, что Хаос найдет способ отомстить за своих казненных последователей. Рассказывали байки, что по ночам тут бродили призраки мертвых преступников, которые затягивали случайных путников в пустоту Хаоса. Разумеется, правды в этом не было, но Храм Тибора все равно выставлял здесь после заката пару служителей для городского спокойствия. Кто-то в шутку называл их охотниками за привидениями. Один грелимарайский стихоплет даже посвятил им длинную поэму, которую Мийэн находил безвкусной. Бороться же с суевериями было бессмысленно — хаоситы сами разносили эти слухи, чтобы лишний раз потревожить храмовников.

Приезжие часто удивлялись скромным размерам легендарной Темницы, пока им не объясняли: то, что они видят здесь — лишь служебное помещение. Его и построили-то всего пять веков назад. Сама сеть камер скрывалась под землей, занимая огромную площадь катакомб. Это затрудняло побег тем, кто был осужден на заточение. Случалось, конечно, что кому-то удавалось вырваться на поверхность, но единственный выход все равно был через черное здание, а стражники бдительно несли пост. Беглецы либо возвращались назад, либо получали новое пристанище на городском кладбище.

Жгералих служил главой грелимарайской тюрьмы длительный период. До этого Темницей заведовал его отец, который натаскивал сына на должность с малых лет. Сын прилежно впитывал заветы родителя, и прошлый Наместник без раздумий назначил подросшего Жгералиха начальником. Жгералих полностью соответствовал своей должности. Он был строг с подчиненными, не допускал дисциплинарных нарушений, а провинившихся солдат без лишних раздумий выгонял, лишая их жалованья за последний месяц. Никаких послаблений заключенным он не позволял, и самое главное — не разворовывал выделенные на содержание Темницы деньги. За это Мийэн уважал обладателя крупного, словно раздувшегося от морской воды, носа. Но терпеть его не мог за остальное. Жгералих чрезвычайно любил себя, чрезмерно гордился должностью и признавал только двух авторитетов — действующего Наместника и покойного отца. Конечно же, он свято чтил Порядок, иначе бы правитель Грелимарая не позволил ему управлять местом, где в заточении часто находились хаоситы. Жгералих всего лишь смотрел свысока на тех, кто владел способностью манипулировать энергией, даже на н'шаста, что забавляло друга всякий раз, когда они пересекались с главным тюремщиком. Аархин же считал, что честный, хоть и самовлюбленный, человек на таком месте куда лучше, чем кланяющийся даже рядовому тилбэчину, но при этом наносящий ущерб городу и благополучию его добрых жителей. Не ворует, с хаоситами не якшается, значит, достойный.

— Я молчу, ты говоришь, — повторил их план Мийэн, когда разглядел, что у ворот в Темницу, их ждал сам Жгералих и двое его помощников, вооруженных короткими клинками и круглыми щитами с гербом города — мечом с широким лезвием, украшенным символом Порядка красного цвета.

— Да, привлекать лишнего внимания не стоит, — согласился Эвтей. — Жгералих как всегда поворчит, но задерживать не станет, поручит кому-то из тех двоих провести нас вниз.

Начальник Темницы стоял, скрестив руки на груди. Его голова почти полностью поседела, нос покраснел от утренней прохлады.

— Снова ты, Эвтей, — недовольно сказал он вместо приветствия. На Мийэна Жгералих даже не посмотрел.

— А ты как обычно мил, Жгералих, — усмехнулся Песочная голова. — Нам нужно увидеть предателей Грелимарая.

— Нужно — увидите. Я-то сам не пойму, сколько вы собираетесь еще их допрашивать. Будь моя воля, вздернул бы их прямо вечером, без суда. Но Наместник, к сожалению, не хочет слышать очевидного. Семьи этих пособников Хаоса я бы тоже бросил в камеры, а не верил им на слово, что они ничего не знали об извращенных похождения своих детишек. Вы, храмовники, немного размякли. Раньше били хаоситов наверняка!

— Не сомневайся, суровая кара настигнет тех, кто отступился от света, — сказал Эвтей. Жгералих лишь что-то буркнул себе под нос и приказал одному из солдат проводить служителей Порядка к заключенным.

