Гений АЗЛК

Глава 3

Гонки на льду и по жизни

Упомянутая Высоцким «Тойота-Терсел», пока лишь с карбюраторным моторчиком 1300, вызвала восторженное «о-ох!», когда мы выкатились на очередной этап «Кубка Дружбы» по достаточно известному маршруту Варшава-Берлин-Прага-Будапешт.

Вернувшись из Москвы с весьма неопределёнными по срокам перспективами перевода, я буром лез на ралли, понимая, что заместителю Генерального директора не с руки гонять, биться и переворачиваться, подобно рядовому инженеру-испытателю. Московский истеблишмент не поймёт. К тому же в Москве не будет двух бабушек, подстраховывавших с Мариночкой, Валентину с собой не заберу как на Париж-Даккар, взвалив дочку на сестру. Именно поэтому стремился в Варшаву, где и смотрел со стороны на восторженные рожицы польских журналистов и просто зевак, облепивших японку. Ничем не уступающая внешне, заряженная «березина» литовцев не привлекла и пятой части того внимания.

Команда МАЗа привезла «рогнеды» первой группы, то есть в заводском исполнении, без гоночного фарша. Весь тюнинг малозаметен, от хорошо знакомых теперь уже и европейцам экземпляров эта машина отличалась реечным рулевым управлением. Мы планировали полностью отказаться от рулевого механизма, унаследованного от «Фиат-124». К моему большому сожалению, при продольном расположении двигателя и КПП позади него рейке не находилось достойного места. В итоге она стала под картером, избыточно низко, на мой взгляд, хоть и прикрытая толстым листом защиты.

Кто бы оценил… Наша 21067, внешне весьма похожая на ВАЗовскую обычную «шестёрку», возбуждала интерес на уровне «шкод» и «вартбургов», то есть нулевом.

Вопреки опасениям после весьма запомнившегося похода Москва-Берлин с беспределом полицаев и кирпичом в лобовое стекло, поляки на этот раз вели себя предельно культурно. Патрулей ЗГВ тоже не видел. То есть где-то за кулисами событий «реальные пацаны» о чём-то «конкретно в натуре добазарились».

А ещё после нескольких зимних гонок, включавших весьма коварные скоростные допы и ледяные шоссейно-кольцевые участки, я здорово набрался опыта дрифта по скользоте и контактного торможения. Подтянулся и Ваня Мельников, правда, в декабре он сломал руку, и в качестве пилота его выставить не рискнули, ехал со мной штурманом — по старой памяти.

Именно его повреждённая рука сыграла неприятную роль на допе южнее Праги. Он не горный, делать скоростной участок в горах по гололёду — чистое убийство, скорее — холмистый.

— 150, лево 120, прыжок-трамплин.

Снега почти не было. «Рогнеда» шла юзом перед левым поворотом метров 60, и скорость 120 я не выдержал, было лишь чуть больше сотки, и это, наверно, нас выручило. Машина оторвалась всеми четырьмя колёсами, и уже в воздухе я заметил, что на выходе из трамплина скопилось слишком много народу. Бли-ин, деревня рядом… Зеваки хреновы.

Ба-бах! После приземления, точнее — прилёднения, всегда нужно чуть подправить курс, очень осторожно, не срывая в занос. Руль заклинило! Нас начало разворачивать, я уже видел в мыслях, как правое заднее крыло сметает чехов с обочины и из жизни, как хозяйка крошки со стола. Рванул его что есть мочи, он начал вращаться, снизу грохот, машина вихляет… Как никого не сбили — загадка на всю жизнь.

— Рейка колотит о защиту! — взвыл штурман.

— Спасибо. А то я сам не заметил.

Поскольку «рогнеда» была трудноуправляема, о скоростной езде и речи нет, остановил её как можно быстрее. Выскочили оба, махнули рукой пейзанам, место людное, запаску — под центральную стойку дверей справа, машину на бок.

