Глубокий рейд. Новые

Глава 29

Пошли вдоль берега на запад. Не останавливаясь, не заходя в станицы и поселения, мимо которых проходили. Шли первые сутки не спеша, на небольших глубинах держали обороты средние, а у истоков Надыма, на хороших плёсах, в руслах мелких речушек, на нормальных глубинах, без густой ряски и бесконечных полей кувшинки, уже поднажали. В общем, до Белоярского дошли засветло, меньше чем за двое суток с того момента, как видели луч. А уже к шести часам вечера они швартовались под стенами военной базы. Можно было бы, конечно, найти место у причалов гражданских, но от них ещё попробуй дошагай до базы. Город-то немаленький, как и сама база.

— Ну, казаки, не знаю, когда вернусь… — говорит Саблин, отряхивая пыльник и приводя себя в порядок. Он не хотел прийти в военную часть грязный, как болотный бродяга, и посему почистил перед выходом и КХЗ, и обувь. Даже очки с перчатками новые достал. — Я пошёл искать майора Иванова. Мне с ним переговорить нужно. Так что ждите.

— Есть ждать, — за всех ответил Кульков, вроде как беря на себя командование в отсутствие атамана, хотя, по идее, Мирон-то по званию был постарше Николая. Но одно дело война, другое — рейд.

Дежурный на КПП, разложив перед собой запрос из своей же части, который отдал ему Саблин, долго созванивался с кем-то и всё-таки через полчаса сообщил Акиму:

— Товарищ прапорщик, товарищ майор уже дома, он сказал, чтобы вы шли к нему. Это вам сейчас, как выйдете, сразу направо. Седьмая улица, дом шестнадцать, квартира два.

И Аким пошёл искать шестнадцатый дом. Военные городки ему нравились даже больше, чем казачьи станицы. Улицы прямые, перекрёстки под прямым углом, забора нет. Дома выбелены, на каждом доме фонарь, всё пронумеровано, везде чистота. Песка на улицах нет, хотя тут, среди болота, рядом с рекою, вдалеке от степных барханов, пыли с песком и не должно вроде быть. А пыльцу из болота тут убирали автопылесосами.

Замначальника разведотдела большой части — это чин немалый, и посему жил майор на улице с хорошими домами, сплошь уставленными солнечными панелями. Тут же у каждого дома были и ветровые турбины. То есть электричества в таких домах хватало на круглосуточное охлаждение и воздуха, и продуктов. Майор оказался крепким и высоким человеком, который короткий стрижкой пытался скрыть большие залысины. Он сразу пожал Акиму руку и пригласил его в дом.

— Заходите, прапорщик.

Дом был обжит, и в нём чувствовалось женская рука. Тут же были и игрушки. Но ни жены, ни детей сейчас дома на было.

Саблин разделся, разулся, умылся в ванной, а когда вышел…

Начался допрос. И, конечно же, он носил вид дружеской беседы, когда два офицера, которым поручено какое-то дело, решили за бутербродами, под водочку, познакомиться. Акиму сразу стало понятно, что Иванова в разведке держат не зря. Это был человек добродушный и простой, который запросто мог расположить к себе. Он угощал Саблина отличным салом и паштетом с галетами, всё время подливал водки и засыпал вопросами. На каких направлениях служили? Под чьим командованием? Какие награды имеете? Как быстро продвигались по службе? Как лично, Аким, оцениваете общую боевую ситуацию в последнее время? Какие настроения царят в казачьей среде? Как снабжают части? Всё это интересовало Иванова. Причём всё его любопытство имело форму приятельской беседы, болтовни двух военных, знающих свой предмет, один из которых штабной офицер, а другой — офицер-фронтовик. Говорили без напряжения, поэтому Аким без всякой задней мысли отвечал на все вопросы Иванова, пока беседа не дошла до дела, из-за которого Саблин сюда приехал. Тут уже Аким напрягся, и беседа сразу стала буксовать.

