Гений АЗЛК

Глава 6

Старые связи в новой жизни

Как не хотелось сдавать дела и уезжать! Едва ли не больше, чем из Тольятти в Минск. Если честно, бессовестно тратил деньги МАЗа на междугородние телефонные звонки в интересах АЗЛК.

Вильнюс, Брундза.

— Стасис! Вижу твою очередную заявку. А не хочешь снова гонять на «москвичах»?

— Шу-утишь, Сергей?

— Ничуть. С апреля я — Генеральный директор АЗЛК. Сам в шоке. Зато мы с тобой теперь на одной доске — руководители автозаводов.

Только у Брундзы меньше сотни человечков, у меня — десятки тысяч.

— Да-а… А я тебе сувенир приготовил. Жаль, не понадобится.

— Колись.

— Мне моряки привезли «Мерседес-123». Ди-изельный.

Где ж ты был хоть неделю назад… Но я уцепился.

— Продай мотор! Или привези на исследование.

— Он разбит, блок треснут, не сварить. Вся машина битая. Она без документов, но восстановим. Зарегистрируем с мотором от «березины».

Торговались до хрипоты, в итоге я пообещал скидку на 500 рублей с его заказа, D200 он привезёт даром. Но со всем навесным, пусть разбитым.

Что я успею в Минске? Напрячь Игната, Моторный завод, Академию наук… Пусть берут пробы металла, исследуют сплавы, закалку. Дизель от этой легковухи, с некоторыми изменениями, пригодится и на маршрутное такси, и на внедорожник, и даже на маленький грузовик!

Конечно, дизельные атмосферные 4-цилиндровики 1970-х и даже 1980-х годов оставили в прошлой жизни смутное впечатление. 60 или чуть больше лошадей, гремящие на всю Ивановскую топливным насосом высокого давления. Как ни мудри, вибрация трясёт весь кузов. Это после 2000-х турбодизели таковы, что, сев за руль, только по сравнительно низким оборотам замечаешь, что движок-то на солярке.

Тогда они считались экономичными, потому что дизтопливо дешевле, а в СССР вообще даром — сливай с трактора или тепловоза сколько душе угодно. Но выжившие до новой эры автореликты ничуть экономичностью не радуют, потребляя 7–8 литров на сотню, а соляра сравнялась в цене с 95-м бензином. Тогда же, на рубеже 1980-х, дизельные моторы казались прорывом в светлое будущее.

Если белорусские умельцы расшифруют технологические секреты мерседесовского D200, тем более сумеют сложить V6 с тем же диаметром и ходом поршней, получится элегантный 3-литровый атмосферник в сотню лошадей. Для рестайлинговой «березины», тем более в версии минивена — находка. И для нового «москвича», о котором обязан думать в первую очередь. А если научиться делать высокооборотные турбины… Не всё сразу.

Тольятти. Зинаида Петровна.

— Здравствуйте, уважаемая! Сергей Брунов, если помните такого.

— Сергей Борисович? Вы же в Минске…

— Уже в Москве, на заводе имени Ленинского комсомола, — немного соврал, чуть забежал вперёд. — Тут шухер, главбуха посадили, нужно делать ревизию, восстанавливать учёт, сводить баланс. Простите за наглую просьбу, не посоветуете толкового бухгалтера? Предоставим жильё в Москве.

— Лизку ты уже увёл…

— Каюсь. Но она меня бросила. Готов рыдать вам в жилетку.

— Ох, Сергей Борисович… — главбухша перешла на шёпот. — Вернулась! Её мама умерла. Так умерщвляла плоть, что умертвила совсем. Лиза спрашивала про вас.

— Тронут. Но не выдержал бы столько ждать. И по понятной причине её в Москву не позову. Но кого же?

— Сергей Борисович! — она снова шептала и, похоже, прикрывала трубку пухлой ладошкой. — А кем вы работаете на АЗЛК?

— Скромно так. Чуть выше уборщика. Генеральный директор.

— Шутите?

— Конечно. Пока только — исполняющий обязанности.

Пыхтение на том конце провода.

— Возьмите меня! И мужа, он зам главного технолога, помните?

Супер! Но должен быть откровенен.

— Зинаида Петровна, дорогая, АЗЛК находится в предынфарктном состоянии. Умереть ему не дадут, но зарплаты даже несколько ниже поволжских. Жизнь московская дороже.

— Но квартира в Москве!

— Кооперативная. Мне выписали за 17 тысяч, половину — вперёд.

— Я — согласная. И Жора мой обрадуется. Пусть дети в московской школе учатся! Потом в МГУ поступят.

— МГУ не обещаю. Остальное в наших руках. Договорились!

Хорошо когда остались старые связи. Но не все они… позитивные. А звонить надо. Даже если чудовищно не хочется.

