Год Оборотня, или Жизнь и подвиги дона Текило

Новолуние

Черная-черная ночь тянула щупальца темноты к возвышающейся громаде Серой крепости. Стены опоясывала цепь трясущихся на ветру факелов, которые держали дрожавшие от холода ранней весны стражники, и неверные мятущиеся огоньки порождали настоящую фантасмагорию теней. Как выразился бы Тройной Оракул – его самая говорливая часть, - дополнительную изюминку к и без того явственной сумасшедшинке происходящей в полуночный час казни придавали собравшиеся посмотреть на безумства человеков животные, вылезшие из всех щелей, пустующих камер и норок Серой крепости. Тут нахохлились наполовину ощипанные страусы, там прижались друг к дружке зайчики и лисята, там люди поймали саламандру и посадили ее рядом, чтобы было чем согреться от порывов холодного северо-западного ветра. Прочая живность, призванная Вигом за годы употребления магии во славу и благополучие королевства Брабанс, от аистов до ящериц, тоже присутствовала. Правда, за исключением змей – мэтр Адам почему-то чувствовал инстинктивное недоверие к классу пресмыкающихся. Хотя вернее будет сказать, что маг-телепат просто не видел тех змей, которые спрятались.

Особенно сильный порыв ветра чуть не снес с бархатной шляпы гордого собой дворянина раритетного алмазоподобного таракана - беднягу (в смысле, насекомое), - все-таки поймали. Поймал мэтр Панч – за небольшую взятку. Ну, ладно, поскольку рядом, поскрипывая, возвышается виселица, будем честными – за очень большую взятку… Таракан тускло поблескивал драгоценными надкрыльями, темная чернота неба сбросила легкую вуаль туч и подмигнула людям, гномам и прочим, собравшимся во дворе крепости, семью яркими звездами Посоха.

Мужчины и женщины, собравшиеся поглазеть на казнь, негромко переговаривались между собой. Приехав, чтоб собственными глазами увидеть процесс судебного разбирательства, собственными ушами послушать, и потом собственными устами пересказать, какие ж зверства сотворил Маскарадный Вор в памятную двадцать первую ночь месяца Восьминога, брабансцы живо обсуждали последние сплетни. Вы слышали, у короля Антуана наконец-то появится наследник? как это, кто счастливая мать младенца? Или королева, или королевская любовница. Что значит – какая именно? Что вы имеете против прекраснейшей баронессы Жужу де Флер? Ах, простите, мадам Буше… Вас в темноте – да и на свету, - легко не заметить… Возвращаясь к грядущему прибавлению в королевском семействе: о, да, вопрос об отце будущего наследника престола еще более сложный…

Вы слышали – в Кавладоре кавалеристы кувыркнулись с каверны накартузившись коряво квадратной котлетой? Нет? А слабО повторить? А еще раз, да побыстрее? В Каврдлр… кав…кар…кув…накатув… Милый, ты чтО пил? Где взял? Отвечать, в глаза смотреть, не отворачиваться!!!

Да-а, здесь, в провинции, жизнь совсем не бонтон, милостивый государь, в Филони, вы не поверите, на весь город – всего одна приличная таверна, да и у той хозяина украли какие-то оборзевшие викинги… Вы говорите – омагиченные медведи, которых здесь, в Серой крепости, разводит заключенный волшебник?! О, ужас!!! И что, король не предпринимает никаких строгих мер против этого бесчеловечного монстра? Нет-нет, у моей супруги троюродная сестра замужем за буренавцем – с чего это мне медведей монстрами считать? я о волшебнике…

Из собравшейся толпы искренний интерес к подлинному герою только что родившегося четырнадцатого дня последнего месяца уходящего года Оборотня, проявляли немногие. Горностай-альбинос. Палач. Охочая до сапогов иберрца Коко, которую придерживала за ошейник Жанна де Рюм, которую, в свою очередь за завязки фартучка сдерживала ревностная мамаша. Сухопарая высокая вдова в черном. Черный ворон на стене, поблескивающий любопытным глазом-бусинкой. Да, может быть, оставшийся от эксперимента по перевоспитанию орберийских овчарок пес, выбракованный за свою глухоту и приставленный играться с комендантовыми отпрысками. Ах, нет, кобель интересовался Коко…

Дона Текило аккуратно подтолкнули в спину. Глубоко вздохнув холодный запах начинающейся весны, авантюрист сделал шаг. Другой. Третий… Верно говорят – путь к виселице начинается с одного кошелька и заканчивается темной ночью. Ах, если б можно было прожить жизнь по-другому, проносилось в голове сеньора Альтиста, пока он шел по каменным плитам. Каждый шаг гулким эхом отражался от стен Серой крепости и застывших чересчур симпатичными горгульями зевак. Что бы он изменил? Что?

