Гений АЗЛК

Глава 11

Добыча

Мы впятером вышли через проходную, меня впихнули посередине на заднее сиденье их машины, пока без показной грубости, но и без избытка вежливости. Севастьянов занял штурманское кресло, дежуривший под моим окном и пропустивший бросок деньгами, сидел от меня слева, Щеглов, проворонивший сначала 25, а потом и 5 тысяч, втиснулся справа, эманации ненависти от него исходили чудовищные.

А в самом деле, ведь кто-то из оперов материально ответственный — снял деньги в банке под «операцию», за них отвечает, полковник, естественно, тоже, в силу должности. Если учесть, что рядовая советская семья откладывает в год порядка тысячи, редко кто больше, некоторые вообще живут без запасов, от зарплаты до зарплаты, то 30 штук — очень немаленькая сумма. Даже для меня, лауреата Государственной премии.

«Волга» отъехала квартал в сторону центра и остановилась.

— Брунов! — Севастьянов обернулся и вперил в меня «тяжёлый и проницательный», как ему казалось, взгляд. — Предлагаю честную сделку. Возвращаешь 30 тысяч, и мы оставляем тебя в покое. Наручники снимем прямо сейчас.

— Нулевой вариант? Но это для вас нулевой, полковник. Я же унижен и оболган перед многотысячным коллективом завода. Как мне директорствовать дальше? Так что на «честную сделку» не катит. У меня встречное предложение: компенсируете мне моральный ущерб, и я забываю о ваших сегодняшних злоупотреблениях.

— 30 тысяч, взятых под моё поручительство, Щеглов обязан сегодня вернуть в кассу ГУВД до 18−00. Без этого ни о чём не договоримся.

— Я разве против? — развёл бы руками, но браслеты не дают. — Пусть возвращает. Ага… только сейчас въехал — пятёру в «волгу» тоже вы подбросили на случай, если не сработает в кабинете.

— Значит, будет по-плохому, — подвёл черту Севастьянов. — Едем к вам домой. Там точно что-то обнаружится, обещаю. Очень долго будете жалеть, что не согласились на столь щедрое предложение.

После моего задержания Валентина должна была прихватить Сурена, ещё пару человек и лететь к съёмной квартире, опережая «волгу» оперов, к. м. с. по автоспорту должна справиться быстрее. Там будем следить за их шаловливыми ручками и смотреть, что ещё вздумают подкинуть, если 30 косарей, улетевших в трубу, им мало. В глазах полковника ясно читалось «это — личное!», он наверняка поднял куда больше тридцона, участвуя в коррупционной схеме «Автоэкспорта», теперь защищал покровителей и мстил. Если бы я совершил глупость и вернул им бабки, к гадалке не ходи — грызли бы меня пуще прежнего.

Севастьянов раскрыл мой паспорт и продиктовал водителю адрес, мне ничего не говорящий. Лишь когда «волга» остановилась, понял, куда меня привезли — к общежитию АЗЛК, где получил временную регистрацию ради оформления кооператива. Профессионалы в борьбе с хищениями социалистической собственности не удосужились узнать моё фактическое место проживания! Их дикий дилетантизм не вписывался ни в какие понятия. Кому расскажи — не поверят.

Меня подвели к вахтёрше.

— Брунов! Какую комнату занимаете?

— Почему я вам должен помогать? Надо — сами узнавайте.

Выпендриваясь, я выигрывал минуты, необходимые, чтоб Валя организовала нормальную оборону в квартире, и павианы не напугали Мариночку. А ещё чтоб звонки секретарши, оповещающей всех заинтересованных, принесли какой-то эффект. С одной стороны я понимал, что даже без блатов и подвязок выкручусь, скорее всего, у БХССников ну совсем уж ничего на меня нет. С другой, не хотелось коротать время в их компании сверх необходимого.

Вахтёрша испуганно воззрилась на браслеты, стянувшие мои руки. Типичный уголовник, что тут скажешь. Запричитала:

— Не знаю я его, первый раз вижу! А то ходят тут всякие, у Светочки шапка пропала, дорогая, 30 рублей, новая совсем, совести у этих охальников нету.

Товарищи менты только что профукали 30 тысяч, и то не плачут.

Полковник отправил Щеглова отлавливать коменданта, прошло не менее получаса, пока разобрались: здесь я прописан, но ни разу не бывал, даже пропуска не получил.