Сколько под Минском на ней прыгал, всё сходило с рук. А тут на защите картера зарубка во всю длину, стальной лист вмят. Конечно, рейка о него цепляет и сама повреждена. Наскочили на камень. Случайно или кто-то из чешских товарищей удружил — теперь не понять. Зарубка на память: в конструкции будущих машин рейка не должна висеть ниже картера двигателя.

— Защиту — нах, меняем рейку.

— Да! Несу! — Иван кинулся к багажнику.

Эх, это не МАЗ, в котором во время ремонта на дороге не глушили двигатель, работал компрессор, и все болты-гайки я крутил пневматическим гайковёртом. Тут только ручками-ручками, как в древности, цивилизейшн гуд бай.

Работа понятная, привычная. Это на автосервисе никто не спешит, особенно если оплата почасовая. Две минуты — защита улетела в овраг, ещё три с половиной — туда же отправилась рейка с треснувшим кожухом, истекающим маслом. Новая рейка… Угол схождения передних колёс? Не, не слышали. После этапа отрегулируем.

И тут Ванька застонал, выпустил гаечный ключ.

— Что⁈

— Рука…

— На ходу вколешь обезболивающее. Погнали!

Наверно, эти две или три лишние секунды, потраченные на болтовню, оказались роковыми. Только поставили машину на 4 колеса, забросили запаску и инструменты на место, пристегнулись… Опять: ба-бах! Аж шея заболела, когда голова сначала ударилась в подголовник, потом резко дёрнулась вперёд.

Снова выскочили, я тру шею, Иван — руку, у нас в заднице торчит польский «Фиат-125», попытавшийся превратить «рогнеду» в «ниву», лишив багажника.

— Будем вызывать ГАИ, писать протокол? — схохмил штурман, превозмогая боль.

Паны тоже вылезли. У них из радиатора хлещет охлаждающая жидкость, у нас — топливо из бензобака.

— Пся крэв!

Сами они, естественно, никуда больше не поехали, но палец о палец не стукнули нам помочь, хоть Ваня как рукодельник вышел из строя. Я перевёл питание на дополнительный бак, основной просто выбросил, закрепил мятую крышку багажника, чтоб не хлопала, оттянул домкратом левое крыло, чтоб не тёрло о колесо. Времени потратил едва ли не столько, как на замену рейки.

И, что самое обидное, оставшиеся три десятка километров тащились в режиме езды в булочную. Ну, может, чуть быстрее — 100–120. Защиты картера нет, прыгать нельзя, вдобавок, тянуло в сторону. Одна за одной нас обгоняли машины, стартовавшие позднее, улетал псу под хвост запас лидерства, заработанный до Праги, Иван разве что не скулил, а я вёл, вцепившись в руль, поставив себе единственную задачу — не слететь с ралли и набрать минимум штрафных за этот чёртов доп.

Столь явных ЧП больше не случилось, и я довёл кое-как подлатанную машину до Будапешта один, штурман нигде меня подменить не мог, ему даже бегать к судейскому столику за картой на КП было тяжело. Но выдержал, не снялся… и даже не обращался за медпомощью, опасаясь не без оснований, что врач команды отстранит его, заодно и меня, от дальнейшей борьбы. Если бы с нами ехала Валя, та бы всё сделала как надо, меня послушавшись, но подруга предпочла остаться с Мариночкой. Мы вдвоём организовали ему примитивный лубок на предплечье, колол анестезию из аптечки, обоим хотелось выдержать, победить. И заработать премиальные. Снявшихся, отставших и разбившихся было столько, что в своей номинации — объём 1600 и в заводской комплектации — команда МАЗа победила. В классе 1300 — литовская команда «Тойоты» на «терселах».

Обратно ехали через Чоп и Украину, причём участок по Карпатам был настолько ледяной и снежный, что, наверно, не у меня одного мелькнула мысль: спасибо, что он не на трассе гонки.

Возвращение домой… Это что-то! Радость, которая никогда не приестся. Мне на шею вешаются сестра, мамочка, потом Валентина, и я с удивлением увидел в глубине квартиры мамудорогую, как это тёща вытерпела валино присутствие. Едва разувшись, побежал здороваться с Мариночкой, она торжественно сидела в кроватке и весело загулькала при папкином появлении — узнаёт! Разумеется, на руки подхватить или даже прикоснуться не мог, сначала — мыться.