«А кому же он помешал, этот Глаз?» — «Да есть люди?» — «Промысловики? Наверное, счёты сводят?» — «Наверное, я не знаю. Не спрашивал». — «А вам, прапорщик, это зачем?» — «Хорошую деньгу предложили».

Аким не хотел рассказывать майору об этом деле, хотя понимал, что тот мог вызнать кое-что у Пивоваровой. Тем не менее они говорили почти час, и потом Иванов сказал:

— Я сам вам помочь не смогу, у меня нет времени таскаться по болотам, я не могу надолго без причин покидать часть; но я ещё вчера радировал одному очень толковому офицеру, это командир Шестой оперативной группы. Базируется группа в Светлом. Командир группы лейтенант Фарафонов. Он ждёт вас. Думаю, что он может вам дать пару подсказок для выполнения задания. Лейтенант тот район знает отлично, он в тех болотах уже пятый год служит. Обстановку контролирует, с местными поддерживает отношения, в курсе всех дел. Я просил его собрать всю информацию по интересующему вас вопросу. Думаю, у Фарафонова есть что вам сообщить.

— Спасибо, товарищ майор.

— Утром зайдите в канцелярию, я дам распоряжение, вам подтвердят ваши командировки.

Саблин вернулся к лодке и сказал казакам: до утра остаёмся здесь, поехали к гражданским пирсам, будем искать ночлег.

— О, — Карасёв радовался. — Хоть помоемся.

Да и остальные казаки тоже были довольны. Еда из тарелок, душ, стирка, сон на кроватях — конечно, после четырёх суток в КХЗ все будут счастливы.

Они хорошо отдохнули, учитывая, что в их лодке находилось целое состояние и её желательно было охранять. Место ведь чужое, людное. А где много людей, там всякого сброда предостаточно. Тем не менее душ, кровати, чистое белье на ночь казаки получили. И уже в два часа утра готовы были продолжить своё дело, свой путь. Вот только Саблин не мог поначалу никак определиться. Сидел с той бумажкой в руках, что дала ему Елена Мурашкина, и думал: ну и куда теперь? На Игрим к Женьку Кондыге или на Светлый к лейтенанту Фарафонову? От Белоярского до Игрима меньше двух сотен километров. Километров сто пятьдесят. В худшем случае девять часов хода. До Светлого часов пятнадцать. С кем из этих людей поговорить в первую очередь? Всё дело было в том, что Аким не знал, кому в этих краях можно доверять. Вроде заказчик дал контакты торговца маслом. Но кто их до конца знает, этих торговцев. А если Глаз узнает, что по его душу приехали? Пойди потом найди его тут, на Камне. И тогда он решил посоветоваться с ватагой. Он объяснил казакам ситуацию. И решение было единогласное, озвучил его Мирон Карасёв как самый старший в рейде:

— К армейцу ехать надо в первую очередь. Всё-таки наши люди.

Так и порешили — и поехали. Тут, у Оби, было много открытой воды, и начиналась она почти с Белоярского, так что пошли они хорошо, и даже на Оби, когда шли против течения двигались очень быстро. Ехали, поглядывали вокруг. Очень было много лодок на реке. И барж. И селений по берегам.

— Всяко тут людей побольше, чем на Енисее, — замечал Карасёв.

— Да уж, побольше, — соглашался с ним Калмыков.

С одной лодкой разошлись бортами, а там были казаки из Семнадцатого полка. Поздоровались, кто успел. Шли по маякам, тут у каждого населённого пункта был свой не очень мощный маяк. А ещё слушали чужие переговоры. Эфир на всех широтах был насыщен, просто набит сообщениями, и не только кодированными. Иной раз какие-то люди просто говорили в эфир. Правда, язык у них был насыщен неизвестными казакам словами. Но Карасёв слушал эти переговоры с интересом. Посмеивался и озвучивал товарищам информацию, которую узнавал. В общем, река была полна жизнью. Не то что мрачноватый и безжизненный Енисей. А в полдень, когда они дошли до Перегребного, Мирон и сообщил:

— Аким, маяк Светлого есть, двадцать два километра юго-запад ровно.