— Где же ты живёшь, сволочь? — по роже Севастьянова читалось, что он готов меня ударить.

— На заводе днюю и ночую, сплю на диване, в пятницу еду в Минск, в свою квартиру — помыться и отдохнуть, чтоб с 8 утра в понедельник быть на боевом посту.

— 8 утра в понедельник ты встретишь совсем в других условиях. В управление!

Поехали на знаменитую по фильмам Петровку, 38, здание ГУВД Мосгорисполкома. Щеглов запихнул меня в дежурку, сказал её обителям-милиционерам, что сейчас донесёт протокол. Я расстался с часами, шнурками, поясным ремнём, галстуком, содержимым карманов, после чего опер втолкнул меня в камеру, громко крикнув:

— Теперь ты не капитан милиции, а лагерная пыль!

Я тоже поднял крик, но к тому моменту, как набежали сержанты из дежурки, прежние сидельцы уголовного вида успели оторваться от души, а скованные руки, браслеты Щеглов не снял, помешали обороняться в полную силу.

Извлечённый из клетки, начал жаловаться старлею из дежурки на действия опера. Тот ничего не сказал, только отомкнул наручники и приказал сержанту отвести меня в туалет — умыться, потом устроил в отдельную камеру. Спросил только, разглядывая изъятое:

— Вы — Генеральный директор АЗЛК?

— Исполняющий обязанности. Номенклатура ЦК КПСС, если что.

— Наверно, Щеглов сильно недоволен качеством своего «москвича», — схохмил пожилой старшина с повязкой «помощник оперативного дежурного».

Я не стал скрывать, на фоне оперов простые мужики из дежурной части смотрелись, по крайней мере, адекватными, и поведал:

— Щеглов где-то просрал 30 тысяч рублей, которые мне пытался всучить как взятку, а я отказался. Денег нет, доказательств тоже. Обидно, наверно.

Дежурка грохнула смехом. Пока сидел в камере, предложили чаю и сигарету. Расспрашивали о смене модельного ряда АЗЛК, участии «москвичей» в ралли, в общем, для них я был живым развлечением.

Дали бумагу, ручку, позволили написать заявление на имя начальника ГУВД, копию — в прокуратуру. Указал фамилию старшего лейтенанта, спасшего меня от мордобоя, был уверен — тот вряд ли подтвердит, что Щеглов дал команду «фас», но что опер втолкнул интеллигентного человека к уркам, не сняв наручники, отрицать не станет.

Одно угнетало — меня никто не спешит выручать. Если до вечера не вытащат, как пить дать придётся здесь торчать до понедельника. Там к прокурору на санкцию ареста… Если только не возьмут санкцию без моего присутствия.

Щеглов потащил меня на третий этаж в кабинет только минут через сорок, не без удовлетворения глянув на расквашенную физиономию и залитую кровью рубашку. Там знакомая мне четвёрка принялась «колоть», угрожая всеми карами земными и небесными. Либо, как вариант, предлагая полное прощение грехов в случае признания и указания — где спрятал бабки.

— Парни! У вас же ни черта нет. Через три часа придётся отпустить, в дежурке зафиксировано время доставления в ГУВД.

— Отпущен ты будешь лет через пятнадцать. Заодно и опущен, — пророчествовал маломерок.

В общем, базарили ни о чём, меня даже не били, пока по внутренней громкой связи не прозвучало:

— Севастьянов! Щеглов! С задержанным Бруновым и всеми материалами срочно проследуйте в кабинет начальника ГУВД.

— Что бы это могло быть? — я осторожно потрогал зубы, вроде не шатаются.

Опера не удостоили меня ответом.

Через приёмную зашли в кабинет без особых формальностей и церемоний, там, кроме сидящего на начальственном месте крайне недовольного толстого генерал-лейтенанта, присутствовали ещё мужчины, среди них ни одного знакомого лица. Мне на поддержку прибыла кавалерия? Или все хором начнут меня топить?

Я не совсем трус, но тут даже задница вспотела.

— Товарищ Брунов! Вас били? — начал разговор благообразный тип с депутатским значком на пиджаке.

— Оперуполномоченный Щеглов сковал мне руки наручниками и втолкнул в камеру к уголовникам, сообщив им, что я — бывший сотрудник милиции.

