Год Оборотня, или Жизнь и подвиги дона Текило

В астрале

- Покайся, сын мой! - пророкотал глас неведомого божества.

- Каюсь! – истово возопил дон Текило, счастливый от самой возможности того, что с ним кто-то разговаривает. Опыт блуждания по лабиринтам, сокровищницам и прочим охраняемым помещениям подсказывал отважному дону, что обычные ловушки срабатывают с тихим «сс-з», «шшухх» или вообще беззвучно. А коли разговаривают – значит, будут ловить и пытать.

Другими словами – какие-то мгновения жизни гарантированы.

- Отринь земную суету! – продолжал глас.

- Риню, риню… - тут же согласился дон.

- Отстань от человека, - вмешался кто-то третий.

Кто-то, стоящий рядом, наклонился к поверженному дону, раздался тихий, но такой знакомый звук откупориваемой бутылки…

Дон Текило мгновенно пришел в себя.

Над лежащим иберрцем склонились четверо монахов. Один – огромный, похожий на медведя детина, весь поросший черной шерстью, в сбившейся на все четыре стороны серой рясе, гулким басом пророкотал, что человек прежде должен покаяться, но самый старший из монахов – маленький, кругленький, с добродушным лицом, протянул Текило бутылку и посоветовал подкрепить силы. Третий и четвертый монахи вяло перебирали четки и наблюдали за происходящим с отрешенным спокойствием словивших безначальное Дао за хвост мироздания.

Дон Текило перелил вино из бутылки в себя, и его мозги заработали.

- Вы что, монахи?

- Да, сыне. Я отец Гильдебран, - представился кругленький монах. – А это – брат Томас, а это – брат Тимофей и брат Нобель.

- Нобель-шнобель, - срифмовал скучающий брат Тимофей. Нобель вяло обиделся:

- А в рыло?

Медведеобразный брат Томас ревниво проследил, как возвращался в относительно трезвый ум и собственную память дон Текило, опустился рядом и с пристрастием повторил:

- Готов ли ты покаяться в своих грехах?

Дон Текило покосился на выразительные кулаки брата и горячо согласился, что готов. Ха! Похоже эта встреча – то, что надо, будет хороший повод продолжить цикл «Десятка самых горячих раскаяний дона Текило»!

Отец Гильдебран остановил ретивого брата Томаса:

- Оставь его, брат. Ты же видишь – у него временное помутнение рассудка. Может быть, еще успокоительного? – и святой человек потянулся за стоящим неподалеку кувшинчиком.

- Ага! – бойко согласился дон Текило.

Лучше бы не соглашался. В кувшинчике оказалась простокваша.

- Полегчало? – заботливо поинтересовался отец Гильдебран.

- Угу.

- Это хорошо. А теперь, сыне, мой долг сказать тебе, что ты стоишь на опасном пути. Ибо охота за чужим имуществом еще никого не доводила до добра. И нет никакой заслуги в том, чтобы продолжать совершать преступления ради того, чтобы доказать кому-то что-то, чуждое твоей природе… Понял, чадо?

Дон Текило не понял, но на всякий случай горячо согласился. Пока отец Гильдебран вел душеспасительные речи, вор осматривался: кажется, он и монахи находились в каком-то подвале. Стены каменные, неровные, вдоль стен бочонки, штабеля бутылок и запечатанных кувшинов…

Бочонки! – дошло до дона Текило. Бутылки! И запечатанные кувшины!

- Что, выпить хочешь? – подметил ищущий и алчущий взгляд дона брат Тимофей.

- Имею такое намерение, - признался дон Текило.

- Не получится, - прихлопнул несбыточные надежды незваного гостя монах. – Самим мало…

И тут до дона Текило дошло, что означает этот скучающий взгляд, расслабленная поза и запинающаяся речь братьев Тимофея и Нобеля. Оба были пьяны как… как монахи. Открытие порядком поразило дона Текило: при всем богатстве собственного алкогольного опыта он редко становился свидетелем чужого опьянения. Ну, надо же…

- Сын мой, - вернул внимание иберрца к себе отец Гильдебран. Дон Текило обернулся и ревниво начал искать признаки избыточного винолюбия в лицах брата Томаса и отца Гильдебрана. – Сын мой, - продолжил монах, - задумайся о своей судьбе. Открой свое сердце, и подумай, живешь ли ты мечтой – или живешь по привычке? С чем ты миришься в своей земной жизни? С собственным пьянством? Распутством? воровством? Может быть, настал час, когда стоит изменить себя? Открыть новые бутыл… горизонты?

