Глубокий рейд. Новые

Глава 14

Пока ехали к причалам, Саблин рассказал ему вкратце о рейде. О том, что их преследовали с самого Антонова хутора, что просили зайти на Тридцатую заставу, что искали их при помощи дронов уже и на обратном пути. Но казалось, что это Пивоварова интересует мало.

— Вы передали им Савченко? — кажется, это беспокоило врача в первую очередь.

— Ну, так-то я точно сказать не могу, его бот забрал и унёс куда-то. Там сопки заросли… — почти не врал Аким. — Так всё заросло, что… Чёрное всё… Тропинок нет.

— А вы их не видели?

Врач явно имеет ввиду «новых»

— Нет, — отвечает Саблин. — Общался только с женщиной… Общался по рации, у них хорошие рации. Отличный приём… Качество связи… — прапорщик не любит врать, но помнит свой разгар с синекожей. Помнит её просьбу хранить всё в тайне. — Они Олега забирать не хотели.

— Как не хотели? — удивляется Пивоваров. — Почему?

— Ну, говорили, что это не их проблемы, мол, они на себя подобных обязательств не брали.

— Но вы же уговорили их?

— Пришлось пообещать им кое-что, — отвечает прапорщик.

— И что же? — интересуется Аркадий Сергеевич; но они уже подъехали к мостушкам и развернулись для погрузки, и Аким ему ответил, открывая дверь автомобиля:

— Да там… Одну вещь…

Денис, пока их не было, большую часть снаряжения и оружия из лодки уже выложил на мосток. И им с Пивоваровым осталось просто занести в машину тяжёлые ящики, и тут было не до болтовни. И пока они носили, Саблин обдумывал, что можно сказать врачу из того, что произошло с ним в рейде, и понял, что лучше всё держать в тайне, иначе придётся рассказать и про новых, и про Панова. А все они просили о них никому не говорить.

В общем, когда они повезли загруженное в дом Савченко, Саблин ничего Пивоварову уже не говорил, отделывался односложными ответами или короткими фразами. К рассвету всё было отвезено, и он попрощался с врачом, хотя тот его попросил:

— У Розалии скоро дежурство кончится, может, вы зайдёте к нам?

— Дайте хоть домой заскочить, — отвечал ему Саблин, — потом в полк надо заглянуть, а то меня разжалуют скоро…

— Конечно, конечно, — кивает Пивоваров, — но сегодня найдёте время? Может, к вечеру?

— Ну, к вечеру можно, — нехотя соглашается прапорщик.

Потом он вернулся к лодке. Калмыков к тому времени уже сдул с лодки пыльцу и мыл её. Дед Евгений был тут же. Он, покуривая на мостках, сверху давал Денису ценные советы насчёт мытья. К приходу Акима Калмыков почти закончил.

— Всё проверил? — спросил Саблин.

— Проверил, проверил, — отвечал Денис, — масло в моторах — полбака есть, аккумулятор заряжен, стартер новый… Хоть сейчас заводи и езжай…

— Значит, порядок, — Аким слез в лодку, и они быстро накрыли её тентом. Потом они сели на ящики со своею бронёй и закурили.

— Надо было наши ящики сразу с этими твоими друзьями по домам развезти, — заметил Калмыков.

Но Акиму эта мысль не показалась удачной; честно говоря, он не хотел ездить с Пивоваровым, всё-таки Артём не был удовлетворён его односложными ответами, он вроде и не настаивал и не уточнял каждый раз, когда ему было что-то неясно, но явно хотел знать больше, чем говорит ему Саблин. И поэтому Аким ответил товарищу:

— Ничего, я сейчас Олега вызову.

Он достал коммутатор и написал короткое сообщение сыну, чтобы тот приехал за ним на дальние мостки. Отправив его и спрятав коммутатор, прапорщик произнёс:

— Денис, слышь…

— Чего? — насторожился тот, понимая, что сейчас пойдёт разговор серьёзный.

— Если тебя в особый отдел позовут…

— Ну?

— Если контрразведчики начнут из тебя выпытывать, где мы были…

— Чего сказать?

— Да говори, как есть… Мол, ходили на Талую, куда точно — ты не знаешь, тебя к карте и рации не допускали; начнут спрашивать, как там, скажи: сопки вокруг были, течение было, скажи, что пирсы бетонные были, что ящики мы на них выложили, что за ящиками бот пришёл, что я потом ходил в заросли за ботом и что в тех зарослях было, ты не знаешь.

— Ну, оно так и было, — вспоминает Калмыков.