После ванны произошла раздача подарков. В ГДР я понял, что поменять западногерманские марки на местные в Восточном Берлине проще простого. Соответственно, сувениров привёз больше обычного, нашлось даже для тёщи — к её удовольствию.

Сели за стол. Судя по разнообразию блюд, женщины старались все, я безошибочно отличал совместную стряпню Вали и Маши, жирное и гиперкалорийное в майонезе — это от мамы, «вкусная и здоровая пища», больше здоровая, чем вкусная, была взносом Анны Викентьевны. Естественно, отведал каждого блюда и нахваливал, оголодавший с дороги. Это не то, что ехать с Валей, подкармливавшей кофе и бутербродами, как тогда, на пути из Варшавы в Минск. Мариночка присутствовала на детском сиденье, довольно хорошо сидевшая и державшая спинку. Говорят, делала первые попытки вставать на ножки в кроватке, хоть слишком рано, я сам не видел. Оставить её на пеленальном столике без присмотра невозможно — крутится как червячок.

Маша вручила мне привезённую из Венгрии бутылку «Кадарки» и штопор.

— Открывай и наливай дамам, победитель!

Я подчинился.

— Увы, только в командном зачёте… — рассказал про досадную аварию между Прагой и венгерской границей. — Зато выполнил норматив Мастера спорта СССР международного класса. Увы, это предел. Если министр заставит идти на повышение, больше гонять не придётся.

Валя, получившая кандидата в мастера, понятливо кивнула, тёща уцепилась за другое:

— На повышение — это в Москву? Или куда-то ещё в Россию?

— Генеральным директором «Запорожца», — схохмила Машка.

— Это место ждёт тебя, как институт закончишь. Бери с собой верёвку с мылом — или самой вешаться, или вешать сотрудников. Да, Анна Викентьевна. Если пригласят, мы с Марией и Маринкой переедем в Москву.

Специально не упомянул четвёртого члена команды, Валя чуть отвернулась, не подавая виду.

— Не оставишь её нам? Бабушки будут скучать. Да и Валентина к ней привязалась как к родной… племяннице.

Понятно, провокация. Мамадорогая нас давно раскусила и рассчитывает догадку превратить в уверенность, дальше предпринимать следующие шаги.

— Не оставлю. Она — моя дочь. Всё, что у меня осталось от Марины, часть её. Мы с Машей справимся. А как чуть-чуть подрастёт, нет проблем, будет навещать бабушек и дедушек. Бегать по даче в Крыжовке.

Про «навещать заодно тётю Валю» умолчал, не желая врать столь явно. Тем более мама тоже наверняка о чём-то пронюхала, если Машка вообще ей не разболтала.

— Об оставшемся от Марины… Не возражаешь, Сергей, если я возьму себе какие-то её вещи?

Деньги Марины точно не отдам. Сам их не трачу, это дочкино приданное. Надеюсь, местная версия Советского Союза гораздо крепче, как и советский рубль. Если почувствую признаки развала, превращу их в валюту или золото, то, что переживёт «великий и могучий», пока ничего подобного не вижу. В политике разбираюсь плохо, для себя сделал зарубку: начнётся ли в конце текущего года вторжение в Афганистан с убийством руководства страны. Если нет — нынешние вожди гораздо умнее и прагматичнее, чем памятные мне брежневы-черненки. Но вернёмся на кухню.

— Конечно, Анна Викентьевна. Я отобрал и сложил отдельно только украшения. У неё был прекрасный вкус, не устареют и через пятнадцать-двадцать лет, Мариночка с удовольствием будет их носить.

— Нижнее бельё, — вставила Маша. — Видела, когда помогала брату. Есть очень дорогое, импортное и ни разу не надетое — с бирками, в пакетиках. Шубка норковая — просто шикарная, я о такой и мечтать не могла.