Набрал домашний, не сильно рассчитывая застать днём. Ничего, тогда наберу из дома вечером. Нет, подняла трубку. Голос простуженный.

— Да? Слушаю.

— Доброе утро. Сергей Борисович Брунов, назначен Генеральным директором АЗЛК. Предлагаю работу.

— Сергей⁈ Ты посмел мне звонить? — Журавлёва закашлялась.

— Может, хочу искупить непростительный грех. А если серьёзно, намерен поручить тебе разработку дизайна для нового «москвича» взамен 2140. 5-дверный хетчбэк. Катя! Выбирай — дуться на меня за прошлое или использовать второй шанс на профессиональную реализацию.

— Да я, вообще-то, реализовалась. Перевелась с автотракторного на промышленно-гражданское строительство. Рисую коттеджи для колхозной застройки, красивые и практичные. Глядишь — заработаю на Государственную премию БССР.

Язвит. Нормально.

— А я и не предлагаю тебе всё бросать. И Москву не предлагаю, там не выбить квартиру, равную твоей родительской. Получишь заказ, исполнишь. Естественно, по моим наброскам из памятного тебе альбома.

— Придушу, если ещё раз напомнишь! Официальное авторство будет?

— В соавторстве со мной, не взыщи. Так правильнее. Сильно больна?

— Температура 38 с утра. Грипп. Раньше, чем на следующей неделе, не оклемаюсь.

— Значит, не сможешь выглядеть так, какой хотела бы показаться на мои глаза.

— Негодяй! Кстати… Ты — один?

— Вдовый. Живу с дочкой и сестрой. К другим отношениям не готов. Даже с тобой. Прости.

— Не очень-то и напрашиваюсь.

— Значит, в апреле жду тебя в Москве. Предварительно посмотри в справочнике и набери приёмную генерального директора. Чёрт… ещё секретаршу надо искать, оставшаяся от прежнего Генерального навевает тоску. Нет, на секретарство не приглашаю, просто мысли вслух. Пока, выздоравливай.

Найти Оксану в секретари, чтоб все ахнули от зависти? Ни за что. А вот Катя нужна. На смену нынешнему «москвичу» я мечтал запустить клон 5-дверного «Опель-Вектра-А». Несложная и беспонтовая машина с просторным моторным отсеком, вместит и 2-литровый дизель, и 16-клапанный бензиновый 1600. Подвеска неубиваемая, простая, «качающаяся свеча» впереди и балка на пружинах сзади. Кузова, конечно, были гниючие, но в борьбе за приз «самая быстрая гнилушка года» московский 2140 даст «опелям» 100 очков форы и выиграет. Про оцинковку и лужение пока лучше не заикаться, а вот обработка скрытых полостей, покрытие мастикой… Мысли на этот счёт крутятся, повторяются. Машина для советского человека — не картридж, покупается надолго, дети домучивают оставшиеся от отцов экземпляры. Кузов «москвича» должен жить лет 20! И выглядеть гармонично, пусть без претензии. Я набросал эскизы, но приблизительно, не один в один. У Катьки безошибочный нюх на пропорции, на каждый изгиб линии кузова или элемента интерьера. Без неё «березина» вышла бы такой же топорной, как ранние «пассаты», Журавлёва умудрилась придать тем же формам шарм. Почему машина и понравилась в Женеве.

Если бы не дурацкая выходка её отца, Катька числилась бы соавтором дизайна, включила машину в своё портфолио. Как мог выгораживал, чтоб её не вышвырнули пинком под упругий зад, а вежливо — по сокращению штатов, с компенсацией, стараясь не унижать. Но прекрасно понимаю, что была в курсе всех папашиных маневров по госпремии и не одёрнула, не остановила: не надо, я не одна проектировала «березину», придержи коней. Приняла подарок от ЦК КПБ как должное. А потом обиделась, что отобрали.

Пусть рисует. Мне с ней детей не крестить. И, тем более, ей от меня не рожать. Надеюсь.

А вот Вале… Пока мы с ней деторождение не обсуждали, и она предохраняется. Попросил не спешить к нам домой, встретиться сначала в её квартире. Соскучился.

Но сколько бы ни приходилось терпеть без близости с женщиной, встречи с Валентиной никогда не напоминали извержение вулкана. С момента возвращения в СССР более сдержанной подруги, впустившей меня в сокровищницу своего тела, я не встречал. Медицинский профессиональный цинизм ей был присущ в полной мере, разделывая курицу, она могла взять кусок и сказать: похож на мошонку после травматической ампутации. Но дальше слов дело не шло. В постели она, похоже, усилием воли преодолевала скованность. Позволяла всё, что угодно, но именно что позволяла — из чувств ко мне, сама редко испытывала реальное удовольствие.