— Ну вот так и говори, — настаивает Аким. — И это… подробностей поменьше. Начнут спрашивать ещё чего… так и говори: не помню уже да не знаю… — Саблин лезет в карман пыльника и достаёт оттуда тяжёлые медные червонцы, оставшиеся от продажи золота в Туруханске.

— Вот, сорок рублей. Ещё тридцать после тебе отдам, — Денис берёт деньги и, кажется, смеётся под респиратором.

— Эх, хорошо как… — он поигрывает весомой медью в перчатке.

— Ты, это… давай-ка жене их отвези, — говорит ему Аким.

— Ну а как? Куда ещё-то?

— «Куда ещё?» Да всё туда же… Я тебя, Денис, знаю, ты от самого Антонова Хутора про чайную мечтаешь…

— Хе-хе-хе… — тут Калмыков уже смеётся. Он трясёт головой, прячет деньги и достаёт новую сигаретку. — Ладно, все всё равно не пропью, деньги-то большие, — Денис закуривает и говорит вдруг: — Аким, я вот что думаю…

— Чего?

— А может, возьмём лодку Савченко…

Он не договаривает, но Саблин и так всё понимает:

— Думаешь на Талую ещё раз сходить?

— Ну так… — Денис рад, что Акиму ничего объяснять не нужно.

— За налимом?

— Ага!

И вправду, как бы это было приятно — ни о чем не думать и не переживать. Прийти домой, помыться как следует, поесть, отоспаться, а проснувшись, не бежать в полк, хлопотать за свой взвод, волноваться и выслушивать взыскания от начальства, а заняться снастями, подготовить крючья и лесы для ловли налима. Взять хорошей еды, сесть с Денисом в отличную лодку и поехать на Талую. Не торопясь, не прячась от дронов и проходящих мимо лодок.

«Вот хорошо бы было, и Олега можно было бы с собой взять. Парень счастлив был бы. Посмотрел бы, как налима добывают, поучился бы. Лучше Дениса в станице рыбу никто не знает. Да и стекляшки там видимо-невидимо. Пару бочек за пару дней можно заготовить… Эх, хорошо бы…».

— Ну, Аким, ты как насчёт налима? — не отстаёт от него Денис.

— Да мне же в полк, — с сожалением отвечает товарищу Саблин. — Там дел куча, сотник на меня и так злится, что я всё на Каштенкова бросил, а сам по рейдам мотаюсь.

— А-а… — невесело произносит Калмыков. В его голосе слышится разочарование. — Ну понятно…

— Денис! Сам хочу хоть немного передохнуть, ты же видишь, что из рейда на службу, со службы в рейд… Замотался уже… Ты вот сегодня отлежишься — и в чайную, а я сейчас помоюсь, поем и в полк. Выговоры от Коротковича собирать…

— Да, тебе не позавидуешь, — соглашается Калмыков.

Саблин встаёт и выкидывает окурок в воду.

— Ладно… Вон Олег едет.

Пока мылся, жена приготовила хороший завтрак: яичницу на сале, вместо хлеба — кукурузные шанежки нажарила… Румяные, жирные. Положила целую гору салата из свежих побегов синего кактуса. Едва Аким сел завтракать, как приехал Каштенков. Настя хотела и ему поставить тарелку, но Саня благодарил её и сказал:

— Не, Насть, я уже поел, чая только.

А пока Настасья наливала ему чай, Аким ел и интересовался у зама: — Ну что, Короткович меня каждый день вспоминал?

— Вообще ни разу за всё время не спросил про тебя, — ответил Каштенков, чем немало удивил прапорщика. И Аким уточнил:

— Вообще не спрашивал?

— Вообще… Нет, один раз спросил, — вспомнил заместитель, — спросил, подписал ли ты списки на месячное довольствие, я сказал, что нет. У нас тогда ещё не ясно было, на сколько человек довольствие запрашивать, у нас же каждый день пополнение, но это было ещё неделю назад… И больше ничего не спрашивал.

— Так довольствие, что, ещё не подписано?

— Да нет, я потом списки подбил, сам за тебя подписал; я их хорунжему отнёс, он не возражал насчёт моей подписи. Я написал, что «ИО» комвзвода, — сообщил Саня.

— Так что, взвод у нас комплектный?

— Малость некомплект, — отвечает зам, — но Короткович настаивал, подгонял меня с этим довольствием, но потом сказал, что сначала подадим списки и в процессе будем людей добирать.

— А сколько у нас людей всего?

— Ну, с водилой грузовика, с мехводом и стрелком тридцать пять человек, это с тобой и мной.

