«Минут десять» продлились минут двадцать, только тогда он вышел из протоки на большое открытое пространство. Вроде компрессор нагнетает воздух в шлем так же, как и раньше, а как будто легче задышалось. Сначала от левой стены рогоза до правой было метров пятнадцать, а потом и все двадцать.
Таз.
«Сто лет тут не был, ничего уже и не помню. Да и как упомнить, если каждый год всё вокруг меняется».
Но это ещё и не река. Приток какой-то. Только русло почти без течения, поэтому то тут, то там плавают пятна кувшинок, ряска иной раз перекрывает всё русло, но опытному рыбарю сразу было ясно, что глубины тут хорошие, и Аким уверенно прибавляет оборотов. Но, как выяснилось, этого было недостаточно.
— Слышь, прапорщик… Мотор.
Саблин думает несколько секунд, а потом и уточняет:
— За нами идёт?
— Ну а куда…? — отвечает ему радист, как будто с ухмылочкой.
Аким вздыхает. Не нравится ему Карасёв; вот не нравится — и всё тут. Ведь в каждой фразе урядника, в каждом его слове слышится какой-то намёк, упрёк какой-то. Ухмыляется там, за забралом шлема. Вроде и не видно его, но тон старого казака всё передаёт так, как надо. Словно хочет сказать: ну и влип я с этими прохиндеями. А рука прапорщика сама собой ещё выкручивает акселератор. Выхлоп из моторов бьёт назад и вверх чёрными струями. И моторы от низкого воркования переходят к раскатистому рыку.
Таз. Через полчаса хода русло стало ещё шире, а вода потемнела, из бурой превратившись почти в чёрную. Ряска ещё лежала кое-где на поверхности, верный призрак отсутствия течения, но кувшинки теперь жались к стенам рогоза. В общем, всё говорило о том, что глубины здесь приличные: три-пять-десять метров. И тогда Саблин опять прибавляет. Теперь моторы уже не рычат. Они ревут. А прапорщик, подкрутив камеры, вглядывается в даль, чтобы заранее увидеть опасность. Но пока поверхность воды ровная, никакой растительности в русле. И через двадцать минут такого хода Карасёв докладывает:
— Импульса мотора нет. Отстал. Видать, моторчик у них слабее твоих. Одни мы теперь.
«Одни⁈».
Саблин не удерживается, хотя мог бы и не спрашивать:
— А дрон?
— Этот-то висит. Два километра севернее нас. Идёт нашим курсом.
«Надо ещё подержать эту скорость. Оператор должен отстать, отвалиться полностью, тогда и дрон пропадёт».
Впрочем, это было несложно. Моторы греться даже ещё и не начинали, а вода впереди была чистой, глубокой. Так что… Аким не снижал оборотов полчаса, прежде чем радист сообщил ему:
— Ну всё — отвалилась «птичка». Никого вокруг. Берег далеко на юге. Тишина. Даже рыбарей нет.
— Принял, — отвечает Саблин, но обороты всё равно не сбрасывает.
От той лодки, в которой был оператор дрона, надо отрываться как можно дальше.
«Там тоже не дураки, понимают, что мы по руслу пойдём. За нами потащатся, в надежде снова нас найти».
Но всё равно, как понял, что никто за ними не следит, так стало вроде как-то и поспокойнее на душе. Захотелось закурить. Но это через респиратор можно покуривать, чуть его отодвинув, а шлем… Тут забрало нужно полностью раскрывать. Ладно. Потом… потом… когда Денис проснётся. А Денис не просыпался ещё три с половиной часа.
Вот теперь он и смог покурить, но прежде чем встать с банки у руля, он чуть скинул обороты, а Калмыкову приказал:
— Держи так.
Не то что он не доверял товарищу, просто теперь, как ему казалось, можно было уже так не гнать. И тогда он отпускает Карасёва:
— Мирон, ты давай иди в кубрик, пообедай, а я за станцией подежурю пока.
— Есть пообедать, — отвечает радист и встаёт.