Крепкого иберрца в поношенном, немодном камзоле с чужого плеча, с растрепанными кудрями – перец с изрядной горстью соли – вокруг загорелой лысинки провожали взглядами все собравшиеся. Стражник. Дворянин. Купец – эх, жаль руки связаны, а то бы проверить твой кошель… Моложавая красотка – губки бантиком, плечики и грудка сдобные, ах, с тобой бы познакомиться накоротке… Глазки навыкате, бледные впалые щеки… Дай вам боги хоть какого-нибудь жениха, барышня Жанна! Прощевайте! Еще один стражник… Еще один пухлокошельный дворянин…

Эх, жизнь, дон Текило, твою наперекосяк! Даже за двадцать шагов до виселицы думаешь о чужих кошельках да сдобных красотках! Не пора ли остепениться, задуматься, что ж пошло не так в твоей жизни?

Может быть, не стоило бросать службу у короля Филиппо, отца нынешнего Фабиана II? Сейчас бы дослужился под началом дона Рожера до каких-нибудь чинов, а может быть, и стал титулованным сеньором, рыцарем да кавалером какого-нибудь ордена? А может быть, стоило принять предложение купцов Бёфери? В Пелаверино жизнь веселая, вольготная, конечно, свои крокодилы и в тех лужах плавают, но еще не вылупился тот ящер, который сможет поймать храброго и отчаянного дона Текило!

Вспомнился и Тройной Оракул. Как же, забудешь его… Ступив на первую ступеньку деревянного помоста, дон Текило припомнил другую лестницу – каменную, ведущую в райские кущи, скрасившие искателю петли на свою шеи последний год его жизни – то есть ступеньки, спускающиеся в подвал разрушенной Башни мэтра Вига. Вспомнился отец Гильдебран – хитрец с благодушным кротким взором, его разудалая братия и достаточно искреннее предложение вступить в Орден Единорога. Реши дон Текило тогда, летом, иначе - был бы сейчас священником – или как это у них, единорогов, называется? Верил бы в существование неведомого, искал необъяснимого и ожидал невозможного. Надо ж, дон Текило все-таки запомнил, в чем смысл учения Однорогого Ордена!

А ведь из вора в отставке, да еще имеющего солидный опыт многоженства, мог получиться неплохой монах. Понимающий, сочувствующий, умеющий пошутить и, главное, понять, какие жуткие страсти душат чужие души…

А какие страсти душили его, дона Текило Альтиста? Страсть к наживе? Фью… То, что случилось в Анжери, когда он сначала обокрал всех придворных, а потом щеголял голым задом – как раз типичная история о том, как дон Текило наживал и терял очередное состояние. Страсть к женщинам? Ах… Наше вам с кисточкой, милая девушка! Ах, донна, ваши глаза сияют, как звезды на небосклоне моей жизни! Ах…

Честнее сказать – на закате.

Еще честнее – в темноте…

Все влюбленности, согревавшие жаркое сердце, родившееся под солнцем Иберры, были нужны дону Текило как воздух, но если бы донна Катарина тогда осталась с ним… Если бы Катарина и Альваро до сих пор жили в тихом квартале Аль-Миридо, в доме с апельсиновым садом и тихо журчащим фонтаном, это было бы самым захватывающим приключением и самым великим подвигом бывалого вора.

Ах, если бы можно было всё исправить!

Начать новую жизнь. Отыскать жену и сына. Появиться у них на пороге и вымолить прощение…

Пока комендант Буше дребезжащим голосом, запинаясь и спотыкаясь на словах, состоящих более, чем из трех рун, зачитывал полный текст приговора, дон Текило украдкой посмотрел на зажатую в кулаке булавку. Коричнево-золотистый шарик подмигнул ласковой искрой. Надо решиться.

Надо всего лишь поверить, что у волшебника, создающего странные артефакты и привечающего еще более странных зверей, есть желание выручить совершенно незнакомого пройдоху-иберрца. Надо поверить, что он, тот самый пройдоха, действительно хоть раз в жизни совершил хороший поступок – пусть он и выражался в том, чтобы закинуть трех чересчур болтливых нефритовых крокодильцев на середину болота. Надо поверить, что магия – это не просто обязательное условие анекдотов о эльфе, волшебнике и риттландском шамане, которые однажды собрались посидеть, покурить травку, прокушать мухоморов да и наколдовали кентавра с ведьмою в кустах. И надо поверить, что госпожа Удача…

Ветряная госпожа Удача, так легко забывающая тех, кто в нее верит и настойчиво алчет ее милостей, хоть однажды, да оглянется вслед бредущему по пыльным ухабам Судьбы дону Текило Альтиста.