И тогда прапорщик, обернувшись к Калмыкову, только указал ему направление рукой, и Денис сразу положил лодку на нужный курс, ушёл с открытой воды и уже через пять минут скинул обороты, так как пошла вода тяжёлая, вся в сплошной ряске. Но даже так, неспешно, они уже через три с половиной часа увидели Светлый.

— Денис, на те пирсы держи, — Саблин указал на пристани, над которыми был вывешен большой знак: «Только для лодок армии».

Там было много места, и на причале высилась бетонная будка охраны с камерами и вынесенными на крышу креплениями для пулемёта. У причала, где запросто могло разместиться два десятка лодок, пришвартованы были лишь две. А на самом причале стоял один человек и смотрел на приближавшуюся лодку. Саблин, когда они подошли поближе, сразу разглядел на его пыльнике буквы и цифры: «Семьдесят один П. П.», Семьдесят первый пехотный полк. А под ними изображения шеврона: две звезды, разделённые полоской, — лейтенант.

— А быстро вы дошли, — говорил лейтенант, протягивая руку, когда прапорщик выбрался на бетон. — Хотя на таком-то крейсере…

Лейтенант разглядывает лодку, на которой прибыли казаки.

— Здравия желаю, — отвечал ему Аким, пожимая руку. — Саблин.

— Фарафонов. Ваши люди могут отдохнуть, вон, в казарме, — он указывает рукой на большое бетонное здание. — Там у нас хорошо, кондиционеры, души, приём пищи бойцами ещё не закончился, я старшине дал указания насчёт вас, лодку можете не сторожить, у нас тут охрана, только накройте брезентом, чтобы болтали о вашем снаряжении поменьше.

Они пошли к бетонному зданию, и лейтенант, взглянув на Акима, интересовался:

— Второй полк — это вы откуда будете?

— Станица Болотная.

— Это за мысом, за Станцией где-то? — прикидывает Фарафонов. — Дня четыре к нам шли?

— Так точно, — отвечает Аким. Он думает, что новый его знакомый, как и майор Иванов, сейчас начнёт его расспрашивать. Но тот лишь сказал:

— Долго вы шли, думаю, хотите помыться и перекусить, я вам уже всё подготовил.

Они прошли в штаб, где у Фарафонова был свой неплохо обустроенный кабинет. Тут у него был и терминал радиостанции, и монитор, на который выводилось несколько внешних видеокамер. Отсюда он мог следить и за постами по периметру части, и за причалами, и даже за улицами поселения. А ещё у него на соседнем столе был большой электронный планшет с картой, на планшете были выделены несколько точек. Этот лейтенант нравился Акиму. Он казался простым и дельным. Какая-то женщина тут же принесла им поднос с полным кофейником и большой тарелкой с бутербродами. Там были хорошие такие ломти свежего качественного хлеба из смешанной муки, а на нём и отличный паштет из саранчи, рубленые жареные улитки со свежим луком и отличные куски розового окорока с белыми полосками жира.

Фарафонов был человеком не очень молодым, как и Аким примерно, подтянутым, как и все, кто носит броню; волосы у него были тёмные, без седины. Он сам налил прапорщику большую чашку кофе, положил на стол перед ним два пакетика сахара.

«А неплохо тут живут офицеры».

Саблин размешал сахар, а лейтенант придвинул к нему тарелку: угощайтесь. И пока Аким выбирал себе бутерброд, Фарафонов заговорил:

— Значит, что у нас по вашему делу. Скажу сразу: Глаз — негодяй калиброванный. Они тут все, в общем-то, такие, но этот особенный. У меня нет сомнений, что он работает с переделанными. Я ещё полгода назад подавал на этот счёт рапорт, но у командования до сих пор не нашлось средств для решения этой проблемы.

Тут Фарафонов встал и подошёл к столу, на котором лежал планшет. Саблину пришлось отложить бутерброд и тоже подойти к карте.