— Неправда! — взвизгнул тот, но замолчал после резкого генеральского «заткни пасть».

Далее события развивались близко к продуманному заранее сценарию, не предусматривавшему, правда, рихтовку моей физиономии. Выплыло и совершение следственных действий без возбуждения уголовного дела, и нарушение оформления при получении подотчётных 30 тысяч…

Выбрав момент, я ввинтился в разговор сильных мира сего.

— Товарищ генерал-лейтенант! Обращаюсь к вам как к начальнику органа дознания с официальным заявлением о совершённых Щегловым и Севастьяновым преступлениях. В моём кабинете установлен магнитофон, он зафиксировал, как я отказывался принять взятку, но Щеглов активно подстрекал меня к взяточничеству. Считаю также, что упомянутые деньги они присвоили по предварительному сговору, намереваясь списать на то, что я их принял в виде взятки. Готов доказать активное участие гражданина Севастьянова в попытке сокрытия преступления, совершённого бывшими сотрудниками компании «Автоэкспорт», в отношении которых уголовное дело ведёт прокуратура города. Прошу оформить моё заявление официальным протоколом и зарегистрировать в установленном законом порядке.

Если до этого момента существовали какие-то пути отыграть ситуацию назад, о чём-то договориться и повернуть иначе, вот такое, сказанное прямо и публично, сожгло мосты. Школа Марины, спасибо, родная, земля тебе пухом.

— Сергей Борисович, я бы рекомендовал повторить заявление этому товарищу, — посоветовал благообразный. — Начальник управления прокуратуры СССР по надзору за следствием и дознанием в органах внутренних дел. Простите, я не представился, Сергеев Фёдор Ильич, Отдел административных органов ЦК КПСС. Хоть уголовно-процессуальный кодекс прямо не предусматривает, задержание столь ответственного работника милицией недопустимо без информирования нашего отдела. Вы что же, товарищи милиционеры, предполагаете, что ЦК согласует назначение Генеральным директором крупнейшего завода кандидатуру гражданина, немедленно приступающего к получению взяток? Вы именно таким образом представляете руководящую и направляющую роль партии?

Менты вполне могли бы сказать, что мой предшественник, столь же успешно одобренный на Старой площади, в криминальной деятельности преуспел, но благоразумно промолчали, не будучи самоубийцами. Я провёл в ГУВД ещё шесть часов, не самых приятных. Подписал протокол допроса, потом протоколы очной ставки с операми, причём без галстуков, шнурков и ремешков теперь были они. В паузе успел попросить телефон и набрать домой: отбой тревоги, но буду поздно. Попросил Валю приехать.

Прокурорский сообщил, что задержал всю четвёрку в рамках дела об «Автоэкспорте». Севастьянов, рассчитывая на снисхождение, начал сдавать заказчика наезда на меня, тот шантажировал полковника, что в случае общего провала раскроет следствию, какую сумму получил бравый БХССник за укрывательство преступного сообщества.

— Сергей Борисович! Не для протокола, — спросил следователь на прощание. — Всё же — где деньги?

Так я и куплюсь на этот доверительный тон!

— В понедельник отдам вам кассету, да и мою секретаршу допросите — она слышала весь разговор по отключённому селектору. Щеглов зачем-то бросился к окну после моего отказа принять взятку, потом умчался.

— Вы это говорили. То есть, по-вашему, унёс с собой. А 5 тысяч?

— Могу только предполагать. Они подложили их в «волгу», намереваясь меня обвинить, что получил их в качестве взятки, ума не приложу — каким именно образом, а водитель обнаружил и объявил своими. Эти герои возьмут на себя ещё один эпизод преступной деятельности? Пусть берут. Сурен так или иначе будет кричать «мамой клянусь, мои деньги». Так или иначе, возмещать ущерб предстоит из имущества четвёрки.

— Им в любом случае — конфискация имущества, — он подмигнул. — Ладно! Ваш водитель — мошенник, но по сравнению с УБХСС — ангел во плоти.

На том расстались.

Валентина забрала меня прямо от ГУВД, в метро с такой рожей идти не хотелось, и такси вряд ли бы остановилось. Ахнула, всплеснула руками.

— Если столь впечатлена, давай я за руль сяду.

— Серёженька! Что ты! Тебе и так досталось. А какого страха мы натерпелись!

— Расскажешь по пути, здесь стоять нельзя. Да и пожрать бы! Менты, как ты понимаешь, не хлебосольничали.

