«А неплохо было бы, если бы они без меня всё с Глазом устроили».
Не хотелось ему заниматься такими делами. Не нравились они ему. И, размышляя о том, вернулся Аким домой, а там его ждали два казака. Настя умная, уже накормила их, поила теперь чаем, а те были рады, что Аким наконец явился.
— Здравы будьте, господа казаки, — Аким вошёл в комнату и стал пожимать им руки.
— Здравия желаем, господин прапорщик, — отвечали ему казаки. И представились: Андрей и Николай. Оба немолодые уже, старше Саблина, видно, и призывов у них побольше, сразу понятно, что люди опытные. Оба степенные, одинаково стриженые, оба с усами.
— Давайте без званий, — отмахнулся Аким и сел за стол. — Мы не в части, не на плацу. Поели уже?
— Поели, попили, спасибо твоей Настасье, — отвечал Андрей, видимо, старший из них. — Доброе хозяйство у неё, добрый дом. Сразу видно, хозяйка справная.
Настя цветёт, ставит перед мужем тарелку с кашей, хорошо приправленной шкварками, кладёт вилку, сразу наливает чай. А он пока спрашивает:
— А вы как, господа казаки, по делу ко мне или ехали мимо и просто в гости заскочили?
— По делу, по делу, — сразу отвечает Андрей и лезет к себе под гимнастёрку. Достаёт клочок бумаги. — Мы едем в часть, на сборы, в Преображенскую, — он теперь смотрит на Настасью. И женщина этот взгляд понимает, ставит на стол доску с двумя видами нарезанного хлеба и уходит. И лишь тогда гость продолжает: — Товарищ наш, Мирон Карасёв, просил к тебе, Аким, заехать, — казак протягивает клочок бумаги прапорщику, понижает голос и теперь говорит многозначительно. — Звонить он постеснялся.
«Так и знал, что это от Мирона!».
Аким берёт бумажку и разворачивает её; сразу видно, что на бумаге писать радист не самый большой умелец. Буковки маленькие, и у каждой свой наклон.
«Аким, так ты сказал ничего не говорить никому, а ко мне тут приехали люди и стали спрашивать, куда я с тобой ездил. А люди сам понимаешь какие, от них не отмахнёшься. И вот я им всё, как было, и сказал. Уж больно они дотошные. Пишу тебе, чтобы ты знал. Они всё больше про тебя и про груз, что мы везли, интересовались. Я сказал, что про ящики ничего не знаю, а в баке видал голову человеческую. Рассказал, как были мы на Талой. Но многого не сказал. Сказал, что точных координат не знаю. А они интересовались, как мы выходили с твоими знакомцами на связь. Ну, я и сказал, что по открытому каналу напрямую, прямой связью, но что у тебя был какой-то код. Они спрашивали, что за код, помню ли его. А я, убей Бог, не помню. Но они мне вроде не поверили. Спрашивали код доступа к твоей рации, а я сказал: рация у тебя без защиты. Включай и работай. Опять не верили. Один в чине есаула так и наседал всё время. В общем, вот так, Аким».
Тут и есть ему расхотелось, прапорщик глядит на кусочек бумаги, что лежит перед ним, и трёт себе затылок, хотя тот давно уже не болит. Но прапорщик трёт его машинально. А потом смотрит на гостей и спрашивает:
— А Мирон… он, может, на словах что передал?
— На словах, — казаки переглянулись. И Андрей продолжил: — Да вроде ничего, сказал, чтобы бумажка эта,- казак указывает жёлтым от сигарет пальцем на письмо, — чтобы про неё лишние не узнали. Вот вроде и всё.
И тут заговорил второй гость, который до того всё больше молчал:
— Эти, из разведки, приехали как раз на следующий день после того, как Мирон с рейда вернулся.
— Прям на утро, — уточняет Андрей. — мы ещё с казаками стоим возле штаба и думаем, чего это таких важных к нам на болото занесло.
— Так и есть, так и есть, — продолжает Николай. — И сразу его, Мирона, они вызвали и в оборот взяли. А наш есаул Папанов с ними был, Мирону говорил, чтобы тот сильно-то не отмалчивался, а говорил всё как есть, потому что дело это важное.
— Точно, а Мирон нам потом всё рассказал, говорит, что ты, Аким, казак правильный. И он думает, что разведчики хотят твои связи вызнать. Или твои добычи подобрать, — продолжает Андрей.
— А с чего это Мирон решил, что я казак добрый? — интересуется Саблин. — Может, он сказал что про то?
— Сказал, сказал, — соглашается Николай. — Он сказал, что твоего товарища по промыслу убило… Ранило так, что от него одна голова осталась, а ты его вёз к чёрту на рога, рисковал, деньги тратил бешеные, лишь бы найти таких врачей, кто его вылечит… И вроде как нашёл, договорился с кем-то. А другой какой мог и бросить такое дело.