Кругленький монах вел речь уверенно, и лишь красные щеки в нем выдавали, насколько хорошо и долго сидела до прибытия дона Текило компания четырех истово верующих братьев.

- Ага, - дон Текило поднялся на ноги. Брат Томас попытался подняться, но покачнулся и упал на каменный пол. – Я, значит, вор, пьяница и так далее, а вы тут белые и пушистые.

- Нобель, это про тебя, - ввернул брат Тимофей. Нобель обиделся. Потом пожал плечами, свел глаза к переносице…

На какое-то мгновение физиономия брата Нобеля утратила человеческие черты, превратилось в белую мордочку гигантского кролика, потом, шевельнув длинными ушами, вернулась в привычные формы.

Дон Текило внезапно почувствовал, как наступила давно забытая трезвость.

- Что вы вообще тут делаете?

- Мы Башню охраняем, - ответил отец Гильдебран.

- Покайся! – потребовал густым басом брат Томас.

Гильдебран похлопал его по щетинистой тонзуре:

- Грешен, грешен… - и брат Томас, успокоившись, подложил огромные ладони под сытую щетинистую щечку и принялся похрапывать.

- Хорошо же вы ее охраняете! – выразил свое возмущение дон Текило. Нет, в самом деле, компания четырех монахов ни в какие подметки не годилась дюжине трехголовых змей, охранявшей любимый чайный сервиз цинского императора, или полку кавалеристов, стороживших копилку наследника буренавского престола, и даже тому рыжему коту, который бдил за корзинкой с рукоделием прекрасной донны Катарины…

- Охраняем, уж будь спокоен, - кротко ответил отец Гильдебран. – Согласись – Башню до сих пор не украли, значит, всё в порядке.

Аргумент был весомый.

- А у вас там наверху, - мстительно возразил дон Текило, - оборотень бегает.

- Не у нас, - педантично поправил брат Тимофей. А брат Нобель добавил:

- Путь бегает. У нас дверь крепкая, и она не пройдет! – И в подтверждение своих слов брат Нобель покинул состояние сонной расслабленности, приподнялся и шарахнул по двери подвала чем-то, на лету трансформировавшимся в увесистый замок. Таких замков, как убедился дон Текило после пристального рассмотрения, на двери было уже не меньше десятка.

- Гм… «Она»? – рискнул уточнить дон Текило.

- Она, - со вздохом ответил отец Гильдебран.

- Что, правда? – не поверил авантюрист. Богатырский храп и покачивание трех монашеских голов были ему ответом. – Ну надо же… Четыре мужика – а испугались одной бабенки! нет, кто бы сказал – я бы ни в жизнь не поверил, чтобы четыре монаха, да еще секущие в магии, прятались в подвале от одной девки-оборотнихи!

- Мы не испугались, - пытаясь выглядеть солидно, ответил брат Тимофей. – Мы делегировали полномочия. Она охраняет верхние этажи Башни – а мы самое ценное. Стены. Подвал. Вино.

- Угу, - с чувством кивнул брат Нобель. – И мы вовсе не прячемся. У нас просто фаза Луны соответствующая…

Дон Текило захохотал. Отец Гильдебран посмотрел на него с сочувствием.

- Сын мой, я вижу, ты торопишься нас покинуть.

- Собираюсь, отче. Сейчас пойму, как я сюда забрался, и покину. Вы уж не обессудьте.

- Не буду, - согласился монах. – Ссуживать не моя специальность. Не ищи второй вход – тебя перенесло порталом. Когда хозяин Башни собирался ее покинуть, он там, - монах показал толстеньким пальчиком в потолок, - наставил разных ловушек…

- Что, и до сих пор ловушки до конца не обезврежены? – спросил дон Текило, и тут же прикусил язык. Какая грубая ошибка! Он же изображал обычного вора, а тут выдал свою подготовленность…

Монахи пропустили оговорку вора мимо ушей.

- Видишь ли, сыне, - проговорил отец Гильдебран. – После каждой попытки ограбления мы с братьями обходим ловушки и заряжаем их по новой. Так что всё еще в полной исправности.

- Угу… Ага… - принялся размышлять дон Текило. – Значит, Башню охраняете?

- Охраняем, - согласился брат Тимофей и надолго припал к сосуду с охраняемым имуществом.