— С плеча покойницы? — вставила мама, и это прозвучало как пенопластом по стеклу. В нашей семье о Марине было принято говорить как о живом, только отсутствующем человеке. Даже вещи хранились, будто в любой момент позвонит в дверь и войдёт, не скрученные в узлы и пакеты, а аккуратно по полочкам да на плечиках.

— Ма, перестань. Машка сама ни за что не наденет. Кроме халата, который Марина сама ей подарила. Что касается примет и прочих забобонов, я не верю, что вещи матери способны причинить вред дочери. Та же шубка или украшения, сумочки, кое-что из кожгалантереи. Анна Викентьевна! Давайте поступим так. Мы с Машей ещё раз переберём всё хранящееся и отложим нужное для Мариночки. Остальное забирайте. Или позвоню в монастырь — пусть возьмут для раздачи малоимущим. Освящённое церковью точно не принесёт зла.

— И это говорит кандидат в члены КПСС! — ехидно ввернула Машка. — Но ты прав.

Возможно, тёща намеревалась сама участвовать в ревизии. Зуб даю, рылась в дочкиных вещах. Естественно, я не делал переучёт — не пропало ли что. Соответственно, ни в чём не мог подозревать ни Машу, ни Валю, хотя бы потому, что обе крупнее, Валентина к тому же выше ростом. И вообще, что-то взять, меня не спросив и рискуя испортить отношения… Не верю.

А ещё я очень не любил, когда что-то, касающееся Марины, обсуждалось при Вале. Ей наверняка тоже не особо приятно.

Я не изменил покойной жене. Просто строю другую жизнь — себе и дочери. Та жизнь осталась в архиве души, в неомрачённом прошлом. Неомрачённом ничем, кроме ухода супруги.

Всё равно, такие эпизоды портили настроение, нарушали душевное равновесие, и, как всегда, помогала работа. Я связался по телефону с Поляковым, похвастался успехом (пусть частичным) на ралли, спросил про закупку мерседесовских дизелей.

— Знаешь, Сергей Борисович, ты порой создаёшь больше вопросов, чем решаешь. Одна только попытка купить их 200D вышла боком. Через магазины невозможно. Через сервис — ещё хуже, нашему товарищу сказали, чтоб гнал к ним свой «мерседес», ему отремонтируют двигатель по гарантии, а так просто не продадут. Так что германские фирмачи знают о нашем намерении что-то стянуть.

Как будто я виноват в неуклюжести торгового агента…

— Хорошо! А если купить W123 с двигателем 200D или, что ещё лучше, 240D?

— Дорого.

Зная, сколько денег тратится впустую на одном только АЗЛК, сколько-то десятков тысяч дойчмарок за W123 — пыль. Я сохранил вежливый тон.

— Не верю, что он не пригодится для представительских целей. Если поклянусь левой почкой, что после разборки и изучения мотора машина вернётся в Москву в девственно целом виде?

— Не уверен…

— Хорошо, возьмите не новый, поезженный. Или разбитый в хлам. Восстановлю в Литве. Что же у нас система-то такая, что покупка единственного рыдвана решается на уровне союзного министра⁈

— Давай, больше критикуй систему да по междугороднему телефону. Перевод будет не в Москву, а куда дальше.

— Простите… Чувствую по вашему тону, что неудача с дизелем — не единственный повод для недовольства?

— Не единственный. Вот сам посуди. Ты докладную о состоянии дел на АЗЛК подал как официальный документ, не просто как рабочую записку. А в ней указаны факты, которые я не имел права игнорировать. И отдал в УБХСС Москвы. Ты бы знал, что началось…

— Что?

— Сигнал о липовой отгрузке 12 000 штук М-412 и универсалов М-427 подтверждён. Милиция отдала материалы в прокуратуру, там возбуждено уголовное дело. Кого мне ставить на место Сайкова?

— Его одного посадят?

— Если бы… — интонацию министра охарактеризовал бы фразой «этот стон у нас песней зовётся». — Практически всех, кто выступил против тебя на том злосчастном совещании. Ты понял, что натворил? АЗЛК как-то работал, через пень-колоду выполнял план. Теперь вообще станет колом. Я надеялся, что с твоей помощью подготовлю плавную смену руководства… Э-эх… Хоть сам езжай на Текстильщиков и включай ручное управление. Всё! До свиданья, вредитель.