Внутри верхней части Темницы они очутились в коридоре, где на колоннах горели факелы. Окна здесь совершенно отсутствовали, поэтому казалось, что странные тени неотступно следовали за всеми, кто входил сюда. Подчиненный Жгералиха провел их мимо служебных комнат в центральный зал. Это было помещение прямоугольной формы с широким колодцем по центру. Каменная винтовая лестница спускалась во тьму подземелий. Мийэн шагал вниз по ступеням, ощущая, что с каждой пройденной минутой повышается температура. Все жители Грелимарая знали, какая жара царила на нижних уровнях Темницы. Это служило дополнительным наказанием для особо опасных преступников и, естественно, хаоситов.

Они достигли первого уровня камер, где держались воры, мошенники и другие люди, чьи злодеяния не наказывались пожизненным заключением или казнью. Прижавшись к решеткам, эти мужчины и женщины провожали Мийэна и Эвтея потерянными взглядами. Кто-то просил помолиться за них, кто-то требовал немедленного отпущения грехов. Мийэн не отвечал на их просьбы. Только после их смерти Тибор сам оценит, заслужили ли грязные души этих преступников прощения.

Вскоре показался следующий зал с новым колодцем. Помощник Жгералиха насвистывал легкую мелодию, как будто прогуливался по прекрасному вечернему саду, утопающему в цветах. Но удивляться было глупо, он видел все это тысячу раз, и пейзажи подземной тюрьмы, которые бы ужаснули простого гражданина Грелимарая, для него стал невидимыми.

Пока они двигались по второму ярусу, Мийэн коснулся энергии. Он направил поток вперед, чтобы разглядеть то, что творилось за шершавыми стенами, которые, казалось, сжимали туннель. Темницы для убийц и насильников были обращены решетками к другой стороне, где в коридорах главенствовала тьма, в отличие от главного, по которому шли храмовники и стражник. Эти преступники довольствовались небольшими свечками, которые сами и изготавливали. Так они отрабатывали те деньги, которые тратились на них из городской казны. Мийэн увидел сквозь стену мужчину, сидевшего на жесткой койке. Он, не двигаясь, уставился на свои руки. Сколько лет он занимался этим? Не сошел ли еще с ума?

Наконец, третий колодец привел их туда, где в ожидании неотвратимой судьбы, считали дни прислужники Хаоса. Духота обволакивала тут все, словно туман. Здесь на камерах были решетки, как и на первом ярусе. Но не из-за того, что к противникам Порядка относились лучше, чем к убийцам или насильникам.

Напротив каждого узилища на неровной стене сияли восьмиконечные звезды, служившие напоминанием о неизбежности правосудия. Хаоситы вынуждено наблюдали долгие часы за тем символом, от которого они отвернулись, посвятив жизнь чудовищным поступкам. Мийэн видел угрюмые лица людей, принявших в себя абсолютное зло. Он благодаря энергии ощущал, что некоторые из хаоситов являлись тилбэчинами. Но их каналы, из которых они черпали светлую силу, затем извращая ее назначение, были заглушены специальными потоками. Эти рабы Великого Саусесана смотрели на Мийэна и Эвтея не только с яростью. В их глаза читалась неприкрытая зависть. Они жаждали дотронуться до энергии хоть самую малость.

На этом уровне подземелий дежурило много стражников, Жгералих сам понимал, что хаоситы представляют большую угрозу, чем те, кто просто отнимает человеческую жизнь. Даже связанные по рукам и ногам. Хотя в последние годы обходились без таких мер. Толстые стены и напитанные энергией металлические прутья надежно охраняли отступившихся от света людей. Помощник начальника Темницы подозвал их к одной из камер. В ней на полу на прелой соломе лежал мужчина средних лет. Эвтей незаметно покачал головой, дав знак, что это не тот хаосит. Стражник не должен был заподозрить, что они пришли к конкретному пленнику, поэтому они сделали вид, будто интересуются всеми сразу.

— Я уже соскучился, думаю, что-то давно меня не допрашивают, — произнес мужчина-хаосит грубым низким голосом.

— Не желаешь раскаяться, Мурддинх? — спросил Эвтей, поглаживая жезл Вопрошающего. — Твой брат надеется убедить Наместника, что на тебя воздействовали энергией, но мне кажется, что он напрасно старается. Наместник не глуп.