Она запустила мотор и тронулась.

— У меня токарь сидел, жаловался на колики в животе. Тут бу-м-м, прямо во время приёма в окно влетает твой пакет. Хватаю пакет, приоткрываю, в нём сто-о-олько денег!

— 25 тысяч. Заставил урода при мне пересчитать. Ты проверила купюры?

— Только одну. Извинилась перед больным, выпроводила его, сунула четвертную под ультрафиолет, никаких там скрытых знаков нет. Спрятала в венткамере. Сняла твой козырёк с карниза. Смотрю — тебя увозят. Я — домой, Машка в панике, Мариночка — в слёзы…

— Последнее — лишнее. Но всё хорошо, что хорошо кончилось.

— С этим козырьком на подоконнике… Ты здорово придумал!

— Иначе как бы закинул в твоё окно? Здорово, что куривший внизу опер не поднял голову вверх и не видел бросок, пока пытавшийся мне всучить эти деньги не высунулся из окна. Так хотелось его выпихнуть и подержать за щиколотки!

— Серёжа, не надо! И так мы чужие деньги присвоили.

— Ничего. Эти бандиты в погонах столько натырили, что с лёгкостью отдадут. И Сурен поднялся!

Рассказал ей про служебную «волгу».

— Вот жук! Мне не сказал.

— Правильно сделал. Ты вроде как не при делах. Он тоже.

— Серёжа! У меня до сих пор руки дрожат.

Мы отъехали от Петровки и оживлённого центра, Валя приняла к тротуару, включив аварийку. Без слов обняла и прижалась, стараясь не трогать разбитый торец.

— Я — соучастница преступления! Но для тебя готова на всё.

— Даже на бьюти-сейшн с дамочками из ЦК?

— Только в компании с Машкой. Серёжа, а если бы всплыло… Сколько полагается?

— Открытое похищение государственного и общественного имущества в особо крупных размерах, до пятнадцати или высшая мера, меня сегодня в ГУВД просветили. Не бойся, ты шла бы соучастницей. 12 — максимум, вышла бы по УДО…

— Брунов! Вот сейчас как врежу! Прямо в челюсть! Не посмотрю, что и так битый!

— Я тоже не смотрю на свою битость.

И поцеловал в губы.

— Вкус крови!

— Ты думала — томатный соус? Едем домой! Мужик, заработавший 25 штук, пусть даже ценой стресса и разбитой рожи, достоин ужина.

Машка не удостоилась информации о добыче, ей достаточно знать, что всё хорошо.

В реальности — не совсем. Через час позвонил полковник из УКГБ, предупредил, что за решёткой находится далеко не полный список фигурантов цепочки. На свободе остались сильно на меня обиженные. Рекомендовал соблюдать осторожность и пообещал подробности на воскресной тренировке.

Мне очень хотелось узнать, как сработал механизм «алярм!», включённый Марианной Витальевной при задержании, кто конкретно подсуетился спустить на ментов ответственного товарища Сергеева из ЦК КПСС, в присутствии которого даже начальник ГУВД писал горячим. А кто лишь примажется к успеху операции «Спасение рядового Райана» и будет от Райана, конкретно — меня, демонстративно ждать благодарности.

Как хорошо было дома, даже в съемной квартире! Мариночка что-то лепечет, Машка, прогулявшая из-за алярма институт, хлопочет на кухне, Валя в очередной раз смазывает мне ваткой боевые отметины на фасаде, благодать!

— Можешь проигнорировать понедельник? С таким портретом на работу…

Я взял врачевательницу за нежные ручки.

— Хочешь устроить 5 дней выходных? Вторник — 1 мая!

В советское время и 2 мая объявлялось праздничным днём.

— Не возражала бы. Ты как Генеральный подпишешь мне отгул за свой счёт. Идёт?

— Нет. Даже в качестве премии за правильное поведение сегодня… соучастница. Не возражай. Я точно должен показаться перед трудовым коллективом как жертва милицейского произвола, доказавший свою непричастность. Главное, мне надо подписать злосчастный акт ревизии, — не сдержал ухмылки. — Севастьянов же его не подпишет. Кассету с записью достать и с утра отдать в прокуратуру, в понедельник четвёрке архаровцев избирается мера пресечения, надеюсь — арест всем четверым. И ты забыла главное — вытащить твою закладку из венткамеры.