«Интересно, а про это Мирон разведке рассказал?».
— Вот Мирон и говорит, что ты казак честный, — заканчивает Николай.
— Болтун ваш Мирон, — мрачно заявляет Саблин, и решает заканчивать. — А что, казаки, вы с постоем уже решили? Если нет, могу вас тут на пол положить, или поедем до общежития, может, там койки свободные есть.
Но тут гости замотали головами.
— Нет-нет, Аким, нам уже пора, — говорит Николай.
— Хотим завтра поутру быть в части, — добавляет Андрей. — Так что храни вас Бог за ваш хлеб-соль, но мы поедем.
— А вы на машине или лодке? — уточняет Саблин.
— Мы ж люд болотный, — смеётся Николай и встаёт. — Мы на лодке. Нам на лодке сподручнее.
— Засветло до Рождественской по болоту не поспеете, — заверяет их Саблин.
— Ну и ничего, — Андрей встаёт тоже. — Тут места у вас тихие, дойдём как-нибудь. Нам хоть под утро в часть попасть надо.
На том они и распрощались. Он проводил их и вернулся за стол. Настя пришла, села рядом.
— Хорошие казаки, приличные, степенные. Не то что твои дружки-промысловики, шалопаи да пьяницы, — вынесла она свой вердикт. — А чего приезжали-то?
— По делам, — отвечает ей муж задумчиво. — По делам военным, — а потом вдруг кричит. — Олег!
— Чего? — отзывается сын из детской и вскоре появляется на кухне. — Чего, бать?
— Собирайся, поехали в цех.
Это место сыну нравилось с самых малых лет. Окружённое хорошим забором и выложенное бетонной плитой пространство вокруг двух небольших бетонных корпусов, притопленных в землю. Здания были выкрашены в серебрянку и белый цвет. Вокруг было чисто. С бетона ежедневно убирался песок. На плитах разметка белым со стрелками: «Блок 1», «Ремзона», «Цех 2», «Цех 3». Поселковая атомная электростанция, в два блока по два мегаватта, обеспечивающая станице больше половины потребляемой энергии. Армейская часть, госпиталь и вся инфраструктура получали электричество отсюда. После медиков самые востребованные люди — инженеры и техники. Здесь, при станции, работу находили пять десятков человек. Тут же производили всё нужное людям в быту оборудование. Насосы, фильтры, запчасти, узлы моторов, в общем, всё то, что было нужно для повседневной жизни и за чем, не будь станции, приходилось бы ездить на север, на другой край болота. Вот сюда-то и приехал Аким с сыном. Оставив квадроцикл на стоянке за забором, они прошли через КПП на территорию станции.
— Нам же в третий цех? — уточнял Олег.
— В третий, — отвечал Саблин.
Они нашли белое здание с большими воротами, прошли через герметичный тамбур и, оставив пыльники в раздевалке, зашли в чистое производственное помещение; и там уже, спросив у одного из рабочих, нашли мастера смены.
Звали того Степан Бротт. Саблин был с ним неплохо знаком, именно Степан делал чертёж ЦПГ (цилиндро-поршневой группы) и потом воплощал в металле мотор лодки Акима. Этот тип мотора впоследствии стал самым «модным» в Болотной. Мотор был непростым, но при небольшом, в общем-то, объёме и при качественных кольцах держал отличную компрессию и выдавал очень высокие обороты. Считался надёжным, хотя и требовал к себе больше, чем другие моторы, внимания.
— Здорово, Степан. — Саблин протянул мастеру руку.
— Здорово, Аким, здорово, Олег, — Бротт поздоровался с Саблиными. — Насос привёз? Или что?
— Да нет, не насос, — Саблин разворачивает тряпицу, в которую завёрнут никелевый слиток.
— О-о… — мастер берёт металл в руку. — Какая прелесть! Давно такого не видал, нам же сюда его в гранулах привозят. И уже сплав. Фильтры собрался никелировать? Или насосы?
— Насосы никелировать, они у меня ещё не старые, а фильтры вообще думаю новые сделать.
— Сколько хочешь фильтров, два? — Бротт стоит и поигрывает слитком в руке.
— Три фильтра по метру каждый, думаю, будет как раз, — отвечает Аким.
— О, всё, поля теперь у тебя расцветут, — понимает мастер. И усмехается. — Олег, работы у тебя прибавится.
— Да ничего, дядя Степан, управлюсь, — уверен паренёк.
И тогда мастер начинает прикидывать:
— Три фильтра, две камеры насосов… с учётом добавок… ну… двести сорок граммов отпилю от твоего сокровища.
— Я так и прикидывал, — отвечает Аким.
— И ты смотри, Аким, у меня на три недели вперёд все люди заняты, тебе буду делать… Сделаю фильтры где-то через месяц. А насосы могу сразу, как принесёшь.