Он расправляет плечи. Тянется. Даже в удобном «скелете» брони, облегчающем все движения, от неподвижности мышцы всё равно затекают. Потом начинает «раздеваться». И скрывается в кубрике. И уже через минуту связывается с Саблиным по внутреннему селектору.
— Слушай, прапорщик, а тут чан какой-то…
— Не трогай там ничего, — отвечает ему Аким. Конечно, радист рано или поздно должен был увидать бочку. Так что всё нормально.
— Есть не трогать… Просто индикатор какой-то на ней красным мигает.
— Какой ещё индикатор? — не понимает Саблин и оборачивается на Калмыкова. И тот и говорит, как будто оправдываясь:
— А… Ну да… Аким, забыл тебе сказать… Там и вправду мигает что-то.
Саблин идёт к кубрику, на ходу скидывая пыльник. Вот только всю броню он не снимает, а начинает обдувать себя сжатым воздухом и после кое-как через узкую дверь протискивается в кубрик.
На пульте среди маленьких прямоугольных кнопок, горящих зелёным и жёлтым, одна мигает красным. Под нею надпись «2Ш».
«Бог его знает, что это…».
Карасёв — места в кубрике мало, — чтобы не мешать ему, влезает на лежанку у стены с ногами. А Аким, распахнув забрало и скинув перчатки, присаживается возле стазис-станции и открывает дверцу. Голова так и «висит» в жидкости, хорошо закреплённая в зелёно-жёлтой подсветке, и жидкость вроде никак не изменилась. Он достаёт свой блокнот с записями.
«2Ш… 2Ш… Что это такое? — Аким наконец находит нужные пояснения. — „2“ — это общий баланс электролита в плазме. Символ „Ш“ обозначает хлор и магний».
Он находит на компьютере таблицы с нужными показателями. Ну да… так и есть, они почему-то упали. Аким вручную повышает их до нормы. В принципе, компьютер сам должен был с этим справиться. Это прапорщику не нравится. Из-за этого… из-за Олега, по большому счёту-то, он и пошёл в этот рейд… А тут уже в самом начале система начинает барахлить. Он оборачивается к радисту:
— Звуковой сигнал был? Пищала станция?
— Нет, — тот качает головой. — Только диод мигал, — он, несомненно, разглядел голову Савченко.
В критической ситуации станция будет подавать и звуковой сигнал. Раз не было, значит, не всё ещё плохо… Но тем не менее… Почему компьютер сам не повысил уровень хлора в плазме? Ещё Саблин замечает, что температура состава выросла на полградуса. И опять же вручную выставляет правильную: тридцать один и семь. После этого захлопывает крышку бака. И после бросает взгляд на старого казака, что так и сидел на лежанке и смотрел на него: ну что, Мирон, вопросы есть? И вопросы у того, конечно же, были.
— Слышь, прапорщик, а там… ну, тот человек, это кто? — интересуется Карасёв, кивая на стазис-станцию.
— Товарищ мой старый, — отвечает Саблин и, видя удивлённые глаза радиста под кустистыми бровями, больше ничего не поясняет. А сам, раз уж он тут, в кубрике, просит у того:
— Мирон, а дай-ка сигаретку, мои в пыльнике остались.
— Угу, бери, раз так, — соглашается Карасёв и достаёт из пачки и протягивает прапорщику курево и зажигалку. А когда Саблин закуривает, он и продолжает: — Аким… ты меня это… извини, конечно… А чего ты его с собой-то возишь?
— Я его лечить везу, — отвечает Саблин, выпуская дым и отдавая зажигалку радисту.
— Лечить? — тут Карасёв удивляется ещё больше.
— Ну да…
— Так у вас в Болотной вроде свой хороший госпиталь есть? — продолжает радист.
— Госпиталь-то… он у нас есть, конечно… — соглашается Аким. — Да только в нём такое, — он сигаретой указывает на стазис-станцию, — не очень-то лечат.
И тогда Карасёв задаёт следующий вопрос:
— А там, куда ты его везёшь, такое лечат, что ли?
— Да, вроде должны, — с некоторым сомнением отвечает Аким.
— Это на реке Талой? — после некоторого раздумья уточняет урядник.