— Вот, — небольшой указкой лейтенант показывает на точку на карте. — Хулимсунт. Их логово… Вот поглядите, прапорщик, какое это удобное место. Видите? Русло Сосьвы… Обеспечивает всей этой сволочи отличный манёвр. Русло хорошее, вода открытая, хочешь на юг лети, хочешь на северо-запад, можешь и на восток, вот тут чуть болота, а тут опять русла Ялбынъя, Мань, вот Пунга… Пять-шесть часов хода, и ты на Оби. А хочешь на запад, к Камню пойти, так вот русло Тольи. Полдня хода, и ты уже на Приполярном. Лодки у них отличные, не хуже вашей, моторы тоже, все банды мобильные, подвижные. Снаряжение… РЭБ, рации, дроны, самое лучшее оружие… Сплочённые, опытные ватаги… И главное — отличное значение местности. Тут, в Хулимсунте, четыре больших банды, и банда Глаза — самая мелкая из всех. Самая мелкая, но и самая гнилая. Вообще на Хулимсунте около четырёх сотен бойцов, многие — это беглые переделанные. Опасные существа… Есть дезертиры, бывшие военные, и бывшие казаки тоже имеются, с бронёй народец обращаться умеет, так что этой публике палец в рот не клади.

— Четыре сотни их там? — говорит Саблин. — Думаю, одного пластунского полка хватило бы на всех, — он пальцем указывает точки и полосы на карте. — Вот тут сконцентрировать силы… Подготовить, охватить… Миномёты на лодках, пулемёты… Здесь и здесь высадить десант… Отрезать их от лодок…

— О, прапорщик, да вас бы в штаб нашей дивизии… — Аким видит, что лейтенант смеётся над ним. И тут же Фарафонов становится серьёзным. — Сразу видно, Саблин, что вы на фронте привыкли воевать. Здесь не фронт, здесь всё по-другому.

— Это по какому?

— А по такому, — начинает объяснять лейтенант. — Едва вы начнёте собирать силы, как все местные шайки прыгают в лодки и разъезжаются во все стороны, — он вспоминает. — Мне мой предшественник, когда его с должности снимали, при передаче дел рассказывал. Лет семь назад тут пытались провести крупную операцию, собрали семь рот… И наши, и казаки местные были. Так что вы думаете, бандиты стали ждать, пока за ними придут? Нет… У них тут везде осведомители. И среди рыбаков, и среди промысловиков, и торговцы… Торговцы тут вообще все поголовно на бандитов работают, такова здесь специфика торговли. Если хочешь товары по хорошим ценам, если хочешь торговать спокойно, работай на какую-нибудь банду. В общем, наши части ещё только в Игриме разгружаться начали, только лодки на воду с барж стали сгружать, а на Хулимсунте уже всё знали, — Фарафонов начинает водить указкой по карте. — Бежали уже все, кто на запад, на Камень, кто на Ивдель или совсем на юг, до самой степи, до Урая. В общем, бой за Хулимсунт не состоялся; когда передовые части подошли туда, там были один бабы, дети и всякий сброд, наркоманы, уроды эти, торгаши… И склады были почти пусты. Как потом выяснилось, они всё ценное просто побросали в болото на мелководье. Ну, наши взорвали всё, что могли: склады, радиовышки, опреснители, электростанцию, ещё что-то там… И всё… И пошли ловить лодки по округе. По итогам той операции длиной в месяц… ну, как-то удалось выловить, что ли, девять лодок и тридцать бандитов. И то не поймёшь, кто там был; говорят, там и промысловики какие-то под горячую руку попались. А как операцию свернули, так вся эта сволочь тут же обратно съехалась, вернулась. Денег у них там хватало, и они тут же всё отстроили. Стало ещё лучше прежнего.

— А за что вашего предшественника сняли? — выслушав этот грустный рассказ, уточнил Саблин.

— Брал не по чину, — отвечает ему Фарафонов абсолютно серьёзно. — Вошёл в сговор с местными бандитскими ватагами и прикрывал некоторые из них за взятки. Попустительствовал. За что был разжалован и уволен из рядов.

«Ну, будем надеяться, что ты не попустительствуешь».