— Вот Олег этим займётся, — Аким кладёт руку на плечо сына.
— Отлично, привози насосы по одному, можешь уже послезавтра привозить, я пока сплав подготовлю.
— Сниму и привезу, дядь Степан, — обещает Олег.
А мастер тоже, как и отец, кладёт ему руку на плечо и говорит:
— Слушай, старина, а мы сейчас как раз набираем курсы для молодых, курс электромеханика, не хочешь попробовать? Профессия востребованная, везде нужна. Везде. А потом, может, и на техника широкого профиля экзамены попытаться сдать. Вдруг повезёт и сдашь… Отучишься, получишь диплом — и всё… Милости просим к нам на станцию. У тебя же, как я понял, к технике душа лежит.
— Да, лежит, — как-то без особого энтузиазма отвечает парень. И поясняет: — Я вообще-то в общество записаться думаю.
— А-а… — с уважениемтянет Бротт, — значит, думаешь по стопам бати пойти. Вступить в сословие воинское… Уважаю, уважаю… Сейчас не все из молодых хотят военную лямку тянуть, — мастер треплет парня за плечо, а тот чуть смущённо улыбается. — Ну ладно, Аким, ты тогда в контору зайди, они там тебе цену посчитают, а я пока никель отпилю.
Когда они попрощались и уже было пошли к выходу, тут мастер их окликнул:
— Аким?
— Чего?
— А ты оставшийся никель продать не думаешь? Контора купит сразу, — уверяет Бротт.
— Нет, Степан, не буду продавать, — отвечает прапорщик.
— Думаешь, мало дадут?
— Не думаю, просто я остаток в общество думаю отдать.
— А-а… Ну, то дело святое, — и больше мастер про никель у него не спрашивал.
Саблин и сын надели пыльники и вышли из цеха. И пока они шли к конторе, Аким говорит Олегу:
— Слышь, а может, и вправду в мастеровые пойдёшь? Работа хорошая, в чистоте всегда, в прохладе. Поучишься немного… Зарплаты тут на станции немаленькие, а надо больше — рыбалкой будешь добирать. А то в казаках-то… оно нелегко.
— Да не, бать, — отвечает Олег. — Я уже решил.
«Дурной ещё, не понимает…».
Но, странное дело, Аким доволен сыном, рад его выбору; он ещё попробует отговорить его от военной стези, но сейчас он Олега обнимает за плечи.
— Бать, — говорит ему тот.
— Чего?
— А сколько будет стоить остаток никеля?
— Не знаю… Может, рублей двести.
— Рублей двести⁈ — парень едва не останавливается от такой цифры. — И ты отдашь это на общество?
— Отдам, а что ж?
— И не жалко тебе? Это же новую лодку с новым мотором можно построить.
— Две можно, — усмехается Саблин. И, подумав, продолжает: — Чуть добавить — и две выйдет.
— И ты всё это станичному кошевому отнесёшь? — удивляется сын.
— Ага, — легко соглашается отец. И поясняет: — Это всё пойдёт вдовам моих товарищей, им тоже хорошие фильтры нужны, а то задыхаются они без воды; у вдов, считай, поле — главный кормилец, пенсия да поле. В болото за рыбой у них ходить некому. Так что вода им очень нужна.
— А-а, — понимает Олег. И, подумав, добавляет: — Ну тогда ладно.
Когда в шестом часу вернулись домой, Настя уже накрывала стол к ужину.
— А что, у нас вкусного ничего нет? — капризничала Наталка, заглядывая в тарелки.
— А что тебе нужно вкусного? — говорила ей мать. — Вон, смотри, я тебе оладьев напекла. С маслицем, с сахарком. Только сначала съешь сальца кусочек с кашкой.
— Не хочу сало… — канючила девочка.
Саблин вспомнил, что у Юнь он ел консервированную вишню. Это было очень вкусно. И тогда он сказал жене:
— Ты купи ей завтра чего-нибудь.
— А что купить-то? — спрашивает жена.
— Не знаю, что захочет… Персиков, что ли. Фиников. Конфет. Пусть сама выберет.
Настя, как и всякая порядочная казачка, была прижимистой и сильно баловать детей не любила. Но раз уж муж сказал.
— Ладно, — говорит она дочери. — Завтра пойдём в магазин, выберешь себе, что захочешь, но это… — она погрозила Наталке пальцем, — если сегодня съешь кашу с салом.
Аким думал, что после Юнь сил на жену ему сегодня не хватит. Уже прикидывал сказаться усталым. Ведь жена после рейда непременно начнёт к нему ластиться, как только лягут в постель. Но оказалось, что сил у него вполне, вполне хватило, чтобы жена поняла, что всё ещё желанна. И заснула успокоенной.
«Ишь ты… Вторая молодость, что ли, пришла?».