Валя старалась быть идеальной любовницей, но природа играла против неё. Эротические игры, лёгкое сопротивление при раздевании, перемена позы, секс в возбуждающем прозрачном белье — всё это мимо. Покорно выполняла, когда я просил. Но предпочла бы лечь на спину и пассивно отдаться «большому белому господину». Из любви, а не из желания близости. Порой соблазняла, но довольно безыскусно, всего лишь подходя ближе, прижимаясь. Очень нравилась голенькой. Мои похотливые руки и воображение действовали гораздо активнее.

Тем не менее, не возникало ни малейшего поползновения завести другую интрижку. Не скажу, что влюбился, до взаимности далеко, но очень привязался. Ценил её отношение ко мне, к Мариночке, к Машке. Понимал, что лучше не найду. Поэтому и влекло уединяться да соединяться — хотя бы разок, пусть безыскусно, зато душевно. Естественно, не мог представить жизни без Вали в Москве.

«Устроился поудобнее», — хихикал внутри умудрённый опытом 75-летний дедунчик-пердунчик. «Что в этом плохого?» — возражал я-нынешний. Обнял подругу и поцеловал, мы принялись одеваться, потом поехали на Рокоссовского.

Сборы, занявшие несколько дней, происходили сумбурно и одновременно несли налёт грусти. Перевёрнута страница жизни. В автозаводской двушке, благоустроенной руками Марины, мне было невыносимо находиться, в трёшке проще, она здесь ни разу не ночевала.

Вещи… Ценности Марины, оставленные для дочки, я забрал в Москву. Некоторые вещи из белья и галантереи отдал родителям, возвращающимся в Харьков. Себе оставил лишь фотографии.

В Москву уехал железнодорожный контейнер, отчасти заполненный «нажитым непосильным трудом» Валентины, накопившей на удивление мало вещей. Одевалась скромно, женственное и сексуально-вызывающее приобреталось только в последнее время — с началом нашего с ней разврата. Имидж девушки в комбинезоне и с гаечным ключом не был пределом моих эротических мечтаний.

Нас ждала двушка в районе Волгоградского проспекта, снятая с помощью братьев Больших, ничего лучшего не нашлось, и придётся терпеть, пока поспеет кооперативная 3-х-комнатная, проживая в самых спартанских условиях, хорошо хоть не с титаном в сортире, как в Тольятти.

Перед стартом в Москву я посетил Чижовское кладбище, там растаял снег. Расчистил могилку от скопившегося после зимы мусора, отметив, что тёща отменила частые визиты к дочке. Приехал один, не взяв ни Машку, ни, тем более, Валентину. Оставил букетик и попрощался.

Куда более мажорно прошла отвальная. Я заказал ресторан «Беларусь», пригласил Дёмина, Высоцкого, конструкторов, гонщиков. Поскольку практически все семейные, кроме как бы одинокой Вали, проставка обошлась недёшево, но покрылась премией, выписанной мне директором в награду за труд на МАЗе. Дёмин вручил мне её прямо за столом с закусками и спиртным вместе с дипломом, многозначительно добавив: «от Генерального — Генеральному». Все отбрыкивания, что иду на высшую должность в АЗЛК чисто временно, посему поздравлять не с чем, отметались с порога и единодушно, одна Валентина молчала, зная правду. Она сидела далеко, среди гонщиков, об её увольнении с МАЗа знали, о переезде в Москву и зачислении в штат моего нового завода — нет, не хотел усложнять ей существование слухами. К тому же на МАЗе помнили Марину, и торжественное объявление, что я подобрал себе замену, не дожидаясь года, вряд ли бы было воспринято с пониманием. А объяснять, что Валя — не вместо, это другое, сложно и непродуктивно. Позволил себе потанцевать с ней разок, когда заиграл оркестр, потом, конечно, с Татьяной-гонщицей и некоторыми из жён сотрудников. Если кто-то что-то заметил, то внешне никак не проявилось.

— Серёжа, ты не зазнаешься? — спросил Генеральный, чуть захмелев. — Мы всё же — грузовая фирма, легковые лежали на тебе. Будешь помогать?

— И нет, и да. Смотрите, Иван Михайлович, зазнаваться я уже начал, а на АЗЛК такая прорва проблем, что не знаю, как буду вырываться в мае в Минск на годовщину по Марине. Так что никакие вопросы для вас не порешаю. Но! Есть идея, полезная нам всем. Поддержите?

— От твоих идей и меня, и Высоцкого порой в жар и холод бросало. Какая?