— А где её хранить? — шепнула на ухо. — Может, вторую часть кооператива внесём?

— Во-первых, так много не надо. Во-вторых, пока эта история не покрылась плесенью, не делаем тут никаких крупных трат. Лучше погасить кооператив в Минске, московские вряд ли заметят.

Вообще, учитывая наследство Марины, причитающееся Мариночке, вопрос хранения многих десятков тысяч рублей, чьё происхождение никак не могу объяснить, стал остро. Памятуя распад СССР и девальвацию рубля, имело смысл поменять рубли на валюту или золото, но здешний рубль крепок и экономика на ладан не дышит, не сравнить с той. Инфляция доллара тоже значительная, если брать рубли от хрущёвской реформы до «перестройки» и сравнить, то баксы больше просели за четверть века в покупательной способности по сравнению с рублями. Не знаю…

Но, конечно, гораздо приятнее думать, что делать с деньгами, когда их много, чем считать каждую копейку, лишь бы не помереть с голодухи.

Суббота протекла в некоторой расслабленности после стрессов. Много звонили с работы, спрашивали — ну как?

В воскресенье от товарища полковника никакой конкретики я не узнал. Сплошной туман: предположительно, некая вражеская разведка использовала (или могла использовать) советских расхитителей для шпионажа, поймав их на компре и шантажируя… Всё это непонятно, но здорово, и хрен знает какие неприятности сулит в будущем. Одно приятно: гэбешники хором прониклись братскими чувствами к страдальцу, получившему по роже стараниями ментов и добившемуся их задержания.

После тренировки наступила семейная идиллия. Оставив меня ответственным за Мариночку, дамы поехали на курс вождения, в этот раз — на «москвиче», «копейка» осталась на заводе. Уверен, у Вали получится лучше обучать курсанта её же пола, они разговаривают между собой на каком-то птичьем языке. Валентина командует Маше: плавно нажми ту штучку, а эту штучку переключи, и сестра моментально врубается, о какой именно «штучке» идёт речь.

На том же «москвиче» приехали в понедельник на работу. Понятно, что действия Вали в чрезвычайной пятничной обстановке приоткрыли тайну наших с ней отношений, уронив в пол мою привлекательность в качестве вдовца-одиночки для местных незамужних, но — плевать. Побои испортили имидж ещё больше.

На утренней 5-минутке в 8−00 я объявил руководящим сотрудникам АЗЛК, что по причине некондиционной внешности лишён счастья представить праздничную колонну на Первомае, отчего людей мимо Кремля проведёт мой первый зам. Расспрашивали о подробностях, сочувствовали.

Когда все вышли, ввалился Сурен.

— Сергей Борисович джан! Вай, какие негодяи… — понизил голос. — Что с 5 тысячами делать?

— Пока храни и не трать. Ждём, чтоб дело отправилось в суд. Следователь прокуратуры прекрасно понимает, что ты присвоил деньги, подброшенные ментами.

— Зачем говорите «присвоил»? Я вот принёс. Вы же, дорогой мой начальник, и старались больше, и пострадали.

— Сурен! Давай так. Держи у себя, не расходуй. Как история закончится, делим по-братски.

— Пополам! Спасибо, Сергей Борисович! В семье пригодятся. А помните, как козлы-мусора зеньки вылупили, когда я сказал «мои, отвали»!

Его распирало.

— Только никому ни слова! Ни семье, ни маме, ни лучшему другу!

— Могила.

— Тогда лови поручение. Вот тебе кассета с записью, как Щеглов, идиот, уговаривал меня взять деньги, которые сам потом спёр. Отвези в прокуратуру. Будут тебя про 5 тысяч спрашивать…

— Поклянусь, что 6 лет от жены прятал, нычку копил. С того дня, как эта «волга» появилась.

— Смотри…

Бухгалтерия сообщила, что поступившей выручки хватит, чтоб перед 9 мая людям с зарплатой премию выдать — по 10% от оклада на нос. И план по поставке машин выполнен, и баланс неплохой вырисовывается.

Конечно, денег у предприятия мало. Надо формировать целевые фонды, включая амортизационный. Но люди — важнее. Ничто так не укрепляет веру в начальство, как долгожданная премия, пусть в символическом 10%-ном размере.

По физиономии за это точно не получу.