— Это вы одурманили моего брата, проклятые псы Тибора и его папаши! И продолжаете дурить весь Энхор, не позволяя людям узнать истину, которую несет Хаос. А мой разум чист и ясен как никогда, я буду верен Великому Саусесану до конца.

— Для тебя он скоро наступит, — сказал Мийэн, чувствуя, как в нем закипает гнев. Насколько глубоко укоренился Хаос в этом несчастном человеке. Мурддинх плюнул в их сторону, но не достал. Стражник пообещал ему всыпать за это плетей и поманил к следующей камере. Там на полу сидела на коленях обнаженная девушка, свою одежду она сложила рядом с топчаном. Глаза девушка держала закрытыми, ее маленькие грудки поднимались в такт дыханию, черная поросль внизу живота обращала на себя взгляд. Возбуждающее зрелище, но женщины, продавшие душу Хаосу, никогда больше не вызовут интереса у мужчин, верных Порядку. Эти женщины прокляты в глазах добрых людей. Эвтей взирал на эту картину бесстрастным взглядом. Даже помощник Жгералиха безразлично стоял рядом, уделяя внимания девушке не более чем пыли под его сапогами.

— Если ты ждешь контакта с Хозяином, вынужден тебя разочаровать, — произнес Песочная Голова. — Он не общается с теми, кто не владеет умением пользоваться энергией.

— Истинную последовательницу он одарит независимо от ее способностей. — Девушка открыла глаза и улыбнулась. — А вас, тех, кто продолжает слепо верить в силу Порядка, порадует неизбежной смертью. Может не сейчас, но скоро. Поверьте. Я вижу это во снах с тех пор, как приняла Великого Саусесана.

— Не волнуйся, Порядок подарит всем вам вечное забвение, а твое имя сотрут из фамильного древа твоей семьи, Сиглиена.

Девушка пожала плечами и вернулась к медитации. Мийэн никогда не понимал, почему красивые и неглупые женщины выбирают Хаос. Среди н'уданов слабый пол тоже был представлен, некоторые из них в жестокости часто не уступали мужчинам. Да простит их Порядок, а очистительное пламя да освободит их запятнанные злом души.

В следующей камере содержался нужный хаосит. Молодой дворянин по имени Ульфиязак Парагоенш тоже упирался коленями в пол, но в отличие от Сиглиены просто тихо молился. Кому, интересно, Порядку или Хаосу? Отсюда не было слышно. На самом ли деле он готов уйти от тьмы и знает информацию о местонахождении ставки своих подельников. Эвтей ничего не стал спрашивать у него, а обратился к помощнику Жгералиха. Он договорился, чтобы пленного доставили наверх в одну из допросных комнат. Мийэн был несказанно рад, что они уже покидали эту жаркую пыточную. Жаль, что нельзя еще прямо сейчас снять бороду, а с ней и сутану, чтобы потом принять освежающую ванну.

В кабинете, Мийэн успел напиться прохладной воды и слегка омыть лицо, прежде чем стражники привели Ульфиязака. Он сел на стул, испуганно таращась на людей в серых сутанах. Когда подчиненные Жгералиха вышли, юноша облизал губы и спросил:

— Вы вытащите меня отсюда? Я больше не могу выносить этой страшной жары. Пожалуйста, я прошу вас, месэры!

— Зачем нам освобождать того, кто продал душу Хаосу? — Мийэн внимательно следил за всеми словами грелимарайского хаосита.

— Я не хотел. — Голос Ульфиязака сорвался на писк. — Это все из-за Сиглиены, ненавижу эту дуру, ненавижу!

— Ты отвернулся от Порядка ради женщины? — спросил Эвтей, сжимая жезл так, что костяшки побелели. — Отступился от света ради той, которую ненавидишь?

— Да, будь я проклят! Я лишь хотел, чтобы мы были вместе! Я любил ее.

— Любил? — уточнил Мийэн. Ему хотелось проверить честность Ульфиязака без использования энергии.

— Люблю до сих пор и ненавижу еще сильнее! — Парень заплакал, пытаясь вытирать слезы связанными руками. Мийэн не чувствовал ни капли силы в его крови, даже слабая аура отсутствовала, но освобождать пленника от пут, конечно же, не собирался. Этот плач мог быть лишь представлением, спектаклем, разыгрываемым хитрым прислужником Хаоса во имя тайной цели.