- Сеньор, - дипломатично прошелестело рядом с понурившимся иберрцем. Дон Текило вскинул голову – может быть, излишне торопливо, но – поймите правильно. Опыт участия в казнях – скажем точнее, опыт личного участия в собственных казнях подсказывал медленно погружающемуся в пучину отчаянья авантюристу, что настала пора для Неожиданного Помилования.

В ллойярдских театрах сей Очень Эффектный Сценический Ход вызывает бурю негодования, когда вдруг какой-нибудь бравый офицер выносит на сцену длинный пергаментный свиток и зачитывает «Именем Короля такого-то Смита – Помиловать!» На секунду представив, как подавятся изумлением пришедшие поглазеть на чужую смерть люди и не совсем люди, дон Текило обернулся.

Господин Ломас, грузить его собственной персоной. Коротко поклонившись, чиновник Кавладорского правосудия, добавивший немало гвоздей в сколоченный для дона гроб, тихо произнес:

- Мой король поручил мне сделать вам некое предложение.

- Да? И какое же? – с несколько большей заинтересованностью, чем позволяла иберрская гордость, проговорил дон Текило.

- Как вы, наверное, знаете, некоторая часть обвинений, повлекших ваш смертный приговор, зиждется на показаниях, свидетельствах и претензиях подданных королевства Кавладор.

- Ты их сам и привез, - припомнил вор. И этак многозначительно уставился на кадык своего собеседника. Посмотрел на остро заточенную алебарду стражника. Снова на шею господина Ломаса…

Кавладорский судебный чин нервно сглотнул.

- До моего короля дошли некие сведения, что в вашем распоряжении, дон Текило, есть некая вещь, возможно, представляющая некую ценность для…

- Некого меня, между неким прочим, сейчас неким образом повесят, - намекнул иберрец. - Говори, что надо.

- Карту. Карту земель за Западным Океаном. Я знаю достоверно, - еще больше понизил и так еле слышимый голос Ломас. – Что два с лишним года назад, основывая Особый Паевой Фонд, вы… - и что-то еще о том, как он, исполнительный и изыскательный судебный пристав, шёл по следу преступлений дона Текило и наткнулся на упоминание о таинственном документе, о консультациях, полученных у ведущих географов пока недостроенного Университета королевства Кавладор, о милости, которую согласен проявить король Арден к тому, кто принесет ему на блюдечке с золоченой каемочкой новые владения за океаном… Подумайте, дон Текило! Ведь это такой шанс!

- И что? Твой король действительно хочет отправить туда экспедицию? – заинтересовался дон Текило. – Наши, иберрские короли, вот уже шестьдесят лет отправляют – пока не нашли.

- С вашей картой мы готовы рискнуть, сеньор, - заискивающе намекнул Ломас. И осведомился с деланным равнодушием: – Надеюсь, вы приобрели ее не у какого-нибудь подданного герцогства Пелаверино? У них там много подделок… Конечно, я не могу вам обещать полного помилования, - вернулся чиновник к уговорам. – но гарантирую, что на смертный приговор ваши деяния не потянут. Двадцать – а вероятнее всего, пятнадцать лет тюрьмы, и условия будут вполне, вполне…

Через пятнадцать лет… Через пятнадцать лет Альваро будет тридцать. Интересно, узнает ли взрослый, полный жизни мужчина в седом лысом старике давно потерявшегося родителя? Хотя можно будет не признаваться в родстве, а просто разыскать семейство дона Альваро Альтиста и поселиться неподалеку, разыгрывая беспроигрышную роль приветливого соседа. Играть в «Короля и Звездочета» длинными зимними вечерами, запускать воздушного змея с босоногим бойким внуком… К тому времени у Альваро наверняка будет семья – уютная милая жена, с такими же теплыми карими глазами, как у Катарины, двое детишек, а может, и больше… Сам дон Текило всегда мечтал о большой семье – не такой, какая получилась, а…