- И воров ловите?

- Ловим, - кротко согласился отец Гильдебран.

Под загорелой лысинкой дона тем временем шел вычислительный процесс. Трое воров ушли в Чудурский лес, трое пытались ограбить Башню, вопрос – сколько из них остались в живых?

- А что потом с ворами делаете? – с крайне незаинтересованным видом спросил дон Текило.

- Отпускаем с миром, - ответил брат Тимофей.

- ПОКАЙСЯ!!! – сквозь сон взревел брат Томас.

- Да ты не дергайся, сыне, - успокоил вора отец Гильдебран. – Мы люди мирные, тихие. Мэтр Виг – мой давний приятель, вот и попросил нас сделать ему одолжение, посторожить его имущество, пока он в тюрьме сидит… Ах, это я уже говорил, вот дела – повторяюсь… Пить надо меньше, - сурово погрозил сам себе пальцем монах, подошел к бочонку, нацедил в кружку чего-то из благоуханного винограда, выпил, отдышался, продолжил: - Так вот. Когда портал с лестницы к нам очередного бедолагу переносит, мы с ним воспитательную беседу проводим.

- Покайся, грешник! – с улыбкой невинного младенца предложил спящий брат.

- И предлагаем выбор: осознать неправедность своей жизни, или вернуться к ней.

- Конечно, вернуться! – не мешкая, выбрал дон Текило.

- Да не к ней, - пояснил брат Тимофей для особо иберрских донов. Показал пальцем в потолок, - а к Ней!

Спустя долгих пять минут до вора дошло.

- А-аа! Вы об оборотнихе…

- Она хорошая девочка, - милосердно объяснил отец Гильдебран. – Увлекающаяся натура, но в юном возрасте мы все были такими.

- Это несправедливо! – возмутился брат Нобель.

- Зато очень действенно, - возразил отец Гильдебран. И повернулся к дону Текило. – Подумай, сын мой. Подумай, чего желает твоя душа – спокойного размышления о природе сущего, раскаяния и открытия нового пути, или же ты хочешь встретиться с оборотнем, с ее острыми клыками, стальными когтями, звериной жаждой крови, с манией убийства и душегубства…

Отец Гильдебран, тряся пухленькими красными щеками, живописал страсти и ужасы встречи с разъяренным оборотнем, брат Тимофей время от времени подсказывал, что отче пропустил, а брат Нобель, перебирая четки, добавлял, что еще забыли его собратья по вере.

Рассказы монахов леденили кровь, но…

Всегда, рано или поздно, возникает это самое «Но». И в каждой из многочисленных историй дона Текило оно встречалось не раз и не два.

Дон Текило самым благородным образом пропустил мимо ушей чужие словеса, дождался, когда монахи выдохнутся, повествуя об ужасах, которые ждут иберрца по возвращении в Башню, и вежливо уточнил:

- Но вы уверены, что оборотень «она», а не «он»?

- Обижаешь, - хором ответили братья, и даже Томас проснулся, чтобы выразить свое возмущение. Они, конечно, монахи – но не настолько!

- Тогда вопрос решен. Возвращайте меня обратно.

- Сыне, - осторожно уточнил отец Гильдебран. – Ты уверен?

- Уверен, уверен, - потирая руки, ответил дон Текило.

- Ну, тогда… как скажешь, - ответил отец Гильдебран, засучил рукава рясы и принялся сплетать заклинание.

- Мы помолимся за тебя, - пообещал брат Тимофей. Нобель смахнул с кончика носа предательскую слезу, брат Томас пододвинул поближе бочонок и предложил начинать тризну.

Спустя минуту дон Текило уже не было в винном погребе.

Брат Нобель вздохнул.

- А может быть… - неуверенно начал он, но отец Гильдебран сделал отрицающий жест.

- Что ты, сыне! Такого исправлять – только портить!

- И все равно это слишком жестоко, - возмутился брат Нобель. Повинуясь его настроению, магический поток трансформировал рясу монаха в блестящие доспехи, белый магический луч засиял в руках подобно мечу. – Надо было его предупредить.

- Жизнь несправедлива, - покачал головой отец Гильдебран.

– Но пока она продолжается, - добавил брат Тимофей, - можно выпить!

Брат Нобель подумал над этим постулатом, потом дематериализовал доспехи, сел и протянул руку за бутылкой.

Монахи выпили, не чокаясь.