— Угу, — кивает Саблин. И смотрит на старого связиста, а тот, мягко говоря, в некотором недоумении. И во взгляде его легко читается мысль: «Рогата жаба… Он же сумасшедший. Или не сумасшедший… Погоня с дроном… Голова в бочке… Прапорщик этот темнит всё время… А может, всё-таки сумасшедший…? Рогата жаба, куда же это я завербовался? В какую кугу попал?».
А Саблин по взгляду радиста как будто всё это понял, засмеялся и, потушив окурок, говорит:
— Не робей, казак, вернёшься ты домой.
— Да я особо-то и не робею, — хорохорится Карасёв.
А тут как раз и красный индикатор на дисплее становится жёлтым: значит, баланс солей в плазме восстановлен. Значит, всё возвращается к норме. И тогда прапорщик кивает радисту: вот и славно; забирает перчатки, захлопывает забрало и выходит из кубрика.
Но, выйдя и поднимая с палубы пыльник, он думает:
«И вправду, куда я Олега везу? Ведь там, на Талой, никогда жизни не было. Может, Пивоваровы напутали что?».
Но он отгоняет эту мысль, смотрит на Калмыкова; тот, как и всегда, на руле, ведёт лодку с заданной скоростью. И интересуется:
— Ну, что там, Аким?
— Всё нормально, — отвечает Саблин, идёт и присаживается возле станции РЭБ. Запрашивает отчёт за последние полчаса: не было ли кого рядом с ними на воде или в воздухе?
А к вечеру пошёл дождь. Ну, не такой безостановочный ливень, который льёт с неба в сезон воды, нет, конечно, но чуть-чуть покапало. Для Саблина и Калмыкова явление было необычным, а Карасёв и сказал им:
— В это время чем ближе к реке, тем чаще капает. От океана заносит иногда.
Саблин смотрел, как на выгоревшем рукаве его пыльника появляются почти чёрные пятна от капель. Хотя облаков на небе всего-то ничего. Всё равно ему нравилось. Дождь — это здорово. А там, если встать в лодке, то можно увидеть на востоке и тучи. Настоящие. А ещё в русле появилось течение. Несильное, конечно, но ряска и кувшинки почти исчезли с воды.
— Денис, — говорит Саблин.
— Я, — отзывается тот.
— Прибавь малость, тут вроде чисто.
— Есть, — говорит Калмыков и прибавляет скорости.
Карасёв же замечает:
— Быстро идём, хорошо идём; если и дальше так пойдём, утром можем и на Реку выйти.
— Ну, ночью-то так лететь не будем, — говорит ему Саблин. — Я рисковать не хочу.
— Нет, ну это понятно, это правильно, — соглашается радист, — всё равно хорошо идём.
— А есть кто рядом с нами?
— Нет, — отвечает Карасёв. — Пустыня вокруг. Мы на северо-восток идём, а все станицы давно уже на юге остались, берег-то далеко теперь. Километров двести… В общем — тишина…
А ещё до того, как начало темнеть, он и сообщил товарищам:
— Маяк Девятнадцатой заставы появился.
— Маяк? — переспрашивает Калмыков.
— Ага, сигнал устойчивый. Восток-восток-юг. А если по прямой, на восток, то до Реки сто восемьдесят семь километров. Если бы не ночь, так за шесть-семь часов до большой воды долетели бы. Правда, в дельте гуща пойдёт, ну да ничего, и её прошли бы.
— Так что? На маяк идём? — интересуется Денис.
— Зачем на маяк? Нет, — за радиста отвечает Саблин, заглядывая в офицерский планшет. — Так и держи на северо-восток, пока вода хорошая есть. Так и идём по руслу.
— Значит, на Тридцатую заставу идём? — Карасёв, видно, хочет быть уверен, что Саблин не собирается менять маршрут.
— Туда, — отвечает Аким. И продолжает: — Денис, если хочешь перекурить, я подменю.
— Не… не хочу, — отвечает тот.
И Аким снова берётся изучать карту. Теперь, благодаря пойманному сигналу радиомаяка, он точно знает, где они сейчас находятся. Ночь впереди, идти придётся с фонарями, так что лучше дорогу просмотреть заранее.