Тогда, одиннадцать лет назад, оставшись без семьи и без сердца, в пустом, покрывающемся пылью, и отзывающегося эхом на вопли вороватых претенденток на звание хозяйки, доме, дон Текило всерьез собирался наняться на корабль, уходящий в Великий Западный Океан. Глубое синее море, изменчивое, как сердце красавицы, манило, звало, обещая навсегда похоронить все печали и тяготы. И если бы не попался по дороге в порт друг Леокадий с бурдюком кислого фносского вина, кто знает, как сложилась бы его, Текило, жизнь…

- Нет никакой карты, - буркнул дон Текило, мгновенно возненавидев себя за правдивость. – Я ее сам нарисовал. Выдернул страницу из альбома какой-то своей крали, да начеркал пером, что придется. Слушай, Ломас – уйди, а? И без тебя тошно…

Золотая булавка больно вонзилась в крепко сжатый кулак иберрского дона. Подмигнула искорками. Текило медленно, неохотно повертел изящную вещицу в пальцах и заколол за воротник куртки. Теперь окончательно уверившись в близости собственной смерти.

Всё. Теперь действительно всё.

Подводя итог своей бурной жизни, дон Текило, краем уха слушая сбивчивое бормотание коменданта Буше, доплывшего до финальных строк официального пергамента, подумал о том, что действительно везло ему в этой жизни только на друзей. На того же самого отца Гильдебрана, Нобеля, Тимофея, Уфгаса, чудака Вига, донну Ядвигу – о, мы ж с ней не попрощались! Я ей даже письма не написал! Хотя она все равно читать не умеет… И с Аниэль мы так и не попрощались. Хотя предсказательница наверняка знала всё наперёд. А ведь есть еще и старые приятели – мастер Сид из Шуттбери, бродяга Дроха из Чудур, господин Спартакос из Сцины. И самый верный друг – Леокадий. Самый хитрый – после дона Текило Альтиста, разумеется, - самый хитрый и удачливый вор королевства Иберра в текущем столетии, который однажды, сидя на террасе таверны «Морское око», уговорил старинного приятеля отправиться в Чудурский лес за древним артефактом. Черный Лео, бредущий по жизни сам по себе…

Дон Текило очнулся – палач толкнул его в плечо и что-то переспросил. Приговоренный уже не вслушивался, позволив себе забыть о том, где и ради чего сейчас находится; подал руки, чтобы их затянули веревкой за спиной. И смотрел куда-то в даль. Что он видел? Черное полуночное небо? Семь звезд Посоха, указывающие путь с юга на север?

Пляшущие на ветру факелы. Нависшие стены крепости. Замершая в ожидании толпа. И черные, страстные, горящие изнутри жадным демоническим пламенем глаза – глаза его, дона Текило, бывшего друга…

Мэтр Адам до последней минуты ожидал какого-то подвоха. В первую очередь – от самого приговоренного иберрца – как-то тот слишком легкомысленно готовился умереть. А вторым источником беспокойства был мэтр Виг. Поэтому телепат занял стратегически оправданную позицию на галерее второго этажа, рядом с пришедшим полюбоваться на казнь своего тюремного приятеля заключенным магом.

Специалист школы Крыла и Когтя… поспешил разочаровать специалиста школы Четвертого Шага. Он спокойно стоял и смотрел, как дону Текило связывают руки, как на голову одевают холстяной мешок, как палач подводит приговоренного к петле, как набрасывает веревку иберрцу на шею… Смотрел и равнодушно поглаживал уютно свернувшуюся кольцом вокруг его руки змею. Пресмыкающееся откуда-то из-под мышки Вига время от времени шипело, отчего у мэтра Адама совершенно мистическим образом возникало желание кого-нибудь выпороть, и почему-то – обязательно ивовой веткой, а не каким-нибудь добрым старым кнутом. Приписывая столь вульгарные мысли последствиям одной… нет, уже двух бессонных ночей, мэтр Адам старался бдить за Вигом издали, змею подчеркнуто игнорировал, а казнь… В момент исполнения приговора маг-телепат зажмурился. Крепко-крепко.

Поэтому не видел, а только слышал, как дружным хором изумленно вздохнули мужчины и женщины, столпившиеся поглазеть на чужую смерть; как надсадно скрипнула виселица, тренькнула оборвавшаяся веревка, и что-то очень тяжелое и громоздкое с грохотом обрушилось, ломая доски помоста.

И, конечно же, вопль палача мэтр Адам тоже слышал. Как слышали этот горестный возглас жители вздрагивающей от соседства со знаменитой тюрьмой Филони и шести ближайших к Серой крепости деревушек.

- И КАК мне ТЕПЕРЬ это ВЕШАТЬ?!!