— Обратите внимание, я не раздувал штат конструкторов, потому что смена модели легковухи — не каждодневное дело, грузовых и того реже. На АЗЛК целая орава, и не назову их бездельниками, много чего наконструировали. Но что реализовано? «Москвич-412» с несколько изменёнными навесными элементами, передними дисковыми тормозами, обновлённым салоном и насильно, под давлением Полякова, всунутыми вазовскими агрегатами, вот и всё за 10 с лишним лет. КПД конструкторов легковушек — один процент! А ведь концепты лепят МАДИ, ХАДИ, НАМИ, ВАЗ, Ижмаш, автотракторный факультет БПИ, наверняка ещё кто-то, и практически всё идёт в корзину. Это как онанизм — одна имитация секса, зачатия-то не произойдёт.

— Точно! — Дёмин, обычно к фривольностям не расположенный, был выпивший и лояльный. — И как ты собираешься упорядочить… онанизм?

— Всё придумано до нас. На проклятом загнивающем Западе существуют дизайн-студии, по существу — конструкторские бюро. Если какому-нибудь «Фиату» требуется обновление модели, проект заказывается под определённые технические условия. Да, стоит дорого, но дешевле, чем 10 лет содержать ораву свободных фантазёров. Так почему бы не создать межведомственный дизайнерский центр? Пусть заказ формируется при участии Минавтопрома, Минторга, «Автоэкспорта», заинтересованного ведомства — того же Минздрава, если машина имеет медицинскую перспективу, а также представителей заводов-изготовителей. То есть конструкторы сработают на заказ, а не изобретая велосипед. Предлагают варианты компоновки, дизайна.

— То есть заводских выгнать всех?

— Зачем так, Иван Михайлович? Заводские нужны для оперативного внесения изменений. Но — мелких изменений, без полного переосмысления проекта. Кто-то же должен создать обновлённую «березину».

— Кто?

— В том числе — Катя Журавлёва.

Дёмин опустил на стол наполненную и уже поднятую рюмку.

— Не напоминай мне про неё.

— Идеальных людей не бывает. А талант у неё близок к идеалу. Поставьте в рамки — пусть работает. И папа её больше не начальник в ЦК, свои 5 копеек не вставит.

— Не знаю… Подумаю. Ты с ней говорил?

— Да. От имени АЗЛК.

— Ох, Сергей… Ты настолько нестандартен, что порой не знаю — откуда такой взялся. Все, переведённые из Тольятти, люди как люди, вписываются в систему. Один ты — что хочу, то ворочу.

— Ради пользы дела готов плевать на стандарты. И Сидоров от меня заразился. Он как начальник производства легковых будет работать и с японцами, и с литовцами. Поверьте, Иван Михайлович, я дела сдал, а не бросил.

— Верю… Давай выпьем! — потом шепнул на ухо: — С этой врачихой, Валентиной, у тебя серьёзно? Народ всякое говорит…

Значит, мы с ней берегли секрет полишинеля.

— Серьёзно может быть только после года. После мая.

— Ну ты смотри. Говорят, хорошая девочка. Серьёзная.

Мне ли не знать.

— Учту.

Я был наивен. Спад интереса к походам в нашу квартиру со стороны незамужних профсоюзниц, оказывается, продиктован пониманием: Валя победила в битве за место подле меня. Хорошо, что соперницы не выдернули ей длинные волосы.

Ей богу, не считал себя завидным женихом, у женщин странные вкусы. Поневоле загордишься.

Наконец, финальный штрих — в интерьере опустевшей квартиры, где остались только мебель да хозяйственные принадлежности, необходимые для комфортной жизни.

Я кратко поклонился, одним лишь движением головы, и протянул ключи. Он с поклоном принял.

— Итиро-сан, квартира в вашем распоряжении. Если у меня изменятся планы, сообщу заранее. Документы на кухонном столе. Рад, что оставляю её в надёжных и аккуратных руках.

— Да, Сергей-сан. Мой господин велел передать вам оплату вперёд за год.

Японский инженер вручил мне пухлый конверт. Я не стал пересчитывать, хоть и без того понял: сиреневых бумажек значительно больше, чем на 2400 рублей, мы договорились о 200 рублях в месяц, что гораздо выше базарной цены.

— Передайте вашему господину, что чрезвычайно ценю его щедрость и доброе ко мне отношение. На новом поприще — всегда к вашим услугам.

Мы ещё раз раскланялись. А потом две белые машины — «копейка» и М-412, пока ещё с номерами минской регистрации, взяли курс на Москву. Маша сидела у меня сзади с Мариночкой на руках, Валя ехала одна и вторым номером.

Конверт приятно грел куртку изнутри. Если бы сейчас генерал КГБ спросил о взятке от японцев, что бы я ему ответил?

Соврал бы как всегда. «Не привыкать», — хихикнул пердунчик.

В одном не кривлю душой, с гораздо более лёгким сердцем возглавил бы презентованный Дёмину дизайнерский центр, а не тонущий промышленный гигант.