— Штурмовых не хватает? — уточняет Саблин.

— Их. Их всегда не хватает, — замечает Каштенков. И добавляет с некоторой гордостью: — Но я записал четверых.

Тут проснулась Наташа, пришла и, даже не умывшись и не надев санитарную маску, влезла на колени к отцу.

— Папа, а ты когда приехал?

— Да вот только что, — Аким не боится заразиться от дочери, прижимается к её головке заросшей щетиной щекой. Вдыхает детский запах.

Но Настя тут же встрепенулась, подходит и забирает у него дочь, тянет её за руку:

— Пошли… Нечёсаная, неумытая, не одетая, к людям выходишь, отца позоришь… Сначала умываться, потом процедуры, потом одеться, а уже потом к людям выходи…

Саблин же доел яичницу, собрал на кусочек шанежки жир с остатками желтка с тарелки, съел его, взял стакан с чаем и придвинул к себе пепельницу.

— Значит, стрелка на БТР нашёл?

— И стрелка, и снайпера. — отвечает Каштенков. — У нас некомплект только по штурмовым.

Они оба закуривают, и Аким продолжает:

— Либо молодых набрал?

— Молодых… ну а кого ещё? Старики, они задами к своим взводам приросли, — отвечает зам, — хрен они к нам со своих должностей пойдут.

Докурили, и прапорщик стал собираться в полк. Надел китель и фуражку. Но перед тем как взять фуражку, он достал флешку. Ту самую, что там, на Талой, ему дала синекожая женщина. Он спрятал флешку в пластмассовую коробку из-под фуражки. Там никто её найти не должен.

— Вон ты как! — заметил Каштенков, когда Аким появился в столовой при полном параде. — Красавец.

— Нужно так, — пояснил Аким. — Сразу к Коротковичу пойду.

— Тогда и побриться надо, — советовал Саня.

— Обойдётся… Авось мне с ним не обниматься, — отвечал прапорщик. Но Настя, мывшая посуду и, конечно же, слушавшая их разговор, заявила:

— И вправду, побрился бы ты, Аким. А то с этой щетиной — ну истинно старый дед какой.

Пришлось ему бриться. А когда уже доехали до здания полка и, поздоровавшись со знакомыми казаками на входе, поднимались на второй этаж, Саблин и спросил у заместителя:

— Слышь, Сань, а он тебя тут не изводил?

— Кто? Короткович? — уточняет Каштенков. — Нет, я в полку каждый день был, без выходных. Хожу у него перед носом, то в коридоре, то в столовой встречу его. Он вроде даже довольный. А что…? БТР починил, заявку на стрельбы подал, стрельбы провёл, взвод два раза собирал…

— Два раза людей собирал? — удивился Аким.

— Ну да… — Саня стал рассказывать. — Один раз, когда списки на довольствие утверждал, второй раз, когда ездили на стрельбище, тяжёлое оружие проверять. Постреляли немножко. Полдня там пробыли. Потом с радистом новую рацию получали… Рация блеск! Я тоже немного поучился… Посидели, проверили с ним всё… А Короткович… Он же всё видит. Нет, за всё время, что тебя не было, он мне ни одного замечания не сделал.

— Значит, молодец ты? — усмехается Аким.

— Ну а как? — чуть самодовольно отвечает Каштенков.

«Ладно, сейчас послушаю, что мне про тебя сотник скажет».

Они как раз дошли до комнаты, на которой висела табличка «Шестая рота».

А там, за столами, сидели хорунжий Таран и хороший знакомый Акима вахмистр Капустин. Они с ним служили поначалу вместе, в одном отделении, и, как это принято, штурмовикк штурмовику всегда относится с теплом.

— А, командировочный! — Капустин протянул Акиму руку. Он улыбался старинному знакомцу.

— Здорово, Андрей, — Саблин пожал ему руку. — Ты теперь у нас?

— Ну не бросать же вас. Ваш Любавин на повышение в полк пошёл. Я буду за него, — смеялся Капустин. — Вот, послужим вместе, как в старые времена.

— Здравия желаю, — здоровается прапорщик с хорунжим.

— Здравствуйте, прапорщик, — нейтрально отзывается Таран. И тут же спрашивает с издёвочкой: — И надолго вы к нам?

— Надолго, — отвечает Аким; этот вопрос ему неприятен, но он не показывает вида.

— Мы очень надеемся, — продолжает Таран.

Саня тоже здоровается с командирами и садится к стене. А Саблин подходит к ещё одной двери. И спрашивает у Капустина:

— У себя?

— Стучи, — откликается тот.