Он не договорил, что кандидатуры Генерального и его замов сам рекомендовал в отраслевой отдел ЦК и в горком партии. Банду посадят, а у Полякова спросят: кого же это, мил человек, ты притащил на ответственные должности?

И всё бы ещё какое-то время катилось по накатанной, если бы негодяй Брунов не вякнул «король голый». А там, глядишь, сдох бы верблюд или падишах, грехи Сайкова не вскрылись бы. А выплыли бы наружу — так сроки давности, что былое ворошить…

И, понятное дело, что-то нехорошее шевельнулось внутри при упоминании об УБХСС. Чуйка говорит, что менты уцепились за самое простое и очевидное, не требующее хлопотного доказывания. Люди на заводе мне наперебой сообщали, как в декабре 1978 года, когда предприятие катилось к убыточному итогу из-за скопившихся 12 тысяч неликвидных заднеприводных машин, или Сайков лично, или кто-то из его братии организовал фиктивный договор на поставку сих железных коней в города Западной Сибири, причём покупатель оставил все 12 тысяч на ответственном хранении на площадке АЗЛК с тем, что якобы заберёт их по факту оплаты. Бухгалтерия, включив как бы проданные М-412/427 в объём реализации, радостно отрапортовала, что по итогам года предприятие вышло в плюс по прибыли. Соответственно, Сайков расписал сумму прибыли на премию себе и приближённым, в свой карман два оклада, остальным по окладу-полтора, более точные цифры работяги не знали. Естественно, второй уровень управленцев и пролетариат не получили ни единой капли золотого дождя, оставшись на голых окладах, а они не выше, чем на МАЗе, ВАЗе и Ижмаше.

Вторая преступная схема, судя по репликам Полякова, не привлекла хищный взор ментов, поскольку трудоёмкость раскрытия выше. До той экскурсии по цехам АЗЛК я не понимал, зачем поддерживается искусственный дефицит запасных частей к «москвичам», как производимых на самом предприятии и его филиалах, так и заказываемых у поставщиков, того же Уфимского моторного завода. ВАЗовцы, например, торгуют запчастями во всю и со свистом, какой-нибудь распредвал в отдельности продаётся в 2–3 раза дороже, чем в составе автомобиля. С внедрением жигулёвских моторов и коробок москвичисты аж порвались, но добились некоторых изменений, например, смещения крепёжных отверстий на пару миллиметров. В основном эти «улучшения» ни на что не влияют, кроме одного: агрегат от ВАЗа не станет в московский «москвич», зато в ижевский — запросто.

Оказывается, искусственный дефицит породил массу интересных схем — от банальных хищений прямо со склада АЗЛК с продажей на чёрном рынке до мутных отгрузок каким-то кавказским потребительским кооперативам. Вот с ними разобраться и пересажать всю цепочку дельцов ментам не хватило запала. Но если не развалить криминальную схему, паразитирующую за счёт завода, невозможно вытянуть АЗЛК из болота, издержки на хищения и недополученная выручка от продаж запчастей неизбежно ложатся на себестоимость продукции, она и так чертовски высока. А должна быть ниже, здесь полно оборудования, вывезенного из Германии после войны и по бухгалтерии амортизированного в ноль. Отбивать нужно только купленное в 1960-х французское. Покрутившись в руководстве МАЗа, я усвоил основы экономики завода и видел, как хреново организовано в Москве.

Всё это мне очень не нравилось. Конструировать и внедрять новые, по меркам 1970-х годов, блестящие машинки доставляло и удовольствие, и удовлетворение. Моё перемещение на АЗЛК автоматически противоречит интересам сотен, если не тысяч человек, больно бьёт их по карману.

На месте Сайкова я вышел бы на криминалитет, тем более связи сохранились наверняка — через оборот левых запчастей, и заказал бы Серёжу Брунова наёмному киллеру. Что, ходить по Москве в бронежилете? Мы так не договаривались.