— Если ты недавно только поддался переходу в стан Великого Саусесана, откуда ты знаешь, где находится тайное убежище хаоситов? — задал следующий вопрос Эвтей. Песочная голова не думал тянуть, Мийэн мысленно похвалил бывшего ученика.

— Сиглиена знает, — ответил Ульфиязак. Он шмыгнул носом и потянулся к стакану с водой, который оставили для него на столе. Веревки, стягивающий руки, мешали ему, но он в итоге сумел схватить стакан и осушить его до дна тремя большими глотками. Юноша набрал воздуха в грудь и продолжил свое объяснение.

— Она сама не была там, но слышала от предводителя хаоситов о месте, куда он должен был отправиться на встречу с каким-то могущественным союзником.

— Этот предводитель, — перебил Мийэн Ульфиязака, — его имя можешь назвать?

— Да, Тульгарн.

— И где он сейчас?

— Здесь в темнице, — ответил юноша, потупив взгляд. — Он тот, кто не отвечает ни на какие вопросы, а только улыбается.

— Великий Порядок! — воскликнул Эвтей. — Почему ты молчал до сих пор?

— Боялся. Меня всегда допрашивали там внизу, вдруг кто-то из них услышит? Я и сейчас этого боюсь, но не желаю утаивать от вас теперь ничего.

Если этот предавший свет человек не лгал, то в сети, наконец, угодила крупная рыба. Мийэн и Эвтей переглянулись. Настало время, использовать силу, чтобы подтвердить, что юноша говорит правду. Мийэн вытянул руку в сторону пленника, заметив как замер Эвтей. Песочная голова приготовился улавливать каждую составную часть потока, чтобы потом повторить новое для него плетение. Плетение сложное, требующее предельной концентрации. Сила заискрилась в жилах, охватив все тело от кончиков пальцев до кончиков волос. Для такого особенного потока требовалось много энергии. Слепив очень тонкий луч, сверкающий голубым оттенком, Мийэн быстро ударил им в голову Ульфиязака. Тот, вздрогнул, но не осознал, что с ним произошло. Мийэн опустил руку. Теперь, если юноша вознамерится солгать, это тут же станет известно главному смотрителю маяка, сегодня играющему роль храмовника.

— Действительно ли ты сожалеешь о том, что поддался Хаосу, и желаешь вернуться обратно к Порядку? — спросил Мийэн, направив все внимание на тонкий поток. Он был невидим глазу человека, не обладающего способностями тилбэчина. Юноша медленно посмотрел на него и произнес:

— Да! Я был ослеплен и не думал, к чему это приведет. Я не хочу убивать, я думал, что буду просто держаться в стороне, пока Хаос не придет к власти в Энхоре. Но то, что они собирались творить в деревне, отрезвило меня. А Сиглиена… — он на секунду запнулся. — Она оказалась столь же черной внутри, как черна Темница снаружи. Чернее угля, чернее ночи. Она искренне верит Хаосу и готова голову сложить за его дело. Она ответила мне близостью, когда я согласился отвергнуть добро в моей душе. Теперь, вспоминая ее прикосновения и поцелуи, мне тошно. Как я мог из-за любви пасть так низко? Я хочу забыть это, но уже столько натворил, что страшно. Я не хочу умирать! Если Порядок даст мне шанс, я сделаю все, чтобы помочь одолеть проклятый Хаос! Пожалуйста, поверьте мне и помогите!

Юноша не лгал. Он точно был готов вернуться к свету, и это поражало. Зло не успело глубоко пустить корни в его сердце, поэтому Ульфиязак мог заслужить прощение. А слова, сказанные им в допросной комнате, не были ложью или хитростью. Мийэн жалел, что рядом нет Аархина. Он бы засвидетельствовал такое знаменательное событие! Теперь медлить нельзя. Хаоситы не станут ждать казни предводителя. Мийэн не знал, каким образом они планируют его вытащить, но уже предполагал, что это случится во время суда. Храмовники должны быть в боевой готовности к этому моменту. В Грелимарае скоро станет беспокойно, поэтому детей следовало отправить в отдаленное место. Например, в родную деревню Фульмера, где жили его отец, мать и двое братьев. Там они переждут опасность. Да и сам помощник, конечно же, обрадуется неожиданному отпуску. В конце концов, каждый человек нуждается в отдыхе. Только вот когда теперь отдохнет сам Мийэн?

Загрузка...